Мат и сквернословие
*****
Дядя Вася был отменный матершинник. Ругался он с большим чувством, но всегда беззлобно, даже когда был очень сердит. То есть никогда не вкладывал в эти нелитературные слова какого либо скабрезного смысла, и никогда не хотел этим кого то обидеть. Это была просто форма разговорного жанра. Смотреть на него со стороны в это время было действительно смешно. И окружающие всегда отвечали ему только добрыми улыбками. - Из рассказа Анатолича «Портретные наброски дяди Васи», опубликованного в социальной сети Макспарк (Москва), 14 октября 2014 года.
******
О женщинах он (Лев Толстой. - М.К.М.) говорит охотно и много, как французский романист, но всегда с тою грубостью русского мужика, которая — раньше — неприятно подавляла меня. Сегодня в Миндальной роще он спросил Чехова:
— Вы сильно распутничали в юности?
А. П. смятенно ухмыльнулся и, подергивая бородку, сказал что-то невнятное, а Л. Н., глядя в море, признался:
— Я был неутомимый...
Он произнес это сокрушенно, употребив в конце фразы соленое мужицкое слово. Тут я впервые заметил, что он произнес это слово так просто, как будто не знает достойного, чтобы заменить его. И все подобные слова, исходя из его мохнатых уст, звучат просто, обыкновенно, теряя где-то свою солдатскую грубость и грязь. Вспоминается моя первая встреча с ним, его беседа о «Вареньке Олесовой», «Двадцать шесть и одна». С обычной точки зрения речь его была цепью «неприличных» слов. Я был смущен этим и даже обижен; мне показалось, что он не считает меня способным понять другой язык. Теперь понимаю, что обижаться было глупо. - Максим Горький. «Лев Толстой».
Свидетельство о публикации №214101401560