Что там было внизу
Привет, любовь моя!
Неделя эта выпала ужасная. К платичкам так и не дотронулась. Подъем, дети, дорога, работа, дети, дорога, ужин, спать. Весна проходит, а я ни в одном глазу. Ужасно устаю в последние дни. У многих клиентов сейчас умирают близкие. Какая-то странная полоса смерти. То у одного, то у другого. Приходится лечить ещё и от этого страха, что пришел за ними в мой кабинет по прямой дорожке от могилы или из морга.
Вчера пришлось съездить к Анне вместе с маленькой. Мама Анны совсем уже в интересном состоянии. Всеми командует, ничего не помнит. Даже своих детей. Думает, что Анна это её прислуга. Ругается и отказывается мыться хотя бы один раз в три дня. А курит по пачке в день и гоняет за сигаретами всех, кто попадается под руку.
На обратном пути заехала заправиться. Недалеко от заправки есть мой любимый отряд гигантских серебристых тополей. Ну ты знаешь. Я фотки тебе присылала. Малышка спала. Я решила немного побыть под их кронами. Под одним деревом вижу - кувыркается птенец. Взяла в руки – у него крыло сломано. Тут сверху падает крик вороны, а за криком - сама эта скотина, чуть мне в затылок ни клюет. Сердце запрыгало, стою, смотрю на этот грязный желто-серый мешочек и готова разрыдаться, что дура последняя.
Гвалт стоит страшный, вороны кружат над тополями и пикируют на деревья. И тут прямо к моим ногам падает второй птенец, и сразу за ним – ворона – и бьет клювом птенца по голове. Я ужасно заорала на них, просто психопатка. А ну, пошли сволочи! Вороны тоже орут и носятся как духи смерти. Голова у птенца в крови. Один глаз залеплен землей. Второй – клянусь – выворачивается от ужаса. Вижу, малышка проснулась, спросонья крутит головой. Опускаю птенца на землю. Иду к машине. Ныряю в салон. Захлопываю дверь. Спрашиваю: «Проснулась, любимая?» Слава богу, Марфа ничего не видела. Трогаюсь. И меня отключает от птиц — как отрубило - я хочу домой! Я тупо хочу домой. Дома укладываю дочку спать. Ложусь рядом. Она держит меня за руку. Рассказываю сказку. Малышка засыпает быстро. Тихонько обнимаю её. И мне так стало ужасно пусто и грустно. Иду в комнату сына. Сын не спит. Как дела? Хорошо. Играешь? Ну еще немного. Павел будет сердиться. Ну еще чуть-чуть! Давай, родной, завтра не добужусь. Слышу — подъехал Павел. Давай, всё. Ок. Спускаюсь вниз.
После ужина смотрим сериал и пьем красное. И тут я дико захотела секса. Смеёшься? Ну вот просто ужасно, прямо вот здесь на ковре. Остались потом полежать на нем, тихо так. Знаешь, дом весь такой со мной тихий. Дом меня любит. И я его тоже.
(Пришлю скоро фотки чердака — мы с Павлом такой мне кабинетик забахали, обзавидуешься.)
И тут слышу, сын всхлипывает наверху. Через какое-то время – еще громче, настойчиво. Поднимаюсь к нему.
Что случилось? Молчит. Родной, ложусь рядом, обнимаю, почему ты плачешь? Что-то с ребятами случилось? Нет. Ты чувствуешь себя одиноким? Я не могу тебе сказать… У тебя что-то болит? Отвернулся. Тебе страшно? Отвернулся, маленький мой истеричка, губы дрожат, лицо мокрое от слез.
И тут: «Он тебе делал больно?»
Спрашиваю: «Ты слышал то, что было внизу?» «Да…»
Это ужасно, наверное.
У меня в голове взрыв крови, она клокочет в висках, мне жарко, дышать нечем, мне почему-то стало очень страшно. Обнимаю, поворачиваю к себе его лицо, смотрю в упор. Говорю: "Сыночек, мы очень устаем с Павлом за день. У нас очень много серьезных забот. Ты. Малышка. Ты же знаешь, как я перепугалась, когда она отравилась позавчера?"
- Я тоже тогда испугался.
- Ну вот, видишь. Потом… у нас не совсем хорошо с деньгами сейчас, мы все время работаем, чтобы хватило всем нам на всё, что мы хотим. Понимаешь?
- Да. Нет. Я не понимаю. Он тебе делал больно?
- Вот вспомни, что ты чувствуешь, когда устаешь на тренировке или после уроков.
- Ничего.
- А что ты хочешь больше всего?
- Есть. И еще - спать.
- Обними меня, дай я прижмусь к тебе крепче… Так тебе лучше? - молчит. - Скажи, тебе же так лучше?
- Да. - плачет. - Мама, мне страшно.
- Ты не спал?
- Нет.
- Сыночек, родной, Павел не делал мне больно. Взрослым тоже надо обниматься. Нам так легче становится, не так страшно.
- А кого ты боишься?
- Чего, скорее. Не знаю. Много чего. - молчит. - А когда меня Павел обнимает, мне становится хорошо. Я как маленькая девочка, которая может ничего не бояться в руках большого сильного принца. Как в сказке. Понимаешь?
Смотрит так на меня. Улыбка: «Мама, ну это же шутка, ты же не маленькая…»
- Только мы уже не маленькие. Это не страшно сынок… Всё хорошо. (И тут меня понесло. Просто нобелевскую речугу толкнула.)Понимаешь, можно много говорить о любви, что-то обещать, чего-то ждать друг от друга, и все не то, но когда вот так между мужчиной и женщиной получается, когда им очень хорошо вдвоем, это значит, что всё что мы говорим с Павлом друг другу, что мы говорим тебе, что мы делаем дома, на работе, это всё – правда, и это всё у нас получается. Это и можно назвать любовью. Когда мы не только знаем, или говорим, или ждем чего-то, а в самом деле мы делаем счастливыми друг друга. По-настоящему счастливыми. Вот, что было внизу.
И тут я увидела, что он заснул, не отпуская меня, прижавшись мокрым лицом ко мне. Так что говорила я сама с собой. Но знаешь, так было классно это говорить.
Вышел на кухню Павел в полосатом зелено-голубом халате, в кожаных шлепках. Высокий, полнеющий блондин с мелкими кровяными прожилками на загорелом лице. Высокий лоб, ржаные примятые волосы, веселые серые глаза. Клюнул Ольгу в затылок.
- Привет, дарли.
- Доброе утро, родной.
- Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно. Надо на рынок съездить подкупиться, сможем сразу после завтрака?
- Уолрайт. Тебе налить кофе?
- Нет, я пойду будить Марфу. Яйца поставишь вариться?
- Да,конечно. Пусть Василий сгоняет за хлебом в лавку.
- Хорошо, я скажу ему. Я тут ещё секундочку.
Павел взял сигарету, кофе и вышел во двор покурить на солнышке.
Всё, дорогая подруга, буду прощаться. Пиши. Целую, Люблю, Твоя Ольжечь.
ОБНИМАЙ АМЕЛИЧКУ ОТ МЕНЯ!)))
тема: Что там было внизу.
Отправить.
Свидетельство о публикации №214101400038