Цыгане

                Когда вспоминаю этот давний случай, всегда  начинаю улыбаться и настроение, если оно плохое, сразу восстанавливается. Произошёл он в июле 1974 года. Я потому  так хорошо помню  время, что  ожидала своего первого ребёнка и была уже отправлена в декретный отпуск. Получив на руки больничный листок, в котором срок предполагаемых родов стоял 1 сентября, не раздумывая долго, быстро собрала свой нехитрый «беременный» гардероб и, буквально  на  следующий  день отправилась в деревню к родителям.

                Любимый сердцу уголок  неожиданно встретил дождём и, прямо-таки, не летней прохладой.  Родители были обеспокоены погодой, потому что время стояло сенокосное, трава перерастала, перестаивала, а сушить сено не было никакой возможности.  Дождь лил уже неделю, то утихая, то припуская с новой силой. Казалось, что земля перестала впитывать воду: лужайка перед  домом  была целиком залита ею, так что пройти к крыльцу, да и по деревне тоже,  можно было только в резиновых сапогах. Иногда с утра вставало солнце и все с надеждой поглядывали на небо, но проходили  час-полтора и вместо голубой прогалины появлялись тучи, начинало моросить,  а время спустя уже поливало, как из ведра.
 
             Мы с сестрой мучились от скуки: ни постирать, ни посушить, ни грядки прополоть, ни на речку сходить, ни по лесу погулять.  С  утра, основательно выспавшись, завтракали, делали нехитрые дела по дому,  потом включали проигрыватель, ставили давно «заезженные» пластинки: Высоцкий, «Битлз», Сальваторе Адамо,  юмористические миниатюры Аркадия Райкина. После обеда, вымыв посуду, читали в разных концах дивана. Вечером приходили с работы родители. За ужином мама рассказывала нехитрые деревенские новости, опять долго сетовала на бесконечную  непогоду. Отец слушал молча, ел плохо, думая о чём-то своём.

Предполагаю, что в тот день было воскресенье, потому что родители были дома. Всё так же шёл дождь, то затихая, то вновь набирая силу. Полдня прошли  обыденно и бестолково. После  обеда отец  долго  и  задумчиво  смотрел на пелену дождя через стекло кухонного  окна, затем молча взял книгу с подоконника, ни  слова не говоря, ушёл в спальню.  Мы  втроём допивали  чай, когда отчаянно залаял пёс.  Карат  не любил дождь,  и последнее время почти не вылезал из будки, а тут прямо с цепи срывался. Мы удивлённо переглянулись. "Цыгане идут», - только и успела сказать мама, выглянув в мутное от дождя окошко,  а в сенях уже стукнула щеколда. Они не вошли, а ввалились,- мокрые, громкоголосые. Их было трое: две цыганки и цыган. Женщины истово перекрестились на угол, хотя иконы у нас и не висели (отец наш был партийным, а в то время с этим было строго). Они тут же заследили весь пол своей нехитрой мокрой обувью, с обширных многослойных юбок  потоками сбегала вода.

                «Здравствуй, хозяйка!» - обратилась старшая к матери.   -Дай погреться, замёрзли  шибко! Бог тебе здоровья даст и всякого добра!      -За здоровье – спасибо! - ответила мама, смеясь, - А добро моё – при мне! - кивком головы она указала на нас с сестрой.                -Замёрзли – садитесь, чай пейте, самовар горячий, - мама поставила на стол  чайные чашки, сахар, порезала хлеб, сало, вынула  из холодильника миску с варёными яйцами, оставшимися от обеда.   Цыганки, громко переговариваясь и нахваливая маму за доброту и щедрость, быстро скинули с себя широченные верхние юбки, особенно промокшие, и, развесив их перед печью, с утра протопленной и ещё не остывшей, присели к столу. Цыган же, в отличие от них двоих, был молчалив, к столу не сел, а пристроился  на корточках  у печки, предварительно посмотрев наверх, чтобы не попасть под «капель» женских юбок. Младшая цыганка быстро очистила яйцо, положила на хлеб сало, подала ему. Из разговора стало ясно, что цыганки – мать и дочь, а цыган приходится старшей братом.                -Что ж  вы ходите по такой погоде? Не бережёшь ты своих женщин…, - мама разливала чай по чашкам.  «Волка ноги кормят…», - усмехнулся тот, извлекая из кармана штанов цветную табакерку. Открыв крышку, долго нюхал табак, закатывая и прикрывая глаза.      
                Я с удивлением наблюдала, как красиво, даже с благоговением, ели цыганки.  Они делали это  не спеша, с достоинством, держа  в щепоти очищенные и посоленные яйца. Ели медленно, без жадности, подставляя ладонь, чтобы не потерять ни крошки. Насытившись, взяли чашки с чаем, предварительно добавив молоко. Первую чашку, так же, подали  цыгану. Закончив с едой и чаем, опять помолились и стали благодарить маму и  предлагать ей погадать на судьбу.


-Мне денег твоих не надобно, - сказала старшая, - Я тебе всю судьбу твою расскажу: что было, что  будет….  Дай-ка мне руку, касатка…  Я не обманываю никогда…, видит Господь…,  вот узнаешь потом…  Чувствуя,  что отбиться уже невозможно, мама покорно протянула руку. Цыганка повернула её ладонью вверх, взглянула  на тонкие линии, начала излагать: «Жизнь твоя была нелёгкая. Работала ты с детства тяжело.  Змеюка подколодная житья тебе не давала…, но  теперь у тебя всё хорошо.  Король твой – рядом, и дети  у тебя хорошие, и внуки будут хорошие, и жить ты будешь долго. Хорошая ты, добрая, но доверчивая…, всякий тебя обмануть может. А люди – разные, всем доверять нельзя…».
 
         Цыган  сердито проговорил что-то на своём языке, и тотчас же обе женщины заторопились, сдёрнули с шестка свои, ещё не совсем просохшие юбки, и поспешно стали натягивать их через голову. Совсем скоро они, прихватив остатки еды со стола (для цыганят), полезли через порог, шумно  благодаря  за приют,  и, вполоборота молясь на угол.
             -Ну, что? Ушли? - спросил отец, появляясь из спальни, - Еле дождался, - чаю хочу. Мы знали, что наш папка не очень-то жаловал цыган, и представили, как тяжело ему было ждать их ухода.                -А знаешь, на цыгане пиджачок - точь-в-точь, как у тебя. Ну, тот…, в рубчик, в котором ты на работу ходишь, - заметила мама.                -Ну и где мой пиджачок?» - отец хитро прищурился.                -Как... где? В сенцах…, на гвоздике висит. Тут до неё что-то стало доходить, она стремительно бросилась в сени и уже через несколько  мгновений вернулась назад с растерянным лицом.                -А я гляжу,- он на нём сухой совсем…. Как же я не догадалась!?, - мама удивлённо всплеснула руками.                -Да-а-а-а…, хорошая ты баба, добрая….  Но доверчивая…, - передразнивая цыганку, с  улыбкой сказал отец, и все дружно  рассмеялись.  Мы долго ещё всей семьёй удивлялись ловкости рук цыгана, одевшего отцовский пиджак  за какие-то секунды, пока заходил из сеней в кухню, а так же его замечательной  смекалке. Этот, казалось бы, нелепый случай, как ни странно, поднял нам всем настроение. Неожиданно на печке заиграл робкий луч, упавший через окно. Мы одновременно повернули головы: дождь закончился, облака уже не были такими низкими. Голубые островки неба тут и там виднелись между  ними, а над рекой, от края и до края, подобно царским  расписным вратам, вставала высокая разноцветная радуга.