Ганна

     В утренней тишине  внезапно послышался отдаленный  треск немецких мотоциклов.  Шум нарастал, с каждой минутой неумолимо приближаясь к деревне Акунино.

     Мария вздрогнула и открыла глаза, прислушиваясь к зловещим, давящим на нервы звукам. Ходики на стене показывали всего четыре часа.

     Страх охватил молодую женщину. Она судорожно приподнялась на кровати. Мельком взглянув на спящую рядом дочку, осторожно встала с постели и тихо шагая по скрипучим половицам избы, прикрыла наглухо створки окна.

      Шум уменьшился, но по- прежнему назойливо продолжал втискиваться в пространство и становился все ближе.

      Мария растерянно оглядела девочку, нежно прикоснувшись к   растрепавшимся на подушке  кудряшкам ее    черных волос. Десятилетняя дочка продолжала безмятежно спать, досматривая свои последние сладкие сны.

      "Надо будить,- обреченно подумала женщина.- Мало ли как обернется там... Лучше собраться пораньше." И словно испрашивая совет, скользнула взглядом по стене, где висела фотография мужа, добровольцем ушедшего на фронт в первый месяц войны.

       "Ганна,- тихо проговорила мать.- Вставай, дочечка, швидше. Фрици в село идуть. Наверно до Нимеччини нас погонють."

        Девочка открыла глаза. Ее бледное от недоедания личико недовольно сморщилось, но   молча кивнув, она  торопливо поднялась с постели.

        Лето на Смоленщине заканчивалось, однако  дни были еще теплые, солнечные. Лишь по утрам долго застаивался туман в лесных ложбинах и оврагах.

        Мария спешно завернула в чистый рушник ломоть ржаного хлеба, пару луковиц, оставшихся от их скромного ужина, тут же нашла две старенькие кофточки, на случай пасмурной погоды, в дорогу.

        Но осмотрев дочь, стоящую перед ней в легком, заштопанном платьице, заставила надеть и кофту, чтобы тело не мерзло, пока не закончится прохлада утренника.

        В окне уже мелькали серо- зеленые силуэты эсэсовцев. Вскоре подбежавший фашист прикладом разбил в их избе стекло. Из рамы посыпались осколки.

        "Gehen alle aus!" (" Всем выходить на улицу!")- разорвал воздух гортанный немецкий выкрик.

         Мария с Ганной тут же поспешили во двор.

         Зондер- команда СС торопливо сгоняла людей на большую поляну возле околицы деревни. Упиравшихся жительниц били оружейными прикладами, тащили за волосы по земле.

         У матерей с грудными детьми на руках, солдаты отбирали малышей и словно котят, скидывали их в ближайший колодец. Крики и горестные завывания женщин то и дело раздавались со всех сторон. Захватчики зверски глумились над людьми. Но все мужское население уже было на фронте и никто не мог им помочь.

        Построив наконец жителей в шеренги, из толпы, сгрудившихся  рядом гитлеровцев,вышел высокий, белобрысый обер- лейтенант.

        Он резко поднял руку, заставляя утихнуть причитающих и плачущих от горя женщин. И коверкая слова чужого для него языка, зычно прокричал, глядя на застывших, безмолвных  людей.

      - Русски баба цвай шаг вперетт!

        Женщины задвигались, выходя из общего строя.

      - Вы поедить на работа в великая Германия! Труд - это карашо!

        И тут же, около тридцати  женщин и детей - подростков каратели погнали в противоположную сторону деревни. Зашумели издали моторы машин.

        Офицер повернулся к оставшемуся населению.

       "Juden stehen!( Евреи стоять!) Вы пойдет на прогулку..."- махнул он рукой в сторону леса. И что-то шутливо проговорил на немецком, обращаясь к своей команде подчиненных.

        Окружавшие его гитлеровцы дружно загоготали.

        Внезапно офицер заметил Марию, так и продолжавшей держать в руках свернутый рушник с провизией. Вырвав полотняный комочек у женщины, бросил на землю.

       "Не надо брать,- проговорил он, ткнув ее длинным, указательным пальцем в грудь.- Пуфф! Пуфф!"..- добавил эсэсовец, глядя на побледневшую жительницу. И усмехнулся:"Этто не больно!"

        Сопровождаемая со всех сторон немецкими автоматчиками, толпа примерно такого же количества селян, двинулась к лесному оврагу. За спиной уже полыхали хаты, безумно мычали обреченные животные...

        Два километра своего последнего пути люди шли, едва передвигая ноги. Фашисты то и дело подгоняли измученных женщин и детей.

        Тропинка оборвалась внезапно. Неожиданно  среди деревьев показалась глубокая лощина, где на дне еще лежали клубки тумана.

        По приказу офицера, эсэсовцы  начали сгонять еврейское население к краю оврага. Застрекотали очереди автоматов.

        В страхе и панике, толкая друг друга, люди пытались вырваться из плотного кольца гитлеровцев, но смертельные пули настигали их всюду. Часть солдат спешно сбрасывала трупы на дно лесной ямы.

       Ганна судорожно вцепилась в мать, невольно затормаживая ее шаги в чернеющую перед глазами пропасть.

       Но мать как будто очнулась.Она вдруг оторвала от себя, сжимающие ее руки дочери и с силой толкнула в овраг. Ганна камнем полетела вниз. И тут же  глухо охнув, скошенная автоматной очередью, Мария скатилась в низину вслед за дочерью, распластавшись на телах убитых людей. Глаза женщины безжизненно глядели в небесную даль.

       Больно ударившись о землю, Ганна потеряла сознание. Выйдя, наконец,  из беспамятства и начиная ощущать реальность,  с трудом разлепила веки. Где-то среди темноты забрезжил свет. В ушах гулко ухало. Не хватало воздуха. Что-то тяжелое и большое упиралось  в ее худенькую  плоть.

       Наконец придя в себя, она начала припоминать кровавые сцены расправы над людьми. И вспомнив о матери, тут же заерзала, заелозила телом, пытаясь выбраться из- под громоздкого и холодного прикрытия.

       Прошло часа два, пока обессиленная девочка сумела вылезти наверх, скинув с себя мертвеца.

       День заканчивался. Вечерело. Но среди лесной тишины, в густых верхушках елей и осин, еще просачивалась небесная синь.

       Невыносимо болела правая кисть руки. Вздрогнув, девочка заметила, что не хватало большого пальца. Однако кровь запеклась и уже не вытекала. Шальная пуля повредила лишь  конечность и для Ганны это казалось незначительным.

       Страха уже не было, она ползала среди трупов и с упорной настойчивостью искала мать. Прошел еще час, когда в груде тел Ганна увидела наконец родное лицо.

       Девочка склонилась над матерью. Зайдясь в безутешном плаче, она горестно поцеловала ее в холодный лоб, оставив горячие слезинки на коже женщины.

      "Мамочка, мамочка",- в отчаянии шептала Ганна, словно та могла услышать свою спасенную дочь. Закрыв на прощанье глаза Марии, осиротевший ребенок стал выбираться из оврага.

                * * *

    ...По проселочной дороге тихо шли молодая женщина с восьмилетним мальчиком. Из деревни Голачево Елена направлялась в соседнее поселение вместе с сыном Колей проведать родных.

       Навстречу им двигалась худенькая, оборванная девочка. Ветер трепал ее грязные, седые волосы.

       Подойдя ближе, нищенка жалобно попросила милостыню.

     - Титка Олена, дайте будь ласка шматочок хлибця.

       Женщина тут же развязала узелок с продуктами и протянула ей  краюшку ржаного хлеба. Она не впервые встречала голодных, побирающихся людей из ближайших сел.

     - На здоровья,Ганна. И ласково погладила девочку по голове.

       Елена с Колей долго смотрели вслед маленькой жительнице, чудом тогда оставшейся в живых.

       Через четырнадцать  лет после войны, Елена станет моей бабушкой, а ее русоволосый сын Коля- моим отцом.

P.S. Рассказ написан  на основе  реальных  событий.