Донбасс - моя боль и моё послевоенное детство

«Дорогая наша Анна Дмитриевна! Поздравляем Вас с днем рождения! Счастивых дней не меркнет свет, но пройдут года и пусть осенних лет пройдешь ли со мной тогда? Это слова из популярной песни моего брата Талгата Сарыбаев "Родной порог" (можно посмотреть на ютюбе). Осень жизни Вы встречаете со своей талантливой дочерью и зятем! Это ли не счастье? И мы здесь в Казахстане Вас не забываем. Это ли не счастье? И Вы в здравии и полны идей. Это ли не счастье?
Мы Вам желаем, чтобы осень жизни оставалась такой же красивой, как и осень Алматы!
Мы не пишем много друг другу. И я знаю почему. Мы тут тоже сильно волновались и разбирались в украинско-российских отношениях. Дай Аллах мира во всем мире!
Обнимаем Вас крепко-крепко и большущий привет Иришке и Дэвиду! Пишите, как вы поживаете, какие у вас новости.»
     Это поздравление я получила 27 сентября 2014 года. У нас была вечеринка по поводу моего дня рождения. 76лет. Уже можно было бы и забыть. Но мы отметили очень весело. Всё, на что обратила внимание Майра Шораевна, бывший руководитель кафедры, на которой когда-то работала Ирина, правда. Только по моим ощущениям у меня не осень, а весна. Расцвет нового интереснейшего периода жизни. Вообще, пенсионный период - это настоящая свобода - никуда спешить не надо. А дремать просто непозволительно. Тут и Альцгеймер привяжется, и суставы служить откажутся, да много всего в организме, что захочет выйти из подчинения. Вот и смотрю по всем направлениям и демонстрирую свою волю к активной жизни везде, где только представится случай. Например, та же вечеринка. На этот раз мы пригласили русскую женщину Тамару из Прибалтики с семьёй, а из церкви Софию - родственную душу - и Маргарит с её сыном Ричардом. Объединяющий момент - все читатели моей книги «Любовь и слёзы». Превосходная компания. Англичане обычно любят порассуждать, до меня смысл не доходит, мне ужасно скучно. Иногда я даже могу запеть бодренький марш «Нам песня строить и жить помогает». Так однажды было. На этот раз без всякого ожидания конца беседы сразу к делу. Во время трапезы я попросила включить магнитофонную запись моего  друга со студенческих лет и до сего времени  Володи. Он всех бодрых ещё взбодрил и настроил на лирический лад. После закуски я показала альбом со своими последними работами пастелью. Я рисую портреты и по памяти, и по воображению. Все были впечатлены. На волне любопытства и признания моей способности реально изображать людей самое время начинать музыкальную часть. Иришенька хорошо играет на гитаре и пианино. Мы поём вместе русские, украинские и английские песни. Ирина раздаёт слова, и у нас звучит настоящий хор. На этот раз я осмелилась «прорекламиравать» себя украинской песней «Ганзя». Я понимаю, что здесь нужен профессионально сильный голос и тонкий юмор. На этот раз казалось даже стены резонировали, я сама себе удивилась. Подумала «Вот бы так в 17 лет». Так звёздный час самоощущения пришёл в 76. Тамара после прочтения моей книги посоветовала мне написать книгу о моей судьбе и сейчас с другими пожеланиями эту просьбу выдвинула на первое место. Для этого подарила толстую в кожаном переплёте тетрадь для заметок и на удачу трёх замечатальных слоников.
     Я пообещала, но события на Украине не дают мне покоя ни днём, ни ночью, хотя внешне я демонстрирую жизнерадостность. Обладая интуицией, мне казалось, я знаю пути, которые предупредили бы тяжёлые последствия для России, да и для Новороссии. Я написала более 80 писем в различные инстанции. Ирина переводила на английский, и мы рассылали и в ООН, и в ЕС, и Обаме, и Кэмерону и т.д. Ещё до событий на юго-востоке я писала о необходимости срочного созыва Совета Безопастности с повесткой дня: по нарушению документа о запрещении возрождения фашистских организаций. Документ не имеет срока действия, подписан в 1946г. странами антигитлеровской коалиции и Германией. Такая постановка вопроса была бы чрезвычайно актуальна. В МИД РФ и правительство РФ я отправляла письма о недопустимости резкого повышения цены на газ для Украины. Связывать цену 268$ с арендой Черноморского флота и повысить до 485$ это означало абсолютно не владеть стратегией мышления. Все помнят, под каким давлением в 2009г принималась для Украины цена 485$ и чем поплатилась Юлия Тимошенко. Она превратилась в незатухающий вулкан. А тут ещё её активизировали. Результаты нужно было предвидеть. Я об этом писала и Медведеву, и Путину, и в МИД, чтобы сохранили льготную цену с припиской «Мы понимаем сложную ситуацию на Украине и сохраняем на полгода льготную цену с последующим постепенным повышением». Во всех смыслах это было выгоднее для России. Демонстрация братской заботы об Украине реально препятствовала бы принятию санкций против России, да и пере- говорочный процесс шёл бы успешней. Или, ещё одна ситуация. После катастрофы Боинга на следующий день появились официальные обвинения Путина. Его называли в центральных газетах Лондона и Ньй-Йорка убийцей. Тут бы срочно обратиться в международый суд за нанесение морального и материального ущерба, и это расследование велось бы в другом месте и в другом контексте и возможно больше прислушивались бы к доводам тех, кто доказывает невиновность России и ополченцев. Путин никогда не выступает против абсурдных обвинений в свой адрес. Но юристы России или МИД РФ должны были вступиться за честь президента и, как показывают события, за благополучие России. Ибо молчание - знак признания вины, и это привело к лавине обвинений и санкций, которые невозможно остановить никакими  доводами и убеждениями. Таких моментов, промахов - масса. Но ни на одно моё письмо не отреагировали. Мой крик души не услышан. Героизм ополченцев, защищающих свою землю, своё право на достойную жизнь, вызывает восхищение и большую тревогу. Вопрос: а что бы было, если бы они приняли новый режим с фашисткой идеологией? А ничего хорошего. Всё-равно свобода фашистам, их открытое желание «москалів на ножи», русских убивать пришло бы в действие. Я старалась как могла помочь ополченцам в информационной борьбе. Но сейчас даже МИД РФ не слышат. Я могу только молиться. Мне ничего не остаётся, как закрыть свою душу, не слушать интуицию и писать книгу о своей судьбе.
       Мама поправилась после менингита, и мы стали собираться в школу. Сейчас совремённым детям и родителям даже представить невозможно как нас в послевоенные годы собирали в школу. Теперь это всеобщее семейное торжество: букеты цветов, новая форма, ранец наполнен всем необходимым для 1 класса. А в 45-м  мне мама сшила полотняную сумку через плечо, вышила на ней красными нитками большими буквами «Аня». В сумке две тетрадки, чернильница в мешочке и ручка. Вместо пальто из фуфайки сшила руками что-то такое трудно слово подобрать, на ноги - резиновые ботики. Вот так я и отправилась в Златополе через базарную площадь в школу. Рядом стояли две школы №1 и №2. От двухэтажной №1 остались только руины, и я  часто бродили по этим руинам, даже не заходя в класс. Слишком чудной у меня был вид. Я бы в классе с удовольствием слушала учительницу, будь у меня шапка-невидимка.
     Но учиться мне в этом году не пришлось. Жизнь была очень тяжёлой, даже топить было нечем. Мама ходила корчевать пни. Это очень тяжёлая работа: приволочёт домой, а потом ещё разрубить его надо. Прослышав, что несколько семей завербовались на Домбасс искать счастья, мама присоединидась к ним. Семей шесть собрали в товарный вагон. Детей не было, были юноши, девушки, тёти, дяди. Запомнился особенно бравый парень лет 17-18 Вася. На остановках он бегал с чайником, приносил кипяточку и даже пирожки с картошкой или капустой. Ехали с надеждой на удачу «з українськими піснями». А как же без этого? Як затянуть: «Посіяла огірочки, близько над водою, Сама буду поливати дрібною росою.» або «Їхав козак на війноньку, казав прощай дівчино-онька. Прощай миленька чорнобривенька їду в чужу сторононьку». Ехали весело, не заметили как приехали в Енакиево. Здесь нас встречали представители разных организаций и всех распределили кого куда. Связь между земляками была потеряна. У каждого свои хлопоты. Маму взяли вагонетчицей на шахту. Поселились мы недалеко от шахты на руднике в одной многодетной семье. И тут стало ясно: всё познаётся в сравнении. Если в Златополе можно было картошку купить, фасоль, то здесь ничего кроме хлебной карточки не было. На взрослого - полкило чёрного как земля хлеба, на ребёнка 200г и всё. Я не помню сколько было ребятишек у хозяйки - 4 или 5. Были и постарше, и младше меня. Мы все вместе бегали в столовую, которая находилась недалеко от шахты. Если удавалось собрать картофельные ошкурки, мы их мыли, бросали на раскалённую плиту и ели. Был ещё вариант: кипятком зыливали куски хлеба и туда же бросали  поджаренные на плите ошкурки и с удовольствием хлебали это тёплое пойло. Мне казалось, я никогда не наемся. Всё время хотелось есть. Часто из пайка хлеба варили суп, казалось, процесс еды раcтягивался. Но мирно жилось недолго. Мама получила зарплату, а через день она испарилась. Можно себе представить, в какое положение мы попали без денег, без запасов в чужом городе. Маму вдруг осенило пойти в комнату хозяев и поискать в тумбочке, заглянула в шкаф и что-то словно дёрнуло заглянуть под подушку, и там нашлась пропажа. Тут вошла хозяйка Катерина Семёновна.
 - Что ты забыла в моей комнате?!
- А вот что - несчастные копейки, и те забрали. Как нам жить дальше?
Тут завязались настоящие баталии. Я, помня эти женские спектакли с Асей, забилась в уголок в ожидании, что вот вот вцепятся друг другу в волосы. Но мама была обессилена и ушла в нашу комнату. Утром она рано меня разбудила. 
- Одевайся, пойдёшь со мной на работу.
- Мама, мама возьми меня в шахту. Мне очень интересно, как там под землёй.
- Будешь умницей, я попрошу, если разрешат - спустишься со мной. Прогудел гудок, сотни шахтёров устремились в шахту и сотни шахтёров с черными как смоль лицами выходили из шахты. На лицах у них выделялись только белки глаз и зубы. Дважды побывав в этом чёрном подземном царстве, невозможно его забыть. Мы пристроились  в очередь шахтёров, которые спускаются в шахту. Вначале все толпятся в ламповой. Там шахтёрам беспрерывно наполняют стеклянные лампочки маслом и вставляют их в предохранительные проволочные футляры, закреплённые на шахтёрских шапках. В этой комнате мне удалось как-то прошмыгнуть. А вот в следующей, где табельщик проверяет каждого шахтёра - нет ли у него спичек, папирос и каждого отмечает в журнале, мне проскользнуть не удалось. Табельщик удивился такому пополнению. Но то было время, когда в забое работали даже женщины. Только в 1961 году Хрущёв издал приказ о выводе женщин из подземных работ. Поэтому появление ребёнка в шахте - это не было что-то из ряда вон выходящее. Одна платформа, гружённая вагонетками, выскакивает из-под земли. В один миг рабочие сталкивают вагонетку на рельсы и влекут на шахтёрский двор. Пустая платформа тотчас же наполняется людьми и по звонку с грохотом опускается в подземное царство. В галерее кипучая суета смены. Мама направляется в одну из лав. Два забойщика отбойными молотками, всем телом налегая на них, дробят чёрный с блеском андрацит, мама помогает нагружать вагонетку и выкатывает её из лавы и через галерею по рельсам катит к платформе.
      Из шахты я вылезла как маленький чертёнок. При шахте был, душ мы помылись. Мама пошла к начальству проситься, чтобы её перевели на гора работать в медпункт. А то приходится с собой брать и это чудо. Начальник очевидно очень любил детей, он меня спросил как мне понравилось в шахте. Я ему рассказала о черном царстве, о богатырях, которые добывают в нём земное солнце. Он как все любопытные взрослые спросил, знаю ли я какой-либо стишок или песенку, и тут я вспомнила сибирские частушки и песенки. Он был удивлён и растроган. Пообещал при первой возможности перевести маму в медпункт. Мы ушли с надеждой, что скоро всё устроится и зашли в шахтёрскую столовую. День был явно удачный. По карточкам здесь выдавали хлеб.  Мама заняла две очереди - одну за хлебом по карточкам, а меня поставила в очередь за комплесным шахтёрским обедом. Мы подошли к столику, за которым сидели Василий Петрович и Толик – шахтёры, с которыми работала мама.
  - Ну как, ангелочек, понравилось тебе подземное царство? - спросил Василий Петрович.
  - Я думаю, что там прячется Змей Горыныч, но вы такие сильные, не выпустите его.
   - Зачем Вы её в шахту берёте, ведь она и так вся светится как одуванчик?
Мама рассказала нашу историю.
    - Нам теперь жить негде. Возвращаться на квартиру, где тебя обворовали, страшно, нужно искать новое жильё.
Василий Петрович почесал затылок, помолчал немного.
   - Я что-нибудь придумаю. А ты спой мне, красавица, что-нибудь.
Я вспомнила, как дедушка Дмитрий Иванович учил меня Гимну Советского Союза, встала по стойке смирно и слабеньким голосочком запела: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь...» Когда я пела «Захватчиков подлых с дороги сметём», перед глазами проходили наши полки и драпали фашисты. Василий Петрович и Толя заулыбались и тоже встали по стойке смирно. Василий Петрович поднял меня, поцеловал.
  - Ах ты, пушиночка, а какой патриотик! Я попрошу сестру, у неё частный дом, может она вас пустит. Приходи ещё раз к нам в подземное царство, буду рад тебя видеть и скажу результат.
Через день мамина смена. Василий Петрович ждал нас с хорошей новостью и кулёчком конфет для меня. Он провёл нас через проходную. Я снова спустилась в подземное царство. А после смены он повёл нас на новою квартиру. Анна Петровна, новая хозяйка, встретила нас приветливо.
  - Здравствуй, тёзка Аннушка. Проходите в комнату, располагайтесь и чувствуйте себя как дома. Мы прошли в небольшую комнату. У нас был чемодан и узел с вещами. Вот и все пожитки. В комнате стоял стол, два стула и платяной шкаф. Кровати не было. Анна Петровна сказала, что на первых порах у неё есть матрас соломой набитый, в сарае лежит. Мама пошла, принесла матрас, и мы были рады всему. Анна Петровна отличалась от всех людей, с которыми мне приходилось встречаться до сих пор. Долгое время у меня хранилась фотография её с сынишкой Серёженькой может 5 или 6 месяцев. Благородное аристократическое лицо, полное достоинства и смирения. Говорила она тихо и старалась нас не беспокоить. И мы не докучали ей, решали свои проблемы самостоятельно.
       Маму перевели в медпункт при шахте. Она иногда брала меня с собой на работу. Однажды ранней весной, когда ещё и снег полностью не растаял, мы увидели облокотившегося на стену столовой юношу. Лицо смертельно бледное, но очень знакомое. Как-то странно он выглядел: словно стеклянные глаза на выкот, изо рта пена. Мы подошли поближе. Я узнала - это был молодой человек лет 18, который ехал с нами из Златополя. Я позвала его: «Вася, Вася!» Но он не шелохнулся. Я и мама осторожно потрогали его, но он был холодный. Он был мёртв. Мама  побежала в дежурку, заявила и его увезли. Вот как обернулись поиски лучшей жизни. Мама устроилась медсестрой на шахте. Всех остальных отправили на другой участок. Мы какое-то время пытались найти своих попутчиков. Но потом - свои проблемы. И вот в середине марта такая встреча. После смены мама пошла узнать, куда отправили покойника. Но ей ответили: родственников не нашли, и его увезли в морг, а там -братская могила. Таких эпизодов было немало. Я и сама была больше похожа на покойника, чем на живого ребёнка. Цвет лица, рук, ног и особенно пятки были землисто-жёлтого оттенка. Возможно, это следствие перенесённой малярии.
      Мне долгое время снились стеклянные глаза Васи. Я какое-то время боялась оставаться одна дома. Теперь мама иногда покупала на базаре молоко и картошку. Молоко было синего цвета, т.е это скорее забелённая молоком вода. Но в конце лета случилась беда, и нас чуть не постигла судьба Васи. Пропали хлебные карточки. То ли потеряли, то ли кто-то украл. Эта тайна покрыта мраком. Как жить дальше трудно было придумать. Мы собирали лебеду и варили суп. Мама работала на шахте посменно, сутками. В выходные вставали очень рано и шли далеко за 15км собирать колоски. Однажды разбудила меня мама ночью. Трудно сказать во сколько в час или два. Но я встала без капризов. В полусонном состоянии оделась, обулась - что-то навыворот или не на ту ногу... В конце концов собрались и вышли на улицу. Прохладный воздух быстро взбодрил и я вприпрыжку поскакала по дороге. Было совсем темно, а путь - длинный предлинный. Ножки устали, и я даже отстала. Мама прикрикнула.
- Мы должны успеть к рассвету, чтобы не нарваться на объезчика.
Соседка тётя Валя 3 дня тому назад ходила за колосками. Она рассказала маме как идти и предупредила, что надо быть всё время начеку, чтобы не попасть на глаза объезчику, а то можно и в тюрьму попасть. Лучше успеть начать собирать как только взойдёт солнце. Я мало понимала, за что можно попасть в тюрьму.
 - Мамочка, отдохнём немножко, и я опять побегу.
 - Не отставай, отдыхать нет времени.
   Понять меня может только тот, кому приходилось преодолевать такой путь. Зардел восток. Стало светать, облака порозовели. К счастью, дорога нас вела на Восток. Я не раз наблюдала восход солнца. И всегда восхищалась этому моменту.
 -  Мама, скоро появится солнышко! Солнышко, солнышко, появись! Дай мне силушки побежать скорее!
И я снова запрыгала. Словно проснулось второе дыхание. И вот за поворотом серовато-жёлтое колхозное поле. Пшеницу собрали, повязали в снопы и сложили в копны.
- Мама, давай побыстрее собирать колоски, пока объезчика нет.
Мы ползали по стырне и собирали в мешочки колоски. Солнце поднималось над горизонтом, и было радостно на душе. Но вдруг мама на горизонте заметила всадника.
- Прячься, доченька, за копну и сиди тихо, не шевелись.
- А то что будет? Мы ведь собираем колоски на земле. Там чёрные вороны тоже собирают колоски, и их никто не гоняет.
- Тише, если нас поймают, то посадят в тюрьму.
Мне стало страшно. Я вся дрожала, когда объезчик подъехал совсем близко. Но вот он повернул обратно, к счастью, не заметив нас. Подождав, пока он скроется за горизонтом, мы поползли к дороге, по пути собирая между стернёй колоски.
- Теперь, Аннушка, пойдём домой, пока не нарвались на беду. Сколько собрали, столько и собрали, на первое время хватит. С перепуга да и после дальней дороги я совсем ослабела. Прошла немного и в лесополосе свалилась под деревом и словно погрузилась в небытиё. Мама не стала меня тревожить.
 - Пусть поспит немного. Такая длинная дорога. Как она дойдёт?
Вдали показалась подвода.
- Пойду-ка я попрошусь, може смилуются над нами и подвезут хоть немного.
- Мил человек, ради Господа Бога, смилуйся над нами. Подвези сколько можешь. Видишь, детё совсем умаялось. Мы утром сюда пришли из Екакиево, а обратно ну никак.
Старенький дедусь остановил повозку да и спросил:
- Какая нужда вас сюда привела?
- Беда великая, хоть помирай. Потерялась у нас хлебная карточка. Есть совсем нечего. Вот и пришли в такую даль колоски собирать. Да тут объезчик напугал до смерти.
- Ну веди свою горемычную. Мама взяла меня на руки и посадила на подводу.
- О, да на ней кровиночки нет. Где-то у меня краюшка хлеба да молоко. На, поешь.
Я разделила кусок ржаного хлеба с мамой и мы с настоящим коровьим молоком хорошо подкрепились.
- Спасибо большое, дедушка, очень вкусно.
Недоезжая километра 3, дедушка свернул в сторону. А мы пошли своей дорогой. Дома мама намолотила из колосков пшеницы горсть зерна, замочила её водой, а утром сварила кашу. Иногда варили суп, добавляли лебеды или крапивы и были счастливы.
      Осенью 1946 года я опять пошла в первый класс. Перед школой мне купили настоящую школьную форму и пальтишко. Всё та же полотняная сумка, в ней 2 тетрадки, ручка, чернильница в мешечке на верёвочке. Мы имели один букварь на 2-3 человека, одну тетрадь в клеточку, одну в косую линейку, куда мы записывали только особые классные работы. Всё остальное писали на простой бумаге. Пишу эти воспоминания, когда мне уже идёт 77 год. Часто забываюся обычные слова и русские, и английские. Это пугает. Не могу вспомнить лекарство, которое принимала годами от гипертонии, хотя сама врач. Но вот сидишь день, второй и постепенно начинают открываться тайники памяти. И так явно вижу лица, как будто расстались только вчера. Если дух моей первой учительницы вечный и способен почувствовать, что кто-то её помнит... Вот это фантазия! Когда я читала «Агни Йога», я погружалась в мир иной как в продолжение существования души в форме пластического тела, способного чувствовать, обонять, видеть необычайные красоты. Для всех перспектива попасть в мир иной неотвратима. Хочется верить, что то, что описано в этих мудрейших книгах, именно так и будет. Мы многого не знаем. Всё открывается постепенно. Научно- технический прогресс  так стремителен в последнее время. Многое, что написано в «Агни Йога», мы воспринимали как фантастику. Но уже дожили до времени, когда фантастические предсказания стали абсолютно реальны. Вот и представим, что кто-то земной мысленно сосредоточится на парящей во вселенной высокой душе. Эта душа почувствует и возрадутся. Меня помнят! Валентина Сергеевна, я Вас помню, очень ясно вижу: среднего роста, худенькая. В то время патологией избыточного веса не страдали. Белокурая, правильные черты лица, строгие и в то же время добрые серые глаза. Я не помню истерических криков учительницы, да и ученики не отличались особой резвостью. При всех материальных недостатках, с чувством постоянного голода, занятия проходили серьёзно. Научить красивому правописанию было трудно, так как тетрадки в косую линейку у нас были в дефиците. Возможно и программу она составляля сама. В первом классе мы выучили таблицу умножения, и это мне очень помогло в дальнейшем. Часто она учила нас каким-то внепрограммным интересным стихотворениям. Я очень любила декламировать с выражением и всегда с желанием шла в школу.
      Жили мы от школы далеко, меня поднимали в 6 часов и где-то в полседьмого я выходила. На Домбассе чернозём очень вязкий, ноги застревают. Один  раз помню, ботики остались в грязи. Я с трудом вытащила ботики из грязи и босяком пришла в класс со значительным опозданием. Валентина Сергеевна уж очень сокрушалась, помогла мне отмыть грязь и включиться в работу. Валентина Сергеевна в конце года решила, что я отличница. Для меня это было полной неожиданностью. В течении учебного года она ко всем относилась ровно. Не знаю, были ли чертвертные оценки или нет, но мама точно на родительские собрания не ходила, а я часто имела повод от мамы получить плёточку. А тут в конце года собрали родителей и при всех мне вручили табель со всеми пятёрками. «Похвальных листов» тогда не было. И полный сюрприз был для всех, когда Валентина Сергеевна сказала: « Аня Степанова, сейчас подъедет автобус, и ты поедешь во Дворец Шахтёров на праздник». Всё это было в высшей степени спонтанно, даже предварительно никто со мной не репетировал и не предполагал, что я там буду выступать. Очевидно, распоряжение пришло неожиданно и для Валентины Сергеевны.
       Много учеников толпилось перед большим зданием Дома Шахтёров . Через задний ход нас направили прямо за кулисы. Вызывали по одному. Услышав свою фамилию, я вышла на большую сцену. Передо мной было море людей. Не умея плавать, я всё-таки не утонула. Ласковая тётя в белой кофточке и чёрной юбке похвалила меня «Молодец, Анечка, хорошо училась. А может ты нам расскажешь стихотворение?»  Я бодро, как будто бы только и ждала этого, продекламировала какое-то стихотворение. Зал бурно апплодировал, и ведущая на свой страх и риск попросила меня что-нибудь спеть. Я вспомнила сибирские частушки и спела, пританцовывая. Мне вручили путёвку в пионерский лагерь. Лагерь располагался в лесу, возле озера. Красота - не налюбоваться! Я часто вставала на рассвете и шла к озеру. Уже тогда меня пленяло потрясающее зрелище, когда горит восток и отражается в зеркале озера. Иногда я вставала и не знала, куда себя деть. Простынка была мокрая. Опять насмешки ребят, упрёки вожатых. Трудно даже передать, как тяжело было мне переносить это. Мне хотелось уединиться, куда-нибудь скрыться. Но после первой недели всё прекратилось. Заработал звоночек в моём мозгу, и я навсегда избавилась от энуреза. Здесь было нормальное трёхразовое питание, я поправилась. Наконец я приобрела формы нормального ребёнка.