Ingert fun - 084

Ингерт "бяка". острый психологический роман

...Рамира права – Россия по прежнему – коммунизм в своей самой извращённой форме. Когда ради великой идеологии – миллионы превращали в животное стадо баранов. В великих идеологиях никогда нет места живому человеку. Идея превыше всего. И я уже не думаю, почему я здесь и почему этот Кинцбург стал моей родиной. Просто потому, что я тут дева. Я тут родилась девой и это моя родина. Рамире это стоило долгого пути и труда в Европе. В среде зверей нет жалости и потому её никто и не жалел. В среде зверя нет полов, тут только правило кто сильнее. А сильный сношает слабого. И так и должно быть. Это и есть Россия – для неё и другой нету. И вот мы вновь приходим к тому, отчего вроде только что отошли – к миру инстинктов. И вот кто теперь станет отделять ту тонкую грань между человеком и зверем? Тут вроде и ежу ясно, что проще всего стать зверем, потеряв в себе человека. И это не парадокс, что родившись в мире зверя, Рамира через инстинкты пришла к человеку, потому что путь назад к зверю, ей просто отбили. Природа – дурочка – у неё ума нет, и каждый ныне сам приведёт себя к человеку или зверю. Или-или и иных вариантов нет. Пришла пора и нет больше единых судей от лица всея Руси и нет смысла, вопрошать у каждого россиянина, признаёт он скажем Рамиру за русскую или нет. Эволюция выходит из стада. Из стадного построения общества и невозможен теперь единый царь и бог на Русь всея. Оставьте в покое Рамиру»;
Комментарии тут были ни к чему. И кремль раздирали противоречия. Путевой хороший мужик, народный, но сейчас не такой был нужен лидер для Руси. В Европе тоже было не разогнаться, ибо уговор был, стараться самим решать свои проблемы. Да это была уже и не та Европа, что знали раньше. И только те, провинциальные центры, где было скопление народа, становились центрами новой России. Без духовности – нет России. Это был не просто лозунг, это был факт выживания русской нации. А душа – это и есть психика. И если нет культуры в душе, т.е. порядка – ты будешь подвержен психозу и долго не вытянешь. Мафия уже практически разваливалась, Русь переходила на новую систему валюты. Артельщики и кустари стали основой новой российской промышленности. Крупную промышленность стало поднять тяжело. Теперь князьки были и сами не рады, что вели такую политику против народа. И держались только за недвижимость. Предметы стали почти за бесценок, даже драгоценности. Важнее были продукты питания и ткань на одежду и бельё. Мастеровые, художники и музыканты, творили чаще только за «покушать». Но тем не менее, в центрах народа, Русь начинала развиваться и вставать на ноги. Тем паче, что и в Европе духовники были в цене. Фактически диверсии теневиков уходили в прошлое, ибо теперь любая акция – оборачивалась психозом, который обратной стороной палки бил по самим же организаторам. Да и кого было на это нанимать? Массовку? Массовка сама держалась народа и одноразовый найм им больше был в убыток. Оставались только бродяги или так называемые неприкаянные души. А они не любили когда ими командуют, и тем паче требовали гарантий, что это не подстава. А в общем плане, там где царила массовка, казалось смешались все эпохи, тут были подобия; бартера, кооператива, монопольщики, фарцовщики, антиквариат, коробейников и валютных маклеров. О последних можно было бы сказать отдельно. Новый курс валюты в России естественно тоже вводился в оборот через народ, который и определял её курс, а потом, по данному курсу устанавливали оборот валюты и для массовки. На массовку полагаться было нельзя, ибо они переменчивые, и легко поддаются как на ажиотаж, так и на панику, но кроме того, могут больший акцент делать на частную собственность. Любой бартер или кооператив, не столько формировали рынок, сколько отношения между обществом. Отношение к деньгам – это стал уже особый клин психологии. Для того и было предложено два типа отношений община и частники, и тогда если частники начинали больше играть на свой карман, то нищала община и от этого проигрывали все, падением курса оборота. А курс всегда соизмерялся по валюте народа. Потому для более устойчивого и выгодного оборота валюты, были два типа предпринимателя – банкир и маклер. Банкир был как голова общины (или как ранее именовал криминал – общак) и играл роль константы внутреннего оборота. А маклер было внешнее лицо, который «торговался» с народом для более выгодного курса валюты массовки. Народ был более щедр и шёл на поблажки, но на «разумных» основаниях. Как раз, казалось бы для массовки более удобная и гибкая система чеков, применялась в народе, а для массовки избирался более твёрдый курс по системе бонов и бонусов. Начнёшь набивать себе карманы – проиграет община и ты отколешься от общества. Отколовшись, проиграет оборот твоих денег и они обесценятся. Будешь более играть на общину – заработаешь бон, как стабильная репутация, а потом глядишь и бонус, как льготы и доверие от общины. Были конечно и аферисты, которые в какие только авантюры не пускались, чтоб разжиться за счёт общины, но таких чертей не любили и тут навару бывало кот наплакал, а чаще, такие оставались без бонов. Вопрос и дураку становился понятен и стоял ребром – или деньги, или человек. Или-или. Так вот с маклером мог торговаться и частник и получалось так, что маклер сводил общее положение курса массовки к более сбалансированному состоянию. А это и покой и стабильность и качество отношений в обществе. Казалось тут продавалось всё, вплоть до родной тёщи, и вот тут-то и появилось лицо рыночника, который умел предложить и продать практически любой товар. Иначе частник, мог разложить свои пожитки на продажу и сидеть на рынке сутками, но у него так никто ничего бы и не купил. Рыночник становился ныне тем лицом, что задавал доброе и бодрое настроение массовке и способствовал развитию более позитивных отношений между людьми. Народ в таком качестве для массовки был более пассивен, хоть и полезен. Неприкаянные или бродяги, были редкость и не могли прижиться ни в каком кругу, даже если постоянно проживали по одному месту, потому их бродягами и называли, или бродячие души. Они имели характер смутьянов и бунтарей и могли запросто устроить скандал или психоз и потому их называли ещё как горлопаны или черти на Руси. Но на общую массу, такие одиночки уже особо повлиять не могли. Воинов на руси казалось не прибавилось, а убавилось. ВПДР стали рассасываться в народе и играли роль пассивной полиции в поддержании порядка. Теперь с массовыми волнениями справлялись малыми группами и уже опытные прожжённые воины. Они не считались ни с какими уставами и устоями и добивались порядка своими примитивными, но жёсткими методами. Порой их именовали ледяными идолами, ибо девки и особо молодые, часто сохли по таким парням. Причина? Оказывалось весьма банальным то, обстоятельство, что воины были самыми надёжными и самыми передовыми людьми России. А на передовых парней, девиц тянет как магнитом. Говорили в шутку, что у воинов на каждом селе России растёт по пяток хулиганов, ибо девки сами таким матёрым мужам вешались на шею и висели гроздьями. Однако в массовке они популярностью не пользовались. Но и зря где попало не являлись, чтоб не нервировать публику своей грубой натурой. Военная база, как тем паче и техника развивалась весьма вяло и только в народе они ещё могли найти пристанище для душ.
Севастьян Муромец базировался у новых южных границ где-то в стороне к востоку от казаков, как донских так и красноярских. В казачестве бардак похоже стоял ещё тот. И порой к его базе наведывались делегации с атаманом и пытались выторговать оружие и какую боевую технику. Прибегали малыми гуртами мальчуганы или приходили моложавые казачки и высматривали воинов со стороны. Новую технику и особо Шлиссеров и Громовержцев ещё тут не видывал никто и потому небольшие маневры, всегда были местным интересны. Теперь казакам стало выгодным только ходить торговыми гуртами на север Руси и разживаться на торговле, ибо с южными соседями такое было невыгодно. Да южане и сами старались скорее навязать свой товар, чем что-то купить у казаков. Ходили казаки и на запад, на Украину, но тем было выгоднее всего поддерживать контакты и торговаться с поляками. Многие украинские хозяйства стали развиваться головой от поляков и когда-то в средние века оккупировавшее Украину польское панство казалось возвращалось снова, но теперь по желанию самих украинцев. Наиболее потешные сцены для поляков устраивали перепалки меж украинцами и белорусами за польский рынок. И те и другие хаяли полякам своих соседей. Прибалтика казалось окунулась в омут частных владельцев и собственников, хоть там жили без каких явных прецедентов меж соседями и старались тоже торговаться поляками и немцами.
 Сева потянулся и вышел во двор базы, у западных ворот разворачивались три бугтандера, вернувшиеся с очередного рейда. Местные отдельные хозяйства и небольшие набобы не приветствовали такое соседство и положение новой границы России, но хотя бы старались торговаться с воинами, ибо снабжение базы было поставлено у Севы хорошо. Раз в два месяца прилетал большой военный транспортник и тут кого только не собиралось и казаков и местных степных аборигенов. На претензии местных «баев», Сева говорил; скажите спасибо своему аллаху и вашим безмозглым воителям, что пошли войной на Россию. Мы вообще могли свои границы далеко продвинуть на юг, но нам лишние территории тоже ни к чему. И набобы только кряхтели и досадно качали головами. Хоть Сева не мог понять, чем им так досаду доставить своей базой может. И вот появилась небольшая делегация, видимо пришедшая табором с более глубокого юга и остановились недалеко палатками. Вообще-то близ базы палатки или лагеря, даже временные было ставить нельзя, но видно гости этого не знали и потом к Севе прислали делегатов и спросили – есть ли у него новые деньги Европы?