Одна тень Дениса Ивановича

                Александру и его "Один день Ивана Денисовича"
 
В четыре часа утра, как обычно, он проснулся, но лежал не открывая глаза и не шевелясь, чтобы не выдать себя стороннему наблюдателю. Таких, в продуваемом насквозь бараке, было немало в любой миг этой короткой зимней ночи. А короткой была не сама ночь, а то время в ней, каковое и отводилось собственно на сон. Денис Иванович сразу даже не поверил себе в том, что проснулся. Ибо и не надеялся уже на такое чудо. В двенадцать часов он ощущал адский холод и спиной, точнее тем, что от неё в его иссохшем тельце еще оставалось, и почти совсем не чувствовал уже своих ног, обернутых в останки когда-то теплых чужих штанов. Хозяин штанов исчез две недели назад, когда Денис Иванович еще надеялся выжить. Впрочем через два дня он уже не надеялся, а просто смирился со всем и терпеливо ждал неизбежного конца. Со стороны он был совершенно готовый в необратимый путь лагерный доходяга. Практически он уже не мог есть и пить. Не мог ходить, не мог выполнять никакой работы. Его движения уже ничем не напоминали человеческих. Почему его не выносили из барака и не бросали на помойную кучу, в которой уже многие завершили свой жизненный путь – он не знал. По его понятиям ему требовался уже совсем небольшой импульс мороза, чтобы окончательно заснуть, и засыпал он каждый раз с мольбой «Боже, прими мя!» И каждый вечер был абсолютно бесстрастно уверен, что он – этот самый вечер – последний. И вот он вновь проснулся! Это было невероятно, непостижимо, преступно! Он уже отрекся от всего земного, он уже всех, кого знал и помнил – простил! Он молился о том, чтобы его тело съели дикие животные, хотя таких в округе он ни разу не видел. Он надеялся, что после смерти его тело не заберут на распил. Он слишком часто видел распиленные черепа, пока работал в похоронной команде. Много распиленных черепов. Распиленных так аккуратно, словно их пилили не простой пилой, а специальным черепопильным станком. Он прекрасно понимал, что простой пилой столько черепов распилить нельзя, не получится! Не хватит сил!
Всё, чему когда-то учился Денис Иванович, оказалось теперь совершенно ненужным, а кое-что – даже вредным.  Теперь, когда ему уже всё было реально безразличным, он с удивлением взирал на собственное образование, как на какой-то томительный и глупый сгусток боли, бесполезный набор тщетных надежд и пустых ожиданий. Он понимал, что всё это скоро обратится в ничто, каковым оно и было с самого начала. Вся его образованность сводилась теперь исключительно к осознанию собственного неизбежного и скорого ухода. И свелась к слабым попыткам не попасть в распиленные черепа собственным. Впрочем и здесь, видимо, он проиграл. Тех, кого уносили на распил, держали в бараке до самого конца, видимо имея ввиду какие-то свои представления о том, какие именно условия должны быть у головы, отрезаемой от тела.
- И то, чем я сейчас думаю, будут пилить и исследовать, поливать растворами в каких-нибудь чашечках, рассматривать срезы под микроскопами, которые так долго пылились в здании школы без какой бы то ни было надобности…
Денис Иванович постарался аккуратно повернуться.
(продолжу если Вам интересно)