Сестра и мама
Половина восьмого. Старшая учит уроки, младшая не отходит от нее. Нет, она уже не мешает. Она научилась делать что-то рядом. Но обязательно рядом.
Потом нужно помыться перед сном, веселясь набирают ванну, без пены, забираются туда, долго, радостно и игриво пулькаются и плескаются, дурачатся, говорят как рыбы, открывая рот под водой и пуская неспешные пузыри, катаются на добрых и сильных дельфинах, долго.
Потом старшая вспоминает, что скоро она начнет засыпать. А ещё нужно высохнуть. Расчесаться обеим. Промыть нос себе и сестрёнке и закапать туда лекарства, которые оставила мама. Намазать сестрёнке грудь и спину согревающей мазью, скверно пахнущей жевачкой. Себе тоже натереть. Только, только грУдь. Той же мазью, которую оставила мама.
Обе кашляют, как в бочку. Давно уже. Мама говорит, два или три месяца. Ничего серьёзного, просто кашляют. Ну, разве, ещё носы не дышат. Ну, иногда голова болит. И немного усталость. Ничего страшного.
Потом ещё надо застелить диван и почитать, в постели и вслух, как они обе любят. Сестрёнка всегда просит, папа наказывал, да и нравится ей читать, давно уже, особенно вслух сестрёнке. Младшая всё время беспокойно ёрзает. То раскроется, то укроется, то прильнёт к сестре трепетно, прислушается зачарованно, то снова куда-то полезет.
Старшая потихоньку отключается. Как перегретый, «уставший» за день двигатель. Младшая знает это её состояние. Знает, что теперь и сестра уходит. Теперь она снова остаётся совсЕм одна. Страх? Наверное, это слово не передаёт и сотой доли происходящего сейчас в ней.
Её уже тоже нет. Она уже ни на что не реагирует. Если бы в этот момент, рядом оказался бы даже папа, в этот момент, она перестала бы обращать внимание и на него.
Ведь его нет. Он давно не ночует где и они. А он им так нужен. Нужен на всю ночь. И на все другие ночи. Но они всегда засыпают где его нет. Значит его тоже нет. Есть сестра, вот она, рядом, она крепко спит, громко посапывает. И есть мама. Но она на работе. А это далеко. Бесконечно далеко. Запредельно. Сейчас это почти нигде и почти никогда.
А больше в мире долго нет вообще никого. Иногда есть какие-то тёти. Они ночуют иногда. Но это редко. И эти тёти тогда появляются. Появляются в мире. Но на одну ночь.
Ведь, в эту ночь, они не уйдут после того, как почитают им с сестрой книжку на ночь. Они не уйдут до утра, до мамы они будут рядом. И они не напугают, и с ними не очень страшно, а это много, и это так хорошо! Только это редко.
Младшая не переставая вертится. То скинет одеяло. То накроется с головой. То прижмётся к старшей. То отвернется от неё. Старшая посапывает так же ровно. Её даже можно за уши потаскать или за нос. Она будет спать. В шесть она уже проснётся. К младшей никак не приходит сон, чтобы прогнать его. Сердечко тревожно частит о грудь и об ушные перепонки. В половине десятого начинает ворочаться ключ.
В замке входной двери. Это соседка. Разом обледеневшее сердечко выпрыгивает из теплой груди и замирает. Темно и дверь в комнату прикрыта, но глаза у младшей широко распахнуты, не важно, что они сейчас ничего не видят. Потом начинает бешено колотиться в груди. И очень громко в ушах.
И звуки соседки тоже очень громко в ушах. Чувства обострены запредельно. Дыхания нет. Заходит и хлопает. (Не сильно, просто не аккуратно, но). Этот хлопок слышит всё тело. Все чувства перешли в кожу. Будто источник этого резкого, грубого удара не снаружи, а везде. Грохот космодрома. Весь мир громыхнул и задрожал. Стены, диван, одеяло, теперь прижатое двумя судорожными ручками к груди под подбородочек. Воздух забит вибрирующим грохотом и давит им в уши.
Ключи упали на тумбочку. Глухо, отвратительно, коротко и очень громко шмякнулись, звЯк! Но это лучше космодрома. Зашуршала верхняя одежда, хищно переползающая с плеча на вешалку, чванливо шлёпнулись кеды, сумка предъявила внутренности хозяйке и принялась ими кровожадно чавкать. Младшая вздохнула чуть глубже.
Но слышит всё. Соседка в ванной. Что-то с себя сняла, положила на машину. Трогает лицо. Слышно даже как она заглядывает себе в глаза. И как рассматривает густо намазанные ресницы. Короткая тишина и... РЕзкий удар воды.
О жёсткий пластиковый тазик в жестяной ванне-усилителе и новый скачок сердечка. Звук водопада, вдруг сменяющий тишину. Вздрагивает от неожиданности. Ручки ещЁ сжимаются. В кулачках холодно и противно влажно. Под одеялом тоже холодно и противно влажно. Гримаса ужаса. Гримаса ужаса из «Старше на 10 минут», но обеззвученная без киномонтажа и этим леденяще-кошмарная. А зачем кричать вслух, если ты осталась одна? Крик – для привлечения внимания. Чьего? Кого кричать о помощи? Может она кричала раньше, но никто не услышал? Широко открыт рот под одеялом; не издающий ни звука. Поверх одеяла только широко открытые глаза со стоящими в них слезами; ничего не видящие в пустоте.
Тазик наполняется, звук становится мягче. Соседка что-то в него окунает, начинает ходить по квартире. Сегодня, кажется, одна. Звуки становятся всё привычней и отдалённей. Разжимаются ручки. Слёзы начинают течь. Они текут обильно, как будто что-то прорвало. Глазёнки начинают мигать. Кулачки упираются в глазницы и начинают с силой втираться в них. Гримаса губ меняется, нижняя губа немного выжимается вперед и на ней выступает забытая к удержанию слюна. И ни единого звука. Только жалость к себе. И безмолвный зов. Звук же для привлечения внимания. Никого же нет, понимаете?
Потом, среди уж вовсе непостижимых для взрослых мыслей своих, она тоже отключится. И если ей повезёт и ночью больше ничего не произойдет, то следующее, что она осознает – это будет мама. Значит, настало утро и мама снова появилась, и их разбудила, и теперь всё очень хорошо, и очень хочется обниматься, а вот умываться не хочется совсем. И в садик вполне себе хочется, а идти в садик не хочется совсем. Но и садик еще совсем далеко, сейчас есть только мама. И сестра. Сестра чаще, но главное – есть мама. Мама.
Свидетельство о публикации №214101200205