Журавинка

14.10.2014

Яркая осень. Светлое, бодрящее и искрящееся инеем на ветках деревьев утро четырнадцатого октября. Уазик  цвета хаки едет по бетонке и везёт маму, её подругу и меня в лес за самой целебной на свете ягодой, клюквой, или по-белорусски -  журавинкой.

Спеша сдать в заготовительную контору и получить денежку, торопыги-ягодники собирали её ещё наполовину зелёной в августе, не дав до конца созреть и наполниться соком, в котором самая польза и вкус.

А мы дождались сезона.

Точнее, моя мама. Великая труженица, любящая работать на земле, сажать цветы, собирать грибы и ягоды, варить сотнями литров варенье и закатывать на зиму несметное количество банок с огурцами, помидорами и грибами, уговорила отца отвезти нас в лес.

На моих ногах короткие синие сапожки с вставкой-чулком из искусственного меха, на обеих женщинах обычные резиновые сапоги чёрного цвета, обутые на тёплый носок.

С собой у нас краюха хлеба, сваренные вкрутую яйца, кусочек солёного сала и пара луковиц. Не помню, во что была налита вода и была ли у нас она с собой. Возможно, что была, в бутылке из-под лимонада, заткнутой пластиковой пробкой, такими ещё закрывали бутылки с подсолнечным маслом. А может, мама прихватила в качестве утолителя жажды пару больших спелых яблок, чтобы не носить с собой тяжёлую бутылку.

Уазик без труда преодолевает лесное бездорожье, смешным куцегузым корабликом выплывая из огромных луж, наполнивших все низины.

В машине тепло, резко и тошнотворно пахнет бензином, и от этого слегка кружится голова.

Долго ли, коротко, но вот мы, порядком растрясённые на ухабах и ямах, наконец-то на месте. Папа смотрит на часы и назначает время сбора, с нами он не остаётся, не мужское это дело, гнуть спину в ягодах.

Мы повязываем на головы платки, на пояс - бидончики и подходим к краю болота.
Я приехала за клюквой в первый раз, до этого собирала только чернику.

Болото. С самого раннего детства, прочитав «Кладовую солнца» Михаила Пришвина, я страшилась даже самого этого слова.

Вот и сейчас я стояла на краю, вспоминая, как двенадцатилетняя Настя ушла с младшим братишкой Митрашей в болото за сладкой перезимовавшей клюквой, а потом они поссорились и разошлись в разные стороны, и мальчишка, не последовав её советам, как обойти опасную трясину, угодил прямо туда и чудом спасся благодаря собаке Травке.

Поэтому мне было боязно.

Как и многие другие, это болото начиналось зарослями ивы,  ольхи и других кустарников, которые стояли прямо в воде. Мама и её подруга решительно пошли вперёд, отодвигая ветки, осторожно ступая между кочек и чвякая сапогами. Я двинулась за ними. Сначала вода была низкой, но через минуту ноги стали проваливаться в пружинящие под ногами слои отмерших растений, и, не пройдя и пяти метров, мы начерпали студёной воды через край.

Ткань носков и подкладки тут же впитала влагу, ничего не подозревающие ноги буквально съёжились от холода. В голове мелькает мысль, что нам надо бы выйти обратно, потому что я не готова к таким подвигам в свои тринадцать юных лет.

Но женщины невозмутимо идут дальше, и мне приходится покорно идти им вслед.

Через какое-то время я понимаю, что, пока двигаюсь, мои ноги греют набранную внутрь сапог воду, и она остаётся примерно одной с ними температуры, а, учитывая то, что я завязала кулиску сапог, новая вода к ним не поступает.

Осталось примириться с хлюпаньем и чвяканьем, и странным ощущением себя, бродящей в середине октября по болоту в полных воды сапогах.

Собирать клюкву оказалось увлекательным занятием. За ней даже не надо было наклоняться, так как ягоды прятались в болотных кочках, которые мы называли кУпинами, а они были довольно высокие, чуть выше колена, или даже доставали до пояса.

Набрёл на поросшую ярким изумрудным мхом большую купину, рассмотрел в ней ягоду сверху, потянул и вытянул целое ожерелье крупных кроваво-красных ягод, гроздью висящих на тоненьких усиках. И все ягодки красавицы, как на подбор, так и просятся в рот.

Осторожно раскусываю ягоду и смотрю на её нежно-розовую мякоть. До чего хороша, да чего аппетитна, кажется, ел бы и ел.

Да не тут - то было. Кислоты в ней столько, что даже от одной штуки сводит скулы, и на лице появляется то выражение, что называют «кислой миной». Зато очень хорошо утолять жажду.

Процесс идёт, мы втроём не спеша кружим по болоту в поисках новых купин, вдыхая острый и сильный запах багульника, от которого начинает болеть голова.

Мама сняла свою белоснежную косынку и повязала её вокруг невысокой корявой сосёнки так высоко, как могла: это наш ориентир на случай, если мы заблудимся, там же стоит корзинка с провиантом.

Время идёт, полуденное солнце уже высоко и приятно греет спину. Взятые с собой короба наполовину полны и радуют глаз. От воздуха, напоенного  многочисленными ароматами, разгорается аппетит, и я упрашиваю взрослых сделать перерыв и перекусить.

Мы находим три купины рядом, достаём прихваченную снедь и усаживаемся на кочки, бугрящиеся посреди коричневой от торфа воды.

Конечно, взрослые так вряд ли думали, но я ощущала себя полесским робинзоном, которого высадили на необитаемый остров.

Купина в середине, застеленная чистой холщовой тряпицей, на ней сальце, чёрный ржаной хлеб с луком, яйца, солонка, круглобокие яблоки. Простая и самая вкусная на свете пища, неспешные разговоры женщин, в которые нет нужды вслушиваться, мой взгляд, устремлённый в ясное голубое небо.

Тихо, светло  и хорошо. И на душе полное умиротворение...

Собрав остатки еды, мы снова бродим по болоту, как цапли, правда, я это делаю уже без особого энтузиазма. Слегка ломит спину, хочется снять надоевшие мокрые сапоги и напиться горячего чая.

Но всё это будет потом, когда вечером отец привезёт нас домой. Мамины  ноги к тому времени настолько замёрзнут, что ей едва удастся согреться под пуховой периной, выпив обжигающего чая с малиной.

Как давно это было, и многое стёрлось уже из памяти.

Сегодня Покров, а в нашей стране ещё в этот день празднуют День матери.

Скоро год, как тебя рядом нет, я вспоминаю тебя, мама, светло и чисто. Прости, слёзы сами бегут по щекам, но я стараюсь не плакать, напрягаю память, чтобы она подсказала мне что-то важное, забытое. Ты не поверишь, но я только что вспомнила, что деревня, у которой мы сворачивали к тому болоту, называлась Грабовка...

Спасибо, родная, за тот день, ведь если бы ты не взяла меня тогда с собой, я бы никогда не увидела, как растёт на болоте самая полезная на свете ягода - журавинка.