Две женщины, два века, две войны

---Две женщины, два века, две войны---

Кавалеристка

Пожилая женщина в сюртуке и цилиндре требовала обращения к себе: «Ваше благородие, господин штабс-ротмистр Александров Александр Андреевич», так как в юности она была ординарцем фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова.
... В доме, ставшим Музеем-усадьбой города Елабуги, проживала и покинула мир с воинскими почестями на восемьдесят третьем году жизни герой Отечественной войны 1812-го года Надежда Андреевна Дурова.

Тематические участки комнат музея разделили белые шторки. Патронташ, револьвер, сбруя и ярмо выглядели так, словно только что были в употреблении.  Настенные картины с сюжетами крестьянского быта огородил плетень с горшками и вышитыми рушниками. На столике с кружевной накидкой отдыхал суконный валик с коклюшками - юная девица училась плести кружева.  Небольшой карандашный портрет сохранил облик девы в белом платье с «ожерельем» волана. Гладкие тёмные волосы спадали на спину. Взгляд доброй хитринкой открывал внутреннюю книгу ума и юной честности. Прелестный носик и изящный разрез глаз украсили лицо девочки, достойной любви и семейного счастья. Но ей была уготована другая судьба. В этом доме были созданы «Записки кавалерист-девицы», заслужившие похвалу Пушкина, Гоголя, Белинского и Жуковского. 

Сохранились документы Мариупольского гусарского полка, копия фрагмента из книги «Списки награждённых знаком отличия военного ордена за 1806-1807 годы», формулярный список Конно-Польского полка 1807-го года и другие бумажные ценности. Трепетное почтение вызывала запись «Корнет Александръ Андреевъ сынъ Александровъ награждён февраля 13-го за оказанную отличность при преследовании неприятеля до реки Пасарж в сражении под местечком   Гельшбергом и Фридландом».
1836-й год предстал дружескими письмами Александра Сергеевича Пушкина и Надежды Андреевны. Литературный талант воительницы раскрылся в книге «Записки Александрова» (Дуровой), изданной в Москве в 1839-м году.

Прекрасный манекен воспроизвёл облик юной Надежды, которую можно было принять за симпатичного парня. Тёмные глаза смотрели сквозь время лёгким прищуром. Прелестна она была бы в бальном платье, но здесь стройную фигуру ладно облегал яркий мундир, тщательно скрывший девичьи прелести. Воинский характер вошёл в неё с детства, и вольная душа стремилась в бой. Надежда Андреевна отразилась в образе Шурочки Азаровой в фильме «Гусарская баллада» Эльдара Рязанова.

… Бронзовый корнет, услышав зов трубы, приготовился к сражению -  конная статуя кавалерист–девицы была воздвигнута на Троицкой площади Елабуги к 210-летию русской героини.



 «Прохожий, остановись!»

Мраморные ступени в сопровождении цветов вели к площадке, где четыре колонны поддерживали белый полукруг арки, под которой возвышался бронзовый бюст.  Мемориальная композиция проложила путь к Литературному музею Марины Цветаевой, в котором жили копии писем 20 - 30-х годов прошлого века и листков со стихами, тюремное дело Ариадны Эфрон и фотографии тех, кого помнил этот деревянный дом: Арсения Тарковского, Сергея Эфрона, Георгия Эфрона, Марины, Ариадны...  Настенными документами протянулся путь Цветаевой от эмиграции до возвращения на Родину. Когда в 1939-м году был арестован Сергей, Марина писала Сталину: «Я не знаю, в чём обвиняют моего мужа, но знаю, что ни на какое предательство, двурушничество и вероломство он не способен.»

Мир её творчества предстал от сборника «Вечерний альбом» до изданий стихов на многих языках мира. Творения и личные вещи свидетельствовали о несовместимости возвышенности души и скромности быта.
Портретная Марина оживала взглядом прозрачной синевы и светом ироничной грусти в уголках губ. Массивный браслет сжал правую руку; пальцы держали папиросу, медленно двигавшуюся к губам. Образ обволакивал голубой цвет – его отражали глаза, платье, браслет, кольцо. Таинственный луч высветлил ровную чёлку.
Скульптурный бюст повторил эту сжатую полуулыбку и цепкий взгляд, а невидимый ветер взъерошил чёлку. Барельеф на дощатой стене наполнили символы: ветер сместил ветви и крону в попытке вырвать Древо из земли; из обнажённых корней вдоль ствола вырастал неповторимый профиль в ореоле сияния, из которого пыталась расправить крылья птица, поднявшая клюв стрелой к небу, куда был устремлён взгляд женского Гения; пламя свечи на лавровой ветке касалось её щеки; уместились с обеих сторон Древа купольный храм и древняя башня на горе города Елабуги.

Хранителем памяти на улице Покровской стал бывший дом Бродельщиковых, в котором провела свои последние недели русская поэтесса Марина Ивановна с сыном Георгием. В новом веке там была воссоздана обстановка прошлого. Полосатую льняную скатёрку на столе украсили самовар и чайная посуда. Возле прялки с пучком шерсти лежал клетчатый платок.  Над столом повис абажур. Швейная машинка держалась на чугунной подставке с надписью «Зингер». Железная кровать у окна спальни была заправлена светлым покрывалом с выглядывавшими по низу зубчиками шитья.

 Рядом под стеклянным кубом на тюлевой скатёрке комода стоял блокнотик. Эту маленькую красную книжечку Георгию Штейману подарила горожанка, родственник которой делал гроб для женщины, наложившей на себя руки. Хозяйка дома вспоминала: «...одета неважно была, длинное какое-то пальто и платье также, фартук вот с таким карманом большим, так в нём и умерла она...» 
Из кармана передника выглядывал блокнот. Столяр сохранил его, а перед смертью попросил отдать «кому следует». 

Позже записная книжка попала к Белле Ахмадулиной, передавшей реликвию собирателю архива Льву Мнухину, который и подарил её Елабужскому музею.
Марина предсказывала, что будет идти за мужем. Он был расстрелян в октябре 1941-го года. Марина погибла в августе того же года и не узнала судьбы любимого.  Георгий через неделю погиб на фронте. Осталась её записка сыну: «...Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить...». Её отпевали через сорок девять лет в Покровском соборе, как умершую от режима.

…Высокую металлическую стойку на Петропавловском кладбище обвила чугунная ветвь. Марина взывала стихами на вывеске у ограды: «Идёшь, на меня похожий, глаза устремляя вниз. Я их опускала тоже! Прохожий, остановись!»
В центре площадки под почтенными кронами, установлена плита с гравировкой: «Марина Ивановна Цветаева. Родилась 26 сентября ст.ст. 1892 в Москве. Умерла 31 августа 1941 года в Елабуге». Цветы оберегали печаль поэтессы: «Когда я перестану тебя ждать, любить, надеяться и верить, то я закрою плотно окна, двери и просто лягу умирать…»


Когда я перестану тебя ждать,
любить, надеяться и верить,
 то я закрою плотно окна, двери
и просто лягу умирать…
 (Марина Цветаева)


12.07.14. Елабуга