Писатели и другие

Во всем виноват мой диван. Диван, одеяло и обе подушки. Ровно в половине пятого утра они начинают отчаянно сопротивляться моей компании. Ни один будильник с ними не сравнится. К тому же, в отличие от будильника, диван спихивает меня с себя с абсолютно свежей головой, так что шансов неудачно моргнуть у меня просто нет.

Зачем меня растолкали в этот раз, я, честно говоря, не поняла. Никакой особой идеи свыше мне не подкинули. Вернее, от меня, кажется, ждали эссе на тему «Что такое писатель и почему писатели – безумные люди». Господи, а мне-то откуда знать?! Я вообще не уверена, что они безумны или одержимы. Сколько мне доводилось читать о жизни классиков, они вели более-менее упорядоченный образ жизни. У них находилось время и на семью, и на любовниц, и на светскую жизнь, и на прогулки, и на упорную ежедневную, не менее двух часов в день, работу. Быт был достаточно размеренным. Просто работа специфическая. Хотя, конечно, современники в своих мемуарах могли невольно обманывать, не в силах проникнуться одержимостью идеей. Если бы мне довелось влезть в шкуру настоящего писателя или поэта, другое дело. Я бы рассказала по секрету всему свету все тайны от А до Я. А так я даже не рискую назвать себя писателем. Благодаря стараниям критиков слово «писатель» приобрело значение титула. А я не настолько самонадеянна, чтобы самостоятельно присваивать себе титулы. Поэтому я предпочитаю считать себя просто рассказчиком. Если вдуматься, быть хорошим рассказчиком тоже не так легко. Многие даже публикующиеся авторы и этого звания не заслуживают. Репортеры, хроникеры, протоколисты, да кто угодно, но не рассказчики, тем более не писатели. Что же, литература многообразна и незастыла, она меняется и убыстряется вслед темпу жизни. Нельзя отрицать естественные процессы. Но именно в связи с этим, сдается мне, новая «Война и мир» маловероятна в обозримом будущем. Мир стал торопливее, литература, вслед за ним, лаконичнее. Нам уже недосуг проникаться нюансами переживаний тургеневских барышень или в деталях описывать ветку сирени и свист соловья. Забавно, но порою литературно-критический разбор произведения длиннее самого произведения. Впрочем, если разобраться, это и не удивительно. Цех критиков далеко не пластичен. В большинстве своем это литераторы-консерваторы, свято чтущие правила, устои и традиции. За примером далеко ходить не надо, вспомним, как осмеивали Пушкина за «Руслана и Людмилу». На мой взгляд, именно приверженность критиков правилам – причина того, что из них очень редко получаются писатели. Ибо настоящие писатели и поэты руководствуются в первую очередь идеей, а не правилами, неизбежно привнося в литературу нечто новое и свое, даже когда берут схожую тему. Ведь было уже после «Анны Карениной» блоковское «Любовью, грязью иль колесами она раздавлена – всё больно».

Возможно, в этом и заключается отгадка тех, кого не стыдно именовать писателями и поэтами? И их главное отличие от нас, скромных?