К вопросу о первых и вторых

Вот начинатель Барклай, а вот завершитель Кутузов…
А.С.Пушкин

У меня иногда странное ощущение: чувствую себя динозавром. Особенно когда начинаем мы дома с мужем разговоры о каких-нибудь оборотах истории. Тут надо объяснить: мы с мужем окончили один и тот же факультет одного и того же вуза примерно в одно время – факультет историко-филологический, только он – отделение истории, а я – русского языка и литературы, но школа и учителя одни были, поэтому меня никогда не удивляло, что друг друга мы понимаем. Ощущение динозавра возникает, когда в процессе наших с ним бесед я вдруг начинаю понимать, что те простые и естественные вещи, о которых мы говорим, похоже, никому, кроме нас, не кажутся простыми и естественными.

Ну вот, например, мне, дураку филологу, всегда казалось, что история не может быть просто добросовестным перечислением дат и фактов. Должен же быть какой-то в их следовании смысл…

Наш ребенок пристально посмотрел все фильмы из серии «Романовы». Часть – вместе со мной. Ничего не скажешь, добросовестно сделанные биографические сюжеты с добротной фактографией, сочными интерьерными деталями и жанровыми зарисовками. Такие получились славные ребята, за исключением двух-трех очень выпукло нарисованных психопатов. И ребенок (умненькая ведь девочка, школа с серебряной медалью, три успешных курса совсем неплохого института) искренне расстроен: как же все-таки можно было расстрелять царскую семью, ну ладно, сам низложенный император, а дети-то чем виноваты, дети ведь…

Ну да, говорю я ей, дети. А пацаны, сидевшие 9 января на деревьях, чтобы виднее был крестный ход от Путиловского завода к царю, и скошенные пулеметами? А дети на руках у тех, кто к этому царю всей семьей за справедливостью шел, с молитвою и истиной верой? Их за что было стрелять?

А я про это, тихо говорит она, ничего не знаю. Это когда было? Это, что ли, ЭТОТ САМЫЙ ИМПЕРАТОР? ОН ЗНАЛ?

Или сидим обедаем. А что, спрашивает ребенок, считается, что красные молодцы и правы, потому что победили? Так, погоди, говорит отец, а ты-то откуда знаешь, что красные молодцы и правы? Так-то это нас на этом выращивали, и это понятно: мы, в конце концов, из той страны, где красные победили, и флаг у нее был красный. А вам, девяностикам, с рождения объяснили, что нашей красной страны не было, а если была, то исключительно хреновая, а вот почиканные в девятнадцатом году белые все как один достойные люди и гордость страны, а гады красные этого как-то не учли… А что было бы, спрашивает ребенок, если бы красные не победили?

А не было бы страны в том виде, в каком ты ее знаешь, отвечает отец.
 
И у меня перед глазами встает школьная карта: Советская Россия в 1918 году. Пятачок. Город Петроград и его ближайшие окрестности. Уже в Гатчине белые. И смогли ведь…

Следующий сюжет из разговора про мировые войны. Любая мировая война, говорит отец, это передел земли. Ты так говоришь, включается ребенок, будто их было море, войн мировых. А что, отбивает удар отец, нет? Официально названных, как ты знаешь, две. А Римскую империю возьми – чем тебе не мировые войны? Или эпоха великих географических открытий? Каждый же уважающий себя европеец, ступающий на берег неизведанной земли, быстренько подводил ее под руку своего короля. А война Англии и Испании за господство на морях? Тут ведь не только Англия с Испанией – тут еще и Франция, и Турция, и Португалия, жуткая драка за колонии, и мы в этот передел не лезли оттого, что флота у нас еще об ту пору не было… мы в это время присоединяли к России исконно русские земли.

Это как? – округляются глаза у ребенка.

Да очень просто. Объясни мне, солнце, в чем разница между конкистадорами, уничтожившими ацтеков, инков и майя, и национальным героем Ермаком Тимофеевичем? Ну-ну, согласен, инородцев Ермак Тимофеевич, Ерофей Павлович и прочие оторви-головы куда поменьше положили, чем тот же Кортес, но дело делали общее…

Ну да. Если у кого-то есть то, что тебе нужно, быстренько объяви его врагом и начни войну… очень умный фильм «Аватар», и главное, все про то же…

Ну и любимый вопрос о первых и вторых.

Давно, еще девчонкой, попала я в Кировский театр на «Царскую невесту». Дело было зимой, после долгого суматошного дня; плюс надо иметь в виду мое провинциальное оробение перед вторым оперным театром страны; неудивительно, что в самом начале действа я просто отъехала в своем бархатном кресле на какое-то время в астрал…

Пришла в себя и увидела на сцене молодых знатных мужчин, один из которых (начинаю я после астрала понимать) только что вернулся из-за границы, куда послан был по царскому повелению учиться; его все расспрашивают, как-то оно там за морем, да что немцы, а он себе поет про их науки, города и наряды… так, я себе думаю (ну простите уже мне мое невежество, не знала я до этого, про что «Царская невеста»!), петровские времена… и тут меня просто выворачивает наизнанку фраза одного из персонажей: «А правду говорят, что царь наш грозен!» И замечаю я, что оперные (читай в моем тогдашнем представлении «все равно ненастоящие») костюмы как-то не совсем из петровской эпохи…

Вот так меня в первый раз посетило ощущение однопорядковости Петра и Ивана Грозного. Только вот почему-то один в «памяти народной» герой, и мореплаватель, и плотник, а другой психопат, душитель и вешатель.

Уже крепко потом, в наших неоднократных домашних беседах устоялось в моей совсем неисторической голове: истинное значение эпохи и личности в ней и «народная память» – вещи принципиально разные, эмоциями величину исторической фигуры оценить невозможно. По большому счету, движения жизни настолько огромны и неторопливы, что человеческих эмоций в них просто не существует. Хочешь понять величину – откажись от желания по-человечески оценивать, забудь про хорошо и плохо и просто поставь события в ряд. А в случае с Петром и Иваном Грозным – в параллель.

Итак, сначала география.

Иван небезуспешно воюет с крымским ханом за выход в Черное море; по его повелению на Двине строится город и порт Архангельск, дабы у державы был господствующий выход в море Белое; воюет с Литвой и шведами за выход русских на Балтику; Ивангород до поры противостоит Нарве, живет русский Орешек. Неудачная попытка перебросить на Балтику построенные в Вологде корабли военного флота вызывает «истерику морских держав» (Википедия); Август Саксонский пишет в 1565 году: «Русские быстро заводят флот, набирают отовсюду шкиперов; когда московиты усовершенствуются в морском деле, с ними уже не будет возможности справиться.». Прочтите эту фразу отдельно от года и поймете мои ощущения на представлении «Царской невесты».

Петр воюет Азов за выход в Черное море; его повелением в Архангельске строится корабельный флот; он проигрывает шведам под Нарвой, но потом, сухим путем перетащив корабли, берет Орешек, делая его Шлиссельбургом; строит Петербург и после победы (морской, заметьте!) при Гангуте делает бесспорным присутствие русских на Балтике.

Даже названия одни и те же.

Теперь социальный срез.

Иван, понимая, что для окружающих его бояр, из которых каждый – такой же Рюрикович, как и он сам, его царский титул совсем не означает необходимости безусловно повиноваться, начинает с этими Рюриковичами войну. Для этого он по сусекам немаленькой земли Русской выскребает тоже бояр, но захудалых, неродовитых, а то и родовитых, но обедневших, у кого в хозяйстве одна курица и два мужика, готовых в первый же Юрьев день уйти к хозяину покрепче. Зато у таких обостренное чувство потомственной сословной гордости и петушиная задиристость (ну вспомните проводы молодого Д’Артаньяна из родного поместья: узелок с матушкиным бальзамом, пегая лошадь, единственная на все хозяйство, единственные же штаны, и напутствие отца: «Деритесь там, где это можно, слава богу, и уж, конечно, там деритесь, где нельзя!»). Обласканные царским вниманием, они готовы, как хорошая свора борзых, лететь рвать кого угодно по первому хозяйскому слову. Вот так на сцене появляется Малюта Скуратов и его ребята – по существу, политическая полиция; вот эти вешают Милославских на собственных воротах, рубят Шуйских, жгут Нарышкиных… и господа Рюриковичи начинают понимать (ну, кто в живых остался), кто в доме хозяин. Правда, есть тут одна закавыка: боярские республики на Севере, Псков и Новгород. Эти от веку никакому царю кланяться не собирались. Вот на этот случай возникает знаменитая экспедиция во Псков и Новгород с плахами на площадях, реками крови и отрубанием голов всем подряд (хотя, если быть строгим, столько народу во Пскове и Новгороде тогдашних вместе взятых не было, сколько Иван якобы на плаху положил) – чтобы ни у кого и нигде не возникало даже тени сомнения, что хозяин в стране один. Головы, кстати говоря, рубились исключительно боярские: смерды Ивана Васильевича не интересовали… Интересна судьба Малюты и его ребят. Поскольку им привелось стать карающим мечом революции (ну уже давайте скажем честно: то, что их руками делалось, по существу было антибоярской революцией; менялся способ управления страной), они на следующем этапе должны были исчезнуть как факт. Иван уничтожил их практически всех. А для того, чтобы было на кого опираться, родил идею служилого дворянства: награждения (пока личного, ненаследственного) вотчиной и знатностью за службу. Естественно, что рядом возникает идея, что вот этих новых молодых надо еще и учить (вспомним начало «Царской невесты»), но до масштабного воплощения этой идеи, равно как и идеи дворянской, у Ивана просто руки не дошли.

У Петра дошли. Он родовитым боярам объяснил, что основа преданности царю – не присутствие, а служба, и дети лучших родов понеслись сначала к немцам на обучение, а потом на шкиперские экзамены; при этом понеслись вместе с теми, у кого все та же одна курица и два мужика, только теперь уже окончательно крепостных. И родовитый дале некуда Ржевский оказывается черт-те где в Переяславле-Залесском на верфи рядом с худородным Иевлевым, да еще и с вообще с улицы взятым Меньшиковым, и все при государе и государевом деле – корабли строить. А государь обещает, что за ум скоро графами жаловать начнет, и назначает шкиперами (освобождая, соответственно, от податей, тягот и повинностей – по существу, даруя дворянские привилегии) холопов нерадивых боярских детей, что сумели выучиться и экзамен выдержать вместо своих господ-лентяев. Меняется срез элиты, подход к ее формированию; ну и само понятие «формирование элиты» выходит на сцену: графом недостаточно родиться, требуется обучиться им быть и соответствовать требованиям.

Опять как будто про одно. Только Иван идет по пути антибоярской революции первым, собственным телом расталкивая грязь, оступаясь в ямы, продираясь сквозь кусты; а Петру через два-то столетия уже видна намеченная дорога, остается дойти. Вот почему Петру достаточно было резать боярские бороды, менять им кафтаны на немецкие и сажать виноватых в корзины с яйцами, а Ивану приходилось рубить головы, спускать кожу и сажать на кол…

И еще про душителя-вешателя.

Образ изверга Ивана Васильевича складывается из рассказов о том, как он там положил столько-то бояр со чады и домочадцами и столько-то приказных дьяков, тут велел боярина такого-то на собственных воротах повесить, а отрубленные головы бояр таких-то бросить во двор их ближникам боярам таким-то; а то еще собственноручно посохом угли подгребал на пытке им же вознесенного видного опричника, обвиненного в измене. Смерды, повторюсь, Ивана Васильевича не интересовали…

А светлый образ просвещенного монарха, мореплавателя и плотника Петра как-то не принято напрямую связывать с тысячами мужиков, умершими от цинги и голода, надорвавшимися, запоротыми на верфях; легшими костьми при строительстве Петербурга; повешенными вдоль государева волока, когда корабли тянули в Балтийское море, за побеги от непосильной работы; с их семьями, оставшимися без кормильцев и обреченными тем самым на голодную смерть… это к вопросу о пацанах на деревьях, по которым просто случайно пришлась пулеметная очередь.

Получается, и в части изуверства Иван и Петр соотносимы, просто в разных красках представлены.

И на выходе оба, как Юрий Деточкин и догоняющий его милиционер, каждый по-своему, но делают общее дело. Нет, аналогия с Деточкиным неточна: в нашей паре один начинатель, другой завершитель. И лавры и народная любовь – естественно, завершителю, у него же все получилось, он и молодец. А то, что основную грязь, существенно облегчая его путь к победному результату, вывез до него начинатель, который вовсе не душка и не лапочка (естественно, грязь ведь вывозил), – вот это мы как-то не то чтобы забываем, но видеть не особенно хотим. А по большому счету, нас чаще всего и вовсе не интересует, кто там был в начале пути, и где оно, это начало. Мы еще ладно если венчаем победоносный финиш; однако то, что хорошо на беговой дорожке, вряд ли оправдано на дистанциях куда более длительных.

Даже не лелею надежды, что каждый житель станет регулярно задумываться об истории страны и анализировать ее ход. Но вот если (ой, что говорю!) хотя бы у трети населения есть стойкое ощущение, что общее движение истории страны поступательное – это уже основание для законной гордости за державу. А вот когда тебе подсовывают без всякой связи разнонаправленные факты, сильно бьющие по эмоциям, выдавая это за историю твоей страны, – за державу становится обидно…