Майская маята и всячксуая суета

                Глава 9
               

                МАЙСККИЕ СТРАДАНИЯ

                «Забудь часы нужды, но не забудь, чему они тебя научили»
                (Из школьного альбома).

      31 августа 2014 года, последний день лета. Слава Богу, я проснулся! Принял душ.Выпил таблетку «Манинила».Включил телевизор, чтобы узнать, что происходит в мире, и сел редактировать главу «Майская суета» для публикации.
      Главные вести начавшегося дня сообщали, что на Украине в Донбассе продолжает литься кровь… Президент Порошенко на самете без зазрения совести заявил, что на территории Украины воюют сотни танков и тысячи солдат России, не имея фактов. Европейские лидеры всё его заключения принимают на веру и готовят новые санкции против России, то есть против нас. Диву даёшься, как лидеры европейских государств и их патрон американский президент Обама, имея современные средства разведки, верят бредням украинского президента Порошенко, - получившего уже прозвище Патрашенко, по аналогии с Джеком Патрашителем. 
Но всё оказывается просто, потому все они хотят поставить на колени Россию и завладеть нашими просторами и ресурсами.


       В 1957 году, когда мы с Галей жили ожиданием рождения нашего первого ребёнка, тоже была напряженная международная обстановка, которой способствовало саморазоблачение, так называемого культа личности. Особо этот факт сказался на отношениях с Китаем, с которым при Сталине сложили и пели песню: «Москва – Пекин, Москва – Пекин, дружба навек! Идут, идут народы!»
       Сталин умер в Москве, а в Пекине во главе партии оставался Мао-Дзедун!
Но и в последующие годы, и даже в 1961 году во время так называемого «Карибского кризиса», когда американцы узнали о размещении наших ракет на Кубе, не было такого затяжного напряжения международной обстановки, как нынче после государственного вооруженного переворота в Киеве и начала гражданской войны между западом и юго-востоком Украины на границе России. 
        И это происходит в год 100-летия с начала первой мировой войны, которая была войной за передел колониального мира за рынки сбыта и источники сырья.
И война Германии против СССР была также повторением войны за передел мира и за мировое господство фашисткой Германии.
        И только решающая роль СССР в этой войне, то есть наша Победа, спасла мир и прежде всего народы Европы от коричневой чумы… И вот я снова на излёте своих лет становлюсь свидетелем, как в Европе при содействии США фашизм снова поднимает голову всё с теми же устремлениями поживиться российскими просторами и богатствами.
             Владельцы капитала чем больше жиреют, тем больше жаждут испить людской крови сопредельных государств не щадя крови и своих сограждан. И нынешние события на Украине тому яркое доказательство!

       Ещё в эти 100 лет после начала первой мировой войны приходится 90 лет моей жизни. Из этих 90 лет, 80 лет после военной жизни я помню в мелочах и сам удивляюсь, какие сказочные изменения произошли в повседневной жизни людей в связи с научно-техническими изменениями в производстве.
Удивляюсь сейчас, как я и миллионы моих сверстников не умер от голода и не замёрз от холода в годы войны.



     На смену нам пришли новые поколения, то есть наши дети в начале 80-х годов.
А в конце 80-х, начале 90-х годов родили новое поколение, которое ныне тоже вступают в самостоятельную жизнь и начинает растить  себе смену, как это мы делали в свои 50 годы прошлого века!
     Такая смена поколений произошла и происходит и в сопредельных государствах.
Молодое поколение не может ценить так мирную жизнь, как мы, пережившие ужасы военных лихолетий.
         Не только в 1945 году, но ещё и после войны несколько лет большинство людей, проживающих на селе, не знали электрического освещения, а радио и телефоны были сказочным волшебством.
Да что там электричество! В годы войны освещались лучинами и каптилками на смальце, а для разжигания топки в печках из дома в дом носили в совках жар, т.е. раскалённую золу, так как спичек  не было, а крысалом-ударом стальной пластины о камень-кремень высекать искру не каждая женщина умела.

     Ныне же, когда сказочное волшебство про зеркало, глядя в которое можно было увидеть все что захочешь, стоило бы только произнести: «Свет мой зеркальце скажи и всё правду покажи», - превратилось во всемирную паутину интернета, новые поколения людей должны пройти через свои испытания пока не осознают на собственной шкуре, что «кровь людская не водица».

     Правители народов и государств во все времена всех веков морочили и продолжают морочить головы своим согражданам для достижения своих сугубо корыстных целей, что красноречиво ныне, можно видеть на кровавых событий в Украине, начало которых положено на майдане в центре Киева, - матери городов русских!
Киев, породивший православную Русь с третьим Римом в лице города Москва, провозгласил Москву своим злейшим врагом и науськанный американскими долларами возглавил сегодня антироссийский поход и тем самым занёс кровавый меч не только над жителями Донбасса, а на саму мировую русскую цивилизацию, забыв уроки истории. «Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!»

      
                НО ВЕРНЕМСЯ  МАЙ 1957 ГОДА   

     Наконец пришёл месяц май, раскрашенный цветущей сиренью, первыми полевыми тюльпанами, кумачвыми флагами и транспарантами с первомайскими призывами от «Слава труду!», «Миру мир!» до «Студенты овладевайте знаниями», и конечно браурными звуками специальной песни «Утро красит майским светом, стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся Советская земля…» Кипучая, могучая, ни кем непобедимая, страна моя, Москва моя, ты самая любимая…»
Я приехал домой 1-го мая, как и предполагалось ещё в начале апреля. Праздничные дни застольев и ничего неделанье пролетели, как будто их и не было. И снова разлука и путь дорога, а следом снова белые голуби-письма.
 
         5.5.57г.
         Здравствуй, мой мальчик!
Снова письмо, да так быстро! Правда!
Когда я отошла от остановки, я подумала, что кое-что не показала тебе, не запретила тебе ездить на такси и частных машинах. А теперь я не могу успокоиться, как ты доехал. Вернувшись домой, я легла и лежала в забытой до 11-и часов, сдерживалась, вернее, старалась сдерживаться, чтобы сильно не расстраиваться.
            Вернулись наши с базара, вместе с кабаном. Кабана сильно намучили, подрали ему кожу и ноги. Я даже расстроилась. Потом втроём играли в карты, в общем, день кое-как полз к вечеру. Вечером приехали на «Победе» два покупателя увезли кабана после долгих торгов за 1900 рублей. Увезли в «Победе». И свиньям жизнь настала райская.
              Весь день я плохо себя чувствовала: болела спина и в животе. Малыш с обеда и до сих пор так сильно бился, что, наверное, потому я и болею сегодня. Так, видно, и есть, что обрадовался тому, что папка уехал. При папке он был спокойным. Если бы его можно было чем-то придерживать!
Сейчас 10-й час. Ты, наверное, готовишься сейчас к семинару. А я вот разобрала постель и пишу тебе. А завтра утром пораньше поеду в Петровку. Я сегодня уж не поехала, потому что здесь мне легче, а там было бы сегодня очень тяжело. Мама убита своим горем, а мне тоже не легче. А завтра уже поеду. Тяжесть немного пройдёт.
            Признаться, я имела слабую надежду сегодня ещё раз увидеть тебя. Ведь ты даже не поцеловал меня на прощанье. Да и вообще… простились как-то холодновато. Я стала менее пылкой, так это временно и вызвано причиной. Но почему ты? Отвык уже?
Уже немного, а тогда мы всегда будем вместе.
Неужели наступит такое время?
Сейчас передают концерт по заявкам работников печати. Хороша музыка «Аскольдовой могилы»
Мне очень тяжело…
Желаю тебе всего доброго, желаю спокойной ночи…
До встречи.

         6.5.57г.  А сейчас половина второго. Ты только что кончил свои лекции, а я сижу в Петровке. Я приехала сюда только сегодня утром. Сразу пошла в больницу. Там я встретила маму. Я была на приёме. Сказали, что всё очень хорошо. А мама и сегодня не легла в больницу, окончательно обессилела от переживаний.
Вот почти проходит и второй день, как тебя нет. Написал ли ты мне уже письмо?
Сегодня со мной проводили беседу, как вести себя, когда начнутся схватки, когда идти в больницу, не бояться родов. Нина Петровна при проверке сказала, что ребёнок уже лежит низко. Это значит, Вова, что скоро-скоро. Скорей бы.
А пока у меня всё, пиши чаще и больше.
До встречи. Твои малыши.
Не забывай нас – это самое главное. А я уже соскучилась по тебе.
Привет от семьи.


      Я ей писал о своих переживаниях и воспоминаниях того, когда мы были ещё школьниками. И пока все складывалось так, о чём раньше только мечтали, не сознавая всей реальности буден.

            Алма-Ата, 6 мая 1957г.
           Здравствуй, моя прелестная девочка!...
Сейчас я в самом дурном расположении духа… Я оскорблён, возмущён и расстроен… На партбюро факультета полчаса назад я поставил вопрос об отчётно-перевыборной конференции факультета и курсовых собраниях и потерпел… фиаско, какое терпят сейчас некоторые зарубежные политические деятели. Положим, у них это закономерно, но я-то причём здесь…Помнишь, я как-то говорил тебе, что всю громадную воспитательную работу в вузе несёт комсорганизация, и вот сегодня я столкнулся с таким равнодушием наших учёных мужей к этому делу, что мне стало просто больно и стыдно, с каким серьезным скоморошничеством они заседали и решали. У них один, но зато неатрозимый аргумент: нужно учиться. Что ж учиться, так будем учиться, тем более, что нам очень хочется именно отдаться только этому делу. Но на какой чорт было около часа перед этим зачитывать и утверждать план подготовки к 40 годовщине октября, если затем раздавить инициативу снизу, о которой так вопят и пекутся. Да ну их всех, что  мне в конце концов больше всех надо, а я дурак до седин почти ломаю голову, кого бы подобрать секретарями курсовых бюро, кого бы ввести в состав факультетского бюро чтобы действительно  «земная тоска», «болотная скука» и «мировая скорбь» не заедали студентов факультета. А!... надоело мне всё это, я очень устал. И это учителя учителей!... Ах, нет на них Гоголя, а ещё лучше… смерти. И как ещё такие люди могут быть довольны сами собой и все довольны ими – вот что возмутительно!

     8 часов вечера. Сейчас я посмотрел фильм «Первые радости» (по Федину). Хороший фильм. «Да, были люди в наше время…» Как красиво они жили. С каким энтузиазмом они верили, что  мы будем ещё красивее их… а мы? Сколько ещё разной сволочи  на нашей земле, сколько подлого. Вот ещё прочёл повесть молодой писательницы и учительницы Бейлин «Четыре четверти года» в журнале «Молодая гвардия» №1 за 1957 г. Очень интересная. Почти что списанная с Предтеченки, с директора, завуча, педколлектива. До чего же ярко встает у меня в  памяти зима, проведенная там у тебя.
         Родная, я ещё словом не обмолвился о том, как доехал… Полез скорее со своей болью. Прости мне это. Кому же как не тебе я могу раскрывать свою душу. Ах, Галиночка, если бы я мог выразить, сколько во мне сейчас нежности и безотчётного неудержанного влечения к тебе, какое обожания. Я даже несколько тревожусь, чтоб хрустальная ваза нашей дружбы не разбилась. Вспомни, много лет назад, прячась от жаркого июльского солнца, мы сидели в тени виноградной беседки (тогда ещё, кажется, рядом росла черешня) и объяснялись при помощи словарика по-немецки, я тебе говорил, что мы бедем вместе… И вот мы вместе. Я тебя заставил сейчас окунуться в прошлое… из которого я хочу чтобы ты помнила и дорожила только нашим. Ты для меня так и осталась всё такой прелестной и обаятельной девочкой. И хотя я вот-вот стану отцом, а мне всё кажется, что я мальчишка.
            Ну, так вот на том «Москвиче» - драндулете я к половине 10-го добрался до Фрунзе. На автостанции народу не подступись… Делать было нечего: или такси, или ехать на чемодане. Короче, заплатив  шофёру стоимость билета (40 руб) я к 6 часам вечера был в Алма-Ате. Всю дорогу пришлось стоять или же набивать зад об угол чемодана. В автобусе душно, пыльно, а тут ещё тоска и твой прощальный взгляд такой печальный… Чтобы отвлечься от тягостных впечатлений и изнуряющих своим однообразием часов езды, я стал читать Чехова и прочёл его всего.
Учёба и общественная работа с нетерпением ждали меня. Никаких порицаний, кроме ехидных замечаний со стороны деканата я не слышал.
 
          За это время я сделал покупку: приобрёл белые парушновые туфли. Хорошо бы ещё смастерить белые брюки и получилось бы: «надёжно, выгодно, удобно». Но от 160 руб. остался уже гулькин нос. С Ч. путь всё больше расходится. С К. дружны по-прежнему и даже лучше.
Погода всё время хмурая, но тёплая и приветливая. Уже точно известно расписание сессии,которая начнётся с 17 июня и по 7 июля. Экзамены такие: основы гос. и права, современ. русс.язык, методика литературы, история СССР, русс. литература.
Зачёты: политэкономия, методика языка, история средних веков, методика истории.
Ещё раз обращался по вопросу о работе, обещают и я надеюсь. О квартире пока не беспокойся, начну с июня. Вот, кажется, из новостей и всё.
Ну, а как себя чувствуешь ты?, как себя ведёт малыш. Помни, я обязательно должен приехать поздравить и тебя и его с появлением на свет. Спокойна ли ты? Всё должно обойтись благополучно и хорошо.
           Ездила ли ты в город и каковы результаты этой поездки. Лишь бы только не сорваться, а учиться начнешь в полную силу с бедующего года.
Как прошла мамина операция, долго ли ты была в Петровке. Как себя чувствует твои родители? Им самый тёплый мой привет. Видишь, я выполняю мамин завет: немножко задержал письмо. Ну, да не сердись за это. Чем ты сейчас занимаешься? Сколько уже сшила распашонок и прочих атрибутов?
Одним словом, напиши мне скорее и обо всем. Горячо целую твой Владимир.


      Каждый день начинался и кончался с чистого листа бумаги, на котором в чернильных строчках застывали мгновения жизни, наполненные мыслями и чувствованиями. Галя писала свои письма ровным, красивым, аккуратным почерком, каждая строка была похожа на бисер, которым поручалось нашу тайну хранить. Каждое её письмо для меня было величайшей ценностью.

           7.5.57г.
           Здравствуй, Вова!
Ты уже послал мне, наверное, письмо. Скорей бы узнать, как ты доехал, твоё настроение. Завтра хочу съездить в Сталинское: может быть уже есть письмо.
Сегодня после долгих колебаний мама легла в больницу. Я проводила её. Вечером мы с папой ходили к ней. Операцию ей ещё сделали. Сейчас ей делают какие-то уколы, дают пить хину. Она так измучилась уже.
         Я сегодня в Петровке одна. На сердце очень гадко. Не знаю почему. Тебя словно как и не было. Тупая боль в груди, боль предчувствия чего-то тяжёлого.
После обеда почувствовала себя очень плохо, особенно после того, как вымыла пол. Наклоняться становится невозможно. А без этого не обходится.
Всё болит так, что ни ходить, ни стоять, ни пригнуться особенно, а изжога так печёт, что я никогда пока не испытывала таких мук. Как я перенесу роды? Всё ли будет в порядке? У меня слабое сердце.
Сейчас я лежала, потом поднялась и вот пишу тебе. Как хорошо, что ты всегда чувствуешь и знаешь, что ты кому-то нужен, кто-то о тебе беспокоится. А я не чувствую, что обо мне кто-то беспокоится и болеет душой. Может быть обо мне так беспокоятся, что я не замечаю?
9 часов вечера… лягу…
Твоя жена.
       Решила заняться твоим костюмчиком. Посоветовавшись с мамой – Нюрой я решила не лицовать его потому, что он тогда будет малым. Он ведь обтрепался кое-где. Я его заштопаю и почищу. Посмотрю, что будет. А в карманах я обнаружила бумажки. Я их высылаю тебе, может они нужны. А листочек календаря нужен? Занимаешься ли ты там фотографией или нет?

       8.5.57г.Доброе утро, мой мальчик! Сейчас 8 часов утра. Ты на занятиях. А я отправила папу, убралась в комнате. Валентин сидит рядом, решает задачу и побздюкивает, что сидеть невозможно.
Я сейчас пойду к маме, потом буду готовить обед. После обеда хочу съездить в Сталинское, может быть получу письмо. А что если ты ещё не написал? Будет очень обидно.
       Читаю «Рассказы» Бунина. Там в одном месте слова «Я прямо сам не свой, как соскучился по тебе» разожгли меня. Ведь ты всегда так говоришь мне, когда приезжаешь, а особенно, когда ночь ещё далека. Я ведь тоже изрядно томлюсь. А скучаешь ли ты, когда живёшь там?
        Я пишу, а малыш толкается… В ту ночь, как я спала с мамой, она говорила, что когда я прикасалась к ней животом, малыш толкал её.
Сегодня неважная погода, хотя пока нет дождя. Помнишь наш уговор? А помнишь наш разговор? Он был серьезным. Ты понял тогда, что я хотела сказать?
До свидания. Привет от семьи и беспокойной малышки. Мне сегодня снилось, что я родила хорошенького чёрненького мальчика. А другой как будто в животе бьётся. И зачем плетётся вся эта галиматья?
Твоя жена.
Пиши пожалуйста чаще и побольше. Не считай моих писем. Мне и так сейчас тяжело, да ты бы ещё в неделю писал одно письмо. Впрочем, писать – это ведь естественная потребность. Потому в зависимости от потребности ты и будешь отсылать ко мне письма. Да?

8.5.57г. Вечер. Сегодня я уже отправила тебе письмо и, как видишь, начала новое.
Ездила в Сталинское. Письма от тебя нет. Это подействовало на меня угнетающе.
Вернувшись, я приготовила ужин, поужинали и пошли с папой к маме. Маме и сегодня не смогли сделать операцию по той же причине. Она сегодня плакала и сильно расстраивалась. Это, конечно, неприятно, но я посоветовала ей собрать всё своё мужество, ведь слезами горю не поможешь, а нервы тяжелее. Заходила к ней в палату.
          По дороге туда и назад мой детульчик бил в бок ножкой. Мне уже очень хочется скорей освободиться от этой неудобно расположенной тяжести и, в то же время, думаю, что он никогда уже больше не будет стучать этой крохотной, бесконечно дорогой ножкой меня в бок. Будут новые трудности и ощущения. Макарчата, большой и маленький, как вы дороги мне, если бы только знали, если б и я была так же дорога…
       Сейчас я лягу отдохнуть. С каждым днём всё тяжелее становится на ноги и поясницу. Как мне уже хочется взять на руки малышку. До каких пор он меня будет дразнить? А предстоит самое тяжёлое…

               9.5.57г.  Здравствуй, Вовочка!
Уже седьмой час вечера. Прошёл ещё один день. Кроме того, что я три раза разжигала примус и готовила кушать, два раза ходила в магазины, два раза ходила в больницу и мыла голову, я ничего не смогла больше сделать и устала. Кажется, и день длинный, и встаю в 6 часов, а сделать ничего не могу. Правда, ложусь в 9 часов. А ведь с тобой мы тоже ложились не позже 10 часов. Ты заметил? Ведь ты там никогда так рано не ложишься?


       Мои письма иногда задерживались в пути и это её очень расстраивало и тем более, если она не находила ответа на свои поставленные вопросы. Я ей писал:

               13.5.57г.
               Здравствуйте, мои малыши!
Я так уже соскучился по вас. Уже прошла целая неделя как мы расстались… как это много! Вчера получил от тебя письмо, которому очень и очень рад. Галиночка у меня у самого тогда всю дорогу болела душа, от того что мы так уж очень просто простились, а ты даже не подошла к окну, когда я уже сидел в автомобиле. Вечно мы так встречаемся и прощаемся… Но это не столь важно, потому что это, так сказать, внешняя показная сторона, главное же то, что внутри.
Да, настоящее состояние мамы меня очень опечаливает. Бедняжка, ну зачем она так болезненно переживает своё положение, зачем же терзать себя? А на меня ей нечего смотреть. Я её сын, а не она моя дочь. Потому пусть поступает так, как считает нужным и разумным, и стесняться меня нечего: ведь у меня есть отец – её муж.
Сообщение же о тебе меня радует. Значит уже скоро. Я жду теперь телеграммы. Конечно, скорей бы, но только с тем, чтоб не отразилось на здоровье младенца…
Не волнуйся, родная. Главное спокойствие и вера в себя. Я далеко от тебя, но я всегда с тобой, и об этом ты помни хорошенько.
Вчера с утра выпал снег, но к обеду от него не осталось и следа, но и сейчас пасмурно, сыро и холодно.
     Сейчас я пишу тебе письмо на лекции, вернее на практическом занятии по методике истории. Ах, сколько работы, наступающая сессия просто страшит – так много нужно читать. Общественную работу сейчас несколько ослабил и больше внимания уделяю учёбе.
        Вчерашний день я просто «зарезал без ножа» т.е. целый день бездельничал. С 12 ч. дня я уехал с Катыршатом к его товарищу на первую Алма-Ата (как бы  Пишнен) и пробыли долго почти целый день. Они разговаривали, а я крутил пластинки, так что  «начинился» музыкой досыта. Хорошая дружба у нас с Катыршатом, и когда ты его узнаешь на следующий год, то одобришь моё отношение к нему. Это удивительно скромный человек. За 2 года я от него кроме «чорт» не слышал ни одного бранного слова, не видел ни одной папиросы, ни слова о водке. В одном ему не везёт: в любви. В прошлом году было у него увлечение, но безответное, и он переживал это до болезни. Не получая пищу не знаю час что писать.  И вот теперь у него что-то новое. Но он так робок и не смел, что того и гляди всё потухнет, но однако есть надежды. Дай то бог!
Себя я чувствую хорошо. Здоров, а следовательно и жизнедеятельный. Всё своё время провожу в институте. Кроме бани и кино никуда не хожу. Штангой сейчас не занимаюсь, так как тренер уехал в Ташкент на соревнования.
Вот и всё. Передай привет маме и папе. Пиши мне, да побольше. Горячо целую. Твой Владимир. 

       Насколько женская натура сложена более тонко и хрупка, не то, что мы мужики толстошкурые и толстолобые. Не зря ещё Некрасов писал: «Мужик, что бык, втемяшится в башку какая блаж…»
Но иногда её волнения были напрасны, надуманны. И тем не менее они стоили нервов нам обоим.
 
                14.5.57г.
              Здравствуй, мой прелестный мальчик!
Спасибо за то, что удостоил, наконец, вниманием «прелестную девочку». Заветы-то ты выполняешь очень точно, но неужели ты не знаешь, что раз ты уехал, то должен написать как доехал. Ведь и тогда можно было выполнять заветы! Такого равнодушия я от тебя никак не ожидала, хотя и видела, что в последний свой приезд ты был заметно равнодушным.
      Тебе, я вижу, тяжко письма писать стало. Так не пиши их, я не нуждаюсь в твоих лицемерных нежностях. Если я тебе не нужна, так ты был мне нужен. Мне важно было знать, что у тебя ещё голова на плечах, а остальное меня не интересует и не касается. Письма можешь не писать.
      Зная моё положение и состояние, заставить почти неделю плакать – это подло. За те переживания, слёзы и бессонные ночи, которые я перенесла в ожидании твоей прелестной задержки, я тебе никогда не прощу. Тебя не интересует, но наоборот неприятно волнует моё положение. Так ты свободен и лёгок, можешь порхать над цветочками в своём институте. Телеграммы о рождении ребёнка ты не получишь. Да и вообще я говорить с тобой больше не хочу.
А я по глупости своей ждала вестей из больницы и даже хуже. А он просто не считает нужным человечно относится к жене. Да и зачем! Она ведь не девушка, не представляет из себя ничего, чтобы его интересовало, как в других девушках, да и не очень высоко летает…
Спасибо тебе за всё.


      А в этот же день – 14 мая, я ей в свою очередь писал письмо, в котором успокаивал, что со мной всё в порядке, что письмо задержано только на 2 дня. Но ведь и для меня задержка письма от неё на день-два была столь же болезненна… А тут ещё телефонные звонки ещё большую вносили сумятицу. Но время всё расставляло по своим местам.
   
             14 мая 57г.
              Родная Галиночка!...
Я не ожидал, что задержав письмо своё на 2 дня, тем самым вызову у тебя такое беспокойство. Милая, со мной всё хорошо, как я уже сообщал тебе в предыдущих письмах, а сегодня ещё получив телеграмму, я тебе ответил тем же.  Пока я был на почте, ты или мама, не знаю, звонили мне в институт. И поэтому я сейчас в чрезвычайном беспокойстве, потому  что позвонить вы могли только в экстренном случае. Если звонила ты – значит очень плохо с мамой, если звонила мама – плохо с тобой. От секретаря деканата я ничего вразумительного, кроме того, что мне звонила мама, и что он не мог меня найти, я ничего не могу добиться. Я просто не знаю, что  мне сейчас делать… жду завтрашнего утра, и если что плохое, то будет телеграмма. Есть у меня ещё одно предположение, что вы обеспокоенные отсутствием письма, решили уточнить, не случилось ли чего со мной. И это в некоторой степени утешает меня, даёт повод надеяться, что дома всё хорошо.
             Я представляю, как ты расстроена тем, что я задержал письмо, и мне стыдно, и очень больно, и вообще я не могу себе простить того, что принёс тебе столько огорчения. Любимая, нежная моя девочка, не сердись на меня, я собирался с мыслями, да вот видишь, как получилось…
              Отвечу на твои письма, которые получил сегодня.
Я не знаю почему ты пишешь, что не чувствуешь заботы о себе. Ведь это неправда, да ты и сама отлично знаешь, как дорога ты мне, как пекутся о тебе родители…
Бумажки, которые ты прислал мне не нужны, но большое спасибо тебе за беспокойство и внимание… Я очень тронут.
Бедная мама!... Бедняжка, как мелка и как полна тревогами, заботами её жизнь… Ты всмотрись в неё и увидишь, как бедна радостями она, и как богата постоянным страхом худшего. Всё ли с ней прошло хорошо? Как она сейчас себя чувствует?
Галя, тебе плохо, ты чувствуешь тупую боль предчувствия чего-то тяжелого… а ты постарайся лучше разобраться в своих ощущениях и всегда верь в лучшее, а не худшее. Знаешь, одиночество навевает разные мрачные мысли и чувство и нужно иметь силу не попасть во власть их. Нужно быть оптимистом и особенно сейчас тебе в твоём положении. Что касается работы, то ты должна отказаться от неё совершенно. Зачем мыть пол, если после этого испытываешь боль. А изжога, насколько мне известно, в порядке вещей, и от неё нельзя избавиться.
Как ты перенесёшь роды? Я сейчас тоже всё время задумываюсь над этим. Но мне верится, что они пройдут благополучно и хорошо, потому что очень хочу этого. И когда я иду на почту, в магазин или ещё куда, я думаю как в скором будущем мы здесь втроём… в когда вижу малышей, копающихся в песке, я невольно сравниваю их с нашим…
             С костюмчиком поступай так, как находишь нужным. Хотя я сейчас почти не занимаюсь фотографией, но за листочек из календаря большое спасибо. Кстати домашнюю пленку я проявил, снимки удачные. В следующем письме, пожалуй, пришлю фотокарточки.
          Я уехал 5-го, а 7-го ты уже собиралась получить письмо и пишешь, что если не получишь, то будет очень обидно. Мне самому каждый день кажется вечностью, но я тогда на пальцах высчитываю, который день от тебя нет письма, и это облегчает моё ожидание.
            Скучаю ли я? когда живу здесь?... Этот вопрос несколько нелеп, потому что  я не только скучаю, но страдаю, тоскую разлуки. Скучаю – слишком простое слово, чтобы выразить весь тот сложный комплекс чувств, переживаний и размышлений, который пронизывает всё моё существо…
           Бунин большой мастер художественного слова, но с идеей у него неблагополучно. Как художника его можно сравнить в некоторой степени с Тургеневым.
         Наш разговор о том, что ты сама «страшная эгоистка» я помню хорошо, но вот до уговора мы, кажется не дошли. Впрочем, в предыдущем письме я неспроста написал тебе о своей дружбе с Катыршатом, не зря выразил надежду на то, что ты одобришь моё отношение к нему. Я хотел бы, чтобы ты подробно и чётко изложила своё мнение об этом, и кроме того, пояснила бы ещё раз, что ты хотела тогда сказать.
           Вчера я послал домой «педагогическое письмо о воспитании Валентина, но совсем нет никакой надежды, что они внемлют моей просьбе и хоть частицу моих советов претворят в жизнь… Меня очень беспокоит характер, а отсюда – судьба – Валика.
         Родная, ты же знаешь душу «макарчат». Ты знаешь, как они благодарны тебе за все радости, за жизнь, которую ты даешь им. Они тебя любят, любят и для себя и для тебя, они больше чем любят, они обоготворяют тебя.
Я тоже заметил, что дома мы ложились не позже 10 часов и вставали поздно, а здесь я редко, когда засыпаю в 12, так вчера я лег в час, встал в 7 ч. а когда лягу, сегодня не знаю.
          Из института вчера я пришёл в 10 часу вечера. С 7 часов вечера было производственное собрание факультета о подготовке к сессии. Я говорил «о перегруженности студентов, из которых добросовестные работают больше 12 часов и не успевают всего охватить, тем более усвоить прочно и глубоко  раз и навсегда». Вчера же я был дежурный по комнате и мыл пол, на что ушло около часа.
         С учёбой у меня сейчас нормально. Никаких задолжностей нет. Ты просишь, чтоб я подробно писал о своей жизни, хочешь знать каждый мой шаг. Но ты сама знаешь, как она однообразна, так что не всегда и не много о ней напишешь. До обеда сижу на лекциях, на переменах иногда решаю массу вопросов комсомольской работы, после обеда снова в институте за самостоятельной работой и опять-таки общественные поручения: бываю в группах на комс. Собраниях, кор т.п. мероприятиях. Конечно, часто происходят столкновения и конфликты и со студентами, и с деканатом, но потому что это деловые конфликты никакой вражды и обиды нет. Сейчас я абсолютно перешёл на «государственное обеспечение», т.е. питаюсь в столовой. Вообще в день на питание уходит 10 рублей. Обычно мы с К. ходили в столовую во 2-ом и 7-ом часах. Ночью пьём чай. Утром я привык не завтракать, особенно когда нечего! Стирать отдаю уборщицам по рублю за штуку, брюки постирали за 3 рубля.

            В ближайшие дни нужно будет провести комсомольские собрания на IIи IIIкурса, а сегодня в 1 час дня присутствовать в группе историков (у них плохо с дисциплиной и учёбой) и в этом году общественная работа в основном будет кончена. Останутся там такие вопросы, как приём в институт и сельхозработа.
О твоей работе. Мне тоже кажется, что ты не сможешь не работать и не потому, что я как-то по-другому буду относиться к тебе, не потому что это будет исходить и материальной стороны жизни, а потому и только поэтому, что этого будет пробовать твоя душа, твоё чувство гордости, честолюбия, самосознание себя человеком-тружеником.


К общим волнениям прибавилось ещё и нарастающее волнение о предстоящих родах и благополучного  их исхода. Ведь у Толстого Лиза жена Андрея Балконского именно умерла от родов. В жизни всё бывает…
   
             18 мая 57г. Суббота. 3 часа дня.
И опять бесконечная тихая грусть… За окном порывы ветра треплет зелёную чущу молодых каргачей и чёрные голые, с едва набухшими почками ветви старого дуба. Странно видеть, как здоровый и крепкий дуб сиротливо чернеет на трепещущей зелени и верхушкой своей зацепляет за тучи. Сколько в нём силы и сколько мудрости! Это не наивная и простодушная вишня, которая по первому же весеннему вздоху одевается в белое платье и которую нередко обжигают за это морозы. Нет, дуб распустит свои почки уж наверняка…
            Впрочем, к чему весь этот бред? Всё напыщенно и фальшиво… Но стремление передать тебе всё то, что я вижу и чувствую, передать как можно осязаемой – искренно. Мне искренно хочется написать тебе письмо так, чтобы ты смогла и почувствовать, понять меня, понять как мне тяжело, как я обожаю тебя. Мы всё время далеко друг от друга, а неумолимое время обтирает нас. Сколько бы мы подарили друг другу нежных взглядов, сколько ласковых слов, сколько высоких мыслей и стремлений. Право, вся жизнь моя сейчас кажется сказкой… Ты мне кажешься такой близкой и далёкой, мы так много уже знаем друг о друге и вместе с тем ничего не знаем, так давно живём вместе и так мало прожили… И вот не сегодня-завтра у нас родится сын или дочь, а какой я к богу отец? Многие здесь большого мнения о Макарове, о том, что он много работает, что много сделал. А что я сделал, что умею, разве только пыль в глаза пускать и то не очень ловко… Пишу и знаю, что у меня здесь есть ошибки, а где – не вижу.
             Больше всего мне хочется, чтоб ты была спокойной и уверенной, уверенной в своих силах, во мне, в жизни. Не бойся предстоящих родов, всё будет хорошо и благополучно. И как бы тебе не было тяжело, ты знай, что я всегда с тобой, с тобой весь и до конца. Это, конечно, идеализм, но это правда, это действительно, это истина, что я всегда с тобой душой и телом…
             Вот пишу сейчас тебе, а сам же ничевошеньки не знаю, что сейчас с тобою… Может быть ты уже в больнице, а может быть и нет, может быть смеёшься или плачешь, грустишь обо мне, или быть может, совершено забыла сейчас меня и ведешь с кем-то какой-то разговор… Однако мне верится, что ты всегда помнишь меня и всегда устремлена ко мне своими помыслами.
           Вот уж скоро 5 часов, а я не отрывался от письма, но  больше чувствовал, представлял и вспоминал, чем писал.
Получила ли ты письмо с фотокарточками и как они тебе понравились. Высылаю ещё 2-е.
Привет родным. Как их здоровье. Вышла ли мама из больницы и как она себя чувствует. Когда садился писать, то думал, что роман получится, а на деле и ………………………………………
      Родная, и сегодня от тебя нет письма. Это уже ты, несомненно, наказываешь меня за то, что я задержал первое письмо. Нет, ты несправедлива. Пиши же мне. Сейчас получил из дому перевод в 100 рублей и очень, очень кстати. Будь здорова. До свидания.Горячо целую твой Владимир.
P.S. Как малыш, не пробил ли он ещё тебе живот, а?


     Как говорится, судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Так и мы из-за своих переживаний и волнений наносим на израненные разлукой сердца новые раны. И я, правильно, осознавал нервозность Галиных писем, не лучшим образом вёл себя:

              19 мая 57г. г. Алма-Ата.
              Здравствуй, Галя!...
Воскресенье. Час ночи. Прошёл день,… а что он мне принёс нового, чего хорошего? В 6 часов вечера получил, наконец, от тебя письмо… да какое обидное, какое незаслуженное… Разве мне и так не тяжело, разве мне итак не горько?... Ты выслала обратно моё письмо, ты запрещаешь мне писать, ты оскорбляешь меня своим поверием в меня, своим предложением «порхать над цветами в своём институте», ты отнимаешь у меня отцовство… Да ты подумала, что ты делаешь? Твою горячку я оправдываю только твоим настоящим положением. За что такая кара? Задержал письмо, ну да я итак уже исказил себя за это. Я «лицемер», «подл», «лёгок», «нечеловечно отношусь к своей жене» Боже да есть ли справедливость на земле!… Самое же мучительное то, что я вижу сейчас твои глаза, глаза единственно мне родные, мои любимые, полные слёз; что мне кажется, как ты сейчас, лёжа в постели, смотришь в чёрный потолок и терзаешься… Зачем ты растравляешь себя, зачем ты в страдании ищешь забвения или нам и так мало выпало муки. Родная, ты чувствуешь как ты жестока в своей несправедливости, моя страшная эгоистка… Ну же, не упрямься в своей обиде… Ты ведь должна понять меня, что я не в чём не провинился…


      Но ничто не могло нас рассорить. Со временем всё прояснилось и становилось на свои места, как оно и должно быть. Я же всегда удовлетворялся её рассуждениями и убеждениями. И в принципе она была права и справедлива. Удивительно, как мне повезло. Не знаю, были ли ещё такие девчонки, честные и искренние, как Галя…


              22.5.1957г.
              Здравствуй, Вова!
Получила сейчас два письма; одно с фотографиями (мы на мосту), другое – ответ на мою «горячку».
Я помышляла совершено не писать тебе письма, даже отсылать твои нераспечатанными, но, как видишь, я этого не смогла сделать.
По поводу моей горячки: ты называешь меня несправедливой, конечно, за эту горячку. Иначе ты и не мог сказать, оправдывая себя. Но скажи: чем я могла оправдывать твоё молчание? Если ты вот сейчас не пишешь по четыре дня, я спокойна, потому что знаю, что ты халатничаешь. Но ведь ты уехал и по приезду должен обязательно дать о себе знать письмом или телеграммой. Так делают добрые люди, так делал и ты раньше. Мне не понять твоё равнодушие в этот раз, а ты о нём и словом не обмолвился пока, ты не пишешь о причине задержки, чтобы действительно оправдать себя. Мало того что я пережила за тебя в те дни, я думала, что с тобой в пути что-то случилось и ждала с часу на час ужасного известия. Тебе не понять этого. Волновались все. Но мне было потом ужасно стыдно от того, что я всех смогла уверить, что просто так он не сделает этого, он всегда был аккуратен в письмах, всегда по приезде писал письмо в тот же день. Значит я была о тебе лучшего мнения. А тебя даже не взволновала и моя телеграмма «почему нет писем?», и мамин разговор по телефону с институтом. Ты хоть спросил у себя, что бы это значило? Ты продолжаешь писать невинные письма. Ты справедливо поступил, что безо всякой веской причины не писал 4 дня ни слова, а я, конечно, была несправедлива, что волновалась за тебя. Хорошо, хоть я не поехала туда, а то, найдя тебя в здравии и хорошем настроении, я бы тебе там устроила.
        Ты исказнил себя за задержку? Да как же ты исказнил? Прям аж не вериться! Наверное, лицо себе поцарапал! Меня  ты исказнил, да и не только меня. Мама тоже пережила немало.  Я не понимаю твоей жестокости Вова, знаешь, что мать больна, да и я не здорова, и так делаешь. Ты видишь мои глаза? Ни черта ты нечего не видишь! Так что согласись, всё-таки, что письмо заслуженное, а я справедлива. Твою халатность можно объяснить только тем, чем я объяснила.
Да, мы много живём и мало прожили, мы близки настолько, насколько и далеки. Мы ещё слишком мало знаем друг друга. Мне очень жаль того времени, которое бы мы так чудесно прожили, а мы его только пострадали. Сейчас по вечерам такой душистый воздух! Он так пахнет только весной и летом. Было время, что мы вместе вздыхали его, но обычно так мало, не больше месяца. А годы идут… теперь у нас будут уже совсем другие интересы, у нас будет ребёнок.
              Я не боюсь родов, но мне страшно надоело ходить в таком положении. Я искренне молю бога, чтобы он скорее освободил меня от такой неловкости. В последние дни живот стал заметно больше, а ребёночек такой беспокойный, что я уже в отчаянии. Мать только посмотрит на живот, так говорит, что там у меня их трое, вот они копошатся. А вчера я целый день лежала. Ночью ещё стала болеть так, что подумала, что уже начинается. А к вечеру боли утихли. Но всё равно мне кажется, что скоро. Сделала ещё две распашонки, мама сшила шапку, купила нам тёплое одеяльце. Вот только ваты достать не можем. С каких пор не можем достать ваты. И матрац детский надо и нам с тобой одеяло надо.
               А мама тогда вышла с больницы ни с чем. А вот в субботу, т.е. 18-го, ей сделали на дому. Я была в Петровке в понедельник, она лежала, но вообще всё хорошо. Только слабая. Я читала твоё письмо к ним. Письмо правильное, но они обиделись. Вова, такие вещи нужно говорить, а не писать. На словах бы ты им всё разъяснил, а в письме написано кратко. Да и написанное каждый может понять «по степи своей развращённости». Хотя они и обижаются, а поведение Валентина не замедлило доказать свою порочность. В воскресенье отец купил для матери 500 г. мёда, а в понедельник в 12 часов банка была пуста. Я так возмутилась, что не могла не сказать ему об этом. А мама тут же говорит: «Он так за мной ухаживал вчера!» Как же – думаю -  уже живая, когда мёд съел. Ну такое зло меня взяло. Был бы мне с родни ближе или бы я там с годок с семьей пожила, я бы его хлыстнула по пустой черепушке. Ну, ты им нечего про это не говори, а то они и так думают, что всё, что им написал не обошлось без меня. Об этом мама прозрачно намекнула (разве они что-нибудь утаят. Они слишком просты). Но ты не думай, что я на них в обиде, что я тебе ябедничаю. Я просто рассказываю тебе суть дел и нисколько на родителей не обижаюсь. Они мне нравятся, они относятся ко мне хорошо. Только Валентин дурно воспитан, и я не обращаю на него внимания, потому что он ещё мал. Если бы так, как делает Валик, делал взрослый, было бы обидно. Ему прощается всё за то, что он мал. Возможно, это погубит его.
             Вова, фотографии мне очень понравились. Я получила все. Сам ли ты их делал? Вот тебе бы приобрести такую штучку, что фотокарточки обрезать.
В город ездила. Всё в порядке. Летом на сессию. Тогда же я буду сдавать экзамены. Сессия начинается с 1-го июля. Так вот нужно, чтобы ты приехал раньше как можно, потому что не с кем будет оставлять малыша. За месяц нанянчишься вдоволь. Ты должен постараться приехать как можно раньше.
Ну, доволен письмом? Я уже устала писать. Пиши чаще. До свидания.

               23.5.57г. Доброе утро, мой мальчик! Я только что встала ещё нет восьми. Вчера ко мне приехала Оля. Вот она сейчас сидит и смотрит фотографии. А я скоро провожу её и буду стирать. Вот и всё до свидания. Пиши.
Целую… твоя жена.

 
      Очевидно, только по-настоящему любящие люди могут наносить друг другу такие душевные, сердечные раны – взять и перестать писать. Подумайте, только, я пятый день, (пятый) не получал от неё письма. Кошмар!


           26.5.57г. г.Алма-Ата.
           Суббота. Три недели как я уехал из дому… Опять одиночество, тоска, бесконечная боль и беспокойство.
Как всё глупо, бессмысленно и так невыносимо тяжело и больно. Я устал от повседневной тревоги неизвестности, от твоих постоянных припадков ревности, неверии в мою честность и добропорядочность… Вот и сейчас я уже пятый день не получаю от тебя писем и не знаю, что тебе писать сейчас. Душа моя изболелась тревогой о тебе… ведь каждый день сейчас для меня несёт роковую неизвестность. А что делаешь ты? Да, вот именно, что делаешь ты?  Почему так болезненно переживается то, что я на 2 дня задержал письмо, почему оно несёт столько муки и таит в себе столько горя. Самое страшное для меня то, что передо мною постоянно стоят твои глаза полные слёз и немого укора, которого я не заслуживаю. Ты так несправедлива в своём ожесточении. Куда делись твой разум и рассудительность? Почему ты упорно отказываешься понять то, что своим молчанием ты приносишь такую боль и себе и мне.
Пиши же, пиши же скорее и обо всем. Не упрямься, слышишь, я заклинаю тебя…
Твой Владимир.


       Конечно, будешь выходить из себя, когда только через 13! дней, она получила моё письмо, писанное ещё 14 мая!
Сколько уже раз я повторял, что все хорошо, что хорошо кончается. Вот и на этот раз буря миновала, тучи рассеялись, и над нами вновь засияло солнце нашей дружбы и любви!


             27.5.57г.
             Здравствуй, Вова!
Ту знаешь, я только сегодня получила твоё письмо от 14-го мая. Где оно валялось, я не знаю, но и почта помогает нашим недоразумениям. А я напалась на тебя, что ты даже не беспокоишься о том, почему была послана телеграмма, почему звонила мама. Меня возмущало то, что мы столько пережили из-за тебя, а ты и словом не обмолвился об этом и ещё ты совершенно не отвечал на мои первые письма. Я была неправа и узнала об этом только сегодня. Письмо большое и хорошее, а получить бы его я должна была минимум неделю назад. О недоразумении в связи с первой твоей задержкой я тебе уже написала. А вот лучше я тебе отвечу на письмо от 25-го мая.
Да, всё очень глупо и бессмысленно. И всё началось с того, что ты решил только отвечать на мои письма и, несмотря на то, что уехал ты, ждал письмо от меня. Я начала писать аккуратно, но к концу недели я серьёзно заволновалась и бросила писать письма потому, что каждый день ждала бы, знает чего (о нём страшно и говорить). А когда получила невинное письмо, я страшно обиделась и рассердилась.
             А ответ на мои письма я, как видишь, получила сегодня.
Я перенесла все недоразумения не менее тебя тяжело и больно. Тем более, что в последнее время я стала плохо себя чувствовать и одно твоё слово так подбадривало бы меня, а от тебя ни слова. И не припадки ревности и неверия, а тяжёлая обида руководила мной. Я не знаю, о чём ты думаешь и как ты думаешь обо мне, но ты молчишь, зная моё положение. А я накануне такого важного события в моей жизни чувствую себя совершено одинокой. Хорошо, что хоть мать с отцом сейчас особенно внимательны ко мне, а о тебе я стараюсь не думать, чтобы не расстраиваться.
             Какую неизвестность несёт тебе каждый день? От какой повседневной тревоги неизвестности ты устал? Я не понимаю, о чём ты говоришь? Если уж что и ждёт, то меня, а не тебя и тревожиться особенно нет смысла.
Я что делаю я? Всё, только не пишу тебе письма. почему мною так болезненно переживаются задержки твоих писем? Вероятно потому, что ты мне немного с родни, а иначе я бы не пеклась! А ты не переносишь мои задержки болезненно. А зачем же ты телеграфируешь домой «Что случилось с Галей?, а почему пишешь мне заклинания? Можно быть немного и спокойнее, если тобой руководит разум и рассудительность. Нет, я уже не плачу. Пусть это не тревожит тебя. Я ведь думаю и о ребёнке. У меня теперь есть о чём думать. И не я своим молчанием, а ты своим упорством приносишь боль и тебе и мне.
              Да, эта ерунда, которая длится скоро месяц, охладила и почти ожесточила меня. Я не умею вздорить; я теряю всякий интерес к человеку, с которым повздорила, будь это мужчина или женщина. Это, конечно, не относится к данному случаю, но пора бросать эту петрушку. Пиши, и я буду отвечать чаще я, наверное, не смогу писать, пока не забудется всё это, потому что не нахожу, о чём писать.
          Немножко о нашей жизни. В Петровку неделю не ездила, хотя мама и была больна. Всю прошедшую неделю я почему-то болела. Вот только сегодня я не чувствую почти никакой боли. К концу этой недели я уже начну ждать каждый день. Скорее бы.
            В воскресенье, т.е. вчера, был отец, сказал, что мама уже здорова. А моя мама тоже хандрит. Так и влачатся дни за днями.
Вчера мы были в кино «Отряд Трубачёва сражается».  На той недели в четверг приезжала ко мне Оля. Вот такие новости. Пиши. До свидания.
Твоя Г.
            Вечер… десятый час… Я сейчас только что кончила ещё одну распашонку. Какая она милая! Разве можно не улыбнуться при виде её? А малыш сегодня сравнительно спокоен, и я чувствую себя хорошо.
Вова, я не сержусь на тебя и не обижаюсь. Всё это уже прошло. Я как подумаю, что тебе сейчас тяжело так, как было мне, я не могу сердится. Только не нужно упрямиться, пиши, как раньше. Значит, договорились, что после 1-го ты будешь посещать почту каждый день. А если будешь ехать сюда, то не забудь фотоаппарат. 
Сегодня получили письмо от Саши. Хорошее письмо. Живут хорошо, счастливы. Пишет, что были на 1-е мая у Коли, что девочки спокойные, здоровые, хорошие. Мира приняла хорошо. Саша верит в наше будущее счастье. Да, мы будем счастливы, если будем жить вместе. Ты понимаешь, что жизнь врозь просто невозможна и несёт много несчастья. Я уже давно поняла, что не смогу без тебя жить ни минуты. Да понял, конечно, это и ты. Письма – это самое ужасное выражение чувств, желаний и стремлений. И просто не верится, что мы будем долго жить вместе. Как посмотрю на людей, которые никогда не разлучаются, я завидую им и не могу даже представить, что мы должны жить так же. Но всего через месяц всё кончится. Это будет великим счастьем в нашей жизни. Я ведь люблю тебя, хочу твоей близости и ласки. Возможно, ты скоро приедешь… и поцелуешь меня…


       Как говорил мудрый царь Саламон: «Всё проходит и это пройдёт и вернётся на круги своя!  Вот и наше недоразумение миновало. И слава Богу! А ведь один не верный шаг и все может обрушится в пропасть житейских неурядиц! А ведь ещё и года не прошло, как мы сыграли свадьбу, а что же может быть там впереди за горами и долинами житейских лет?...


            28.5.57г. г.Алма-Ата.
           Здравствуй, моя прелестная девочка!
Галиночка, час назад я получил, наконец, от тебя письмо. Доволен ли я им? Что за вопрос?! Я рад до безумия… Ах, а я столько передумал за эти сумасшедшие дни, столько перестрадал… Как мне сейчас хорошо! Вот передо мною твоё письмо… такое большое и такое милое. Родная, конечно, и ты и твоя горячка справедливы, но ты жестока. Ведь после того, как пришло моё письмо, и всё стало ясно, тебе стало досадно и горько за свои переживания. Вот почему ты мне вместо тёплого письма прислала тогда такое холодное. Я это понимаю, но мне обидно и стыдно, что ты снова делаешь нажим на что-то плохое, бесчестное, низкое, что якобы отразилось на задержке моего письма.  Между тем не было ни равнодушия (которое почему-то ты подчёркиваешь), ни какой другой причины (которую я якобы скрываю, умалчивая о ней оправдываю себя). Ничего ни того, ни другого не было. Я просто даже не могу объяснить. Приехал я здоровый. Грустный, но счастливый и жизнерадостный. Погрузился сразу в работу, а тут ещё такое намерение, чтобы написать на целую тетрадь. Ну вот пока я копил впечатления, и произошла такая неприятность. Ну да это, теперь, когда всё благополучно разрешилось и пережито, хороший мне урок на всю жизнь. На твою телеграмму я ответил тотчас телеграммой, а телефонный разговор с мамой не получился и только поверг меня в смятение, как я уже и писал об этом.
            «Да как же ты исказил? Прямо аж не вериться! Наверное, лицо себе поцарапал!» - ну ты же и ядовитая. Но за это ты мне и нравишься. Э, чур, не задирать носа и не быть ещё ядовитее, потому что это уже не так приятно и даже смертельно.
Галиночка, я понимаю, сколько тревог я принёс и тебе и маме… ну вот честное слово, я не хотел этого. Прости мне это…
Да, годы идут. Но ведь мы с тобой всё-таки живем, хоть большей частью лишь страданием, да живём. Ты пишешь, что теперь у нас будут другие интересы. Не знаю, может быть, но наше чувство-то остается, и мы лишь действительно становимся родными.                Милая, я теперь каждый день с часу на час жду телеграммы. Ведь май-то собственно кончился. Какое это будет известие. Разумеется, оно должно будет только доброе, но кто это будет – сын, дочь? – всё равно радостно. Да, скорей бы!
Первого июля тебе ехать на сессию. Поэтому я буду стараться как можно быстрее рассчитаться с сессией. Зачёты уже начались. Пожалуй, мне целесообразней сейчас не приезжать домой, а стремиться скорей окончить учёбу, чтобы быстрее приехать домой не на день, а на всё время… Я так и сделаю.
      Галя, спасибо за сообщение о доме. Они и действительно, наверное, на меня очень обиделись. Ведь до сих пор они мне не прислали ни строчки. А я ведь им писал от чистого сердца, писал как сын, как старший брат, писал как добрый друг.
Ну да что, сейчас я им напишу другое. Неужели они меня неправильно поняли? а.
Фотографии делал я сам. Очень приятно, что они тебе понравились. Вот ещё.
Привет малышке… Привет маме, папе, привет родным.
Будь здорова. Не бойся, любимая, всё разрешилось хорошо. Пиши мне. Крепко целую только твой Владимир.


         Так или иначе, а май месяц, в котором мы маялись, закончился. 31 числа я ей написал последнее майское письмо, а в наступившем июне, когда уже непременно родится ребёнок, я Гале уже предлагал, если родится сын назвать его одним из трёх имён – Александр, Андрей или Олег, на неё выбор.


           31 мая 1957г. г. Алма-Ата.
              Здравствуй, Галиночка!
           От тебя снова второй день уже нет письма… Родная, я теперь каждую минуту говорю себе: может быть, сейчас и именно сейчас у меня родится сын или дочь… Может быть сейчас тебе очень плохо, а быть может ты уже кормишь малышку грудью… Да, я ничего сейчас не знаю… и это так ужасно. Но я ещё и ещё раз напоминаю тебе, что я всегда с тобой и только с тобой. И сейчас, и час назад, и вчера, и завтра. Правда это неощутимо, но для сознания, для чувства должно быть осязаемо. Я уже купил тебе подарок 7 час. вечера. На улице тёплая, плотная духота. Небо хмурое и низкое. Собирается дождь. Накрапывает, но никак не может разойтись. А он так бы кстати освежил и землю, и воздух.
Проснулся как и вчера около 7 часов утра. До обеда был на лекции, а со второй половины дня сидел, читал Серафимовича, а сейчас пишу тебе. После письма примусь за историю СССР. Сейчас очень тяжело, - все зачёты нужно сдать до 15-го, а тут ещё я хочу до 15-го же сдать ещё и 2 экзамена: историю СССР и совр. русс. языка. Если мне удастся осуществить свой план, то я уже 27 буду дома, а ты спокойно жди меня и по мере сил и возможностей готовься к своей сессии, на которую мы поедем вместе.
Когда я приеду ребёнку будет уже чуть ли не месяц и он будет такой большой и я его уже больше никогда не увижу маленьким, таким маленьким, каким видела ты его… в первый же день его рождения. Как всё это значительно и неповторимо.
Как ты чувствуешь себя сейчас? Как здоровье, настроение? Пиши же, любимая…

                1.6.57г.
        Вот и июнь, тот месяц в один из дней которого ты должна родить… Галюньчик, здравствуй родная!... 4 часа дня, сейчас я пойду на почту, что-то там ждёт меня, а? Ах, если б поздравление!...
Вот уже можно считать, что день прошёл, а я почти ничего не сделал, если не считать что прочёл страниц 100 Серафимовича «Город в степи». Хорошая, грустная, тяжёлая книга. У меня что-то болит голова. От духоты, наверное. Дождь так и не пошёл, а всё так же хмуро и тягостно. На душе как-то тревожно… Уж не случилось ли беда!.. Скорее на почту…
        …Родная, нет, всё хорошо, получил сейчас твоё письмо от 27-29 мая. Но ответ на него лучше написать отдельно, всё хорошенько продумав, чем сейчас что-то приписывать здесь. Только вот одинокой ты напрасно себя чувствуешь, ведь я всегда с тобой в своих мыслях и действиях.
           Глупенькая, мне «тревожиться нет особого смысла!» А если я иначе не могу. Ну да не буду комкать мысли. Сейчас пойду домой и отвечу на каждое твоё слово… До свидание. Будь здорова. Не тревожься, всё будет хорошо. крепко целую, твой Владимир.
P. S. Привет маме и папе.
Сына назови одним из имени, которое тебе больше нравится, Александр, Андрей, Олег.
Крепко целую.