Дорога к Храму

     Действующие лица:

     Пётр Александрович Литвинов, ныне послушник Монастыря брат Паисий, 64 года;
       
     Максим Боженов (Толстый),  бывший ответственный сотрудник таможни аэропорта «Шереметьево-2», 37 лет;

     Андрей Горячев, адвокат, бизнесмен, закадычный приятель Боженова, 32 года.

     Август 2014 года. Суббота. Жара, перевалив слегка за полдень, ещё держится на своём пике. Недалеко от бензозаправки, расположенной рядом с трассой, прямо на опушке леса - скромная зона отдыха для проезжающих: туалет и несколько столиков со скамейками. В этот час столы пусты, кроме одного.
    За ним сидит Максим Боженов. Его босые ноги придавили ботинки от Берлути. Светлые брюки от Бриони помяты и  в свежих пятнах. Рубашка от Етона расстёгнута почти до пояса, обнажая грудь. Красные, воспалённые глаза, опухшее лицо и щетина примерно недельной давности свидетельствуют, что мужчина пьёт не первый день. С багрового лица обильно стекает пот, который Максим время от времени вытирает бумажным носовым платком, потом кидает платок под стол. Там уже скопилась целая кучах комочков.
     На столе перед Максимом - пластиковый стакан, бутылка водки «Севрюга», пакет вишнёвого сока и телефон. Рядом на скамейке - тёмно-коричневая барсетка и пакет с надписью «Азбука вкуса». На земле - объёмистая чёрная сумка, которую он время от времени трогает ногами, удостоверяясь, что она на месте.

     Максим наливает в стакан водки. Залпом выпивает. Плещет туда сок. Запивает.

     Максим. (Смотрит на часы). Вот это он едет. Чтоб я всю жизнь так ездил!

     Он достаёт очередной носовой платок, вытирает лоб, с которого обильно струится пот.

     Максим. Чёртова жара! Просто всю Душу вымотала. Эх, щас бы валяться где-нибудь на Лазурном берегу,  греть пузо, коктейли попивать да голых баб разглядывать… Сколько их туда сейчас из самых разных мест подвалило! Сезон дам и недам, охочих до развлечений открыт. Вперёд, орлы! Жаль, я не с вами… Эх, не полетят нынче мои еврофантики вам под бритые, наманикюренные ножки…

     Максим наливает ещё немного водки. Выпивает. Морщится.

     Максим. До чего же жрать охота! Понастроили тут столов да сортиров. И ни одного магазина. Ничего не попишешь - Рашка, она и есть Рашка… Уф.

     Максим вдруг начинает трясти головой. Резко икает. Веки на глазах подёргивается. Он промаргивается. Потом грозит пальцем в пустоту.

     Максим. Опять ты, рожа мерзкая рогатая. Дождёшься, что шерсть обстригу и голым пущу в эту, как её там, в Африкуууу. Что испугался? Боишься, когда страшно?  Тьфу на тебя. Тьфу, тьфу, тьфу!

     Слышно, как где-то поблизости тормозит машина. Щёлкает пульт. Быстрым шагом выходит Андрей Горячев и приветственно машет Максиму рукой.

     Андрей. Толстый, привет! Извини, что задержался. На выезде авария случилась… Еле прорвался.

     Максим. (С облегчением, словно стряхивая с себя что-то). Ну, наконец-то! Пожрать привёз?

     Андрей (Растерянно). Ох, ёлы-ж-палы! Совсем забыл. Ну ничего, сейчас где-нибудь перехватим.

     Максим. (Плюёт с досадой). Пееерееехватим… Перехватчик хренов. Тут в радиусе тридцати километров ни одной паршивой лавчонки не наблюдается.

     Андрей. (Оглядывается). Да, любопытное местечко. Природа прямо-таки девственная. Одного не пойму, как тебя в этот медвежий угол занесло, да ещё без тачки?

     Максим.  Игрушку решил прикупить. Глянуть хочешь?

     Андрей. Ну давай глянем из-за чего тебя в даль светлую примчало.

     Максим, напрягшись, поднимает с земли сумку. С грохотом ставит её на стол. Расстёгивает молнию и достаёт винтовку.

     Андрей. (Присвистнув). Ох, ни хрена себе игрушечка от дяди Сэма… (присматривается повнимательней). Да это ж… Не может быть… Неужели «Баррет»?

     Максим. А то. И не просто «Баррет». А сама «М-110»! Вот она, моя девочка. Моя лучшая из лучших девочка. (Ласково гладит винтовку рукой).
 
     Андрей. Ты чё, Толстый, совсем сдурел? На старости лет в войнушку поиграть приспичило? Деньги девать некуда стало? Или к Хозяину невтерпёж? Ты в курсе на какой срок эта цацка потянет?

     Максим. Не пугай, благодетель, а то пукну невзначай. Поздравь лучше - с сегодняшнего Макс Боженов начинает новую жизнь. Короче, не исключено, что ты меня, Андрюха, последний раз в жизни видишь. На Сафари охота прокатиться. Себя показать. Укропов пострелять. Пиф-паф! - и нет укропа!

     Андрей. А, если тебя нет?

     Максим. Да, меня и так давно нет… Потому хочу вспомнить молодость - умереть, как герой. Для этого ведь войны и существуют.

     Андрей. Мда. Гениальное решение. Ты уже сколько дней квасишь?

     Максим. Пять или шесть. А может …неделю… Не помню. Ну как меня с работы того, турнули, так и отдыхаю…

     Андрей. Значит, почти две недели.

     Максим. Ну да. Две, три… Есть ли, братан, разница? Как слюнявому щенку под зад дали. Да ещё добавили, мол, спасибо скажи, что на вольные хлеба, а не за решётку валишь.

     Андрей. Ну так и радуйся.

     Максим. Я ж и радуюсь, разве не видно?

     Андрей. Видно, да ещё как! Однако, что-то фасад мне твой не нравится… Ты себя нормально чувствуешь?

     Максим. Просто жрать смертельно охота. Они ж условие выставили, чтоб явился без тачки. Один кретин сюда завёз да смотался. Другой игрушку доставил и тоже свалил. А я впопыхах только горячительным запасся.

     Андрей. Понимаю. Вот теперь понимаю, что ты совсем от пьянства свихнулся. А, если бы они тебя того, пристукнули? Дура эта немеренных бабок, небось, стоит.

     Максим. Да ладно тебе. Что деньги? Парой лимонов больше, парой меньше… Канал точный, проверенный сто раз… Вот же подлость какая! Сижу с таким оружием, можно сказать, посреди леса и …голодный. Где дичь? Нету дичи! Ни лосей, ни оленей, ни кабанов! Прикинь, ща подстрелили бы. Потом костёрчик развели, тушу на вертеле над ним подвесили…

     Андрей. Вставай давай, охотник. Поехали. Тебя куда везти-то? В Москву с такой береткой соваться не стоит.

     Максим. (Довольно смеётся). Сдрейфил?

     Андрей. Я тюряг и так по работе довольно насмотрелся… Жаль, тебя вовремя на экскурс не сводил.

     Максим наливает себе ещё пол-стакана водки. Выпивает. Глотает сок прямо из пакета. Куда-то всматривается. Потом вскакивает.

     Максим. Оба-на, жратва-то легка на помине - сама к нам шагает.

     Андрей. (Всматривается в ту сторону, куда показывает Максим). Где?

     Максим. Да вон же, вон! Ишь, вышагивает! Пальнуть, что ли?

     Андрей резко хватает его за руку.

     Андрей. Это ж человек.

     Максим. Дичь. Вона сколько мясца свеженького! Интересно, попаду?

     Он хватает винтовку и пытается прицелиться. Но руки предательски подрагивают.

     Андрей резким движением выбивает у него оружие.

     Максим. (Злобно). На грубость нарываешься…

     Максим ещё раз смотрит в сторону «дичи» и вдруг начинает смеяться.

     Максим. Так нам ещё и явление сподобилось! Не просто дичь. Святая. Только старовата будет. Жесткач во всех смыслах. Ты только глянь! Нет, ты глянь, Андрюха, кто к нам припожаловал!

     К ним приближается фигура в чёрной рясе с клобуком на голове. Это человек примерно 60-65 лет. На плече чёрная кожаная сумка, в руке - чётки.

     Максим (Очень громко, явно стараясь привлечь внимание прохожего). Вот я раньше не догадался, что  за зверьё здесь обитает! Как жизнь, Святой отец? Побираться, поди, во славу Божью ходил? Или только направляешься обирать правоверных дурачков?

     Андрей старается заслонить собой винтовку.

     Андрей. Извините нас, пожалуйста.

     Максим. Тю! Нашёл перед кем извиняться! Это ж дармоед, нахлебник из тех святош, которые только хлеб чужой жрать задаром могут да поклоны бить. Она, с каким видом важным чешет. А чё скажешь, раб Божий, если я тебя сейчас, как кабана подстрелю. (Опять пытается схватить винтовку). Небось, обоссышься со страху!

     Андрей. (Удерживая Максима). Не обращайте внимания. Не в себе он.

     Монах вдруг останавливается. Молча смотрит на приятелей. Потом, словно определившись, решительно к ним направляется.

     Монах. Вы, кажется, хотели со мной побеседовать?

     Максим. Не, Андрюха, ты только послушай, как он балаболит - побеседовать мы с ним хотели. Не побеседовать, а судить тебя, дармоеда, желаем. (Громко икает).

     Монах. Тогда судите.

     Максим. И будем судить. Вот. И засудим, не сомневайся! И к стенке, как врага народа, поставим. По стране толпы нищих да голодных, а вы деньги народные на бессмысленную реставрацию своих храмов переводите! Обираете прихожан, обманываете. Сколько людей на те средства можно было бы по-настоящему осчастливить! Накормить. Из нужды вытащить.

     Монах. Правильно, мыслите, добрый барин. Накормить - это хорошо. Думаю - на стоимость Вашей одежды половину голодных столицы обедом накормить можно. Однако ж и ботиночки ручной работы…

     Максим. Опаньки! Удивил так удивил. Неужели монахи нынче не только лбы пустые об пол разбивают, но и в модных брендах разбираются? А ботиночки такие, между прочим, Медведев носит. Вот мы, убогие, и тянемся за ним последышами. Такие дела…
     Слушай, дед, если ты такой умный, то может и пожрать у тебя найдётся?

     Монах очень внимательно вглядывается в лицо Максима. Потом снимает с плеча сумку, открывает, достаёт оттуда свёрток. Разворачивает. Вынимает хлеб, варёный картофель, свежие огурцы и помидоры. Расстилает салфеточку. Молча раскладывает на ней эту нехитрую снедь перед Максимом.

     Максим. Опаньки! Закусь! Ты не за «Газпром» случайно молишься? Мечты сбываются…Может ещё и выпьешь со мной? На брудершафт, например? Во, бля буду, если кто из пацанов поверит, что я пил с настоящим монахом!
     Да не дрейфь, ты, садись. Не трону. Наоборот, за хавку эту втройне заплачу. Или нет - вдесятеро! Я - человек не бедный!

     Монах. Ты - человек не бедный. Ты муж - глубоко несчастный. А нынче вовсе дурное дело задумал.

     Максим. Ну ты прям крутой экстрасенс! Верно, всё у меня есть. Дом трёхэтажный с каминами, с бассейном построил. Сад  - огромный со статуями. Такая, доложу тебе, дед, там обнажёнка… Опять же - пруд имеется с рыбёшкой. Лошадки - для прогулок. У жены - шуба - не шуба, брюлики - не брюлики - не знает, куда девать. Не то музей, не то склад… Хотя, если разобраться, на склад больше тянет. У музейных охранников таких харь, как у моих, не бывает. Знаешь, какая у моего охранника физия? Собаки, не то, что людишки, пугаются!         
     И не ходит к нам никто. И не прилетает. Даже вороны мимо курс берут. Жена бормочет, что к лучшему. Мол, для свиданок-целованок кабаки имеются. В них стрелки и забиваем. Для врагов, для друзей…
     Веришь, раньше в хрущёбе убогонькой от гостей отбоя не было, а теперь Верка моя стремается даже старинных подруг приглашать - «чтоб не позавидовали да, чтоб не сглазили» печётся. Врёт, канеш, стерва. Боится, как бы я на кого не запал всерьёз. Носится за красотой по клиникам. Приходит как-то домой, а губищи до пупа раздуло! «Тебя, - интересуюсь, - оса тяпнула?» Она - в рёв. Кричит, что модно теперь так…
    У детишек - компьютеры, планшеты… Игры всякие. А злые они - хуже собак бездомных, что за кости на свалке грызутся. Глаза бешеные. Придёшь домой, а там словом не с кем перемолвиться. Веришь, иногда сам с собой разговор веду да с тоской то время, когда бедным был, вспоминаю…

     Монах. Суета сует тебя одолела. Но ты сильный, потому и получил передышку. Оглядеться. Одуматься. Господь Бог наш устроил всё так, чтобы люди не находили себе успокоения в вещах тленных. От того беды и печали, что слишком ты, Брат, всё вещественное возлюбил. Нутром к нему прилепился. Увязла Душа светлая в суете мирской, от которой нет насыщения. А только новый лютый голод пробуждается. Кипит в теле зелье поганое, разум туманит. Одна пустота другой сменяется да суетой заполняется. Туда, где кипит бесовская духовная жизнь всегда найдут лазейку тревога да отчаяние. Бесы страсти нагнетут, радостей насулят, а сами болезни накличут.

     Максим, между тем отламывает солидный ломоть хлеба, с аппетитом откусывает.

     Максим. Хлебушек вкусный. Где таким разжился?

     Монах. Сами выпекаем.

     Максим. У монахов губа не дура. Сам бы ел…

     Монах. На здоровье. Только, брат, не одного земного хлеба просит твоя Душа. Требует она того духовного насыщения, после которого уже не взалчет человек сно…
   
     Он вдруг замолкает на полуслове. С Максимом происходит что-то странное. Вначале он начинает давиться  хлебом. В конце концов ему удаётся часть выплюнуть. Веки мужчины часто-часто подёргиваются. Глаза, потеряв всякое выражение, становятся «пустыми», но в то же время от них исходит какое-то странное мерцание. Лицо до неузнаваемости меняет выражение на звероподобное. Он делает круговые движения головой, издавая при этом звук напоминающий не то хрип, не то рык. По телу проходит судорога. На губах появляется пена.

     Максим. (сильно изменившимся, каким-то «нутряным» голосом). Отраву хотел подсунуть? Зубы заговариваешь? Не тебе, мерзкий докторишка, проповеди мне читать! Думаешь, прикид сменил - и готово дело - пастырем заделался? Так нет - обернуться ещё не значит превратиться. Зря я в тебя, раб Божий, Пётр, не пальнул… Ох, зря…

     Максим, грозно сверкнув глазами, всем телом поворачивается в сторону Андрея. И показывает на него пальцем.

     Максим. Ты, гад, помешал. Так что берегись. В следующий раз с тебя отстрел начну!

     Андрей. Макс, ты в своём уме?

     Максим. Я-то в своём. Потому и приказываю тебе - убей этого оборотня! Убей его, пока он тебя не прикончил. Чёрному доктору сие дело привычно.

     Андрей. (Обращаясь к Монаху). Не пойму, что с ним происходит. Чушь какую-то несёт. И голос такой… странный, зловещий.  Прям мурашки колючие от него по всему телу побежали.

     Монах. Не приятель твой сейчас говорит. Бес слово держит.

     Максим. Тоже меня узнал? (Хохочет). Не ожидал? Что делать без своих технологий станешь, психотронщик поганый? Без своих программ хитрых компьютерных? Без них ты - ноль, зерро, очко сортирное!

     Монах. Как тебя зовут?
 
     Максим. Угадай, провидец хренов!

     Монах. Ты один?

     Максим. Какой один? Максим добрый. Он давненько за собой целую компанию водит. Просто другие отлучились ненадолго. Вернутся - тогда берегись! Дадим тебе настоящий бой!

     Андрей. О, Боже! Надо перекреститься. Только не помню, с какого плеча начинать - то ли справа, то ли слева…

     Максим. Дурак ты, паря. Всегда это подозревал. Не зря тебя Верка клопомором называет.
Чё рожу-то скорчил? Сказ один - наливай да пей!

     Максим берёт стакан, делает глоток. Потом неожиданно хватает Андрея за грудки.

     Максим. Брезгуешь, сука?

     Пока Андрей пытается отбиться от Макса, монах достаёт из сумки связку свечей. Зажигает одну из них.

     Максим. (Отпускает Андрея). Смердить передо мной будешь?

     Монах. Молитву прочитаю. Хоть мне и не по рангу…

     Максим. Она, как заговорил! Раньше посмелей был. Ну ладно, давай, рискни! Я хоть развлекусь маленько.  Хотя, нет. Уж больно вы скучные оба. Это вас нужно развеселить - дать эксклюзивное представление.

     Тело Максима начинает раскачиваться на скамейке взад-вперёд. Кажется, что он проделывает какой-то цирковой трюк. Макс сползает на землю, становится на четвереньки и начинает громко заливисто хрюкать. Потом упирается в пол теменем и подошвами. В таком положение быстро-быстро бегает вокруг стола. Подскакивает к Андрею и кусает его за ногу.

     Андрей в ужасе шарахается в сторону. Максим хохочет.

     Андрей. Максим, остановись!

     Монах несколько торопливо достаёт толстую старинную книгу в чёрном переплёте. Начинает листать страницы.
     Максим вдруг резко останавливается. Смотрит на книгу. Глаза его горят.

     Максим. Это что?

     Монах. Это как раз то, о чём ты подумал.

     Максим. Это плохая книга. Ненавижу жития да откровения святых старикашек. Ррррррр!!! Убери её. Спрячь! (Срываясь на крик). Убери её немедленно!

     Монах. Уберу, если оставишь этого человека в покое.

     Максим рычит. Потом падает на спину. Сильнейшие судороги сотрясают его тело. Ноги и руки ходят ходуном. Голова, мотаясь из стороны в сторону, стукается о землю.
     Андрей подбегает к товарищу, пытается схватить за ноги.

     Монах. Отпустите ноги!  Голову, голову держите. Да не бойтесь. Ваш друг сейчас всё равно ничего не чувствует. Теперь поверните голову налево, на бок и придерживайте в этом положении. Так и держите.

     Сам монах достаёт из сумки полотенце, складывает его в несколько слоёв. Потом подбегает к Максиму, ловким движением подсовывает полотенце тому под голову. Затем берёт за руку и резким движением нажимает на мизинец.
     Судороги почти сразу прекращаются. Максим затихает.

     Андрей. (Испуганно). Он жив?

     Монах. Жив.  Думаю, через час-полтора в себя придёт.

     Андрей. Господи, что это было? Никогда его таким не видел… Допился-таки до чёртиков…

     Монах. Вы лучше скажите, где у него таблетки?
    
     Андрей. Какие таблетки? Он здоров, как бык!

     Монах. То есть до этого эпилептическими припадками не страдал?

     Андрей. Запоями страдал. В загулы пускался. Кулаки почесать мог. Последние две недели, как с работы ушёл, то в детство впал - в стрелялки игрался на компьютере.

     Монах. Телевизор часто смотрит? Какие программы предпочитает?

     Андрей. Ничего он не предпочитает. С утра врубает, как фон, во всех комнатах разные программы. Две недели ни с кем, кроме телика, общаться не хотел. А тут позвонил, с работы сорвал. Такая вдруг горячка…

     Монах. (Показывает на винтовку). Постреливает?

     Андрей. Сам удивляюсь. Макс даже не охотник. В тире всегда мажет. А тут в Донбасс на войну собрался.

     Максим шевелится. Открывает глаза.

     Максим. (Слабым голосом). Голова болит. И ноги…

     Андрей. Ещё бы. Такие кренделя выделывал.

     Максим. Кренделя? Я? Не помню.
     Помню, что плохо стало. И такое ощущение странное-престранное. Будто на меня сел кто-то и придавил. Только не снаружи, а внутри запер, в животе; выше подняться не даёт. И с кем-то этот кто-то из меня разговаривает. Я всё слышу, понимаю, только помешать ему не могу…

     Монах. Раньше подобное случалось?

     Максим. Никогда. Чесслово. Я, что, заболел? Это очень опасно?

     Монах. Слабость сильная?

     Максим. Озноб изнутри идёт. Зато хмель начисто вышибло. Спать хочется.

     Монах. Поспите. Это пойдёт Вам на пользу.

     Максим. Я подремлю немножко… (Засыпает).

     Андрей. Скажите, святой отец…

     Монах. Называйте меня братом. 

     Андрей. Хорошо, брат. Если это была эпилепсия, то с кем Вы разговаривали? И почему он, то есть «оно» или, не знаю кто… Короче, голос этот называл Вас доктором?

     Монах. Эпилептические припадки имеют разную природу. В данном случае без нечистой силы не обошлось. Этот бес меня узнал, иначе мы бы так легко от него не отделались.
     Что же касается доктора… Когда-то в миру я, действительно, был практикующим врачом, занимался наукой и даже носил чин академика.

     Андрей. (Слегка присвистнув). Нормально так. Вы проводили эксперименты на людях? Почему Этот назвал Вас чёрным?

     Монах. Он имел в виду людскую молву. А она, с лёгкой руки прессы, окрестила меня отцом психотронного оружия, Чёрным доктором.

     Андрей. (Хлопает себя по лбу). А я думаю, почему Ваше лицо кажется знакомым. Ведь Вы - Пётр Литвинов! Я ещё студентом интересовался Вашими методиками по установлению личности преступника. Мечтал лично познакомиться. Только не успел. Не успел, потому что Вы … (Несколько растерянно замолкает).

     Монах. Что ж Вы замолчали. Продолжайте. Да, я умер. Если память не изменяет, то это прискорбное событие случилось ещё в 2004 году.

     Андрей. Значит, очередной маскарад нашего времени… Это могу понять. Но почему монастырь? Вас же приглашали и в Европу, и в Америку… Вы бы могли выбрать любое место и принести много пользы человечеству.

     Монах. Именно такое место я и выбрал.
     Скажите, молодой человек…ммм

     Андрей. Андрей.

     Монах. Замечательное имя. Так вот, скажите, Андрей, Вы хоть немного знакомы с православием?

     Андрей. Очень поверхностно. Правда, «Новый завет» осилил… Но, если честно, то до сегодняшнего приключения и бесов, и ангелов считал бабкиными сказками.

     Монах. Надо же - приключение… Современные люди вообще очень беспечны и плохо образованы. Чёрное с белым легко путают…
    Знаете, у нас в Монастыре есть один старец-духовидец, затворник. За помощью к нему съезжаются страждущие со всей Земли. Так он ещё задолго до того, как проситель к воротам подойдёт, всё о нём предвидит. Рассказывает, что люди идут со всех сторон, облепленные бесами и не замечают этого…               
     Собственно и Ваш покорный слуга почти до сорока пяти лет считал религию пустой болтовнёй. Если кому и молился, то её высочеству -  Науке. Мечтал стать учёным с большой буквы. Лечил людей от алкоголизма, наркомании, других душевных болезней.
     Чтобы найти источник болезни, приходилось проводить с пациентом долгие утомительные беседы. Собирать его прошлое по крупицам, чтобы докопаться до глубинных причин, замурованных в укромных уголках подсознания. Выцарапать информацию, заблокированную организмом, как приносящую страдания, удавалось не всегда.
     «Если бы я мог читать подсознание!, - иногда в полном отчаянии думал я. - как было бы просто поставить своевременный диагноз!
      Меня услышали. Сама Судьба милостиво поспешила навстречу. В конце семидесятых власти поставили перед учеными задачу "создать" людей-гениев, заставив их включать резервы собственной психики.  Возглавить вновьиспечённую секретную лабораторию поручили мне. Знаете, с чего я начал?

     Андрей. Собрали коллектив лучших специалистов…

     Монах. Нет, это дело я поручил своей заместительнице по кадрам.(Смеётся). Сам же засел за книги. Магия белая, магия чёрная, колдовство, шаманство… Я стал чернокнижником.

     Андрей (Недоверчиво). Ну да…

     Монах. Хотите верьте, хотите - нет, но с лёгкой руки знаний древних колдунов, помноженных на современные достижения наук, мы быстро двинулись, точнее рванули вперёд. Первая программа была написана на допотопном, по нынешним временам, компьютере. Но чудо произошло. Мы добрались до подсознания.

     Андрей. Весь мир должен был аплодировать Вам стоя…

     Монах. Видите ли, тогда я думал точно так же. Жаждал всё новых и новых экспериментов. Ушёл от жены, посчитав её и двоих детей обузой. Да… Новой избранницей стала коллега. Та самая - по кадрам. Она буквально преклонялась перед моим талантом. Я требовал обожания. Она меня обожала, подталкивала, вдохновляла… В суете не заметил, как Гордыня стала моим вторым «я», подменив жажду познаний и открытий стремлением к личной славе.

     Андрей. Но это вполне естественно. Человек так устроен, что хочет всё больше и больше… При чём тут гордыня?

     Монах. Знаете, Диавол никогда не идёт поперёк наших желаний. Наоборот, он начинает подталкивать нас именно в этом направлении, чтобы измотать и прельстить. Вдумайтесь, как заманчиво это звучит - сделать человека лучше, обойдя на повороте самого Господа Бога! Я был нагл и решил, что справлюсь с этой задачей.
    Расшифровывая подсознание, мы стали различать у людей некии блоки, поставленные на определённое поведение. Скажем, на неуверенность в себе, застенчивость… Прежде поведение, ограниченное такими блоками,  называли врождённой деликатностью. Сейчас величают комплексами, с которыми необходимо бороться. К слову, один известный советский писатель, которого я тогда уважал, так и заявил, что скромность - это самый короткий путь к неизвестности.
     Представляете соблазн? Люди десятилетиями изживают из себя какой-то комплекс. А мы могли уничтожить их у человека все сразу, причём за один-единственный сеанс.

     Андрей. Круто!

     Монах. Тут и случай подвернулся. У одного из ассистентов лаборатории, весьма талантливого молодого учёного, в подсознании обнаружился мощнейший блок из-за которого он был очень робким, стеснительным и не уверенным в себе. Так вот. Мы этот блок стёрли.

     Андрей. И ничего не получилось?

     Монах. В том то и дело, что получилось. Человек стал меняться на глазах. Он, словно стал выше ростом, расправил плечи. Его больше ничего не сдерживало. Он понёсся к цели, перепрыгивая на ходу через две-три, а то и через пять ступенек. Вскоре Алексей, назовём его так, уволился из лаборатории. Потом каким-то образом эмигрировал в Штаты. Через год дошла весточка, что он сдал американцам всё, что знал о наших исследованиях.

     Андрей. И что Вы сделали?

     Монах. Постарался этот первый звонок не услышать. Все тогда дружно сделали вид, что ничего страшного не произошло. 
     Потом информация о системах тестирования, стопроцентно выявляющих маньяков, садистов и потенциальных преступников при отборе на работу просочилась в печать и получила широкую известность. Государственных чиновников, погрязших в то время на крутых баррикадах перестройки, это интересовало мало. Вместо них с вопросами о кадрах к нам пришли бандиты… большие деньги, страх и муки совести. Некоторое время мы с женой даже скрывались…
     Я ушёл в долгий глухой запой. Она честно ходила за водкой. Мы старались не говорить, какие силы и зачем используют достижения, которыми мы так гордились.

     Андрей. Но потом. Потом же всё получилось. Вы открыли свой институт…

     Монах. Был грех. Трудно остановиться на полпути… Даже, ощутив всю опасность на собственной шкуре, я не смог отказаться от дальнейших исследований, пока…
     Вы случайно не помните после каких событий умер академик Литвинов?

     Андрей. Смутно. Вроде поговаривали о какой-то краже.

     Монах. Мы создали лазерный диск - прототип универсального ключа к человеческой психике. Но потом случилось невероятное... Диск украли. Самое страшное, что именно этого я и ожидал.

     Андрей. Ожидали? Тогда почему не приняли мер?

     Монах. В том то и дело, что принял. Я немного изменил установочный логарифм, сохранив настоящий только в собственной голове. Так что на презентацию выставили фальшивку. Она, конечно, тоже дорогого стоит, но судьбоносных деяний не совершит.

     Андрей. Вы знали вора?

     Монах. Причём очень близко. Это моя жена. Моя вторая жена, которую я привык считать главным соратником. Знаете, я её не виню. Потому что тогда пил. Пил много, неистово, как этот твой товарищ. А Таня… Она всего-навсего не хотела оставаться нищей вдовой.

     Андрей. Она в курсе, что Вы живы?

     Монах. Она честно меня, вернее то, что осталось после банальнейшей автокатастрофы, оплакала и похоронила. Памятник гранитный поставила. Академик Литвинов умер навсегда. Вместо него в мучениях родился инок брат Паисий, который теперь всё реже покидает стены Монастыря.

     Андрей. А как же наука? Ваше открытие? Неужели всё кончено?

     Монах. Как знать. В этом же направлении сегодня работают многие учёные из разных стран. Я внимательно слежу за всем, что просачивается в прессу или в …жизнь. Например, на телеэкраны. Там подобные эксперименты с манипулированием человеческой психикой уже давно не редкость. А поймать их практически невозможно. Кстати, Ваш приятель с его внезапным желанием воевать, вполне мог оказаться жертвой скрытого воздействия СМИ. А такого бесы не пропустят…
   
     Андрей. Вас послушать - так смотреть телевизор просто опасно.

        Монах. Хочу сказать, что граждан, лишённых собственной воли, становится всё больше. Всё чаще приходится сталкиваться с людьми, утратившими память. Их иногда принимает на излечение Монастырь. Они больше других нуждаются в моей помощи. Потому что разбудив память, мы рискуем вытащить на свет такую страшную правду, которую человек не перенесёт.
      Что же касается уникального метода улучшения человека, то считайте, что он утерян …надолго.

     Андрей. Но, говоря тем же языком Библии, Вы практически зарываете свой талант в землю. Разве это не против Бога?

     Монах. Там есть и другие слова. Помните? «По плодам их судите их…». Наука, лишённая нравственности, всегда требует жертв, тогда как истинное добро никогда не приумножит страдания…

     Андрей. Звучит красиво. Но, если бы Вы были практикующим врачом, я бы привёл к Вам Макса. А что мне сейчас  с ним делать? С его винтовкой, с его дурацким желанием ехать на войну? Что, если припадок повторится? Куда его везти и где помощи искать? Может адресок подскажете, брат Паисий?

     Монах. Охотно. Однако решение Вы оба должны принять для себя сами.
     Какой путь не изберёте, для того, чтобы развернуться, придётся доехать до перекрёстка. Там открывается даже не четыре, а семь дорог. Так вот. Одна из них ведёт к Храму…