Добрая семейная шутка
- Кто взял мой ёршик для мытья бутылок?
Киса немедленно вскочила, и отправилась на кухню, чтобы лично убедиться в отсутствии ёршика. Канарейка изобразила ранний подъём и начала верещать. А голова, будто ждала такого поворота дела; она немедленно появилась на портрете в шапке-ушанке, и начала декламировать:
У тётушки ёршик украли.
Ну, как вам не стыдно, друзья.
У тётушки ёршик украли,
Ушанкой клянусь, что не я.
У тётушки ёршик украли!
Куда же без ёршика ей.
Не верю, что ёршик украли
Кто-либо из близких друзей.
Киса вернулась с кухни, и застала дядюшку, доказывавшего, что ботинки с утра он чистил чем-то зелёненьким и мягким, что совсем не похоже на ёршик. В доказательство он принёс из прихожей какую-то тряпочку.
- В последний раз это была тётушкина шляпка. Но вряд ли она будет надевать её теперь чаще обычного, - язвительно заметила киса.
Но тётушка так была огорчена отсутствием ёршика, что даже не обратила внимания на потерю шляпки. Она стояла посередине гостиной и чувствовала себя совершенной беспомощной без ёршика для чистки бутылок. Её состояние передалось дядюшке Хантеру; он понял, что никакие оправдания ему не помогут, и бросился в бой:
- Послушай, тётушка. Я думаю, мы должны сделать тщательный поиск твоего ёршика, рассматривая метр за метром.
- И вначале надо бы осмотреть клетку этой верещалки, - прервала его речь киса, - ох, что мы там найдём, сказка!
- Клетку, так клетку, - согласился дядюшка и направился к выключателю, чтобы залить комнату безжалостным электрическим светом.
Пока дядюшка топал через комнату, канарейка съёжилась в уголке клетки, пытаясь стать меньше и незаметнее. Она не чувствовала за собой вину, но без труда представила, что будет, если ёршик найдут в её клетке. Она представила себе, как краснея и заикаясь, она будет отвечать на укоризненные дядюшкины вопросы. Как на её тонкие лапки наденут грубые кандалы и поведут и бросят в темницу. Как рано поутру в камеру придут, и священник будет произносить что-то жалостливое. Как приведут её на пустынный плац с деревянными строениями в центре, как подведут её к свисающей петле из грубой пеньки и под барабанный бой наденут эту огромную петлю на её тонкую изящную шейку. Она дрожала в уголке клетки и ждала расправы.
Раздался голос дядюшки Хантера, ласковый и добрый:
- Тётушка, в клетке нашей певуньи никакого ерша нет, да и корма бы ей подсыпать не помешает. Ума не приложу, кто же мог с тобой так подшутить. Давай-ка ложись спать, утро вечера мудренее.
Тётушка согласилась, сняла передник и пошла в спальню. Она раскрыла свою постель, посидела на её краю, собираясь с мыслями, и плюхнулась на перину всем своим весом. И в тот же миг выскочила из кровати с криком.
Услышав крик из спальни, дядюшка успокаивающе прокричал:
- Ну что ты, тётушка, разве можно так переживать из-за какого-то ёршика. Купим завтра новенький, лучше прежнего.
Но уговоры не помогли. Тётушку била крупная дрожь, и она что-то бормотала, показывая пальцем в постель. Дядюшка пришел в спальню, заглянул в тетушкину постель, засмеялся, и вытащил из-под простыни длинный жёсткий ёршик для чистки бутылок.
А вот как он туда попал, это уже другая история.
*
«Засахаренная килька», глава 15
Свидетельство о публикации №214101400429