5. Как больно милая, как странно...

  Рассказы из серии: «Мои ситуации»

Этот рассказ о невероятном на первый взгляд случае на моём жизненном пути, говорящем о том, что жизнь каждого из нас предопределена и  нас всех ведет высший космический разум. Люди его называют Богом…

Рассказ пятый
               
                «КАК БОЛЬНО, МИЛАЯ, КАК СТРАННО»

  Как больно, милая, как странно
  Сроднясь в земле, сплетясь ветвями
  Как больно, милая, как странно
  Раздваиваться под пилой.
  Не зарастет на сердце рана,
  Прольется чистыми слезами.
  Не зарастет на сердце рана,
  Прольется каменной смолой…

Эти стихи Владимира Кочеткова, сопровождающие известный фильм «Ирония судьбы или с легким паром», в последние времена все чаще и чаще стали звучать во мне, вызывая  щемящую, необъяснимую грусть, перенося  в тот уже далекий 1990-ый год. Откуда-то мне стало известно, что автор написал их за несколько дней до своей гибели в железнодорожной катастрофе. И, как предчувствие, это звучит в них. А с того памятного октября 1990–ого года я  уже не мог слушать их спокойно…

  В последний год эти стихи стали приходить ко мне так часто, что стало ясно: надо выложить всё, связанное с ними, на бумагу. И  поднятый неизвестно откуда пришедшим толчком  в третьем часу ночи я сел за компьютер. Что же случилось в том октябре 1990-го?

В том году я учился в ЛГУ, Ленинградском государственном университете, на специальном факультете, открытом  там тогда всего два года назад. На этом факультете спешно готовили психологов, экологов и социологов, так недостающих тогда в нашей стране. На базе имеющегося первого высшего образования за девять месяцев интенсивного обучения, сдачи экзаменов,  написания дипломной работы и ее защиты,  можно было получить второе образование по перечисленным дефицитным еще тогда профессиям. Я специализировался по экологии, близкой мне хотя бы по роду моей работы в далекой Бурятии. А работал  тогда методистом районного Дома пионеров по туризму и краеведению, то есть приобщал школьников своего района к миру горных и пеших походов, которыми занимался еще со студенческих времен. Попал же  на тот факультет  и именно в Ленинград благодаря лучшему Другу в моей жизни Жене Кошкареву.

     Дело было  в том, что  зная про такой специальный факультет в МГУ, я был зачислен туда по собеседованию, возвращаясь летом 1990-ого года из своей первой месячной поездки по Великобритании. И сообщил об этом письмом Жене в Киргизию, где он жил тогда с семьей, изучая, как биолог, снежного барса в горах Центрального Тянь-Шаня. Женя в ответном письме посоветовал: «Гена, езжай в Ленинград. Там лучшая школа экологов в стране».  И я, особо не раздумывая и всецело доверяя Другу, закончившего уже такой же спецфакультет в МГУ, минуя Москву, прилетел тогда к первому октября – началу учебы - напрямую в Питер. Декан этого факультета, профессор Жуковский, увидев моё гарантийное письмо об оплате учебы, полученное  от министра образования Бурятии, зачислил меня в группу экологов. Да еще, учитывая тематику моей будущей дипломной работы, дал свободный график посещения занятий. Воспользовавшись этим, я много раз ездил в Москву, слушая лекции ведущих экологов и в Московском госуниверситете. Сдружился там  с Николаем Николаевичем Дроздовым, частенько засиживаясь с ним за кофе на его кафедре, и даже насмелился пригласить его в Бурятию снять у нас очередную передачу «В мире животных». Позже все это осуществилось.
 
Вернемся к теме рассказа. Хотя, нанизываясь одно за другим на ниточку повествования, все отступления постепенно вырастают  в целостную картину и тогда становится ясным, что из ткани этого рассказа нельзя выкинуть ничего.

Итак, судьба в очередной раз одарила меня счастливейшим временем жизни – студенчеством. У меня, уже в который раз, был студенческий билет с 50% скидкой на проезд поездом и 30%  скидкой на самолет. Я слушал лекции ведущих ученых в ведущих  ВУЗах страны, имел свободу перемещений и время для многих других не менее важных дел.

Как-то в конце октября меня вызвали прямо с лекции в деканат и дали телефонную трубку. Я услышал родной голос Друга Жени Кошкарева.
 
- Гена! Я - в Москве. Приехал на предзащиту диссертации. Отпросись с занятий, приезжай! Пять лет не виделись! Купи на вокзале билет хоть с рук и сообщи мне номер поезда – я встречу…

Я так и поступил и уже вечером в сиянии многочисленных привокзальных фонарей мой бесценный Друг обнял меня на перроне Ленинградского вокзала в Москве. Купив мне обратный билет на завтрашний вечерний одиннадцатичасовой скоростной поезд, мы уехали на край Москвы в пустую квартиру его друзей-биологов, работавших тогда по договору в заповедниках США.  Почему-то отчетливо врезался в память номер вагона на картонном жетоне моего обратного билета –  №1.

И была бессонная ночь в общении, в упоении рассказов друг другу о том, что не могли вместить наши письма. Бутылка вина, прихваченная по пути, так и осталась только начатой. Нам не надо было вина. Мы были пьяны от встречи друг с другом! И наступил следующий день.

Так и не сомкнув глаз, мы поехали по Москве. Женя решил мне показать в столице то, что считал важным и нужным. Не на Красную площадь с комплексом ее достопримечательностей, куда сразу же направляются все туристы, а поехали мы сначала на Ваганьковское кладбище поклониться могиле Володи Высоцкого. Что поразило, на станции метро не надо было даже спрашивать, где это кладбище находится; от павильона станции до входных ворот по бокам дороги плотно стояли люди с цветами и ты двигался как по цветочной аллее.  Также не надо было спрашивать  где могила Высоцкого: гигантский ее цветник с сотнями горящих на ней свечей находился в 20-30-ти метрах от входных ворот. Ставя свои свечи и цветы мы услышали ворчание пожилой женщины, смотрительницы могилы, о том, что по пять-шесть грузовиков цветов увозится с этой могилы ежедневно…Скажите, когда, где и какого правителя чествовали так в течение уже десяти (!) лет ежедневно?

       После Высоцкого Женя повез меня в палеонтологический музей им. Орлова.  От этого музея у меня тоже остались неизгладимые впечатления. Тем более, что нам сказочно повезло: в фойе перед началом осмотра Женя узнал ведущего палеонтолога страны, кажется по фамилии Жегалло,  точно не помню, и мы присоединились к группе высокопоставленных правительственных чиновников, для которых он проводил экскурсию.
 
       Первый полу-шок, полу-стресс я получил от  «колодца Вернадского», с которого начинался осмотр музея. Идея этого колодца возникла у знаменитого на весь мир ученого Вернадского, а воплотил её в жизнь академик Орлов. В огромном фойе по ступенчатой лестнице мы поднялись под его потолок и заглянули в круглый колодец  15-20-ти метровой глубины. Диаметр его был 8-10 метров. Чистое зеркало такого же диаметра было на потолке над ним и такое же на дне колодца, а по круглым стенкам ярусами была представлена в рисунках история жизни на Земле. И эта пачка ярких рисунков, через зеркала многократно отражаясь в себе самой, создавала ощущение, что ты смотришь в бездонную трубу, испещренную кольцами.  И у любого человека, смотревшего в колодец, тут же возникала  мысль: жизнь на планете Земле повторялась бесчисленное количество раз!

Грустновато, конечно, стало, но дальнейшая двухчасовая экскурсия по уникальным залам, по богатству экспонатов не уступавших Нью-Йоркскому и Берлинскому музеям, логически и неопровержимо подтверждала основной вывод из «колодца Вернадского»: венец природы – человек, беспрерывно воюя друг с другом, совершенствуя оружие, добирался  до атомного и уничтожал всю существующую жизнь в глобальном ядерном конфликте…

Однако мрачное настроение после музея, оставившего навсегда душевные зарубки,  рассеялось как только мы оказались на улице: яркое не по  осеннему солнце и мой Великий Друг Женька рядом – такое  счастье! Мы побродили по Арбату, тогда ещё притягательному в духовном плане, посидели в какой-то закусочной кавказцев – друзей Жени. Друзей у моего Жени было и есть великое множество. Его открытость, прямота, жизнь только по совести как магнитом притягивала и притягивает до сих пор к нему людей.

      На улице Горького недалеко от Кремля, на Центральном Почтампте, нас на удивление быстро соединили с моим домом  в далеком  Еравнинском районе республики Бурятия. И мы проболтали с моей женой, вырывая друг у друга трубку в тесной кабинке более получаса: телефонный разговор стоил тогда копейки, а Женя был когда-то свидетелем на моей свадьбе, как и я у него. И я сообщил домой, что выезжаю сегодня в 11 часов вечера…

       Незаметно прошло время и мы еще что-то смотрели, обсуждали. Обсуждали и сидя на том же Ленинградском вокзале, где меня Женя встретил сутки назад и который расположен на известной площади трех вокзалов. Еще там находятся Ярославский и Белорусский. Оба мне памятные: на первый я приехал  когда-то шестиклассником в начале января 1968-го года в составе группы из Бурятии проездом во всесоюзный пионерский лагерь «Орленок» на Черном море, со второго уезжал нынче летом в Великобританию по частному приглашению моего друга писателя Джона Стюарта. Сидим с Женей на скамейке в зале ожидания и минут за двадцать до отхода поезда он мне и говорит:

      - Гена, дай-ка твой билет.

     Взяв его, тут же быстро куда-то ушел и через минут пять принёс другой, такой же твердокартонный жетон, но на следующий, последний скоростной поезд, отходящий в 12 часов вечера. Они, помню, шли с интервалом в один час, начиная с восьми вечера. И названия их были все революционные: «Красная Стрела», «Аврора» и т.д.
 
       - Посидим еще часок – сказал Женя.  Не наговорились.

Еще один час пролетел незаметно и Женя проводил меня к поезду. Я еще махнул ему из окна моего вагона чтобы он уезжал и не ждал отхода: добираться до той квартиры надо было далеко, а в час ночи метро в Москве закрывалось.
 
Женя ушел, а я, сев в кресло сидячего вагона, которых было по три справа и слева от центрального прохода, и, опустив спинку, мгновенно уснул. Сказались почти двое бессонных суток. Я не помнил, как садились опаздывавшие   пассажиры, как тронулся и набрал свою скорость мой скоростной поезд. Я крепко спал.

Проснулся от тишины. Открыл глаза. В вагоне было светло. Значит – утро, отметило мое сознание. Посмотрел налево – лес. Посмотрел направо – лес. Стоим в лесу. В вагоне было  слышно лишь дыхание спящих пассажиров, кто-то похрапывал. Решительно встав, я пошел по центральному проходу в тамбур. Отрыл почему-то незапертую входную дверь справа по ходу поезда, выглянул. Легкий, полупрозрачный начинающий подниматься утренний туман проявлял лишь ближние к вагону  деревья. Посмотрел вдоль состава. Из многих тамбуров увидел также выглядывающих людей. Потом заметил, что вдоль вагонов по направлению ко мне бежит женщина в железнодорожной форме и говорит, чтобы все закрывали двери и что поезд трогается…

Не совсем до конца проснувшись, я вернулся на свое место. Легкий толчок и мы тронулись. Но почему-то скорость поезд не набирал: мы двигались примерно со скоростью пешехода. Пассажиры в вагоне начали просыпаться, кто-то покашливал. Было видно, что кончился лес. Началось поле…

       И минут через пятнадцать-двадцать, когда я снова начал дремать, вдруг все пассажиры моего вагона  с возгласами соскочили со своих мест и прилипли к окнам!...

     Я увидел за окнами такое, чего не видел ни в одном документальном фильме о войне! Груды искарёженных, дымящихся вагонов, множество бегающих солдат-санитаров с носилками, огромные и обычные  вертолеты, сидящие невдалеке, различная техника! Полным ходом шли спасательные работы: людей извлекали из вагонов!  Что же случилось?

Оказалось, что мой одиннадцатичасовой скоростной поезд на полном ходу врезался во встречный товарняк!!! Из всего состава там мало кто остался жив! Такой силы было столкновение! Тепловозы и первые вагоны представляли собой просто бесформенные груды железа. В них не выжил никто… Советская Армия была еще очень сильной и сработала оперативно: Вертолетами быстро была заброшена техника и солдаты. Железнодорожные пути быстро освободили и движение восстановили, продолжая спасательные работы.  До сих пор вижу эту жуткую картину: дымящиеся вагоны, санитары с носилками, сидящие и взлетающие вертолеты и солдаты, солдаты… И пассажиры моего вагона, сгрудившиеся у окон и смотрящие на последствия крупнейшей железнодорожной катастрофы. Вот почему мы стояли в лесу…

Прибыв в Ленинград под вечер вместо  положенного утра, я сразу кинулся в ближайшее почтовое отделение и отбил домой телеграмму; «Я в Ленинграде, Гена». Что бы стало с моей женой одному богу известно, если бы она, зная что я выехал этим поездом, узнала, что именно он и попал в катастрофу: в вечернем выпуске программы «Время» сразу же передали сообщение об этой происшествии…

    До сих пор я вижу Женю, его протянутую руку и слышу его слова:

- Гена, дай-ка твой билет.

     До сих пор я не могу спокойно слышать стихи Кочеткова. Особенно этот фрагмент:

…..Трясясь в прокуренном вагоне,
   Он стал бездомным и смиренным.
   Трясясь в прокуренном вагоне,
   Он  полу плакал, полу спал.
   Когда состав на скользком склоне
   Вдруг изогнулся страшным креном,
   Когда состав на скользком склоне
   От рельс колеса оторвал

   Нечеловеческая сила
   В одной давильне всех калеча
   Нечеловеческая сила
   Земное сбросила с земли
   И никого не защитила
   Вдали обещанная встреча
   И никого не защитила
   Рука, зовущая вдали…   

       ...Я  вижу себя в том оторвавшем от рельс колеса вагоне!  Я слышу грохот, крики и стоны пассажиров моего первого вагона того скоростного одиннадцатичасового!!… Что это со мной? И кто даст мне на это ответ...