Каменные люди Живой

<i><right>Застывший камень опьяняет властью,
Он символ боли, страха и смертей.
Он, как луна, следит за чьим-то счастьем,
Но оставляет чувства на кресте.</right></i>*

Тяжёлые шторы скрывали мастерскую от посторонних глаз. Холодные капли медленно стекали по оконному стеклу. Барабанная дробь дождя отбивала безумный ритм, доводя до исступления. Серые тени бесконечно метались по тёмной мастерской, подгоняемые языками пламени. Свеча почти потухла. Перегоревшая лампочка свисала с потолка, и в мутном стекле отражались два сплетённых силуэта. Бледная спина одного в красных царапинах с запёкшейся кровью. Смуглые руки и ноги другого, обхватившие его, словно пытаясь приблизить к себе ещё больше. Рваные движения. Редкие влажные поцелуи в губы, шею, ключицы. Хриплые выдохи и стоны, вырываемые из разгорячённых тел. Судорога и беззвучный крик, прогнувшись в спинах, до боли сжимая ладони друг друга.
Пламя свечи дрожит и гаснет, оставляя темноту свидетелем нежного поцелуя.
Дождь стихает. Двое засыпают под его негромкий стук, не замечая взглядов бледных фигурок, обращённых на них.

<center>***</center>

Так же бездушно смотрел на проезжающие машины темноволосый парень в кафе в пяти кварталах от дома мастера.
Облокотившись на стол, он блаженно закрыл глаза и вдыхал аромат кофе. Кружка с горячим напитком приятно согревала ладони. Хотелось заполнить артерии, вены и малейшие капилляры кофеином. Иногда парню казалось, что он уже стал кофейным. Одежда впитала запах зёрен, кожа хранила аромат похожей туалетной воды, тёмные крашеные волосы цвета капучино и даже глаза его, приятного шоколадного оттенка, - всё кричало: "Кофейный".
Но он никому не придавал бодрости. Холодный, безразличный, бездушный. Изо дня в день всматривающийся в лица прохожих, ищущий в них ответ на единственный вопрос, но не находящий его. А вопрос мучил, выгрызал остатки души, впивался в плоть так, что парень физически ощущал боль. И равнодушие.
Дверь кафе распахнулась, впуская нового посетителя. Официантка за стойкой подняла сонный взгляд и приветливо улыбнулась, узнав своего знакомого.
- Чанёль! Привет! Дождь такой, а ты всё же пришёл, - девушка подошла к нему и стёрла с плеч несколько капелек дождя.
Кофейный за столиком сжал кружку и зло зашипел, стараясь не смотреть на то, как широкоплечий парень в кожаной куртке слегка приобнял в ответ официантку.
- Ми Ён, знаешь же, что я не мог не прийти.
Девушка вздохнула и слегка кивнула в сторону столика возле окна. Чанёль опустил глаза. Бледные щёки вспыхнули.
- Да, - шепнул он и, поблагодарив девушку, поспешил к кофейному парню.
Тот поднял равнодушный взгляд, когда Пак сел напротив и робко сложил большие ладони на коленях.
Тёмные стеклянные глаза. Чанёль смотрит, будто гладит, успокаивает. Тишина давит на виски, только лёгкая джазовая музыка на фоне и негромкие разговоры за соседним столиком перебивают её.
Молодой юноша-официант, запыхавшись, подбегает и интересуется: будут ли мужчины делать заказ. Чанёль молчит, а парень напротив него лишь в задумчивости кусает губы. Юноша ещё минуту ждёт, а потом отходит к стойке.
- Привет... - всё же решается заговорить первым Пак. Ему кажется, будто слышно, как бьётся стекло. - Бэкхён.
Имя слетает с губ вместе с тихим вздохом.
- Привет, - кофейный наконец улыбается. Растягивает губы и тоже вздыхает.
Ми Ён всё же приносит Чанёлю кофе, и парни сидят до самого закрытия кафе, не проронив ни слова.
После выходят на улицу, и Бэкхён сам льнёт к Паку, сминает куртку на спине, вдыхает запах кожи и оставляет поцелуй на ключице.
Чанёль почти задыхается, отзывается возбуждением и отстраняется.
- Прости, - опустив глаза.
- С чего ты взял, что я не хочу? - дразнит Бэк и криво усмехается. Кофе ещё плещется в крови, и кажется, что сейчас, в это мгновение позволено всё. Только бы не упустить его...
- Ты же не любишь меня, - отвечает Чанёль, сжав кулаки. - Ты снова убежишь.
- Не убегу, - дрожащий соблазнительный шёпот. Искушающий и лживый. Пак знает это. И его трясёт от бессильной злобы. Он вдруг срывается и тянет парня в тёмный проулок, бросает спиной в кирпичную стену и прижимает собой. Запах кофе ударяет в голову, и сердце бешено стучит. А напротив - испуганный, загнанный в угол мальчишка. Мальчишка!
В тридцать лет отдать свою жизнь в маленькие руки какого-то парня? Если бы Паку сказали год назад, что он не заметит, как это произойдёт, он бы лишь посмеялся. Должность помощника скульптора; девушка - завидная богатая невеста; дом, хоть и не в центре, но очень хороший, двухкомнатный, с небольшой мастерской. И всё, что осталось у него сейчас - съёмная квартира вблизи кафе, в котором часто бывает Бэкхён и, как ни смешно, - велосипед. Лишь потому, что Бэк как-то сказал, будто он очень любит велогонки. Пак тогда полгорода облазил в поисках, влез в долги. А Бэкхён лишь отмахнулся от подарка и долго хохотал над тем, как Чанёль, пытаясь показать ему все достоинства "Cube"**, едва ни свалился с него. Пак был счастлив уже и тем, что "его мальчик улыбнулся". И так всегда.
Бэкхён дрожит, одёргивает куртку и часто дышит, пытаясь унять ноющее чувство внутри. Чанёль обнимает его, схватив запястья до синяков, и целует. Сухо, горячо, без ответа. Отпускает и со стоном прислоняется к стене. Бэкхён садится рядом, тянется ладонью, но замирает. Снова идёт дождь, и Бэк только сейчас замечает, что они оба промокли. Встряхивает головой, и с коротких волос слетают мелкие брызги. Чанёль чувствует капли вкуса кофе на губах, и в груди сжимается от боли. Бэкхён уходит, бросив на прощание виноватый взгляд. Внутренности Пака скручивает, и он валится на асфальт.
- Когда же уже закончится эта любовь?
Шелест дождя и слепая надежда на ответ. Пак набирает на мобильном номер, сбрасывает и снова жмёт на "вызов". Минуту гудки режут больные нервы, и, наконец, ему отвечает охрипший голос.
- Почему мне все звонят ночью? Я, что, ночной психолог?
Чанёль рвано смеётся, что снова украл у друга сон, а может и не только.
- Дио, прости. Можно прийти к тебе?
В трубке слышны шипение и шорох одежды.
- Приезжай, куда же мне от тебя деться, - отвечает и сбрасывает.
Пак встаёт и направляется к ближайшей остановке. Стараясь думать лишь об удобном матрасе в доме друга, но только не о Бён Бэкхёне.

<center>***</center>

Ветер бьёт в лицо седыми морщинистыми ветками, хлещет по рукам, оставляя бледные следы от ударов. Они наливаются кровью. "Я живой. Живой", - думает Кёнсу и всё же отказывается верить в реальность происходящего. В реальности он спит сейчас в своей кровати, сцепив пальцы на телефоне и откинув тонкое одеяло на холодный пол. В настоящем он снова не спал ночью из-за разговоров с Чонином, а днём тот обязательно придёт извиняться. Будет забавно сводить брови на переносице и кусать обветренные губы в попытке сдержать крик. Они снова поссорятся. Будут бросаться оскорблениями и обвинениями. Дио ненавидел, когда Кай вмешивался в его работу, а тот, в свою очередь, безумно ревновал До к его помощнику и самому творчеству. Скульптуры, эти каменные бездушные глыбы, отнимали у Чонина любимого человека! С какой нежностью Кёнсу касался раскрытых бёдер крошечной глиняной куртизанки; как он своими руками лепил её грудь... Даже мысль об этом была невыносима, а ведь Чонин не раз видел Дио за работой. Сосредоточенного, мнимо спокойного творца, в глазах которого отражались костры инквизиций, в которых медленно и неотвратимо сгорала любовь к Каю.
Но всё это было лишь выдумкой Чонина. Дио жил творчеством, но так же он не мог жить без своей любви. Без его неуклюжих и страстных объятий, поцелуев, уничтожающих душу прикосновений. Дио верил в Бога. Его родители были католиками и учили Кёнсу, что мужеложство - тяжкий грех. Но До не смог противостоять открытому грустному взгляду незнакомца, встреченного им на пороге мастерской. Тонкие струи дождя стекали по загорелому лицу с взлохмаченных белых волос. Ни искры надежды, ни отчаянной озлобленности - лишь бесчувственное уныние чувствовалось в неподвижном и таком прекрасном человеке. Он напомнил Кёнсу безжизненную статую, созданную рукой великого мастера, который не вдохнул в неё жизнь. И До решился, сломал невидимые замки своего сердца и впустил в него продрогшего под холодным дождём Кая. До знал, что платой за это будет его душа, но был готов отдать её, расставшись наконец с одиночеством.
- Дио, - он протянул испачканную в глине ладонь и прикоснулся к смуглой щеке. Парень вздрогнул и отклонился.

- До!
Кёнсу очнулся, почувствовав, как его трясут за плечо.
Бледна пелена залила его сознание. Голова закружилась, и Кёнсу ухватился за чужое запястье, пытаясь удержать равновесие. Сонмин стоял напротив него и внимательно, без тени усмешки или сочувствия, смотрел в большие растерянные глаза До. Серая дымка укутывала его ноги, поднимаясь от земли. И казалось, будто бы он парит над землёй. Красные волосы и глаза, что затопил зрачок составляли странный, мистический контраст с бледным лицом.
"Кай", - мелькнуло на периферии сознания, и сердце отозвалось тягучей болью.
- Мы пришли, - сказал Сонмин и обернулся.
Кёнсу оглянулся вокруг и замер, поражённый.
Тёмная поляна посреди соснового леса. Выцветшая увядшая трава и серые бодыли, торчащие из земли. Голые, будто бы обглоданные ветром и временем ветви деревьев тянули свои скрюченные сухие руки к центру поляны. К развалинам старого готического собора.
Потемневший от времени, он был обнесён когда-то низкой каменной стеной, от которой теперь остались лишь обломки у левой часовни. Чем-то демоническим веяло от стен, увитых плющом, закостеневшим от промозглого осеннего ветра. Сонмин прошёл под осыпающийся свод и застыл перед фигурой девы Марии. Складки плаща скрывали хрупкую фигуру, руки, испещрённые шрамами от воды, смиренно сложены на груди. Бледные ослепшие глаза устремлены на пришедших. Лишь губы были разбиты. Чёрная разверстая пасть мерзко осклабилась, и Кёнсу вздрогнул. Каменный рот шептал что-то, разорванные губы шевелились, складывая слова: "Уходите! Прочь!" Сонмин подошёл ближе и притронулся к полам плаща девы. До протянул руку, пытаясь предостеречь, но... видение погасло.
- Что это было? - прошептал Кёнсу и часто задышал, пытаясь успокоиться.
- О чём ты? - Сонмин удивлённо посмотрел на него.
- Куда ты меня привёл? - наконец выдавил До и с подозрением уставился в бледное лицо Кима.
Он сощурился и, вздохнув, раздражённо процедил сквозь стиснутые зубы:
- До чего же с вами трудно... - и вслух: - я хочу Вам помочь!
Кенсу сжал кулаки, в глазах блеснули слёзы.
- Помочь?! Я потерял сегодня не просто друга - свою жизнь! Вы сказали, что поняли меня! Какая помощь Вам нужна?! Прознали, что я изготавливаю скульптуры, и захотели себе фигурку? Боже, почему я всем верю?! - прокричал До и тихо простонал в раскрытые ладони.
Сонмин было сделал шаг навстречу, но остановился. В тёмных глазах светилось понимание.
- Я могу помочь тебе... - начал он и умолк, столкнувшись с безумным отчаянным взглядом.
- Мне невозможно помочь. Кая нет, - прошептал Кёнсу, опустив мокрые от слёз руки.
Резкий порыв ветра согнал тучи с бледного солнца, и оно вдруг ярко осветило развалины собора. Белый крест мелькнул в его глубине и пропал следом за тёплыми лучами.
- Слышал ли ты легенду о каменных людях? - так же тихо произнёс Сонмин, точно ударил в набат. Этот шёпот оглушил Кёнсу надеждой. Он поднял на Сонмина глаза и прохрипел:
- Да. - Бледная пелена, заполонившая его сознание трескалась. Сердце снова согревалось верой. - Вокрешение, - одно слово.
Двенадцать жизней в руках мастера.