Дурные мысли

                18+

    Лёня сказал, что хочет снять шлюху. Слова эти не выходили из моей головы на протяжении всей дороги в университетский пансионат. Мы поступили на первый курс. Начинали новую жизнь. Это было посвящение в журналисты. Мне было вдвойне приятно посвящаться, потому что я был уже посвященным. Отдав одной редакции три года своей юности, я сделался слишком бешеным придурком. Мы ехали на природу, там нас ждали бутылки и куча вчерашних школьниц. Что еще было нужно этому полудурку…   
    - Понимаешь, мне не нравится общаться с девушками, - трещал он. – Я просто хочу анального приключения, не более. Раздражает все это дерьмо: цветы, прогулки, разговоры, внутренние миры…
    Лёня не верил в любовь. Я еще сомневался, поэтому молчал. Хотя меркантильный момент все же волновал меня. Тратить деньги, которых у нас никогда не было, на час трений казалось не только странным, но и… признаком какой-то ебливой исключительности в плане мировоззрения. Пока ехали, мы пили. Молча. Гордо. Водка была в бутылке из-под минералки. Запивки не было. Лёне поплохело. Щеки его налились краской, его трусило в ожидании остановки и туалетной комнаты, глаза вращались все быстрее, слова вылетали все глупее. Будущее отечественной журналистики тупело с каждым новым глотком. Вскоре какие-то сомнительные ребята чрезвычайно фальшиво заорали веселые песенки, отнюдь не соответствующие эстетике нашей профессии. Лёня, в попытке забыться и не наблевать в проход, уткнулся носом в стекло. Я заснул.

    Погода была отвратительно хороша. Все вокруг светилось, особенно пьяные счастливые лица студентов. Над водохранилищем заходило рыжее солнце, предвещая ночное безумие. Табачный дым опускался, как занавес в театре, скрывая всю панораму. Мы заперлись в номере с всевозможными бутылками, в каждой из которых плескалось по сорок градусов различной жидкости. Мы уселись писать стихи. Делать больше было нечего. Ребята поумнее давно отыскали себе пристанище в женских комнатах, уединяясь по очереди с каждой свободной девочкой лет этак семнадцати. Лёня по-прежнему рассуждал о необходимости удовлетворить животную потребность посредством борделя. К нам присоединились новые уроды. Все эти пьянющие рожи вдохновляли меня на рифму «кровать-спать». Лучших перспектив у них сегодня не было. Я им искренне завидовал. Как все-таки было бы прекрасно… Слова Лёни уже не казались мне такими абсурдными. Глаза наливались кровью, руки начали дрожать, рвотный позыв заставил меня распрощаться с ребятами и пойти гулять по территории.

    Было темно. Еще темнее было в моей голове. Где-то веселились люди. Мне не хотелось участвовать в этом. Что если это жирное говно был прав? Вспомнилась первая любовь… Почему, когда напьешься, всегда на мгновение становишься сентиментальным? Тогда меня вообще не интересовали все эти плотские услады – вся эта белиберда, занимающая время, которое можно было бы потратить на новое стихотворение или что-то более нужное. Да… С каждым годом человек все больше тупеет, продуктивность падает, потребности растут. Кто-то бегает в офис, кто-то за каждой юбкой. Каждому свое. От этих мыслей становилось скучно. К тому же стало слишком холодно, чтоб шататься по пустым аллеям. Пустым… не считая тел, валявшихся в кустах. Я зашел в здание, открыл наугад дверь и нашел ее. Она избавила меня от дурных мыслей. В шесть утра я больше не мог продолжать и ушел. Все стало на свои места.