Конгресс демонологов. История 11. Мене, текел...

Конгресс демонологов. История 11. Мене, текел, фарес

Мене, мене, текел, фарес.
Meneh, meneh, tekel, upharsin. (Дан., V, 25—28)*

Вавилонский царь Валтасар
Однажды устроил пир.
Пир был на весь мир.
И тогда Валтасар пожелал
Удивить гостей и друзей
И чуть-чуть почесать за ухом
У собственного тщеславия.

И тогда он решил — или тщеславие его решило, это неважно, но — но на пир принесли священные сосуды Иерусалимского разрушенного Первого Храма, и тогда Валтасар надругался над ними, — и мы так и не узнаем, хотел ли он этого, или только так получилось.

И тогда из пустоты
Появилась чья-то рука
Начертавшая на стене:
Царство твое Бог исчислил.
Взвешено царство
И найден ты слишком легким.
И царство твое разделится.

Написала кисть и пропала. Долго бились мудрецы Вавилона, но не могли даже прочесть письмена, не говоря уже о толковании. И тогда они позвали пророка Даниила, и тот прочел царю Валтасару надпись, и дал ей объяснение.

Царь лишился царства, но приобщился Божественной мудрости, и мы вместе с ним, в надежде, что Господь наш не лишит нас царства небесного так, как лишил Валтасара царства земного.

Георгий сидел в самолете, его ждала Прага, и он не намерен был возвращаться. Был в Праге небольшой бизнес, активы и недвижимость. На жизнь рантье ему должно было хватить, а на большее у него не было сил.

Он все хотел решиться на что-то — на фильм, на книгу, на статью, но первые же наброски свидетельствовали его поверхностность — и только. В эти моменты он видел внутренним взором отца, который последние годы ходил совсем казаком — в вышиванке, с трубкой, с наголо бритой полуседой головой, и он помнил тик, сводивший иногда правую половину лица отца. Чаще всего это случалось, когда он, набивая трубку, приминал большим пальцем табачные крошки, и однажды Георгий спросил его, почему, и получил неожиданный ответ шепотом: — Я ведь до сих пор Его (тут отец задрал подбородок к небу, как всегда, когда речь шла о Сталине. Он всегда был Он.) вспоминаю. И я ведь молод был совсем, когда премию получил, а перед вручением Он минут по пять с лауреатами разговаривал, такой был порядок.

И вот ждем мы своей очереди, волнуемся, конечно, у всех есть грешки, недоговоренности какие-то, я волнуюсь, я ведь, хоть и мальчишкой, а под оккупацией был, насмотрелся, конечно, тогда. Нервничаю и потрошу папиросу за папиросой, курить не мог уже, тошнило. И тут вызывают меня к Нему, папиросу распотрошенную выбрасываю и иду.

И вижу — стоит Он, невысокий такой, и высыпает папиросный табак себе в трубку. Ссутуленный, старый, усталый, — и тут Он мой взгляд почувствовал, и не повернулся, даже плечами не повел.

— Здравствуйте, — говорю, — товарищ Сталин.
— Здравствуйте, —отвечает. — Фильм у вас хороший посмотрел. И один эпизод мне запомнился, уточнить хочу. Не художественный ли вымысел. Готовы?
— Да, товарищ Сталин.
— У вас там несколько семей в сарае немцы сжигают, а крестьяне вокруг стоят. Так и было? Сами видели?
— Да, товарищ Сталин. Фашисты сожгли заживо две советские еврейские семьи, и я сам тому был свидетелем.
— И по фильму у вас мать и дочь прячутся в подвале, и никто не выдал их полицаям.
— Да, товарищ Сталин.
— А на самом деле как было, товарищ, а? Запугивали же немцы, говорили, что всю деревню спалят как этих евреев. Спаслись ли мать и дочь в жизни?

И тут я в обморок упал в Его кабинете. Ничего не помнил, очнулся уже в общей комнате, на груди подарок Его — коробка папирос, на лбу тряпка мокрая. И понимаю я, и помню, что ведь всех детей тогда пороли — именно детей, потому что родителям жальче, и дети еще не понимают, и спрашивали, где Бася и Шоша, и кто-то крикнул, что они прячутся в подвале, и их вытащили и швырнули уже в самое пламя, и я до сих пор не понимаю, кто тогда крикнул, — я или не я. И вот как вспоминаю о Нем, или напомнит что, так сразу тик.

И теперь Георгий почувствовал неприятную судорогу на правой половине своего лица, и память отца смешалась с его памятью, неуверенность отца смешалась с его неуверенностью и позором, и Георгий решил тогда для себя, что даст Свете развод. Вольную, как сказал бы его отец. А сам вернется на работу и в родной дом, и то, что планировалось как бегство, превратилось в короткий отдых, от которого требовалось взять все.

* Буквально, по-арамейски: мина, мина, шекель и полмины (меры веса, означающие также и ценность монеты). Действительно, цапь Валтасар был оценен весьма недорого — в 1061.4 граммов серебра.