Чарлз Кросс. Курт Кобэйн. Here We Are Now

РАЗМЕЩЕНО ТОЛЬКО ДЛЯ ЛИЧНОГО ОЗНАКОМЛЕНИЯ!!! ЛЮБОЕ КОММЕРЧЕСКОЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ ПРЕСЛЕДУЕТСЯ ПО ЗАКОНУ!!!



АВТОР БЕСТСЕЛЛЕРА NEW YORK TIMES «ТЯЖЕЛЕЕ НЕБЕС»
ЧАРЛЗ Р. КРОСС
А ВОТ И МЫ
ДОЛГОЕ ВЛИЯНИЕ КУРТА КОБЭЙНА

КУРТ КОБЭЙН БЫЛ ГОЛОСОМ ПОКОЛЕНИЯ. СПУСТЯ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ, ПОЧЕМУ О НЁМ ПО-ПРЕЖНЕМУ ГОВОРЯТ?

    5 апреля 1994 года двадцатисемилетний Курт Кобэйн покончил с собой. То, что он отчаялся бросить наркотики, его сложные отношения со славой, его измученная душа - все эти элементы сошлись вместе в один ужасный момент в Сиэтле, и перспективы музыкальной и поп-культуры изменились навсегда. Прошло два десятилетия с тех пор, как Кросс, сиэтлский редактор, писатель и давний поклонник «Нирваны», пережил ужас того дня на передовой, отвечая на телефонные звонки, когда СМИ налетели на его город в отчаянных поисках эксклюзива о смерти ещё одного молодого рок-кумира.
    Хотя влияние жизни человека трудно понять полностью в день его смерти, взгляд по прошествии многих лет обеспечивает более широкую, и обычно более точную перспективу. Впервые Кросс, автор наиболее полной биографии Кобэйна, «Тяжелее Небес», исследует, как неотступно преследующие воспоминания о Кобэйне - жизнь, которую он вёл, музыка, которую он играл, и люди, которых он касался - продолжают жить неисчислимыми и иногда удивительными способами. Книга «А Вот И Мы» пытается ответить на вопрос, где мы - фэны, музыкальный бизнес и индустрия моды, сообщества наркомании и реабилитации, семья Курта - находимся два десятилетия спустя.
    Жизнь и творчество Кобэйна можно увидеть повсюду, от его неизгладимых следов в музыке до его более тонкого влияния на гендерные права и права геев, на то, как мы рассматриваем самоубийство и наркоманию, и саму идею Сиэтла как культурного центра. Музыка «Нирваны» затронула несколько поколений, и хотя мир значительно изменился с тех пор, как «Nevermind» был впервые выпущен в 1991 году, статус того альбома только растёт с годами. Теперь Кобэйн и «Нирвана» - часть обряда посвящения в подростки, и хотя «подростковый дух», возможно, изменился и развился с начала девяностых, музыка всё равно остаётся настоящей. Проще говоря, Курт Кобэйн изменил диалог культур за свою слишком короткую жизнь, и даже после своей страшной смерти. Благодаря интервью и комментариям со всех уголков поп-культуры Вселенной, от людей, которые знали Кобэйна до тех, кто продолжает культивировать свою легенду, книга «А вот и мы» исследует, что значит одна жизнь, и как этот смысл можно измерить, когда и если это возможно.


    ЧАРЛЗ Р. КРОСС написал девять книг, в том числе «Тяжелее Небес: Биографии Курта Кобэйна», которая была бестселлером «New York Times», завоевала приз Американского общества композиторов, авторов и издателей 2002 года за выдающуюся биографию, и была названа «Los Angeles Times» «одной из самых трогательных и откровенных, когда-либо написанных о рок-звезде». Он также является автором бестселлера «New York Times» «Комната, Полная Зеркал: Биография Джими Хендрикса», и был соавтором бестселлера «New York Times» «Мечтая Изо Всех Сил: История Сердца, Души и Рок-н-Ролла», с Энн и Нэнси Уилсон. Он живет в Сиэтле, штат Вашингтон.

Facebook.com / Charles.RСross | Twitter.com/CharlesRCross

Предоставляется с электронными книгами «HarperAudio» and «HarperCollins»

ОТПЕЧАТАНО С HARPERCOLLINS PUBLISHERS
YourltList.com

Оформление суперобложки: Грегг Кулик
Фотография на передней стороне суперобложки: @ Майкл Линссен/Redfrerns/Getty Images
Фотография на задней стороне обложки: @ Эй Джей Барретт/Retna, Великобритания/Retna Ltd.
Фотография автора: Даг Манелски/doughmanelski.com


ТАКЖЕ ЧАРЛЗОМ Р. КРОССОМ НАПИСАНЫ КНИГИ:

Задворки: Спрингстин, Человек и Его Музыка

Led Zeppelin: Рай и Ад

Nevermind: Нирвана

Тяжелее Небес: Биография Курта Кобэйна

Комната, Полная Зеркал: Биография Джими Хендрикса

Неизвестный Кобэйн

Led Zeppelin: Тени Выше Наших Душ

Мечтая Изо Всех Сил: История Сердца, Души и Рок-н-Ролла
(в соавторстве с Энн и Нэнси Уилсон)





А ВОТ И МЫ
ДОЛГОЕ ВЛИЯНИЕ КУРТА КОБЭЙНА
ЧАРЛЗ Р. КРОСС
(перевод Ольги Фёдоровой)
IT BOOKS
HARPERCOLLINSPUBLISHERS

А ВОТ И МЫ. Авторское право @ 2014 Чарлз Р. Кросс. Все права защищены. Опубликовано в Соединённых Штатах Америки. Никакая часть этой книги не может быть использована или воспроизведена в любой форме без письменного согласия владельца, за исключением кратких цитат в критических статьях и рецензиях. Для информации адрес: HarperCollins Publishers, 10 East 53rd Street, New York, NY 10022.

Книги «HarperCollins» могут быть приобретены для образовательных, бизнес- или рекламных целей. Для получения информации обращайтесь по e-mail Департамента Специализированных Рынков в SPsales@harpercollins.com.

ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ

Дизайн Лори Паньоцци

Данные Каталогизации Библиотеки Конгресса прилагаются.

ISBN 978-0-06-230821-4

14 15 16 17 18  OV/RRD 10 9 8 7 6 5 4 3 2 1


ЭШЛЕНДУ И ВСЕМ МАЛЬЧИКАМ И ДЕВОЧКАМ, КОТОРЫЕ СЛЕЗЛИ С ДИВАНА, СХВАТИВ ГИТАРУ, И ЗАСТАВИЛИ ЕЁ ГОВОРИТЬ





СОДЕРЖАНИЕ


ПРОЛОГ                Эта Страшная Тайна

ОДИН                Святой Грааль
                Музыка и Влияние

ДВА                Отстойное пятно на моих чумовых слаксах
                Грандж и Культура

ТРИ                Тренч Кобэйна за 6 000 долларов
                Стиль и Мода

ЧЕТЫРЕ                Идеальный Сиэтлский Момент
                Абердин и Сиэтл

ПЯТЬ                Происходит Каждый День
                Наркомания и Самоубийство

ШЕСТЬ                Последняя Рок-Звезда
                Наследие и Голубые Глаза

Благодарности

А ВОТ И МЫ

                ПРОЛОГ

ЭТА СТРАШНАЯ ТАЙНА

Утром 8 апреля 1994 года, работая в своём офисе над сиэтлским журналом «Rocket», я принял серию телефонных звонков, которые я никогда не забуду. С того дня прошло два десятилетия, но те моменты по-прежнему остаются яркими и захватывающими. Иногда они кажутся частью сна, от которого я не могу избавиться или забыть. Вокруг меня творилась история, но в тот момент я этого не понимал. Я до сих пор помню, как мой палец нажимал на мигающую кнопку Линия Один на моём служебном телефоне, но я понятия не имел в то время, что этот маленький красный огонёк возвестит о кардинальных изменениях и в музыке, и в культуре. Как и в случае со всеми кошмарами, я хочу, чтобы он закончился по-другому, но он не заканчивается. Он не может закончиться; это не сон.


    Первый звонок на мой рабочий стол в тот день поступил с радиостанции «KXRX-FM». Я, будучи главным редактором «Rocket», музыкального и развлекательного журнала Сиэтла со стотысячным тиражом, иногда предоставлял им сегменты для раскрутки местных групп. Мы продвигали  группы с Северо-Запада и были первым изданием, которое выпустило статьи с иллюстрацией на обложке о «Нирване», «Soundgarden», «Pearl Jam», «Alice in Chains» и других группах Сиэтла. Хотя я имел общее представление о бурном росте гранджа, я был удивлён, как и все остальные в городе, когда наши местные жители, многие из них - старые друзья, которые много лет валяли дурака, стали международными суперзвёздами.
    Я ожидал, что этот телефонный звонок будет по поводу моего следующего радио-сегмента, но тон голоса ди-джея не был той типичной скороговоркой, к которой я привык. Вместо этого он был мрачным, взвешенным, немного встревоженным.
    «Как вы думаете, - спросил ди-джей, - есть ли вероятность того, что Курт Кобэйн мёртв?»
    На тот момент, рано утром 8 апреля 1994 года, пока никто не произносил этих слов. На радиостанцию всего несколькими мгновениями ранее позвонил диспетчер из конторы электрика, рассказав им, что один из их служащих нашел тело в доме Курта. Звонивший сказал станции: «Вы, ребята, будете мне должны за это приличные билеты на «Pink Floyd»». Только что вызвали полицию. Ди-джей думал, что, возможно, у меня может быть больше информации относительно идентификации тела. «Мы пока не дали это в эфир, - сказал он, - но как вы думаете, есть какая-то вероятность, что это Курт?»
    Я сказал «нет». «Это не может быть он, - сказал я. - Это, должно быть, один из его приятелей-наркоманов, у которого, возможно, передозировка. Это не может быть Курт. Просто не может». Мои слова были продиктованы отказом принимать это, конечно, и казались фальшивыми, даже когда я их произнёс. Я занимался чем-то вроде психологических переговоров, которые случаются, когда в первый раз слышишь дурные вести. Именно те же самые переговоры миллионы фэнов «Нирваны» во всём мире будут вести через несколько часов. Но в данный момент эта новость - эта страшная тайна - принадлежала только радиостанции, подрядчику по электротехническим работам, полиции и мне.
    Это не мог быть Курт, крутилось в моей голове. Хотя его борьба с наркотиками была хорошо известна в узком кругу музыки Сиэтла, некоторые из его друзей увязли намного глубже. Курта несколько раз арестовывали в прошлом году, и его непрекращающаяся борьба с героином не была тайной. Но то тело... оно не могло быть его, потому что он не мог умереть.
    Но он умер.
    Вскоре после того телефонного звонка «KXRX» вышла в эфир с сообщением, что в особняке Кобэйна найдено тело. Внезапно все шесть наших телефонных линий в «Rocket» раскалились. Представители СМИ звонили, чтобы попросить комментарий, друзья Курта звонили, чтобы спросить, знаем ли мы какие-нибудь детали, и наш собственный штат внештатных сотрудников звонил, чтобы узнать, правда ли то, что они услышали. Ди-джей «KXRX» позже рассказал мне ужасную историю о том, как сестра Курта позвонила на станцию, чтобы сказать, что это просто не может быть тело Курта, потому что она первый раз об этом слышит, и такие новости не могут сообщаться до уведомления семьи. Но именно это и случилось. Семья Курта узнала, что он мёртв, из сообщения на радиостанции.
    Я был занят тем, что звонил пресс-атташе «Нирваны», общим друзьям, знакомым на «Geffen Records» и «Sub Pop», всем, кого я знал, у кого могло быть больше информации. К сожалению, никто не знал больше, чем я. Я делал то, что сделал бы любой редактор журнала, велось расследование. Но оно также казалось личным, потому что все в Сиэтле чувствовали связь с Куртом. В нашем журнале это было более личным, потому что «Rocket» не просто впервые опубликовал «Нирвану» и освещал всё, что они делали, с первого сингла до славы, но группа несколько раз давала объявление на наших страницах, ища ударников. То, о чём я сожалею - это что я обналичил чек, который Курт выписал «Rocket» на двадцать долларов, чтобы заплатить за рубричное объявление, когда было уже ясно, что он обречён на славу. В «Rocket» был принцип, что мы не могли относиться к группам, о которых мы писали, как к звёздам, и тем не менее сохраняли уважение, которое они испытывали к нам - журналисты не просили автографы или не хранили подписанные чеки. Ещё одна связь нашего журнала с группой состояла в том, что эмблема «Нирваны» - шрифтом «Century Condensed» -  была набрана на шрифтонаборной машине «Rocket». Та оригинальная эмблема, которую уже нанесли на миллионы альбомов, впервые появилась из гигантской старой наборной машины в нескольких футах от моего стола.
    Но в то утро, 8 апреля 1994 года, на ностальгию не было времени. Мне нужны были незамедлительные ответы, потому мне тоже надо было делать свою работу, и эта работа за последние несколько часов стала намного сложнее. Вечером «Rocket» должен был выйти в печать, и мы ждали всю неделю интервью, которое нам обещали с одной рок-звездой, некоей Кортни Лав. «Hole» на следующей неделе готовились выпустить «Live Through This», и её пресс-атташе наметил для нас многочисленные интервью, и все они были отложены. И, как назло, у нас было запланировано телефонное интервью с Кортни на тот самый день, когда было найдено тело Курта. Макет нашей следующей обложки «Rocket» с фотографией Кортни и «Hole» находился на столе нашего арт-директора. Только позже я выяснил причину, по которой Кортни пропускала наши запланированные интервью; она искала Курта, который сбежал из реабилитационного центра. Когда появилась новость, что тело в доме Кобэйна было фактически опознано как тело Курта, у меня была невероятная задача - распорядиться, чтобы наш арт-персонал убрал Кортни Лав с обложки «Rocket» и поместил туда её покойного мужа.
    На фоне этой дедлайн-драмы в моем офисе без устали звонили телефоны. Я пытался ещё и отвечать на звонки, пока я со своими сотрудниками выбирал для обложки знаковое фото Курта, сделанное Чарлзом Питерсоном. На нём он был снят подпрыгнувшим высоко в воздух, почти как будто его больше не было на этой земле; это было прекрасно. Наша первая статья с иллюстрацией на обложке о Нирване вышла с заголовком «НИРВАНА ВТОРГАЕТСЯ В БЕРЛИН». Написать этот заголовок было просто. Тогда «Нирвана» была на подъёме. Но на сей раз никакая последовательность слов не могла охарактеризовать эту утрату. Она была, действительно, слишком большой, чтобы облечь её в слова.
    В итоге мы использовали это оторванное от земли фото без всяких надписей, кроме нашей эмблемы и даты.
    А телефоны всё звонили и звонили. Многие из звонков были от СМИ, которые даже никогда раньше не писали о «Нирване», или, возможно упомянули «грандж» в одной статье, и теперь пытались создать историю, где не сообщалось ничего, кроме некролога. Шквал телефонных звонков начал пугать нашего офисного секретаря. Это была женщина, обычно настолько уверенная в себе, что она однажды имела наглость потребовать, чтобы Кортни Лав потушила сигарету, когда Кортни вошла в наш офис и курила (Кортни бросила сигарету на ковер и раздавила её ногой). Но в тот апрельский день бесконечные телефонные звонки тревожили секретаршу, и мне было слышно напряжение в её голосе, когда она сообщила мне в тысячный раз об очередном звонке. Она не сказала, кто ждал. Она сказала мне прямо: «Примите звонок на линии один». Когда я поднял трубку, то услышал скрипучий голос, который я сразу же узнал, но это не сделало его менее странным.
    «Это - Лэрри Кинг, и вы в живом радиоэфире, - сказал голос на линии. - Что это за штука, которую называют музыкой грандж?» Я молчал. Его шоу настолько отчаялось заставить кого-то в Сиэтле принимать их звонки, что они обошли нормальные протоколы относительно того, чтобы сперва попросить об интервью в эфире. У меня не было возможности отказаться. Мне уже позвонили без предупреждения, и теперь я был в прямом радиоэфире с Лэрри Кингом.
    Всего несколько недель назад я читал колонку Джеймса Уолкотта о Лэрри Кинге и его постоянном интересе к смерти знаменитостей. Одна цитата гласила: «Кто избрал Лэрри Кинга американским специалистом по избавлению от утраты? Мы, зрительская аудитория, поднимая его рейтинг всякий раз, когда умирает кто-то известный». Теперь я был пешкой в неделикатной потасовке Лэрри Кинга между подлинной новостью и управляемым рейтингом скандалом.
    Кинг продолжал, невзирая на моё молчание, в своём типичном стиле задавать ряд вопросов, не дожидаясь ответов. «Скажите нам, кто же такой был Курт Кобэйн? Почему Сиэтл? Почему нам должно быть не всё равно? Как насчёт наркотиков?»
    Я пробормотал что-то; не помню, что. Лэрри продолжал: «Почему Курт? Почему музыка грандж? Кто он был? Почему людям не всё равно?» Этот страшный сон наяву постепенно выходил из-под контроля и, что характерно, меня допрашивал именно Лэрри Кинг.
    А потом, нехарактерно для себя, Лэрри Кинг сделал паузу на мгновение, и задал единственный вопрос, который имел значение. Он был главным, и у него была та ясность, которую находишь, когда простейший вопрос задаётся вместо более сложного. Именно так Лэрри Кинг иногда мог в итоге блестяще находить одну истину среди хаоса.
    «Скажите мне, мистер Кросс, - сказал Лэрри Кинг, - почему о Курте Кобэйне говорили?»
    Я не помню, что сказал Лэрри Кингу. Учитывая безумие того дня и тот факт, что тело Курта лежало под простынёй коронера всего в нескольких милях отсюда, я уверен, что не ответил на вопрос должным образом. В некотором смысле эта книга - моя попытка, двадцать лет спустя, сделать это. Влияние жизни любого человека трудно полностью понять в день, когда заканчивается жизнь, но взгляд по прошествии нескольких лет обеспечивает более широкую и более точную перспективу.
    Я написал эту книгу для того, чтобы исследовать, как спустя несколько лет творчество и жизнь Курта повлияли на музыку, моду, гендерные роли, как мы относимся к самоубийству и наркомании, как его родной город рассматривает себя и саму идею Сиэтла в культуре. В некоторых из этих областей его влияние было огромным; в других оно было неуловимым. Однако двадцать семь лет, проведённых им на этой земле, имели свои последствия. Его наследие продолжает развиваться и изменяться. Реальность такова, что и через двадцать лет мы не перестали говорить о Курте Кобэйне. Он по-прежнему имеет значение для меня и, я бы сказал, что он по-прежнему имеет значение для целого поколения.
    Лэрри Кинг никогда бы так не сказал, но то, на что я стремлюсь обратить внимание, это вечный вопрос истории: как мы измеряем жизнь человека?
    Это не биография Курта Кобэйна. Я уже сделал это, написав «Тяжелее Небес» в 2001 году. Та книга была рассказом от третьего лица о событиях жизни Курта. «А Вот И Мы», напротив - моё исследование от первого лица  того, что означала та жизнь, и это значение может быть измерено - когда это вообще возможно. В «Тяжелее Небес» было много мест, где я мог вставить себя в качестве рассказчика, потому что я был свидетелем событий, или потому что я в каком-то смысле был их частью. Однако если бы я так сделал, это разрушило бы транс читателя в прочувствовании истории. «А Вот И Мы» не объективна, и это ясно показывает мои собственные пересечения с этим повествованием, до и после смерти Курта, мой анализ этой истории и, в некоторых местах, мнения нескольких других избранных экспертов.
    Я знаю, что некоторые критики уже предположили и, конечно, скажут об этой книге, что как общество мы говорили о Курте Кобэйне достаточно. Возможно. Я не стремлюсь канонизировать Курта, прославить его или изобразить его так, будто он был каким-то Богом Рока. Делать это - значит, лишить его человечности, и изображать его так, как он никогда не хотел бы. Как человек он часто невероятно плохо судил и принимал решения, которые причинили боль многим людям, которые заботились о нём, его самоубийство является самым очевидным примером. Но даже наваждения Курта оказали влияние на большую культуру за последние два десятилетия; его самоубийство, например, было широко изучено, и о нём было много написано. Это - без всякого сомнения, самое известное самоубийство последних двух десятилетий. Это самоубийство, само по себе ужасное, оказало влияние на то, кем «мы» - как культура – являемся теперь.
    По меньшей мере, музыка «Нирваны» затронула поколение, для которого она творилась. Мир очень изменился с 1991 года, когда вышел «Nevermind», но влияние этого альбома только росло с годами. Технология с тех пор перевернула музыкальную индустрию вверх дном, расчленив жанры на мелкие кусочки, и уменьшила возможность какого-либо рок-исполнителя доминировать так, как это делала «Нирвана». Я мог бы поспорить, что ни у одной рок-звезды, начиная с Курта, не было такой же комбинации таланта, голоса, навыка написания текстов и обаяния - вот ещё одна причина, по которой он является настолько значимым, спустя два десятилетия после его смерти. Редкость той волшебной комбинации также частично является причиной того, что влияние Курта на музыку по-прежнему кажется таким большим. Есть много причин для включения «Нирваны» в Зал Славы Рок-н-Ролла, но список песен, которые написал Курт, является основным в этом признании. Многие группы даже никогда не номинировались, но «Нирвана» была номинирована в первый год, когда они были квалифицированы (номинация возможна спустя 25 лет с момента первой записи группы - Прим. пер.), и они заслуживают своего места на этой священной земле.
    Курт стал лакмусовой бумажкой, с помощью которой музыка «Нирваны» продолжает находить аудиторию с новой порослью подростков каждый год. Я думаю, в его длительной популярности есть что-то схожее с тем, что, в конце концов, каждый знакомый мне подросток в какой-то момент читает «Над Пропастью Во Ржи». Курт и «Нирвана» - теперь часть обряда посвящения в подростки, истинный «подростковый дух».
    Я был уже далеко не подростком, когда появилась «Нирвана», но их музыка заставила меня снова почувствовать себя молодым, живым, полным перспектив, и помогла мне понять часть моей собственной взрослой тревоги. Самый большой подарок, который Курт Кобэйн сделал слушателям, это то, что он вложил в свои тексты свою искреннюю боль. Дж. Д. Сэлинджер сделал то же самое своей прозой в «Над Пропастью Во Ржи». У обоих этих людей были всевозможные наваждения, и они также разделяли неудобные отношения со славой. И оба могли объявить, как спел Курт в «Serve the Servants» с «In Utero», «подростковая тревога хорошо продана».
    «Smells Like Teen Spirit» часто крутится по моему автомобильному радиоприёмнику, и в течение этих нескольких минут я - снова подросток. Внезапно мой фургон «Вольво» - та же машина, какую водил Курт - превращается в хотрод, и я кричу: «Когда свет гаснет, не так опасно». Два штрафа за превышение скорости, которые я получил за последние двадцать лет - вина исключительно Курта Кобэйна.
    Текст «Smells Like Teen Spirit», самого популярного хита «Нирваны», был трудным для понимания, и фэны обсуждали его до того, как официальный текст был, наконец, опубликован. Чтобы увидеть, насколько важен этот текст до сих пор, наберите «s-m-e-l» в «Google», и вы увидите, что на эти четыре буквы чаще всего ищут текст «Smells Like Teen Spirit». Музыкальные фэны в Великобритании недавно оценили строчку «А вот и мы, развлекайте нас» как третий величайший текст песни в музыкальной истории. Книга «А Вот И Мы», которую вы держите в руках, стремится дать иное толкование этому тексту как формулировку того, где мы как единый организм фэнов находимся теперь после смерти Курта. Он ушёл, он мёртв два десятилетия, но мы - вот они. И в этом пространстве и времени, как мы измеряем его значимость?
    Или, как выразился философ, волшебник и мудрец, временами известный как Лэрри Кинг: «Почему о Курте Кобэйне говорят?»



                ОДИН
СВЯТОЙ ГРААЛЬ
Музыка и Влияние

Курт Кобэйн продал миллионы альбомов, и его влияние на музыкальную индустрию является наиболее заметным. На протяжении всей жизни Курта было выпущено четыре официальных альбома «Нирваны», а после его смерти  - шесть сборников с купюрами или концертных альбомов. По большинству оценок общий объём продаж этих десяти релизов где-то между тридцатью и шестьюдесятью миллионами экземпляров. Продажи только «Nevermind» - двадцать миллионов во всём мире по самым скромным подсчётам и, возможно, до тридцати пяти миллионов по более щедрым оценкам. Благодаря этим цифрам «Nevermind» стал двадцать пятым в списке самых продаваемых альбомов всех времён.
    По всем меркам «Nevermind» был замечательным альбомом. Но в то время как большая часть мира, наверное, услышала весь альбом впервые на компакт-диске, возможно, в своих гостиных, я услышал его в первый раз в своей машине на дрянной кассете. К тому же, на моей кассете были пропущены первые шесть секунд «Smells Like Teen Spirit». Моя плёнка начиналась на середине первого грохота ударных Дэйва Грола. Он был резким, но многое в «Nevermind» было резким.
    Впервые я услышал этот альбом в конце августа 1991 года на парковке сиэтлского магазина «Tower Records». Было жарко, мои окна были открыты, и я врубил «Nevermind» достаточно громко, чтобы это привлекало внимание. Я не хотел внимания. Мой экземпляр был незаконным контрафактным промо-материалом, пронесённым через черный ход, так сказать. Я закрыл окна и потел в редкой для Сиэтла жаре, ставшей более насыщенной из-за силы музыки.
    Мой экземпляр альбома попал ко мне от друга, который работал в «Tower», и я только что забрал его и сразу же поставил в свой кассетник в машине. Оригинальный источник просочившегося к нам экземпляра записал его неправильно, срезав начало. Все мои близкие друзья были помешаны на музыке, и мы регулярно обменивались с другими коллекционерами живыми концертами, купюрами монтажа и ранними сигнальными экземплярами. Мы любили музыку больше всего в жизни, и мы любили охоту за неизвестными мелодиями, и «Nevermind» был особо интересной добычей. Работая в прессе, я всегда получал сигнальные экземпляры альбомов, и на самом деле мой официальный промо-экземпляр «Nevermind» прибывал через неделю. Но в том августе я не мог ждать.
    «Nevermind» очень ждали. Дебютный альбом группы 1989 года, «Bleach», показал «Нирвану» как группу, за которой нужно наблюдать. Было продано приблизительно тридцать тысяч экземпляров «Bleach», что сделало его приличным хитом колледж-радио, но этого было недостаточно, чтобы группа заработала богатство или масштабную славу. Но живое шоу «Нирваны» становилось всё лучше и лучше, сделав их звёздами в Сиэтле. Их сингл 1990 года «Sliver» убедил меня в том, что Курт стал писать песни на порядок лучше, чем на «Bleach». Когда они подписали контракт с «DGC/Geffen Records» в начале 1991 года, это было существенным местным событием, потому что немногие группы с «Sub Pop» продвинулись до ведущей студии звукозаписи. В «Rocket» мы много лет продвигали музыкальную сцену Сиэтла, но ни одна местная группа не совершала прорыв на таком широкомасштабном общенациональном уровне, начиная с «Heart». «Нирвана», кажется, стала нашей лучшей ставкой.
    Вернув плёнку в свой офис в «Rocket», я стал переписывать кассеты с «Nevermind» для своих друзей. Это было, конечно, незаконно, но я оправдывал это решение, зная, что все мои друзья купят альбом, когда он официально выйдет 24 сентября. Это было почти через месяц, и ожидание было пыткой. Моя промо-кассета с урезанным «Teen Spirit» распространялась по Сиэтлу, как стремительный шторм, и к концу недели там были сотни, если не тысячи, копий.
    Году так в 2004, когда Курт был мёртв уже десять лет, я был с другом в одном открытом доме в Такоме, в тридцати милях к югу от Сиэтла. У хозяина дома на полке была самопальная кассета «Nevermind», и на вкладыше, похоже, был мой почерк. Когда листинговый агент отвернулся, я поставил её в стерео, нажал на воспроизведение и услышал характерно урезанный «Teen Spirit». Моя стародавняя промо-плёнка прилетела на юг.

С годами история «Nevermind» и Курта Кобэйна стала очень апокрифичной, поскольку его призрак стал неестественно преувеличенным. Много учёных мужей сегодня намекает, что они знали заранее, что «Nevermind» станет бомбой. Но никто не мог точно предсказать успех, который он имел. Я - точно нет. Когда я услышал его в первый раз на парковке «Tower Records», он мне понравился, но я думал, что он слишком громкий, слишком грубый и слишком нервный, чтобы пользоваться большим массовым успехом. Я был в восторге от «Teen Spirit», но не мог себе представить, учитывая, где музыка находилась в предыдущем десятилетии, что его будут крутить на мэйнстрим-радио. На мой слух хитом на альбоме был «Lithium», и я думал, что «Teen Spirit» будет служить только своего рода предварительным сигналом. Я ошибся, конечно, но и «DGC/Geffen Records» - тоже. Студия сначала выпустила всего 46.251 экземпляров «Nevermind», и весь этот первый тираж был распродан к октябрю. Если бы на «Geffen» знали, что альбом будет столь успешным, они сделали бы больше, так как экономия на масштабах значительно понизила бы их затраты на диск.
    За неделю до официального выхода «Nevermind» в одном сиэтлском баре организовали вечеринку в честь выпуска альбома. На этой вечеринке я дал невероятный прогноз, что может быть продано сто тысяч экземпляров этого альбома. Эта цифра была настолько фантастической и в то время находилась настолько за пределами возможного, что это заставило Курта Кобэйна и других членов группы недоумённо приподнять брови. Я был не единственным, кто предсказал оглушительный успех: ребята с «Sub Pop Records», которым принадлежала миноритарная доля в «Nevermind», настойчиво заявляли о тех же самых цифрах. Та стотысячная отметка, которую преодолели продажи «Goo» «Sonic Youth» в 1990 году, считалась верхним порогом возможного для любой группы, играющей то, что мы только что начали называть «альтернативным роком». Хотя термин «альтернативный» свободно применялся любой группой, которая не вписывалась в мэйнстрим-рок - Том Уэйтс мог в итоге оказаться в альтернативном радио-чарте рядом с «Cure», хотя у их музыки было мало общего - название, подходящее для «Нирваны», которая, конечно, не была мэйнстримом.
    «Smells Like Teen Spirit» изменила альтернативный рок, и изменила даже само определение того, что могла охватить мэйнстрим-музыка. «Teen Spirit» сначала стала видеохитом «MTV», затем стала пользоваться успехом на радио, и продолжала набирать удивительную скорость. Один из главных руководителей «Geffen» говорил, что даже руководство студии было удивлено тем, как быстро она поднялась в чартах продаж. Всей студии пришлось, сказал он, «уйти с дороги»" В итоге было продано более миллиона экземпляров сингла, и это было в мире, где ещё не было скачиваний, где музыку можно было приобретать лишь как предмет материального мира, в магазине. На радио песня возглавила эфирные чарты. «Billboard» стал выделять радиотрансляцию «альтернативного рока» как отдельную категорию лишь после «Nevermind», но применение их расчётов чартов продаж для трансляции в эфир к «Smells Like Teen Spirit» отнесло именно эту песню к самому транслируемому альтернативному рок-треку. Даже на мэйнстримном радио Топ-40, где обычно доминировал ритм-энд-блюз, песня стала шестой.
    После того, как тот первоначальный тираж «Nevermind» был распродан, «Geffen» понадобилось время, чтобы выпустить и поставить в магазины больше экземпляров. Чуть ли не впервые в современном звукозаписывающем бизнесе имел место фактический дефицит альбома, и «Nevermind» стало, в течение нескольких недель, невозможно найти. Альбом дебютировал под Номером 144 в чартах «Billboard», поэтому, несмотря на его конечный успех, он не был готовым кассовым хитом. Альбом не стал хитом Номер 1 в Горячем Чарте продаж 200 «Billboard» за четыре месяца. Однако, в конце концов, он провёл в чартах 253 недели подряд.
    Курт не сразу разбогател на этом альбоме. Я исследовал его декларацию по федеральному подоходному налогу 1991 года, и в том году, благодаря хитовому альбому и аншлаговому туру, он заработал всего 29 541 $, главным образом, на гонорарах с концертов. Это - свидетельство того, как медленно студии звукозаписи платят авторские гонорары, но также это иллюстрирует, как беден был Курт до успеха «Nevermind». Мизерный доход Курта в успешный год также объясняет почему, даже имея успех, он боялся, что он снова будет беден. Он стал богатым только в последние два года своей жизни, и поэтому он всегда боялся дефицита и нищеты. Будучи так долго бедным, он чувствовал, что деньги, которые он заработал, могут исчезнуть. Эти страхи сыграли большую роль в его желании убежать от мира и, в конечном счёте, в его смерти.

Продажа альбомов и трансляция в эфир - два способа измерения успеха в музыкальном бизнесе, но эти цифры - не единственная мера. «Нирвана» также изменила музыкальную индустрию, потому что имела органический колоссальный успех в эпоху, когда хитовые группы обычно в большой степени формировались, продвигались и продавались студиями звукозаписи. До «Nevermind» для студийных шишек было обычным делом выбирать песни, которые выйдут на рок-альбоме, или привлекать сторонних музыкантов, чтобы пополнить группу в студии. И хотя такая практика продолжалась в поп-музыке, в альтернативном роке «Нирвана», по крайней мере временно, изменила её. Триумф «Нирваны» передал власть от студий исполнителям, которые в эру пост-«Нирваны» имели больше творческого контроля (по большей части, в рок-музыке). Из-за «Нирваны» индустрии пришлось обдумывать, откуда могли бы появиться следующие рок-звезды. Студии стали искать таланты за пределами Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Успех Курта Кобэйна был прорывом для групп Портленда, Чапел-Хилл, Омахи и бесчисленного множества других мест, которые были вне поля зрения индустрии. Теперь парадом командовали аутсайдеры.
    Брайану Ино часто приписывают высказывание, что первый альбом «Velvet Underground» разошёлся в количестве всего десяти тысяч экземпляров, «но каждый, кто его купил, сформировал группу». Слушая рок-радио сейчас, через два десятилетия после смерти Курта, иногда кажется, будто парадигма Ино могла быть намного более верной для «Нирваны», продавшей миллион экземпляров, которая, возможно, породила миллион групп. Широкий спектр исполнителей, известных и неизвестных, напоминают саунд «Нирваны» или, по крайней мере, их использование громкой/тихой динамики в пределах одной песни. Группы ведущих студий звукозаписи, которые, как можно утверждать, находились под влиянием «Нирваны», включают «Bush», «Weezer», «Stone Temple Pilots», «Green Day», «Feeder», «Blink 182», «Matchbox 20», «Linkin Park», «Creed», «White Stripes», «Three Days Grace», «Puddle of Mudd», «Cage the Elephant», «Rise Against», «A Perfect Circle», «Thirty Seconds to Mars», «OK Go», «System of a Down», «Nickelback», « Muse», «Evanescence», «Jet», «Three Doors Down», «Fuel», «Breaking Benjamin» и, конечно, собственная группа Дэйва Грола «Foo Fighters». И это - только заметные группы, без учёта сотни групп с явным влиянием «Нирваны», достаточно успешных, чтобы заключать сделки со студиями звукозаписи, но которые не так известны.
    «Nevermind» полностью преобразовала рок-радио, часто делая альтернативную станцию самой высококачественной на данном рынке. В Лос-Анджелесе это была «KROQ»; в Сиэтле – «KNDD»; в Атланте – «99X»; а в Бостоне было две альтернативные станции, «WFNX» и «WBCN», они обе крутили «Нирвану», казалось, каждый час. "Курт имел и имеет наиболее существенное влияние на альтернативный рок и, конечно, на альтернативное рок-радио, на любого артиста последних двух десятилетий», - сказал мне Марко Коллинз. Коллинзу виднее: как ди-джей на сиэтлской станции «KNDD», он был одним из первых защитников «Teen Spirit», помогая продвижению песни. «Альтернативное радио постепенно становилось действующим форматом из-за влияния Курта. Многие из более молодых групп, которые сегодня транслируются в эфир, учились у Курта и «Нирваны». Едва ли можно переоценить его влияние. Оно во многом сегодня даже больше, чем оно было осенью 1991 года. Этот саунд повсюду».

Чтобы понять влияние «Nevermind» и Курта, сперва нужно вспомнить, какая музыка была популярна десятилетием ранее. Рок в восьмидесятых развивался в весьма шаблонном направлении, где доминировали софт-рок-баллады, в которые стиль часто ставился выше содержания. Почти каждый хит восьмидесятых был о девушках, машинах, любовных отношениях, несчастье и посещении вечеринок. Среди лучших десяти синглов того десятилетия были «Physical» Оливии Ньютон-Джон, «Call Me» «Blondie», «Lady» Кенни Роджерса, «Centerfold» «J. Ceils Band», «Flashdance» Ирэн Кара, «Endless Love» Дайаны Росс и «Eye of the Tiger» «Survivor». Эти широко известные банальности теперь кажутся прибывшими совсем с другой планеты, в противовес «Teen Spirit».
    Даже если просто взглянуть на жанр рока, в этой сфере доминировали «софт»-метал-группы, которые возглавляли радио-чарты и плейлисты «MTV» с восьмидесятых до начала девяностых. «Poison», «Bon Jovi», «Motley Crue», «Winger», «Loverboy», «Twisted Sister», «Guns N' Roses» и «Van Halen» - все умели «играть рок» и постоянно заполняли стадионы кричащими девочками-подростками, но часто самыми кассовыми у них становились баллады, превращённые в сексуальные видео. Их называли «волосатыми группами» из-за их гигантских причесок, обычно гораздо больших, чем масштаб их таланта или успеха у критиков. Их видео становились важнее песен. Мэйнстрим-рок-музыка была настолько плоха в восьмидесятых и в начале девяностых, и образы в ней настолько доминировали над содержанием, что «Нирвана» воспользовалась удачным стечением обстоятельств: им было против чего бунтовать.
    «Нирвана» записала «Nevermind» в «Sound City Studios» в Вэн-Найсе, штат Калифорния, весной 1991 года, и группа, которая находилась в студии до них, пару дней частично накладывая микширование в комнате поменьше, была, возможно, самой зловредной глэм-метал-группой из всех, «Warrant». «Warrant» была больше всего известна своим низкопробным, крайне сексуальным видео «Cherry Pie», которое доминировало на «MTV» в течение нескольких месяцев в 1990 году. Курт завладел внутренней системой оповещения студии в те дни, когда группы частично пересекались, и ревел припев этой песни в динамики студии: «Она - моя очаровашка!» Потешаясь, Курт также информировал «Warrant», что музыка меняется. «Rolling Stone» однажды объявил, что «Smells Like Teen Spirit» справилась с почти невозможной задачей и «внезапно стёрла затяжной джайв восьмидесятых с поп-карты». Привет, «Нирвана» - до свидания, «Warrant».
    Даже для тех, кто не был фэнами «Нирваны», один аспект влияния Курта состоит просто в том, что его группа полностью изменила музыку, транслирующуюся на радио или на «MTV». «Для тех, кого мутило от избытка приторного попа и глэм-метала на вершинах музыкальных чартов, «Teen Spirit» была находкой, - сказал мне Джейкоб Макмюррей из сиэтлского музея «Experience Music Project». - Первобытные крики Курта, непрямолинейная проза и общее пренебрежение к «смыслу» в своих текстах отражали управляемый тревогой отпор». Курт изменил саунд - и культуру - музыки.
    После «Нирваны» по-прежнему существовала синтетическая поп-музыка, но когда Курт пел о тревоге и злости, при помощи текстов, в которых были «альбинос, москит, моё либидо», он изменил предвзятые мнения о том, какие темы могла бы затрагивать песня по радио. Открылся более широкий - и более тёмный в эмоциональном плане спектр. В звуковом отношении музыкальные стили, которые ранее находились только в панк-роке, в пределах рока, стали господствующей силой. Много уже говорилось о том, как «Нирвана» принесла панк-рок в массы, но Крист Новоселич сказал мне в 1999 году, что именно этого как раз и не было. «Мы не принесли панк в мэйнстрим, - сказал Крист, - мы принесли мэйнстрим в панк». «Нирвана была не просто группой-однодневкой с одним хитом, который соединил и то, и другое. Наоборот, влияние группы было очень велико, они открыли души и заставили прислушиваться к себе нежданного фэна и, несомненно, массы.
    К середине девяностых даже «Warrant» поменял свою музыку, чтобы попытаться звучать как «Нирвана».

Музыкальное наследие хранят не только чарты продаж или радиотрансляции, но также и статьи, эссе и бесконечные списки «лучшей» музыки, собранной критиками для журналов, телевизионных шоу и вебсайтов. В рок-н-ролле этот критический дух времени играет очень большую роль в том, какое место группа занимает в истории. Например, возьмите «Big Star», которая никогда не была успешной в коммерческом отношении, но чья репутация у критиков заставляла их постоянно гастролировать, их альбомы - продаваться, и в 2013 году стать героями документального фильма. Обычно любимцы критиков никогда не пользуются большим спросом, но «Нирвана» - редкий случай, когда группу высоко оценили критики,  и вместе с тем она имела колоссальный коммерческий успех.
    «Нирвана», Курт Кобэйн и, как правило, «Nevermind» располагаются на верхних позициях практически каждого критического списка лучших за последние двадцать лет. И «Spin», и «Rolling Stone» назвали «Nevermind» лучшим альбомом девяностых. В списке ста лучших поп-песен всех времён 2000 года, составленном «Rolling Stone» и «MTV», «Smells Like Teen Spirit» располагается на третьем месте, позади «Yesterday» «Beatles» и «(I Can't Get No) Satisfaction» «Rolling Stones». В списке «Rolling Stone» «500 Величайших Песен Всех Времён» 2004 года с немного другим кругом голосующих критиков, чем в 2000 году, «Smells Like Teen Spirit» стала девятой, и это была единственная песня в лучшей десятке, которая вышла после 1971 года.
    Критики и фэны в Великобритании всегда уважали Курта даже больше. «Smells Like Teen Spirit» была выбрана сотрудниками журнала «Q» третьей лучшей песней песня всех времён, только после «One» «U2» и «I Say a Little Prayer» Ареты Франклин (и, как ни удивительно, перед «A Day in the Life» «Beatles», которую обычно выбирают лучшей в Великобритании). В 2002 году «New Musical Express» назвал «Smells Like Teen Spirit» второй по значимости песней всех времён, только после «Love Will Tear Us Apart» «Joy Division». Видео на «Teen Spirit» почти всегда занимает верхние позиции любого списка критиков, и «VH1» назвал его лучшим видео девяностых. «Nevermind» заслужил любовь не только музыкальных журналов: «Entertainment Weekly» назвал альбом десятым из лучших альбомов всех времён в 2013 году.
    Эти почести продолжают воздаваться, помещая Курта и Нирвану в вакуум. И со временем группа не сдаёт позиции, как часто это бывает с новым талантом, и новые записи растворяет мощное объединение великих альбомов. «Nevermind» сейчас конкурирует не только с альбомами «Beatles» и «Led Zeppelin», но также и с Аделью. В нескольких последних опросах «Нирвана» заняла место выше, чем десятилетие назад. И значительно выше, чем тогда, когда «Nevermind» вышел в 1991 году.
    Когда «Nevermind» был впервые выпущен, он получил неоднозначные отзывы. Большинство из них были положительными, но только немногие были восторженными. «Rocket» опубликовала один из таких восторгов, где альбом назывался «такой музыкой, в которую вы влюбитесь». Отзыв «Boston Globe» был прямо противоположным, характеризующим его как «типичный поп-панк, который получается лучше у бесчисленных исполнителей» с текстами, которые «до дебилизма бессвязно бормотал вокалист-автор текстов Кобэйн, у которого есть идиотская тенденция походить на Рода Маккуина хард-рока». Отзыв «Rolling Stone», написанный бывшим редактором «Trouser Press» Айрой Роббинсом, был доброжелательным, но далеко не пылким. ««Nevermind» гордится стимулирующим поп-сердцем и материалом, несравнимо превосходящим [«Bleach»]», - писал Роббинс.
    «Rolling Stone» дал «Nevermind» только три из пяти звезд, что означает в их справочнике оценок «средний» альбом. Редактор раздела, в котором помещался обзор, устанавливал звёздочные рейтинги в «Rolling Stone» при участии автора. Немного пересмотрев историю, журнал позднее переназначил «Nevermind» четырехзвёздочный рейтинг в архивной онлайн-копии того оригинального обзора. Иными словами, одному и тому же альбому с одним и тем же обзором редакторы впоследствии присвоили ещё одну звезду. Это - эквивалент гида «Мишлен», меняющего исторический звёздный рейтинг ресторана с двух до трёх звёзд, не для провизии, а задним числом для курса следования двадцати предшествующих лет.
    Музыкальные критики и редакторы, как бейсбольные рефери, как известно, дают сигнал (включая и этого автора). Но повышение позиции «Nevermind» критиками значительно превышало одну дополнительную звезду. В 2003 году критики и редакторы «Rolling Stone» оценили его как семнадцатый величайший альбом «всех времён» впереди «Led Zeppelin», Чака Берри, Вэна Моррисона, Брюса Спрингстина, «U2», Стиви Уандера, «Fleetwood Mac», «Who» или Джеймса Брауна. На СD «Nevermind», который был выпущен в 1991 году, та же самая музыка, что и в 2003, и сегодня он проигрывает ту же самую музыку (хотя у переиздания 2011 года немного необработанное звуковое качество из-за перенастройки. Музыка на альбоме не изменилась, но по прошествии лет она почему-то стала лучше, или, по крайней мере, восприятие музыки изменилось, и важность альбома приобретала огромные размеры.
    И опрос «Rolling Stone» - только один из многих, где «Nevermind» улучшил позиции с годами. В списке журнала «Spin» на конец 1991 года ведущим альбомом был «Bandwagonesque» «Teenage Fanclub», вторым «Out of Time» «R.E. M.», и третьим «Nevermind». Девять лет спустя «Spin» назвал «Nevermind» лучшим альбомом десятилетия. В списке «Rolling Stone» на конец 1991 года также «Nevermind» значился третьим, после «R.E.M.» и «U2».
    Такие скачки - от трёхзвёздочного альбома после выпуска до третьего из лучших в конце 1991 года, четырёхзвездочного альбома онлайн в конце девяностых и лучшего альбома десятилетия к 1999 году, после чего последовал скачок к седьмому лучшему альбому всех времён спустя десяток лет после того, как он был впервые выпущен - несомненное доказательство бессмертного наследия Курта Кобэйна. Такие скачки в позициях по оценкам критиков также доказывают, что исполнительское мастерство Курта выросло в воспринятом значении после его смерти, несмотря на то, что музыка сама по себе не изменилась. Отчасти это распространено в рок-н-ролле и произошло также с некоторыми рок-звездами, которые умерли молодыми -  включая Джими Хендрикса, Дженис Джоплин и даже, недавно, Эми Уайнхаус. Их недолгая жизнь возвеличила их относительно небольшие собрания произведений, и они почитаются в смерти за пределами своей славы в жизни. Но даже те музыкальные легенды – все, кроме Уайнхаус, находятся сейчас в Зале Рок-н-ролла - не испытали подъёма славы, который испытал Курт. Отчасти дело просто в том, где Курт появляется в континууме рока. Курт следовал за Джими Хендриксом, и поэтому Хендриксу пришлось, по крайней мере, посмертно, конкурировать с Куртом, так же, как «Nevermind» теперь конкурирует с «21» Адели в опросах критиков. Были талантливые рок-звезды за прошлые двадцать лет, включая Адель, но пока, по моему мнению, ни один из них не выиграл бы критический поединок с Куртом, если бы вы сравнили полный каталог их песен. Поэтому на данный момент он находится в самом конце списка.
    В «Rocket» мы тоже составляли список Величайших Альбомов Всех Времён в 1995 году. «Nevermind» также возглавил тот опрос. Я написал маленькую заметку, в которой говорилось о влиянии того альбома ещё тогда, всего через несколько лет после его выхода. Я написал: «Хотя в нашей жизни был только он четыре коротких года, он отлично выглядит. Мне трудно представить себе время, когда это ясное видение не будет самым лучшим».
    Мы набрали эту статью тем же самым шрифтом, что и эмблему «Нирваны» и, конечно, она была набрана на той же самой наборной машине. Только графический дизайнер с хорошим глазомером заметил бы это или проявил бы к этому интерес.

Критическая позиция любого произведения художественного творчества редко остается статичной, и восхождение Курта за прошлые два десятилетия обусловлено несколькими факторами. Один - горькая правда, что он мёртв, и поэтому больше музыки «Нирваны» не появится. Я слышал многое из того, что находится в хранилищах, хотя и не всё. Кое-где есть несколько маленьких жемчужин и несколько интересных импровизационных соло Курта, но ни о каких полностью сконструированных шедеврах мне неизвестно. Тем не менее, занимательны плёнки с репетиций, и я уверен, что однажды появится альбом просто из этих записей. Песни Курта обычно объединяли небольшие фрагменты, с текстом, выкрикиваемым на репетиции, или мелодией, отработанной на репетиционном джеме. Но эта незавершённая работа не всегда приводила к законченной, отточенной песне. «You Know You're Right» ,которая вышла на альбоме «Nirvana» в 2002 году - единственная посмертная песня группы, которую я услышал в хранилищах и счёл великой. В коллекции 2013 года «In Utero» было множество купюр и записей с репетиций, но качество этого материала нельзя соотнести с лучшими работами Курта, по крайней мере, на мой слух. В хранилищах есть сольные песни Курта, и какие-то из них также однажды, вероятно, выйдут на альбоме, но мне ничего не известно о записи-Святом Граале, исполненной всей «Нирваной», ожидающей выхода.
    Поскольку ещё одного «утраченного альбома» не появится, ныне существующие альбомы становятся более важными. Каталог «Нирваны» также надолго заморожен - это три студийных альбома, записанных при жизни Курта. Компактность этой полки увеличивает важность того, что на ней находится. Это делает «Nevermind» гораздо более значимым альбомом, чем если бы Курт жил так долго, как Нил Янг, например, и выпустил множество альбомов. «Geffen Records», студия Нила Янга (и «Нирваны») в итоге судится с Нилом по поводу его альбома «Trans», потому что они чувствовали, что он специально получился плохим (в их иске было указано, что Нил был «нетипичным для себя»). У Курта никогда не будет возможности пережить музыкальный кризис среднего возраста, который, по мнению многих, произошёл с Нилом Янгом в середине восьмидесятых. За этим, конечно, было бы интересно понаблюдать, но преимущество состоит в том, что эти три альбома, которые он контролировал и творил - то, что будет всегда использоваться, чтобы судить его музыкальное наследие. И это - жемчужины.
    Безвременная смерть Курта означала конец «Нирваны»; группа никогда не думала собираться заново с другим вокалистом. Это было горе, с которым остались фэны, и горе, которое также сокрушило членов группы, которые чувствовали, что им многое нужно сказать. Дэйв Грол сказал недавно в интервью «Mojo», по поводу «In Utero», что «вообще это типа убивает меня, что [это] был последний альбом, который мы сделали, потому что я думаю, что в нас было больше [альбомов]». Я думаю, что у Нирваны тоже было бы больше альбомов, но мы потеряли их, когда мы потеряли Курта.

Критики, покупатели музыки, и музыканты не действуют в вакууме. Успех порождает успех, и отчасти подъём репутации «Nevermind» вызван тем, что нейробиологи называют «эффектом победителя», который появляется в результате отбора, который, как вы заранее думаете, удовлетворит вас, или который, по словам ваших друзей, удовлетворил их. «Nevermind» полагался на себя благодаря покупателям альбома. В конце календарного 1991 года было продано несколько сотен тысяч экземпляров «Nevermind», но к концу 1992 года их было продано несколько миллионов. За следующие несколько лет продолжали продаваться миллионы. Альбом продержался в чартах «Вillboard» в течение целых пяти лет.
    Курт не знал, что «Nevermind» будет так продаваться, но он понимал принцип, что если ты достиг определённого уровня впитывания прессы, радио и видео, можно получить убойный хит. Первоначально он хотел назвать «Nevermind» «Sheep» («Овцы»), так он саркастически называл американского потребителя. Много ли «овец» купило бы альбом, если бы он назывался «Овцы»? Вероятно, нет, но одним из элементов успеха «Nevermind» было и его броское название, и необычная обложка. Голый ребёнок вызвал ровно столько разногласий, чтобы применить на альбоме стикеры в некоторых чопорных розничных магазинах, но этого было недостаточно, чтобы его запретить. Друзья «Нирваны» по студии «Sub Pop» «Tad» также выбирали в некотором роде сомнительные обложки альбома, но их карьера была испорчена тремя разными альбомными конвертами, у которых были проблемы, повлиявшие на их дистрибьюцию (споры - это одно, но если ваш альбом совершенно недоступен какое-то время, это расхолаживает продажи). Курт подумывал сделать что-то столь же возмутительное, как переделывание эмблемы «Pepsi» (как сделали «Tad»), но он был слишком практичен, чтобы подвергнуть риску своё будущее.
    «Эффект победителя» обычно не относится к рок-критикам, которые гордятся своими взглядами, противоположными рыночным, в печати и онлайн. Критическая мысль обычно идёт вразрез с оптовыми продажами. «Nevermind» первоначально не был альбомом, поддерживаемым прессой так, как, скажем, работы «Arcade Fire»; критический вес альбома вырос со временем. Часто, когда альбом поднимается на вершину чартов, не будучи сперва отобранным критиками, эти критики пытаются понизить его репутацию, потому что они не могут претендовать на право собственности на этот успех. Но «Нирвана» никогда не испытывала на себе существенную отрицательную реакцию критиков. Положение группы по отношению к критикам сегодня почти идеально. Каталог считается практически безупречным.
    В этих разглагольствованиях нигде даже не поднимается вопрос о том, что «Nevermind», седьмой величайший альбом всех времён, согласно «Rolling Stone», даже не является лучшим у «Нирваны», по моему мнению: это «In Utero». Об этом также говорили мне за эти годы и Крист Новоселич, и Дэйв Грол, и об этом Курт говорил в интервью. Но успех на свободном рынке также играет роль в том, как альбом запоминается, и была продана десятая часть того числа экземпляров «In Utero», что и «Nevermind». Как прорыв «Нирваны» и самый успешный альбом, «Nevermind» всегда будет их классикой. Однако, если бы я мог взять только один альбом «Нирваны» на необитаемый остров, это был бы «In Utero». Стиль текстов Курта улучшился, его лирическим центром была острая бритва («Подростковая тревога хорошо продана»), и большинство колкостей относилось к его собственному внутреннему процессу, который углубил их. Я бы оценил «Heart-Shaped Box», «All Apologies», «Serve the Servants» и «Rape Me» как самые значимые тексты Курта. Музыка была в равной степени изумительной. Его зацепки в припевах были блестяще задуманы. Однако даже обновлённый «In Utero» в 2013 году был не в состоянии получить то же самое внимание критиков, или продажи, как переиздание «Nevermind».
    Есть ещё одно объяснение устойчивого статуса «Nevermind» у критиков и фэнов. Эта единая теория точно соответствует бритве Оккама, то есть научному принципу, что самый простой ответ на любой вопрос, вероятнее всего, правильный.
    Применение бритвы Оккама к месту «Nevermind» в истории работало бы так: «Nevermind» неизменно входит в число величайших альбомов всех времён, потому что так оно и есть.

    «Нирвана» по-прежнему оказывает влияние на все подразделы рока, от альтернативы до металла, но Курт Кобэйн, как ни странно, также часто появляется в современном хип-хопе. Это - один из самых странных элементов его наследия, но такой, который также показывает, насколько широко его культурный диапазон распространился за пределы сфер жанра музыки, в которой он работал. Летом 2013 года Джей-Зи использовал сэмплы «Teen Spirit» для своего хита «Holy Grail» («Святой Грааль»). Первый куплет заканчивается тем, что Джей-Зи читает в стиле рэп: «Я знаю, что никто не виноват, Курт Кобэйн, я сделал это для себя». Припев, спетый суперзвездой Джастином Тимберлэйком, также включает текст, заимствованный из «Teen Spirit»: «Мы глупые и заразные, и все мы просто артисты».
    Было интересно видеть, как две популярнейшие звезды музыки в 2000-х, Джей-Зи и Тимберлэйк, поют о Курте, но ответ социальных СМИ продемонстрировал ещё один аспект влияния Курта. Во всём Интернете идею Джей-Зи вызвать Курта назвали «кощунственной» и «более чем втройне банальной», как написал один комментатор в Твиттере. Такие типы замечаний часто появляются всякий раз, когда имя Курта или образ используются вне музыки «Нирваны». Это предполагает, что для многих людей Курт обладает большей неприкосновенностью, или панк-подлинностью, чем другие музыканты.
    «Holy Grail» также заставил некоторых обозревателей пересмотреть темы «Smells Like Teen Spirit» спустя все эти годы, и надо ли кооптировать Курта. У Джей-Зи «было совершенно противоположное чувство, - написал критик хип-хопа «LA Weekly» и «Village Voice» Чэз Кэнгас. – «Smells Like Teen Spirit» порицает – или, по меньшей мере, высмеивает - корпоративные вторжения в молодежную культуру, и в качестве части альбома, выпущенного как промо-довесок для телефонной компании (строго для выгоды артиста) - это глупо, в лучшем случае». «Самсунг» приобрёл миллион экземпляров альбома «Holy Grail» Джей-Зи и раздавал их с телефонами, подразумевая, в иносказательном смысле, что текст к «Teen Spirit», как спел Джастин Тимберлэйк, стал частью премии за покупку нового телефона.
    Но Кэнгас обратил моё внимание на то, что песня Джей-Зи - просто один из как минимум десяти раз, когда «Teen Spirit» появлялся в хип-хопе или танцевальной музыке, используемой известными группами («Prodigy»; «Tony! Toni! Tone»; Тимбэленд), и малоизвестными («Texas MC Trae tha Truth», Ди-Джей Balloon, «Credit to the Nation»). Кэнгас говорит, что прошло целое десятилетие после смерти Курта, прежде чем он стал «архетипом», к которому обращались исполнители хип-хопа, когда хотели сослаться на рок или белую рок-звезду. К примеру, однажды у рэпера Дэвид Бэннера случился нервный срыв во время нью-йоркского показа, и он срывал собственные афиши на сцене, когда играл «Teen Spirit». Бэннер строил рожки, как у чёрта, и кричал: «Рок». Толпа, любящая хип-хоп, сходила с ума. «Я думаю, что его послание состояло в том, что ведущие студии звукозаписи зарабатывают столько денег на хип-хопе, но чтобы добиться их уважения, придётся направить рок-артиста, - говорит Кэнгас. - Но тот факт, что он выбрал выступление со «Smells Like Teen Spirit» как свой способ приложения «антимаркетингового» усилия, многое говорит о масштабе этой песни».
    Бэннер часто исполнял эту песню во время своего тура 2008 года. Когда он исполнил её на концерте в сиэтлском «Showbox Theater», толпа спятила. Я думаю, что не просто «Teen Spirit» - которую регулярно передают на спортивных мероприятиях, чтобы раздражать публику - заставила сиэтлскую хип-хоп аудиторию сходить с ума, но вместо этого её контекстуализация: сама идея, что самая известная песня Сиэтла исполнялась на хип-хоп-концерте.
    И если Курт Кобэйн - это круто в рамках хип-хопа, то, главным образом, белая публика знала, что она тоже крута.

Хип-хоп принял не только «Teen Spirit»; многие песни в каталоге «Нирваны» появляются в хип-хопе как музыкальные риффы и сэмплы, или отдаётся дань уважения текстам. Некоторые из лучших сэмплов «Нирваны» включают гитарный рифф Курта с «Heart-Shaped Box» («3МG»), припев «Lithium» («Slug») и даже сэмпл гитары Курта на кавере «Meat Puppets» «Plateau» («Plan B»). Елавульф, один из протеже Эминема, сделал сэмпл малоизвестного трека «Нирваны» «Moist Vagina». Вебсайт «Whosampled.com» перечисляет пятьдесят пять различных песен хип-хоп-исполнителей, которые делали сэмплы «Нирваны». «Flavorwire» недавно опубликовал статью под названием «Почему Хип-Хоп (и Остальная Поп-Культура) По-Прежнему Так Помешаны на Курте Кобэйне?» Ответ, предположил писатель Том Хокинг, отчасти в том, что Курт умер молодым и в хип-хоп сообществе рассматривался как мученик. Культуре, где преждевременная насильственная смерть - доминирующая тема, Курт соответствует тематически.
    Курт как историческая личность также часто появляется в хип-хоп-текстах. Его имя упоминается, чтобы сослаться на самоубийство или насилие. «Game» пели: «вынь меня, как пулю из Курта Кобэйна»." В 1994 году Тупак прочитал рэп о выборе «пустить себе пулю в лоб, как Курт Кобэйн». Эксзибит прочитал рэп: «Я одолжил свой дробовик Курту Кобэйну, и этот придурок так его и не вернул». Ди-джей Кэй Слэй прочитал рэп: «Они хотят, чтобы мое имя было рядом с Куртом Кобэйном, но я не нюхаю кокаин». Есть в десятки раз больше примеров этого лейтмотива, включая устойчивый образ, о котором Винни Паз исполнил рэпом в «When You Need Me»: «Я хочу умереть на «Soul Plane», рядом с Чаком Ди, Колтрейном и Кобэйном».
    Хип-хоп - форма музыки, в которой используются реальные знаменитости, и появление Курта не удивительно, хотя и удивляет его частота. Отчасти продолжительная притягательность Курта вызвана демографией: хип-хоп-исполнители ориентированы на молодёжь, большинство артистов младше сорока. Курт был значительной исторической личностью в детстве этих музыкантов, хотя и музыка «Нирваны» внешне имеет мало общего с хип-хопом. (Курт сделал собственный «It Takes a Nation of Millions to Hold Us Back» «Public Enemy», его единственный хип-хоп-альбом, но краеугольный камень жанра). Однако Курт по-прежнему оказывает влияние на молодых хип-хоп-певцов. Кэнгас отмечает, что основным годом был не столько 1991, сколько 1999: «По музыкальному телевидению передавалось столько кратких итоговых шоу, с обратным отсчётом «лучшее девяностых», и «Нирвана» возглавляла все те списки, и хип-хоп-исполнители это видели, и Курт стал настолько вездесущим, что его невозможно было не знать». Как только все узнали имя Курта, его вклад в конъюнктурную музыку, которой случайно оказался хип-хоп, был неизменным.
    Здесь есть, по крайней мере, одна великая истина, которой будет не хватать многим молодым хип-хоп-артистам, которые были детьми в 1991 году. Но это - факт, не прошедший мимо сорокачетырехлетнего Джей-Зи. Первое вторжение хип-хопа в мэйнстрим-чарты продаж началось в восьмидесятых, как раз до восхождения «Нирваны», и Курт на мгновение затмил все остальные формы музыки. «Это было странно, потому что хип-хоп становился этой силой, потом музыка грандж остановила его на секунду, сечёшь? – сказал Джей-Зи Фарреллу Уильямсу в его книге 2012 года «Фаррелл: Места и Пространства, Где Я Побывал». - Те «волосатые группы» нам было слишком легко нейтрализовать; когда пришёл Курт Кобэйн с тем заявлением, это было типа: «Нам придётся подождать какое-то время».


                ДВА

ОТСТОЙНОЕ ПЯТНО НА МОИХ ЧУМОВЫХ СЛАКСАХ
Грандж и Культура

В начале 1992 года «Nevermind» стал самым продаваемым альбомом в Соединённых Штатах, выбив Майкла Джексона с 1 места в чартах «Billboard». Но на протяжении большей части 1992 года, когда альбом продолжал продаваться, Курт по существу пропал. Кортни была беременна (в августе того года она родила Фрэнсис), и Курт погружался в наркоманию именно в тот момент, когда он становился самой популярной звездой в мире. «Нирвана» сыграла всего несколько гастрольных концертов в течение 1992 года, их самого успешного коммерческого года в плане продаж альбома.
Но даже исчезновение Курта не могло остановить культурного сдвига, который вызвал «Nevermind». Поскольку музыкальная сцена Сиэтла продолжала привлекать внимание всего мира, и другие сиэтлские группы следовали за «Нирваной» к вершине чартов, 1992 год стал Годом Гранджа. Грандж был ярлыком, придуманным СМИ, и имел отношение и ко всему, что связано с Куртом - без него или без успеха «Nevermind» его бы не существовало - и в то же время не имел с ним почти ничего общего.
    Если образ Курта в видеоклипе «Smells Like Teen Spirit», с волосами на лице и в полосатой футболке, был незабываемым образом 1991 года на «MTV», 1992 год был похож на рокера в обрезанных джинсовых шортах, фланелевой рубашке и в «Doc Martens». Именно так одевался актер Мэтт Диллон в фильме Кэмерона Кроу «Одиночки», который вышел в 1992 году. Фильм имел успех во всём мире, породил альбом хитовых саундтреков и навеки повенчал Сиэтл с гранджем.
    В «Одиночках» подробно описывалась жизнь нескольких молодых людей лет двадцати из Сиэтла, когда они искали любовь, организовывали группы и, как правило, гуляли по дождливому городу, высказывая сдержанные замечания. Фильм был закончен в 1991 году, но студия на некоторое время его придержала. Когда «Nevermind» стал хитом, он был быстро выпущен и грамотно продан, как будто это была новая группа из Сиэтла. И так оно и было: у бывшего музыкального журналиста Кроу было предчувствие, что надо включить в эпизоды нескольких музыкантов - включая Криса Корнелла из «Soundgarden» и Эдди Веддера из «Pearl Jam». К тому времени, когда вышел фильм, они стали крупными звездами. В одной из сцен в фильме группа этих музыкантов сидит и читает экземпляр «Rocket». По требованию кинопроизводителей мы сделали фальшивый экземпляр для фильма, и фальшивая группа (Эдди Веддер, Джефф Амент, Стоун Госсард и актёр Мэтт Диллон), сидела, занимаясь тем, что они делали в реальной жизни, читая «Rocket», чтобы посмотреть отзывы на них. После чтения фальшивого отзыва Эдди Веддер говорит Мэтту Диллону: «Комплимент для нас - это комплимент для вас». Это была не игра.
    Было странно видеть в фильме экземпляр моего журнала, но было ещё более странным видеть, какое влияние имели «Одиночки» на то, как посторонние воспринимали Сиэтл. Обрезанные джинсы, которые Мэтт Диллон носил в фильме, стали тем, о чем многие думали как о фактической униформе музыки Сиэтла. Это не было одеждой Курта Кобэйна или его внешним видом, но, тем не менее, Курт увяз в этом образе. Одна из самых странных вещей, связанных с «Одиночками» - то, что «Нирваны» нет на саундтреке или в фильме, и всё же «Нирвана» и Курт навсегда связаны с ним в общественном сознании. В 1992 году монреальский телерепортёр спросил у троих членов «Нирваны», почему они не снимались в «Одиночках». «Вы вообще в нём участвовали?» - спросил репортёр. «Точно нет», - решительно сказал Курт. Позже в том же самом интервью Крист Новоселич сказал, что их не просили участвовать, но Курт поправил его, сказав, что их уговаривали, но он не хотел сниматься в «Одиночках». «Я сказал «нет», и даже вас, ребята, не спросил, - сказал Курт своим товарищам по группе. - Это потому, что я - лидер группы».
    К 1992 году Курт, лидер «Нирваны», мог сказать "нет", но он и его группа всё-таки имели бы отношение к «Одиночкам» в восприятии общественности, независимо от того, снимались они в фильме или нет. Явление Грандж стало монстром, который обрушивался на всё на своём пути, включая Курта Кобэйна. Грандж нельзя было загнать в загон.

    Слово «грандж» впервые появилось в «Rocket» в конце восьмидесятых как прилагательное для описания определенного звукового музыкального стиля, сырого и неотшлифованного звука, с дисторшном, но, как правило, без каких-либо других дополнительных студийных аудиоэффектов. Грандж, до капитализации, почти всегда применялся к группе с «Sub Pop», и почти всегда применялся к группе, продюсируемой Джеком Эндино. В этом контексте это означало смесь гаражного рока и замедленного панка. «Sub Pop» сделала большинство своих альбомов в студии с низкой арендной платой под названием «Reciprocal». Акустика этой студии, объединённая с продюсерской эстетикой Эндино, создала истинные Грандж-альбомы с большой буквы такими группами, как «Mudhoney», «Tad», «Blood Circus» и дюжиной других групп, которые теперь потеряны для истории.
    Хотя я классифицировал бы некоторые из ранних треков «Нирваны» как Грандж, в их музыке всегда было больше поп-элементов, чем, скажем, продукция «Mudhoney», которые безусловно были группой, которая играла Грандж. С точки зрения моего буквоедства музыкального критика этот термин не очень соответствовал большей части музыки «Нирваны» или навеянными «Beatles» мелодиями Курта. Крист Новоселич из «Нирваны» также полагает, что Грандж, прилагательное или существительное, не очень подходит «Нирване»: он однажды сказал мне, что «School» с «Bleach» была их Грандж-моментом. «Курт запасся этим риффом, - сказал мне Новоселич, -  и я сказал: «Боже мой, это самый сиэтлский офигенный рифф, который я слышал в своей жизни... Это была самая типичная Грандж-песня».
    Слово «Грандж»", как прилагательное, а не существительное, было переброшено в рок-н-ролл за несколько десятилетий до того, как оно стало употребляться для описания поколения. В октябре 1972 года его употребил Лестер Бэнгс в обзоре альбома какой-то метал-группы в «Creem». До этого оно появилось в аннотации на конверте пластинки переиздания альбома Трио Джонни Бёрнетта 1957 года, где игра на гитаре в стиле рокабилли была описана как «гранджевая». Марку Арму из «Mudhoney» часто приписывают изобретение этого термина, но он говорит, что услышал его от друзей в Австралии, где трендового певца и автора песен Текса Перкинса прозвали «первосвященником гранджа». Первое использование «Гранджа» в печати на Северо-Западе можно проследить по письму Марка Арма редактору, которое появилось в сиэтлском фэнзине «Desperate Times» в 1981 году. В нём Арм жаловался на группу «Mr. Epp and the Calculations»: «Чистый грандж! Чистый шум! Чистая дрянь!» Так случилось, что Арм был лидер-вокалистом «Mr. Epp».
    «Sub Pop Records» впервые использовали это слово в рекламных материалах, рассказывающих о «Green River», группе, в которой играл Арм - плюс Джефф Амент и Стоун Госсард, который впоследствии сформировал «Pearl Jam». «Ультрасвободный ГРАНДЖ, который разрушил нравственность поколения», - гласил релиз.
    Тот альбом «Green River» продюсировал Джек Эндино, который мог зарегистрировать как торговую марку «Грандж-саунд», так и название. Курт нанял Эндино продюсером ранних демо в 1988 году. Результат той первой демо-кассеты и несколько других удач заставил «Sub Pop» подписать контракт с «Нирваной». Имея в наличии этот контракт, «Нирвана» записала свой дебютный альбом «Bleach», на «Reciprocal», с продюсером Эндино. Большая часть этого альбома квалифицировалось как Грандж, однако «About a Girl» была «чистым попом», по словам Эндино. Курт сказал Эндино, что он слушал «Meet the Beatles» три часа перед тем, как написать эту песню.
    Сессии для всего альбома «Bleach» стоили всего 600 $, признак и того, насколько примитивной была студия, и низких ставок Эндино. «Sub Pop» была настолько бедна, что они не могли авансировать такую маленькую сумму, и у Курта её тоже не было, конечно. Курту пришлось занимать деньги, чтобы заплатить за студию, у Джейсона Эвермана, который недолгое время играл на басу в «Нирване». Эверман сказал мне, что Курт так и не вернул ему деньги. Но «Bleach» принёс «Нирване» главным образом положительные отзывы и накопил им трансляции в эфир на колледж-радиостанциях. Это было начало.

К 1989 году группы с «Sub Pop» приковывали к себе много внимания в Европе, и особенно в Великобритании. В Англии было несколько конкурирующих еженедельных музыкальных изданий, которые всегда искали очередной большой бум, и это было там, где «грандж» стал термином для описания движения, и не одного музыкального стиля. В одной британской газете Марк Арм рассказал об улицах Сиэтла, «выстланных гранджем». Почти в одночасье «грандж» стал «Гранджем», когда британская музыкальная пресса начала использовать это название в заголовках. В поисках того, о чём бы написать, теперь, когда исчез панк, они хватались за группы из Сиэтла, и «Грандж» появлялся почти в каждом заголовке. Марку Арму не нравилось, что он задал это направление, но он не мог это остановить. «Казалось, так можно классифицировать каждую группу из Сиэтла, - говорил Арм. - Эти группы не казались звучащими одинаково, но внезапно то, что было прилагательным, стало существительным».
    СМИ в США также нуждались в способе описания моды, музыки и изменений в образе жизни, который был реализован молодежью в Сиэтле, и так «Грандж» вернулся домой. Как в случае с каждым циклическим молодёжно-культурным трендом - от гризеров до хиппи и панков – в этой тенденции была толика истины, но также и большое количество проецирования, преувеличения и амплифицирования в том, как пресса сообщала об этом. Если восьмидесятые были эрой, персонифицированной яппи, «синим воротничком», сугубо деловой Сиэтл был противоядием. Сиэтл был городом книжных магазинов и кафе, помогавших поддерживать образ жизни, который был созерцательным. Все те кафе-эспрессо, которым нужны были бариста - работа, которая была у героя Мэтта Диллона в «Одиночках» - и эти должности были идеальными для музыкантов. Однако единственный человек, которого я знал в Сиэтле в 1991 году, который одевался как Мэтт Диллон в «Одиночках», был Джефф Амент из «Pearl Jam». Не удивительно, поскольку в фильме Диллон носил многие вещи Амента.
    Но СМИ всегда питались тенденциями и движениями, и когда несколько сиэтлских групп привлекла внимание всего мира - и когда одна из этих групп («Нирвана») продала тридцать пять миллионов альбомов – из этого что-то должно было выйти в прессе. Когда эти истории о «тренде» Гранджа начали появляться в журналах и газетах по всему миру, случилась неизбежная обратная реакция в Сиэтле, где многие, включая Курта Кобэйна, чувствовали, что разнообразная и богатая музыкальная сцена с сотнями групп сжата до одного слова. Курт был достаточно хорошим музыкальным критиком - он когда-то представлял себя редактором фэнзина - чтобы знать, между саундом «Нирваны» и «Soundgarden», с уклоном в металл, есть существенные различияно и те, и другие были теперь классифицированы как Грандж. Почти в каждом интервью, которые Курт или «Нирвана» отныне давали на радио или телевидении, их спрашивали о Грандже. Хотя Курт был счастлив, что его музыка влияет на другие группы, и также мог надеть футболку, украшенную эмблемой его любимой независимой группы, когда он выступал на телевидении, он не хотел рассматриваться как лидер молодежного движения. Он обычно отказывался отвечать на вопросы о Грандже, или отвечал с сарказмом. Он никогда специально не задумывался, почему так ненавидит этот термин, но многие другие сиэтлские музыканты рассказали мне, почему они не любили его - потому что он умалял их индивидуальное мастерство и превратил их искусство в товарный и маркетинговый тренд.

Доказательство обратной реакции Сиэтла на использование слова «Грандж» проявилось в одном из самых восхитительных обманов крупнейшей газеты. В 1992 году нью-йоркские журналисты начали регулярно посылать авторов в Сиэтл, чтобы задокументировать «сцену» и ухватить суть Гранджа. Они летали в город, ходили в местные клубы, пытаться поймать «аромат» «сцены» и искали пикантные цитаты. В результате местные жители, особенно музыканты, обижались, когда о Грандже спрашивали приезжие.
    Эпицентром всего, связанного с Гранджем, по крайней мере по мнению СМИ, была «Sub Pop», и репортёры отчаянно пытались опубликовать Грандж-эксклюзив. В ноябре 1992 года репортеру «New York Times» поручили написать о «Грандж-культуре». Автор позвонил на «Sub Pop», и к телефону подошла Меган Джаспер. Когда репортёр спросил её, есть ли у фэнов Гранджа свой жаргон, Джаспер саркастически сообщила ему, что существует секретный «язык сиэтлского Гранджа». Автор попался на удочку. Джаспер тут же придумала несколько бессмысленных высказываний, сказав репортёру, что это кодовые слова Гранджа, известные только в культуре Сиэтла.
    Когда этот список был на следующий день опубликован в «New York Times», он был озаглавлен «Гранджевая Речь» («Grunge Speak»). «Lamestain» (отстойное пятно) - так Грандж-музыкант назвал бы «стрёмного человека», уничижительное слово, сообщала «Times». «Wack slacks» (чумовые слаксы) были названием модных нынче рваных джинсов, как у Курта. Когда рокеры в Сиэтле говорили, что они «вертелись» на гибком диске, это означало, что они тусовались. «Связанный-и-зарубленный» - сидеть дома вечером на уикэнд. Ещё более странной «Гранджевую Речь» делало то, что в той же самой статье цитировался Джонатан Поунмен с «Sub Pop» по поводу того, как люди в Сиэтле возмущались навязчивостью внимания СМИ: «Ко всем Гранджевым вещам относятся с крайним цинизмом и весельем... потому что всё это - сфабрикованное движение, и всегда им было», - сказал он.
    Сиэтл, включая Курта Кобэйна, угорал над статьёй «Гранджевая Речь». Это было поистине самое забавное, что когда-либо происходило на музыкальной сцене Сиэтла, но это также иллюстрировало безумие явления Грандж. К Сиэтлу относились так, будто это было какое-то недавно обнаруженное племя, со своими собственными обычаями, одеждой, и языком. В следующем году «Entertainment Weekly» написала в истинный момент гиперболы: «Такого рода эксплуатации субкультуры не было с тех пор, как СМИ впервые обнаружили хиппи в шестидесятых».
    Пока все в Сиэтле смеялись над статьёй в «New York Times», и мы даже писали об этом в «Rocket», прошло несколько недель прежде, чем врубилась остальная часть страны. Наконец, чикагский журнал «Baffler» сообщил, что «New York Times» надули. Вместо того, чтобы признать, что допущена ошибка, «Times» объявила, что именно «Baffler» разыграли, и что список «Гранджевая Речь» - настоящий. «Times» зашла так далеко, что потребовала от «Baffler» извинений. Они этого не сделали, конечно, но стоит упомянуть, что «New York Times» так и не исправила ошибку, и двадцать лет спустя «Гранджевая Речь» по-прежнему размещена на сайте газеты без какого-либо указания, что это мистификация. Или кто-то в этой газете действительно полагает, что люди в Сиэтле использовали (или по-прежнему используют) термин «вздутый, мешок вздутия», чтобы описать алкаша, или Грандж в ответе за самую продолжительную шутку, когда-либо опубликованную в «New York Times».
    Во времена «Гранджевой Речи» я постиг свою собственную вершину того, насколько сумасшедшим стал Грандж, когда ещё один доверчивый заезжий репортер позвонил в «Rocket». Он был из газеты Восточной Канады и утверждал, что через канадские агентства новостей распространилась история о том, как чиновники обеспокоены, что Сиэтл будет наводнен подростками. Цитировались слова глав служб безопасности, сказал тот парень, предсказывавшие, что миллион молодых людей отправятся в Сиэтл, как тот наплыв, который Сан-Франциско видел в течение Лета Любви 1967 года. Этот репортёр утверждал, что его информационное сообщение, полученное по телеграфу, гласит, что полиция Сиэтла уже установила баррикады, чтобы контролировать толпы. Я посмеялся и сказал ему, что его надули.
    Но этот упёртый репортер не отступал. Он постоянно перезванивал, думая, что нашёл эксклюзив, и что я мог помочь ему подтвердить это. Он настаивал, чтобы я «выглянул в окно», чтобы удостовериться, что эта армия одетых во фланель подростков ещё не приехала. Полсекунды меня интересовало, был ли я единственным, кого разыграли. Но в том году всё было таким безумным, и поэтому за пределами того, что я вообще мог себе представить, что я действительно выглянул в окно. Там, конечно, не было никакой массы подростков-беглецов, заполонивших улицы Сиэтла.
    Если я мирился с такой ерундой, представьте Курта как предполагаемого «лидера» несуществующего «движения», и количество нелепостей, с которыми он имел дело. Ему надоедали репортеры, куда бы он ни пошёл. Когда журналист спросил его о «сиэтлской сцене», Курт сказал: «Все сцены важны, но все они постепенно обращаются в ничто, или уходят....  Утверждают, что мы, наконец, поместим Сиэтл на «карту». Какую карту?»
    Однако то глупое сообщение канадского информационного агентства о массах ребят действительно содержало крошечное предзнаменование. Из того самого моего окна, семь лет спустя, на самом деле были видны полчища ребят, тысячи вместо миллионов, которые дрались с полицией за баррикадами. В течение одной дикой недели ноября 1999 года облака слезоточивого газа заносило в мой офис. В том месяце улицы Сиэтла были заполнены разгневанной молодежью - протесты, которые будут известны как Битва в Сиэтле, бунты ВТО.

Если в течение Лета Гранджа всюду замечали репортёров, желающих заполучить самый полный рассказ о Сиэтле, Курт был самой желанной добычей их всех, и они преследовали его в каждом укромном уголке Тихоокеанского Северо-Запада. Он разумно предпочёл провести то лето, проживая в Лос-Анджелесе, ожидая рождения своей дочери Фрэнсис, и не возвращаться в Сиэтл до осени. Однако совсем скрыться он не смог. Сентябрьский выпуск «Vanity Fair» был и о Кортни, и о Курте. Это была единственная наиболее спорная статья, когда-либо написанная о них. Заголовок гласил: СТРАННАЯ ЛЮБОВЬ: КОРТНИ ЛАВ, ВЕДУЩАЯ ПРИМАДОННА ПОСТПАНКОВОЙ ГРУППЫ «HOLE», И ЕЁ МУЖ, СЕРДЦЕЕД ИЗ «НИРВАНЫ» КУРТ КОБЭЙН - ЭТО ГРАНДЖЕВЫЕ ДЖОН И ЙОКО? ИЛИ СЛЕДУЮЩИЕ СИД И НЭНСИ? В статье были обвинения в наркомании, в том, что Фрэнсис родится со слабым здоровьем, в ней Кортни описана как «личность-катастрофа». Когда вмешались органы опеки и попечительства округа Лос-Анджелеса, угрожая отобрать Фрэнсис, Курт был вне себя. Буквально через день после того, как Кортни родила, Курт пришёл в родильную палату с заряженным пистолетом, чтобы они вдвоём совершили совместное самоубийство. Кортни его успокоила, и Эрик Эрландсон из «Hole» любезно унёс оружие, но этот инцидент показывает, насколько Курт был на грани. Оружие и самоубийство уже были упрочившимися частями его мира, даже несмотря на то, что рядом с ним была дочь, которой был день от роду.
    Но что-то также изменилось в Курте в сезон Гранджа, и это изменение, в конечном счёте, оказало влияние на его наследие к лучшему. Курт всегда был либерален, и «Нирвана» сыграла несколько антивоенных бенефисных концертов до того, как они стали знамениты. Но к 1992 году Курт был мотивирован высказать своё мнение о социальных проблемах, которые он чувствовал важными. Возможно, он думал, что, если ему будут задавать снова и снова одни и те же вопросы о Грандже в каждом интервью, ему будет лучше переместить управление и использовать эти возможности, чтобы повлиять на изменения. Он предпочитал обсуждать феминизм, фанатизм, расизм и нетерпимость, темы, о которых он говорил в каждом интервью, которые он давал до конца жизни.
    Преобразование было, в некотором смысле, выдающимся. Курт Кобэйн, который раньше проводил большую часть своего свободного времени, смотря бессмысленные телепередачи или играя со своими игрушечными Ивелами Канивелами, стал самым откровенным человеком в рок-н-ролле. Его профеминистская позиция и его поддержка прав геев стали почти священной войной для него на тот момент. Если Грандж предоставил Курту трибуну, он собирался использовать её для пользы дела.
    Самый очевидный пример новой откровенности Курта вошел в его примечания на конверте коллекции обратных сторон пластинок «Incesticide», который был выпущен в конце 1992 года. Примечания не похожи на любые другие примечания на конвертах альбомов, когда-либо написанные рок-звездой. Это больше открытое письмо фэнам и публике, чем описание музыки на альбоме. В них Курт убеждает «гомофобов» больше не покупать его альбомы. Он написал: «Если кто-нибудь из вас, каким бы то ни было образом, ненавидит гомосексуалистов, людей с другим цветом кожи или женщин, пожалуйста, сделайте нам одолжение - оставьте нас в покое, чёрт побери. Не приходите на наши концерты и не покупайте наши альбомы».
    С этим боевым кличем Курт пытался сделать что-то в безумный год Гранджа, что было неслыханно на рынке поп-культуры: он пытался самостоятельно выбрать, кому покупать его альбомы. Первоначально фэн-база «Нирваны» состояла из их сверстников, прогрессивных фэнов, которые приходили в крошечные клубы, чтобы посмотреть на группу, гастролирующую в фургоне. Но когда «Nevermind» совершил невероятный прорыв, у «Нирваны» больше не было однотипных фэнов. Это обеспокоило такого перестраховщика как Курт, особенно когда Грандж стал лейблом, которым он был обременён, и особенно когда аудитория «Нирваны» начала расти.

И когда его музыка была кооптирована, Курт пришёл в бешенство. В тех же самых примечаниях на конверте альбома Курт написал о реальном инциденте когда двое мужчин в «Рено» насиловали девушку, и при этом пели текст к песне «Polly» из «Nevermind». Курт сказал, что они были «двумя отбросами из спермы и яиц». Намекая на собственное самоубийство, или по меньшей мере, уход из музыки, он добавил:  «Мне нелегко осознавать, что в нашей аудитории есть планктон вроде этого». Курт был особенно расстроен тем, что «Polly», песня, которую он написал о газетном отчёте, который он читал, о пытках и насилии четырнадцатилетней девушки, впоследствии использовалась как саундтрек к ещё одному ужасающему преступлению. Песня продемонстрировала его экстраординарный творческий ум, будучи написанной от лица совершившего предосудительное преступление, но она выстроена как цепляющая поп-песня. Странно, но за свою карьеру Курт написал три отдельных песни о насилии, по одной на каждый выпущенной «Нирваной» альбом: «Floyd the Barber», «Polly» и, очевидно, «Rape Me».
    После того, как Курт написал «Rape Me», он почувствовал, что должен объясниться со СМИ. Он сказал в интервью «Spin»: «Она вроде как говорит: «Изнасилуй меня, давай, изнасилуй меня, бей меня. Ты никогда меня не убьёшь. Я переживу это, и недалёк тот день, когда я изнасилую тебя к чёртовой матери, и ты даже об этом не узнаешь»».  В том же самом интервью Курт сказал, что надеется, что «In Utero», изменит что-то в «женоненавистничестве» рока: «Возможно, это вдохновит женщин брать гитары и создавать группы, потому что это - единственное будущее рок-н-ролла».
    Насилие стало только одной из многих социальных проблем, против которых часто выступал Курт, и «Нирвана» дала несколько бенефисных концертов против насилия. Они также играли бенефисы против ненависти, против расизма, и за права геев. Чем более мэйнстримной становилась музыка Курта, и чем больше продавался «Nevermind», тем больше он чувствовал потребность попытаться управлять своей работой. «Нирвана» играла, главным образом, громкий, шумный гитарный рок, и этот стиль музыки - будь то Грандж или хэви-метал - прежде всего привлекал демографическую группу молодых мужчин, которые часто чувствовали, что концерты были местом для того, чтобы выместить агрессию или оторваться. Этому стереотипу подходил Курт в какой-то момент в юности, но как только он увидел отражение собственного лица в толпах на его концертах, он попытался изменить эти флюиды. Он попытался выбирать группы, которые были менее мэйнстримны, для игры на разогреве у «Нирваны». В подтверждение своих комментариев о том, что за женщинами будущее, он также дал возможности таким группам, ориентированным на женщин, как «L7» и «Shonen Knife».
    В какой-то степени Курту успешно удалось заполучить некоторый контроль. Грандж стал намного более тонко нюансированным музыкальным движением, чем хэви-метал, и имелись возможности для женщин, которых действительно раньше не существовало в хард-роке. Группа Кортни, «Hole», также вдохновила поколение молодых женщин, и это сделали «Babes in Toyland», «Breeders», «Veruca Salt» и группа из Сиэтла «Seven Year Bitch».
    Курт продвигал эти группы всякий раз, когда он давал интервью, и носил футболки с их названиями, и это было одной из причин, по которой он часто цитировался как феминист. Его устраивало такое наименование, и он, и Кортни использовали его, рассказывая о Курте. «Никто никогда не говорит о том, сколько из этих рок-парней было просто женофобами, придурками-качками, которые использовали альтернативный рок, чтобы поддержать ту же самую женоненавистническую власть, которую они имели в средней школе», - однажды сказала мне Кортни Лав. Курт, сказала она, был другим. И я думаю, что она была права.
    Феминизм Курта стал темой нескольких чисто теоретических академических исследований. Кортни Александер написала магистерскую диссертацию о половой идентичности в Гранджe, сосредоточившись главным образом на Курте. Она озаглавила её одной из цитат Курта: «Я Не Такой, Как Они, Но Я Могу Притворяться»: Феминистский Анализ Гендерного Поведения Курта Кобэйна». В блоге Гендер Через Границы (Gender Across Borders) написано: «Кобэйн часто идентифицировал себя с женщинами, расовыми и гендерными меньшинствами, потому что он чувствовал себя оторванным от культурного ожидания мужественности». В блоге Индивидуалистка-Феминистка (Individualist Feminist) Курту посвящена отдельная страница. Курт назван «откровенным феминистом», и там цитируются, по темам и стихам, все его слова в поддержку прав женщин в прессе. Там их было много.
    Курт был не первой - и не будет последней - рок-звездой, которая обращалась к социальным проблемам, но потому что у него была самая большая трибуна в музыке в начале девяностых, его слова были услышаны и имели эффект. Он также вырос в среде, где откровенный гомосексуализм не допускался, и где предвзятость и насилие по отношению к сексуальным меньшинствам были неотъемлемой частью жизни. Как только он стал известен, он часто высказывался в поддержку прав геев. В 1992 году он дал большое интервью «Advocate» просто потому, что он знал, что у журнала была аудитория читателей-геев. Курт попал на первые полосы изданий по всему миру, когда он сказал в интервью этому журналу, что он был «геем в душе», и «вероятно, мог бы быть бисексуалом». Он отчасти накрутил историю собственного детства, утверждая, что его часто избивали в Абердине, потому что некоторые думали, что он - гей (ни один из его друзей не подтверждает то, что его били, и все сомневаются, что такое было). Курт также сказал, что он был арестован в Абердине за то, что написал спреем на стене "ГОМО СЕКС РУЛИТ» (полицейский отчёт этого ареста детально излагает, что это был фактически бессмысленный лозунг: «НЕ ПОЙМЁШЬ КАК СМОТРЕТЬНАНИХНАЗВАТЬ»). Его интервью в «Advocate» представило его как сторонника геев с гораздо меньшего возраста, чем тогда, когда он фактически стал политически грамотным. Курт сделал это, по крайней мере, частично, потому что он очень хотел быть принятым гей-сообществом, и потому, что он чувствовал родство с геями и лесбиянками как с изгоями, осуждаемыми обществом, каковым он считал и себя.
    Статья в «Advocate» способствовала ощущению того, что Курт, возможно, был бисексуалом (хотя никаких доказательств этого не существует). «Его бисексуальность была причиной множества споров, и он считал обязательным для себя обнародовать это, - сказал мне доктор Пеппер Шварц, эксперт по сексуальности. - Я думаю, что идея включить это в свою жизнь и, тем не менее, быть женатым, заставляет бисексуальность казаться чем-то вроде очередной изюминки, или, если угодно, выбором, который мог бы сделать каждый».
    У Курта уже было много поклонников-геев, но его комментарии ещё больше укрепили эту связь Курт был иконой стиля не только в музыке, но также и в моде - и особенно в гей-культуре. Несколько популярных вебсайтов анализируют его самую известную одежду, чтобы ему можно было бы подражать и точно копировать. Журнал «Оut» в 2013 году опубликовал статью, озаглавленную: «Взгляните: Курт Кобэйн», в которой подробно излагалось, где присмотреть одежду, чтобы выглядеть в точности как Курт.
    Как ни странно, именно в моде это слово «Грандж»"продолжало существовать в современной культуре, жизнь, которую это слово не имело в рамках музыки. Это была постоянная потребность в историях тренда, которые создали Грандж в первую очередь, и к середине девяностых, после смерти Курта, этот тренд был объявлен мёртвым теми же самыми влиятельными лицами, которые летали в Сиэтл и искали примеры в каждом кафе или на концертной сцене. Грандж-движение, как и предсказывал Курт, «обратилось в ничто». Звёзды, по крайней мере, в музыке, двигались дальше до следующих остановок, с культурой хип-хопа и электронной музыки.
    Для многих ребят в сегодняшнем Сиэтле Грандж - это музыка их родителей. Однако о нём часто думают нежно и с ностальгией, как и подростки в семидесятых думали о шестидесятых. Для сегодняшних подростков Грандж - более значимая эра с тех пор, когда рок-музыка имела значение, и когда, или так они себе представляют, на каждом углу можно было повстречать будущую суперзвезду, одетую в точности как Мэтт Диллон из «Одиночек».

                ТРИ
ТРЕНЧ  КОБЭЙНА ЗА 6 000 ДОЛЛАРОВ
Стиль и Мода

Из всех аспектов наследия Курта Кобэйна самого Курта больше всего удивляло его влияние на моду. Мы знаем, что это правда, потому что к 1992 году, за два года до его смерти, Курт уже был иконой моды, и он выражал изумление друзьям, что стиль одежды, которого он придерживался, исходя из практичности, стал составной частью показов коллекций. Это удивляло Курта, но тогда всё в тот год после «Nevermind» было головокружительным. Многие рок-звезды оказывают влияние на моду, но влияние Курта действительно было причудливым следствием его славы, и оно будет продолжаться (даже если его музыка, несомненно, будет его величайшим наследием). Курт строил много планов своей музыкальной карьеры, расписывая воображаемые интервью с журналами в своих дневниках до того, как он стал известным. Но он никогда не думал, что если он станет звездой, его рваные джинсы и фланелевые рубашки могли бы в итоге однажды попасть на нью-йоркские модные показы.
    Курт стал иконой моды, по существу, случайно, но осенью 1991 года очень многое из того, что он делал и говорил, оказало большее влияние на потребительский рынок, чем он мог себе представить. Та ирония и сила дополнительного маркетинга так и не стали больше, чем в случае с «Smells Like Teen Spirit». Курт написал эту песню, увидев граффити, которые написала на стене его спальни подруга, подколовшая Курта, намекая, что от него пахнет другой девушкой. Он понятия не имел, когда сочинял свой текст, что «Teen Spirit» - название марки дезодоранта, продаваемого девочкам-подросткам. Он узнал об этом только после того, как песня была записана и обещала быть суперхитом. Он был изумлён, что написал песню - ту, которая становилась гимном «Нирваны», его собственной визитной карточкой - не зная, что это название относилось к товару. Когда песня стала хитом, продажи дезодоранта «Teen Spirit» взлетели до небес. Бренд, выпускаемый «Mennen», добавил новые ароматы, чтобы заработать на внимании. Через год после выпуска «Nevermind», «Colgate-Palmolive» купили «Mennen» за 670 миллионов долларов.
    Когда мы обращаемся к влиянию Гранджа на большую индустрию моды, мы на самом деле говорим не только о Курте, потому что он был не единственным, кто повлиял на стиль. Наоборот, интерес моды к Гранджу также был продуктом влияния нескольких групп и музыкантов, связанных с этим жанром, которые стали, по крайней мере, на какое-то время, общеизвестными. Среди них были Эдди Веддер, Крис Корнелл и Лэйн Стэйли, и все они также были законодатели моды, которые видели, что их стилю повсеместно подражают. Но поскольку Курт был самой популярной звездой Гранджа, и во многом поневоле лицом стиля, его влияние несоизмеримо с остальными. По крайней мере, влияние Гранджа на моду без Курта, или без тридцати пяти миллионов проданных экземпляров «Nevermind», было бы значительно меньшим.
    Рок-звезды формировали моду с ранних дней рок-н-ролла. Когда Элвис зализывал назад волосы, его примеру следовали миллионы. «Beatles» повлияли на прически и помогли ввести в западную культуру френч, в восьмидесятых, хип-хоп-исполнитель «Run-DMC» написал песню под названием «My Adidas», возродив к жизни статусные кроссовки. Названия обувных брендов регулярно всплывают в нынешних хитах, и популярная музыка играет всё возрастающую роль маркетингового инструмента всей одежды.
    Курт Кобэйн выделяется из этой модели, потому что он стал образцом для подражания стилю не по своей воле и сперва ни о чём не подозревал. «Beatles» знали, что они были иконами моды, о чём свидетельствовали их согласованные и сшитые на заказ костюмы для обложки альбома «Sgt. Pepper». Но Курт был необычным магнитом моды, стиль которого был больше отражением его собственной лени, чем попыткой произвести впечатление. Он не переодевался перед выходом на сцену; его сценическая одежда иногда была единственной одеждой, которая у него была. Одна из причин, по которой Курт стал образцом для подражания, в том, что он редко менял свою одежду. Он застолбил необычный вид, нося одну и ту же одежду изо дня в день или, по крайней мере, надевая на себя очень ограниченный набор рваных предметов. Никогда в истории не было рок-звезды, настолько совместимой со стилем. Хотя он менял причёску в последнем году жизни и начал носить тёмные очки, чтобы скрыться от поклонников, его одежда оставалась одной и той же больше десятилетия.
    Термин, который часто всплывает, когда авторы, пишущие о моде, говорят о «Гранджевом облике» как «антимоде» - один из ключей к пониманию того, почему стиль Грандж существует так долго. Поскольку это – «реактивный» стиль - бунт - он приходит и уходит всякий раз, когда модельер чувствует, что мода нуждается в перезагрузке.
    Панк-рок также, несомненно, сопровождался модой, которая развивалась в необычном и неожиданном направлении, и он целое десятилетие предшествовал Гранджу. Многие стили, созданные британскими панками, в конце концов, нашли свою дорогу на модные подиумы, модифицированные модельерами Но благодаря первым панк-рокерам их предпочтения - стрижки ирокез, проткнутые булавкой губы, поношенные кожаные куртки «Wild One» - были сознательными попытками сделать заявление. Вивьен Вествуд помогла создать такую панк-эстетику, и объяснила, что цель панка –«посмотреть, можно ли вставить палку в колесо системы».
    С другой стороны, Курт Кобэйн пришёл к своему индивидуальному стилю в силу необходимости и принял на себя роль иконы моды почти совершенно случайно. Его взъерошенные волосы, например, объяснялись отчасти тем фактом, что он не мог позволить себе шампунь, и поэтому мыл голову мылом для тела. В 2003 году была запущена парикмахерская линия товаров под названием «Bed Head», которая стремилась создать, при помощи шампуня за двадцать пять долларов и сопутствующих товаров, такой же внешний вид, которого Курт достигал с помощью куска мыла за двадцать девять центов. Курт по существу встал с постели и через несколько мгновений стал иконой стиля.
    На то, какую одежду носил Курт, повлияло три центральных фактора, которые, в свою очередь, сформировали его специфическое влияние на моду: климат в западном Вашингтоне, где он жил (влажный и холодный); его финансовое положение (жуткое); и его стыд оттого, что он худой (достаточно большой, поскольку он надевал одежду в несколько слоёв, чтобы попытаться замаскировать своё телосложение). Этот последний фактор был самым существенным в его выборе одежды. Курт был таким тощим, что одежда, казалось, свисала с него, поэтому он надевал один слой на другой. Ему также всегда было холодно, поэтому длинное шерстяное пальто не исключалось даже летом. На одну поездку на пляж в 1987 году со своей тогдашней подружкой Трэйси Мэрандер он надел пару теплых длинных кальсон, две пары «Levi's», рубашку с длинными рукавами и две фуфайки. В самый теплый день года на Северо-Западе он мог быть одет так, словно зимовал в Кливленде.
    Курт также был нищ большую часть своей взрослой жизни. Практически вся одежда бралась на распродажах домашних вещей, в комиссионных магазинах или магазинах ненужных вещей. В центре Олимпии, штат Вашингтон, был военторг, который снабжал его теплым длинным нижним бельем и многими из фланелевых рубашек за десять долларов, которые станут легендой. Цвета часто были тёмно-желтыми, светло-голубыми, оливково-зелёными и чёрными. Эти оттенки стали цветовым спектром Грандж-моды. Курт не специально подбирал такую цветовую гамму, скорее, она были следствием того факта, что эти предметы одежды первоначально были сконструированы для ношения вне дома.
    Когда модельеры начали подражать Курту в конце 1992 года, это ознаменовало появление влияния Курта на культуру, но это был также переломный момент в самой моде: никогда в истории моды не было потрачено столько денег на попытку выглядеть столь обыденно. Мог ли Грандж даже рассматриваться как настоящий модный тренд, постоянно обсуждался при жизни Курта, и по-прежнему иногда обсуждается в модной прессе. «Грандж - всего лишь то, как мы одеваемся, когда у нас нет денег», - сказал модельер Жан-Поль Готье в 1993 году.
    «Vogue» впервые прославил идею Грандж-моды в материале за декабрь 1992 года, где тощие модели были сняты в свитерах, фланелевых рубашках и шарфах за 600 долларов, сделанных так, что они выглядели будто из «Goodwill». Но, резко изменив взгляды, «Vogue», один из первых журналов, которые использовали слово «Грандж» применительно к моде, к концу девяностых назвал тренд «неуклюжим и угнетающим» и «один из худших» из всех трендов девяностых. Как и музыка Грандж, Грандж-мода стала громоотводом для споров.

Влияние Курта на моду началось, когда «Nevermind» взлетел в чарте альбомов осенью 1991 года , а видео «Smells Like Teen Spirit» стало хитом. Радио и MTV, а не пресса, были прежде всего ответственны за прорыв «Nevermind». Следовательно, большая часть публики впервые увидела Курта, как и в случае с «Beatles», по телевидению. Он был чрезвычайно фотогеничен по телевидению, где камера добавила нужные ему десять фунтов. У него было то проверенное качество звезды, которое являлось комбинацией привлекательности и тайны, поэтому на фотографиях он выглядел восхитительно. Как выразился один автор «BuzzFeed», «Курт Кобэйн был суперкрутым».
    С белокурыми волосами, голубыми глазами, высокими скулами и широким ртом Курт выглядел как кинозвезда без усилий или косметики. Он был почти невозможно красив для рок-звезды, но его длинные волосы и непринуждённый стиль в одежде преуменьшили это и делали его похожим на мальчишку, даже в двадцать семь лет. Его волосы, которые были очень светлыми, когда он был молод, почти белые, заставляли его выделяться в эпоху, когда у большинства рок-суперзвёзд-мужчин были тёмные волосы. Кроме Элвиса (от рождения блондина, но красившего волосы в чёрный цвет) или Роберта Планта, Курт, возможно, единственный самым влиятельный натуральный блондин в рок-истории.
    Но волосы Курта не оставались белокурыми. Он любил красить их в возмутительные цвета и с нелепыми оттенками краски. Для окраски волос он предпочитал использовать «Кулэйд», который использовался для получения странных цветов. Именно его нестандартно красивый вид прекрасен для стиля музыки, которую он играл. Если бы он пришёл к славе в костюме и с короткой стрижкой, то его внешность уменьшила бы его панк-рок-аутентичность. Курт мог совместить и то, и другое: быть подростковым кумиром для женщинам и мужчин-геев, но также восприниматься всерьёз как музыкант.
    Мировое увлечение Куртом началось с видеоклипа «Smells Like Teen Spirit». Однако видео по большей части скрыло его привлекательную внешность за искаженными визуальными эффектами и дымом и постоянно фокусировало камеру на всём, кроме лица Курта. Но когда «Нирвана» впервые выступила на «Saturday Night Live» в январе 1992 года, он не мог так направлять ракурсы съёмки, его красоту нельзя было больше скрывать, и родилась модная звезда. Это был дебют «Нирваны» на телесети, и на неё были настроены миллионы. Одежда, которую Курт надел тем вечером, вероятно, не была сознательной попыткой создать особый имидж, но это был стиль, который, тем не менее, доказал долговечность. На нём была футболка «Flipper», для рекламы одной из его любимых независимых групп, и не по размеру большой голубой свитер-кардиган. Его джинсы были такими рваными, что кожи было столько же, столько и ткани. Под джинсы Курт надел кальсоны, как обычно. То, что на нём было много слоёв одежды под жарким павильонным освещением, и при этом он не был весь в поту, было поразительно.
    Его вид подчёркивал его заурядность, и это существенно отличалось от подхода других групп той эпохи. За месяц до выступления «Нирваны» на «Saturday Night Live», музыкальными гостями шоу были глэм-метал-временные фавориты «Skid Row». Их стиль - начёсы, все в чёрной коже - резко контрастировал со стилем Курта. За две недели до выступления «Нирваны» музыкальным гостем был Эм Си Хаммер, представляющий крайности другого стиля, со своими золотыми цепями и штанами-парашютами.
    Как всегда, гардероб Курта не ограничивался постоянными повторениями. Его часто фотографировали в той же самой одежде с «Saturday Night Live». В видео «Teen Spirit» он был примерно в той же одежде, хотя на той съёмке его рубашка была в коричневую и зелёную полоску. Его выбор одежды той осенью публика стала считать униформой Курта Кобэйна, или, более масштабно, обликом Гранджа. Она редко была разнообразной - Курт жаловался другу, через месяц после выхода «Nevermind», что у него была всего одна пара джинсов.
    Ничто из этого не наводит на мысль, что Курт не обращал внимания на тот факт, что имидж был одним из многочисленных элементов шоу-бизнеса. Он носил футболки групп, которые ему нравились - включая «Mudhoney», Дэниела Джонстона и «Melvins» - потому что он хотел служить живой доской объявлений. Но он также часто фотографировался в рубашке с длинными рукавами, с названием британского музыкального журнала «Sounds». Ему дали футболку бесплатно, что часто было главной причиной, по которой Курт выбирал тот или иной предмет одежды.
    Осенью 1991 года у Курта начался роман с Кортни Лав, которая знала имена всех известных модельеров в мире. Лав, в свою очередь, помогла запустить на рынок тренд облика куколки или «девочки-шлюхи», смесь женственности и выдержки, что также оказало неизгладимое влияние на дизайн. Иногда Курт и Кортни носили одну и ту же одежду, когда она надевала один из его армейских пиджаков, а он иногда надевал одну из её комбинаций на свою одежду. Когда он стал более известным, он старался ещё больше играть против гендерных правил, надевая несколько раз на сцену и на фотосессии пачку. Полдюжины раз он надевал на концерт платья, снова противореча ожидаемым гендерным ролям. В отличие от своего обычного стиля, которого он придерживался из-за практичности, трансвестизм Курта был весьма осознанной попыткой подшутить над серьёзностью рок-архетипов. Эта тенденция не привилась. Курт был красивым мужчиной, но – надев комбинацию, со своими тощими руками и четырёхдневной щетиной на подбородке - как очаровательная женщина он не состоялся.

В конце 1991 года журнал «Sassy» обратился к Курту, чтобы опубликовать его на обложке, и он согласился, с условием, что он должен будет сняться с Кортни. Фотосессия была назначена на следующий день после «Saturday Night Live». Для съёмки журнал заказал множество образцов одежды, чтобы Курт их примерил - посмотреть, в каком образе ему будет удобнее. Он забраковал их все и сказал, что предпочитает носить свою собственную одежду. Он снимался точно в такой же одежде, в которой он был на телевидении прошлым вечером. Кортни, напротив, попросила конкретные лейблы и высококлассных модельеров. «Она хотела серьги от «Тиффани» и одежду от «Agnes B» и ещё нескольких других, -  вспоминала Андреа Линетт, тогдашний модный редактор «Sassy».  - Кортни - это был первый раз, когда я видела кого-то из Грандж-группы, кто очень интересовался лейблами». Линетт додумалась принести старый свитер своего отца, и Курт предпочел его дизайнерской одежде. Он надел свитер отца Линетт, чтобы сделать несколько снимков (включая тот, который позже появился в «Vanity Fair»), но на обложке «Sassy» он был  в собственном голубом свитере-кардигане.
    Та фотография на обложке, где Кортни целует Курта, оказалась культовой и является их самой известной совместной фотографией. Одежда, которая была на Курте в тот день, особенно его не по размеру большой пушистый кардиган, оказала влияние на модельеров на долгие годы. Линетт думает, что стиль той фотосессии стал нераспознанным ключевым компонентом. «Грандж - это не дизайн одежды, а, напротив, стилистический подход», - сказала она. В случае с Куртом такой стиль означал неопрятную, мешковатую одежду, волосы, которые казались немытыми, даже если они были чистыми, и намеренное сопоставление разных стилей (свитера с буквами вместе с рваными джинсами). Линетт, которая впоследствии продолжила работать в моде в журнале «Lucky», а потом на «eBay», говорит, что Гранджевый образ продолжает оказывать влияние на моду, потому что это не один цвет или покрой ткани. «Моя мать могла подобрать одежду, которую вы назвали бы Гранджевой, из своего шкафа, если бы она была правильно стилизована», - сказала она.
    Даже в Сиэтле некоторые были покорены новой модной тенденцией. Для меня это никогда было настолько ясно, чем на ярмарке штата Вашингтон 1992 года. В парке развлечений возникали палатки, рядом с теми, в которых продавались солнцезащитные очки и отварную кукурузу в початках, где продавались ГРАНДЖЕВЫЕ ВЕЩИ. Их товаром были компакт-диски и футболки хит-группа того времени, но также и фланелевые рубашки, рваные джинсы и военные ботинки.
    Почти идентичные фланелевые рубашки можно было бы найти в сотнях магазинах ненужных вещей или на уличных распродажах, некоторые были прямо за воротами ярмарки, за половину цены рубашек в палатке. Но даже в Вашингтоне, даже в нескольких дюжинах миль от того места, где Курт Кобэйн писал песни, которые сделали «Nevermind» хитом, продавцы обнаружили, что благодаря слову «Грандж» вещи продаются, как горячие пирожки.

Можно легко установить точный момент, когда Грандж обрушился на высокую моду: 3 ноября. 1992 года. В тот день модельер Марк Джейкобс представлял свою коллекцию Весна 1993 года для линии Перри Эллиса. Первая модель Джейкобса, Кристи Тёрлингтон, вышла на нью-йоркский подиум под обстрел фотовспышек и разинутые рты. На ней была чёрная вязаная тюбетейка, фланелевая рубашка без рукавов, пушистый свитер, похожий на тот, что был на Курте на обложке «Sassy», военные ботинки и тренч. Это был, как провозгласил один заголовок, «День, Когда Грандж Стал Гламурным». Позже на той же неделе Анна Суи дебютировала со своим взглядом на Грандж, который включал больше элементов хиппи, в то время как модный молодой модельер Кристиан Фрэнсис Рот продемонстрировал Грандж-одежду, используя леггинсы и рубашки, обвязанные вокруг талии, чтобы смягчить воздействие.
    Но именно проекты Джейкобса и его фланелевая рубашка за 300 $ привлекла внимание ведущих мировых изданий. «Грандж-коллекция» Джейкобса обсуждалась в сетевых новостях, в газетных статьях и во вводном монологе ночных ток-шоу. Самой идеи, что «Грандж» мог быть термином, используемым даже в моде, было достаточно, чтобы вызвать у многих смех.
Кто-то в модной прессе хвалила творчество Джейкобса, но кого-то оно раздражало. Джеймс Трумен, редактор «Details», журнала, где «Нирвана» была на обложке в ноябре 1993 года, был одним из самых цитируемых. «[Грандж - это] немода, - сказал Трумен. - Грандж не делает заявлений, и поэтому для него безумие - стать модным заявлением». Модная писательница Сьюзи Мэнкес бесплатно раздавала пуговицы «ГРАНДЖ - ЭТО ЖУТКО». Модный критик Бернадин Моррис сказала, что коллекция Джейкобса «всё смешала... Типичный наряд выглядит так, будто он подбирался с закрытыми глазами в очень тёмной комнате». Распространение «Vogue» на Грандж-моду побудило одного читателя написать редактору: «Ваша интерпретация Грандж-моды была совершенно ошибочна. Если идея в том, чтобы одеваться по-домашнему, зачем изображать моделей в платьях за 400 $? Никто из тех, кто действительно может иметь отношение к музыке, именуемой Грандж, не будут платить 1 400 $ за кашемировый свитер (особенно когда они могут купить совершенно удобную фланелевую рубашку за пятьдесят центов в местном комиссионном магазине)».
    Споры стал ещё больше, когда Марк Джейкобс признался, что он даже никогда не был в Сиэтле. Джейкобс, возможно, стал злейшим врагом самому себе благодаря модному истеблишменту, когда заявил в прессе, что его Грандж-коллекция «немного хреновая» и признался, что он нашёл «фланелевую рубашку за два доллара на Сент-Маркс-плейс» и послал её в Италию, чтобы сделать её копию из шёлка в клетку за 300 $ за ярд. Все модели Джейкобса были в вязаных шапочках, больше похожих на ермолки, чем на недорогие вязаные шапки, любимые на Северо-Западе.
    Джейкобс принял обязанности модельера в «Perry Ellis International» после смерти Эллиса, но Грандж-коллекция, как оказалось, стала его падением в престижной модной компании; он был уволен, когда его модели не удалось продать. «Хотя [Джейкобс] создал очень обсуждаемую и очень фотографируемую вдохновленную Гранджем коллекцию на весну, правление «Perry Ellis International» не предполагало заработать на его одежде для женщин», - сообщила «New York Times».
    Фэны музыки Грандж проходили мимо этих моделей, потому что считали их слишком дорогими. «Модельеры кооптировали протест Курта Кобэйна и превратили его в товар, - написала Ника Мавроди для «Fashion Spot», продавая версии высокой моды антимодной эстетики музыкальной сцены Сиэтла молодым людям, по завышенным ценам». Ещё одно проницательное наблюдение их провала поступило от Уолтера Томаса, креативного директора «J. Crew»: «К тому времени, когда вы увидите [тренд] в «Кеймарт», могут пройти три года [после того, как этот тренд впервые попал на подиум]. Отличие от Гранджа состоит в том, что он уже продавался в «Кеймарт», не говоря уж об Армии спасения»." Гранджевый облик зародился в «Кеймарт» или комиссионных магазинах, но не стал модным, пока его не стал носить рок-идол.

Со временем модные авторы стали менять своё мнение о моделях Джейкобса. В итоге несколько модных блогов назвали его Грандж-коллекцию «опередившей своё время» и «гениальной». К тому же, некоторые из творений других модельеров в течение того сезона 1993 года, которые включали элементы Гранджа, как у Анны Суи, действительно продавались, возможно, потому что они были под влиянием Гранджевого облика, хотя в более высоком качестве и ценах, но не были прямой копией. Когда в каком-нибудь предмете одежде было хотя бы чуть-чуть Гранджа, вроде изодранной бахромы, он получал больше признания, чем весь наряд.
    Стиль Грандж неожиданно прижился. Один модный сайт недавно назвал Курта «заядлым смешивателем фактур» из-за контраста свитеров с рваными джинсами. То, что Марк Джейкобс описал как свою явную «хреновость», стало расцветом стиля, что было чрезвычайно влиятельным. «Винтажный» облик проник в каждый отдел магазина одежды. Как заметил модный сайт «Guest of a Guest», «Курт Кобэйн довёл искусство носить старые джинсы до новых крайностей... Из-за этого искусственно состаренные джинсы по-прежнему сегодня находятся на полках и вешалках магазинов». Вообразите «Urban Outfitters» или «American Apparel» без вдохновлённых Гранджем стилей.
    Кроме того, у слова «Грандж» была целая жизнь в моде, и престиж, которого у него не было в популярной музыке. В музыке Грандж представляет собой определённую мелодию и место. В моде это означает стиль, который является современным и по-прежнему стильным. Если вы искали «Грандж» на сайте «Нордстрома» в конце 2013 года, появлялась 141 опция одежды, всё от жакетов до кроссовок. Даже на «eBay» выпадающее меню относит «Грандж» к отдельной категории одежды. В разделе музыки на «eBay» «Грандж» не отнесён к отдельной категории.
    Самое большое модное влияние Грандж, кажется, оказал на обувь. В 2013 году «Амазон» перечислил пятьдесят три вида различной «Грандж»-обуви на своём модном сайте. Армейские ботинки и «Doc Martens» вездесущи. И «Tom's Shoes», и «Nike» выпустили модели с эмблемой «Sub Pop» в 2013 году. О «Sub Pop Nikes» не слышали в 1988 году, но в качестве границы между очертаниями музыки и моды Грандж продолжается как влияние. «Дома мод обычно управляются «неприятными» людьми, которые очень серьёзно относились к вещам и не понимали роль культуры, - заметила Андреа Линнет. - Теперь то, что носит группа, повлияет на моду, это данность».
    Высокая мода также продолжила продавать одежду с влияниями Гранджа, иногда по непомерным ценам. Модные авторы описали недавние коллекции и Филлипа Лима, и Драйза Ван Нотена, и Оливера Ванга, и Питера Сома, и даже Кэлвина Кляйна как «Гранджевые». Имя Курта часто появляется в прессе на этих новых линиях одежды. Одна статья из пятисот слов в 2003 году о выдающихся модных деятелях того сезона в «New York Times» упомянула Курта пять раз. Статья Рут Ла Ферла, озаглавленная «СНОВА ПАХНУЛО ГРАНДЖЕМ», повествует: «Грандж: этот очень пагубный рожденный в Сиэтле стиль, популяризированный такими рок-легендами, как «Нирвана», снова появился в виде рубашек лесорубов, стильных килтов, потрепанных спортивных рубашек, отбеленных джинсов и многочисленных леггинсов в полоску, как рабочие пчёлы... Такие магазины, как «Hot Topic», «H&M» и «American Eagle» гонялись за долларами подростков с рабочими рубашками и джинсами, предназначенными для хаотичного нагромождения в стиле Курта Кобэйна».
    «Снова Пахнуло Гранджем» также выдвинула на первый план коллекцию Жана Туиту «A.P.C.», которая называлась «Попахивает Сиэтлом». Туиту объяснил, что его модели были ответом на «весь этот дешёвый гламур» остальной моды. Эндрю Болтон, куратор Института Костюма Нью-Йоркского Столичного Музея Искусства, прокомментировал: «Грандж возвращается всякий раз, когда мода противодействует более прилизанному или опрятному виду. Это - очень антимодное заявление, такое, которое ломает представления о том, что с ним согласовывается... Сегодня стиль [Грандж] романтизирован. Это больше ностальгия, чем политика».
    Простой интернет-поиск показал бы многочисленные модные блоги, которые отслеживают стили Грандж, включая ресурс «Мода. Грандж. Стиль» («Fashion. Grunge. Style»). Редактор этого сайта, Лорен Браун, сказала, что за последние пять лет Гранджевый облик «охватил мир модных СМИ, как пожар». На фоне финансового кризиса походы в комиссионные магазины за винтажными вещами никогда не были более стильными или более распространёнными в мэйнстрим-моде. Браун говорит, что у этого раунда интереса к Гранджу «нет никакого ясного и определённого музыкального стиля, который примыкает к возрождению субкультуры». В странном повороте на 180 градусов Грандж-мода находится теперь под влиянием законодателей моды, и не обязательно музыкальных.
    Известно, что даже одна-две модели говорили, что на них повлиял Курт. Модель Агнесс Дейн была такой поклонницей Курта, что, когда она начала придумывать платья, одно из её первых творений было основано на платье, которое Курт надевал на сцену. Модель Алекса Чанг сказала в интервью «New York Times», что Курт был одним из её «идолов красоты». Стилисты, жаловалась она, пытаются сделать её «волосы блестящими, а я этого не хочу. Я хочу быть похожей на Курта Кобэйна».

Влияние Курта возросло, поскольку молодые модельеры, которые росли, поклоняясь его музыке, заняли ведущие позиции и влияли на модные тренды. Лорен Браун сказала мне, что некоторые молодые модельеры «даже ссылаются на определённые наряды с живых концертов и съёмок прессы как вдохновившие их на коллекции». Компания футболок,«Wornfree» делает винтажные копии рубашек «Sounds», которую Курт надевал на многие фотосессии. Футболка за сорок пять долларов выходит с фотографией, изображающей Курта, на котором та же модель.
    Самый значительный год Гранджа на подиуме, возможно, был в 2012-2013,  когда несколько получивших высокую оценку линий также примкнули к победителям. Коллекция «Живанши» Осень 2013 года включала свою «Гранджевую» «Приталенную Рубашку с Контрастным Геометрическим Передом и Клетчатой Кокеткой». Это была, за 545 $, по существу, модная фланелевая рубашка. Дизайн-фирма «Opening Ceremony» выпустила несколько моделей высококачественной обуви в 2013 году с Гранджем в названии, включая «Грандж-Кроссовки» за 300 $." Коллекция Осень 2012 года Эди Слимана для «Сен-Лорана» (бывший «Ив Сен-Лоран») была описана как «Гранджевая» большим количеством модных авторов, чем любая линия, начиная с коллекции 1993 года Марка Джейкобса.
    Одной из моделей Слимана был тренч в мелкую ломаную клетку за 6 000$. Ещё один наряд был явно сделан по образцу одного из кукольных платьев Кортни Лав, которые Курт надел на свою собственную одежду на концерте. Слиман сознательно выбрал Кортни, Ким Гордон из «Sonic Youth» и Мэрилина Мэнсона для демонстрации своих моделей на начальной волне печатной рекламы.
    «Эди попал в точку, - сказала мне Кортни Лав в 2013 году. - Он досконально знает Грандж, и он подмешал его в моду. Он - единственный парень, который понял его правильно. Это мог быть тренч за шесть тысяч долларов, но он так красиво сделан, с такой прекрасной тканью, замечаешь качество». Однако Лав на самом деле считала несколько абсурдным, что мода прошла полный цикл, и то, что она и прочие покупали в комиссионных магазинах, теперь получило иную интерпретацию для подиумов по высоким ценам. Она сказала в интервью журналу «New York»: «Я просто нахожу смежным то, что за три месяца, или как там долго это длится, женщины собираются платить шесть тысяч долларов за чёртов тренч, который когда-то стоил нам 4.99 доллара. [Но Эди Слиман] сделал так, чтобы это выглядело абсолютно правильно».
    Даже Марк Джейкобс пришёл в себя после провала своей первоначальной Грандж-коллекции 1993 года. Он взял некоторые из тех же самых идей, опробованных в своей Грандж-линии, и открыл свою собственную виртуальную дизайн-студию. В этом контексте - высокий класс,  ограниченное производство, эксклюзивный контакт с модельером, почти как будто вы покупаете моду в арт-галерее - Джейкобс сделал очень хорошо. В 1997 году он примкнул к Луи Витону, и в 2010 году журнал «Time» назвал его одним из сотни самых влиятельных людей в мире. В 2013 году он стал креативным директором «Дайет Коук».

Если фланелевая рубашка Марка Джейкобса за 300 $ была не в состоянии спровоцировать продажи в 1993 году, это не значит, что Грандж не подпитывал продажи одежды, когда Курт был жив. Дешёвые фланелевые рубашки произвели фурор, переместившись от границ военторгов и охотничьих универмагов под открытым небом в модные ориентируемые на молодежь бутики в крупных торговых центрах. Фланелевые рубашки всегда были доступны в «Уолмарт» и «Кеймарт», но они теперь были на торцах витрин этих магазинов. Фланель также начала появляться у модных розничных продавцов вроде «Gap» и «J. Crew».
    Многие фасоны джинсов начали проявлять признаки «искусственного старения» как высококачественную отделку, а не признак возраста или износа. Люди приплачивали за покупку джинсов, которые выглядели так, как те, что Курт покупал в комиссионке.
    Вскоре после Гранджевого облика в рекламу моды вошёл ещё один странный модный тренд, который получил название «героиновый шик». Воплощенный моделью Кейт Мосс и рекламной кампанией, начатой Кэлвином Кляйном в 1997 году, в ряде рекламных объявлений были использованы аномально худые модели, казавшихся наркоманками, с впалыми щеками и бледной кожей. Другими словами, женский вариант Курта Кобэйна примерно 1992 года. Такой облик вызывал споры, но это не означало, что он не оказывал влияния, и это сыграло на тренд анорексичных моделей.
    Курт умер ко времени героинового шика, но его смерть и его публичная борьба с наркоманией, безусловно, сыграли свою роль в последовавшем шумном протесте, хотя и не в самом по себе тренде героинового шика. Увидев суперзвезду его величины, борющуюся с наркотиками, ответом на рекламу героинового шика Кляйна было возмущение. Тринадцать самых известных звёзд моды создали объединение «Модельеры Против Наркомании» и осудили моделей, изображаемых как наркоманов. Президент Билл Клинтон подтвердил: «Прославление героина - это не творчество... И это не имеет ничего общего с искусством; это касается жизни и смерти». Кляйн прекратил рекламную кампанию, хотя проблема анорексичных моделей всё ещё актуальна. Модельер Карл Лагерфельд сказал в 2009 году, что у людей, протестующих против анорексичных моделей, у самих проблемы с весом. «Это толстые мамаши, сидящие со своими мешками чипсов перед телевизором, говоря, что худощавые модели уродливы», - сказал он.
    Курт Кобэйн видел ситуацию иначе, чем Лагерфельд или Кэлвин Кляйн. Его собственная худоба заставляла его казаться сексуальным в обществе, где худощавость ценилось, но это был для него один из самых величайших источников стыда. Из-за природной худобы Курта обвиняли в том, что он наркоман за много лет до того, чем он им стал. Курт выглядел с героиновым шиком Кэлвина Кляйна, и это была часть того, что сделало его иконой моды, но в его жизни не было почти ничего, чего бы он больше стеснялся.

Сколько одежды Курт помог продать в девяностых, невозможно определить, но легко проследить влияние Курта на успех обуви «Converse». Компания балансировала на грани банкротства, но в девяностых объём её продаж резко возрос. В 2003 году «Nike» купил «Converse» за 305 миллионов $.
    Курт был не единственной рок-звездой, связанной с «Converse», но он практически жил в бренде. Посмотрите на любую фотографию Курта, и он почти наверняка в «Converse». Ни разу с того времени, когда баскетболист Чак Тэйлор дал своё имя «All Stars» в 1920-х у бренда не было такого эффективного звёздного представителя, а в случае с Куртом - такого, кто работал бесплатно.
    Эта связь с брендом сомкнулась навсегда самым ужасным способом, но таким, который, тем не менее, оказался устойчивым: Курт умер в «Converse One Stars». Фотограф «Seattle Times» сделал снимок Курта, лежащего мёртвым в своей оранжерее, и он был опубликован на первой полосе «Times» и вышел в информационных агентствах по всему миру (другие, более ужасные снимки позднее появились в Интернете). На фотографии безжизненное тело Курта лежит на полу, на нём по-прежнему «Converse One Stars». Он хорошо завязал шнурки, сама по себе беспокоящая мысль, когда пытаешься представить человека, покончившего с собой, в свои последние мгновения на земле. Это не была такая ассоциация, которую бы искала какая-нибудь компания, но связь между «Converse» и Куртом навсегда сцементирована с тем образом сцены смерти. Большинство ребят не покупало «Converse» только потому, что Курт надевал их на «Saturday Night Live» или в видео «Smells Like Teen Spirit», или умер в них, но все эти моменты, должно быть, сыграли свою роль в его ассоциации с брендом.
    Мне дали возможность осмотреть все вещи Курта после его смерти - вещи, которые у него были, или, по крайней мере, всё, что осталось от них. У него были джинсы, футболки, несколько пальто, и несколько пар «Converse». Курт написал ОДОБРЯЮ на носке одной пары. Это был типичный саркастический юмор Курта Кобэйна по отношению к самому себе, но, написав это слово, Курт говорил, что он знал - его выбор обуви будет иметь значение для миллионов. И так оно и было.
    Просматривая тысячи фотографий Курта, я так и не наткнулся ни на одну, где он был именно в той самой паре обуви, но его граффити были настолько мелкими, что они были не видны практически под любым углом - разве что если смотреть непосредственно сверху. Это были относительно новые «Converse», по стандартам Курта, поэтому они были, вероятно, приобретены в последние несколько месяцев его жизни. Их, возможно, носили месяца три, и отметка об одобрении начала немного стираться. Курт не рассматривал эти кроссовки как музейный экспонат, которым они однажды вероятнее всего будут (в настоящее время они находятся в надёжном хранилище с климат-контролем). Как и в случае с каждым предметом одежды или обуви, которые у него были, он вышибал из них дух.

Надпись Курта на носке его обуви сыграла незначительную роль в ещё одном скандале, связанном с ним. В 2006 году фирма по публикации и маркетингу музыкальных произведений «Primary Wave» приобрела 25 процентов музыкального каталога Курта Кобэйна у Кортни Лав. Лав продала эту долю по нескольким причинам, одна из которых состояла в том, что ей были нужны деньги, чтобы оплатить свои долги - но также, по крайней мере, она доказывала мне, потому что она чувствовала, что проходят годы, и музыка «Нирваны» редко используется в фильмах или телешоу, она стала менее необходимой, значимой и, возможно, ещё менее ценной. В тот же год Лав и оставшиеся члены «Нирваны» разрешили использовать «All Apologies» на телешоу «HBO» «Six Feet Under» («Усопший»). «Something in the Way» также прозвучала в фильме «Морпехи». И о том, и о другом было написано в прессе, и это вызвало много положительных отзывов, хотя некоторые фэны чувствовали, что их эксплуатируют.
    «Primary Wave» занимается управлением и маркетингом прав на публикацию музыкальных произведений многих суперзвёзд и их правопреемников, включая Бо Диддли, «Chicago», «Def Leppard», «Hall and Gates», Дэниела Джонстона, Грегга Оллмана, Джона Леннона, Стива Эрла и Стивена Тайлера. Однако покупка прав на публикацию музыкальных произведений Кобэйна была самым большим и самым публичным приобретением. Покупная цена была настолько большой, что Курт поднялся на первое место в списке «Forbes» самых приносящих прибыль умерших знаменитостей, выше Элвиса Пресли и Джона Леннона.
    Тогдашний менеджер Лав Питер Эшер сказал «Forbes»: «Мы верим, что если мы соглашаемся с правильными вещами, мы можем и заработать деньги, и сделать правильную вещь для каталога». Эшер сказал, что отношения общественности к лицензированию изменились, поскольку такие группы, как «U2» и «Rolling Stones» регулярно продают песни в рекламные ролики. «И вот: «О, круто, они используют мою любимую группу», - сказал Эшер. Президент «Primary Wave» Лоренс Местел, бывший глава «Virgin Records», сказал «Forbes», что он будет предоставлять лицензию на образ Курта только подходящим источникам. «Вы никогда не увидите музыку Курта Кобэйна в рекламе фаст-фуд-гамбургеров», - сказал Местель. Одно из первых, и пока одно из единственных мест, где «Primary Wave» дала разрешение на использование имени Курта, было самым очевидным: кроссовки «Converse».
    В начале 2008 года «Converse» сообщили о выпуске авторизированной обуви «Kurt Cobain edition». Линия была ограниченным тиражом кампании «Converse Century». В линии «Курт Кобэйн» было два стиля: один представлял собой «винтаризованную» версия «Chuck Taylor All Star», «One Star» и модели Джека Пёрселла, в то время как другим была линия «All Stars» с надписями Курта и набросками на них. На стельках была фраза «панк рок означает свобода» почерком Курта. Эта обувь стоила от 50 $ до 65 $ за пару. «Converse» также сообщили, что они делают обувь с дизайном «Grateful Dead» и «Doors».
    Многие фэны «Нирваны» были возмущены, чувствуя, что любой предмет, на котором проставлено имя Курта, даже если бренд - «Converse», был эксплуатацией. Девин Ласкер из «Primary Wave» защищал продукт в прессе: «Курт носил эту обувь». Однако, как отметил в то время блоггер «Ad Age» Чарли Морган, «Он умер в этих вещах. То есть, это беспокоит».
    Лидер-вокалист сиэтлской группы «Death Cab for Cutie» Бен Гиббард высказался в «Details»: «Когда я был подростком, мысль о том, что у Курта Кобэйна есть собственные кроссовки - это было что-то вроде кощунства», - сказал Гиббард. Но даже Гиббард, который, как и многие музыканты в Сиэтле, считал Курта образцом для подражания, понимал размеры этого специфического одобрения. «Если они превратили «Heart-Shaped Box» в «Eight-Piece Box», к примеру, для «Кентакки фрайд чикен», да, это бы оскорбило меня. Но если «Kurt Cobain Converse» нужны для того, чтобы напомнить людям, чтобы они шли и покупали альбомы «Нирваны», со мной всё в порядке».
    Кроссовки «Кurt Cobain Converse» хорошо продавались. Каждая версия линии и каждая модель в итоге были распроданы. Теперь эти кроссовки продают с наценкой на «eBay».
    Меня с самого начала раздражала мысль о продукте с именем Курта Кобэйна, но если бы Курт что-то и одобрил, это были бы «Converse». Он, вероятно, дал бы свое разрешение, если бы ему послали несколько бесплатных пар. В конце концов, я проникся этой идеей, особенно думая об ОДОБРЯЮ Курта, написанном на носке его ботинка. Однако я так и не решился купить их себе.

Если бы и существовали убедительные аргументы для силы имени Курта Кобэйна, и насколько эта связь всё ещё значима для маркетологов, они появились с ботинками «Dr. Martens». Если имя Курта на продукте, который ему нравился, вызвало споры относительно «Converse», представьте себе, что происходило вокруг рекламы, которая затрагивала его имя и образ по отношению к тому, что он никогда не носил. Поэтому возникла негативная реакция аудитории в 2007 году, когда «Dr. Martens» решили использовать имя и облик Курта без разрешения в рекламе.
    Немецкий военный врач на Второй мировой войне сконструировал ботинки и полуботинки «Dr. Martens», но к 1960-м они стали подходящими ботинками для английского рабочего класса. Ботинки стали выбором британской молодежи, включая стиляг, скинхэдов и, в конце концов, панк-рокеров. Они были импортированы в Соединённые Штаты, но в 1980-х их продавали всего несколько магазинов в Сиэтле. Одним был розничный магазин, где работала тогдашняя подруга, а позже жена Криса Корнелла из «Soundgarden». Тогда не удивительно, что Корнелл носил «Dr. Martens», как и Эдди Веддер из «Pearl Jam» и Лэйн Стэйли из «Alice in Chains» (обеими из этих более поздних групп управляла или консультировала жена Корнелла), Когда Грандж возник как культурное явление после того, как вспыхнул «Nevermind», и сиэтлских рокеров фотографировали в «Docs», продажи бренда вскоре взлетели до небес. «Doc Martens» продавались в сиэтлском «Нордстроме».
    Однако ассоциация Курта Кобэйна с «Dr. Martens» была в лучшем случае отдалённая. Если и существует фотография, где он в «Docs», я её не видел. Никаких «Dr. Martens» не было в его личных вещах, увидеть которые я имел счастье. До 1992 года у Курта не было денег, а «Docs», которые по-прежнему стоили 100 $ за пару в то время, были до «Nevermind» ему не по карману. Когда я спросил Кортни, носил ли их когда-нибудь Курт, она ответила: «НИКОГДА». Но «Dr. Martens», тем не менее, стал модным выбором, так сильно связанным с Гранджем, что они стали связаны с Куртом. Этот факт не ускользнул от рекламного агентства «Saatchi & Saatchi». В 2007 году, как часть кампании «Dr. Martens Навсегда», агентство собрало серию рекламных материалов в Великобритании, которая представляла собой иллюстрации легендарных рок-звезд - включая Курта, Джо Страммера, Сида Вишеса и Джоуи Рамона - на небесах, сидящих на облаке, и на них были надеты «Docs».
    Рекламные объявления немедленно привлекли внимание, что было, вероятно, именно тем, на что надеялся «Dr. Martens», но рассуждения сошли с рельсов, когда фэны «Нирваны» стали громко жаловаться, что Курт никогда не носил эту обувь. Даже если бы он её и носил, мысль о Курте в рекламе, особенно такой, которая изображает его на небесах в армейских ботинках, была ужасной. Поклонники «Clash» также жаловались, но протесты по поводу Курта были самыми громкими, как будто у него была наивысшая неприкосновенность.
    Кортни назвала рекламу «возмутительной» и потребовала их снять. Лав сказала, что «Dr. Martens» пытался «получить коммерческую выгоду от такого вызывающего презрение использования» фото Курта для продукта, который он не использовал. Рекламу не одобрили ни правопреемники Кобэйна, ни кто-либо, связанный с «Нирваной». Им это разрешили, потому что британский закон не защищает права на публичное использование умерших знаменитостей на одобрения продукта. Чтобы подлить масла в огонь, реклама появилась на некоторых американских сайтах, где их правовая основа была менее прочной. Рекламное агентство назвало это «ошибкой».
    Учитывая последовавшую шумиху, было не удивительно, что «Dr. Martens» распустили своё рекламное агентство и опубликовали публичное извинение. «Мы очень, очень, очень сожалеем, - сказал Президент «Dr. Martens» Дэвид Садденс с редкой прямотой для главы корпорации. - Мы действительно считаем, что это оскорбительно. Мы совершили ошибку. Вот мое сообщение Кортни Лав: это то, что мы не должны были делать». Представитель «Saatchi & Saatchi», защищая рекламу, сказал: «Мы полагаем, что объявления острые, но не оскорбительные».
    Полемика вокруг «Dr. Martens» показывает, как влиятельное и значительное одобрение Курта Кобэйна по-прежнему воспринимается как существующее в рамках рынка, и что честность Курта - всё ещё ценный объект. То, что носил Курт, имело и по-прежнему имеет значение для миллионов фэнов, продавцов одежды и дизайнеров высокой моды. Его индивидуальное чувство моды - пусть и второстепенное, пусть и коренящееся в практичности и необходимости - создало колебания, которые по-прежнему ощущаются в индустрии одежды. Возможно, Курт Кобэйн давно ушёл из жизни, но от подиума до повседневных стилей, продающихся в «Таргет», его выбор одежды по-прежнему оказывает влияние.


                ЧЕТЫРЕ
ИДЕАЛЬНЫЙ СИЭТЛСКИЙ МОМЕНТ
Абердин и Сиэтл

Курт Кобэйн родился в Абердине, штат Вашингтон, в 1967 году. Несмотря на свою тесную связь с Сиэтлом, он прожил в этом городе всего восемнадцать месяцев. Однако он провёл двадцать лет в Абердине или в соседнем округе Грэйс-Харбор. Его творчество и жизнь были сформирован годами, проведёнными в Абердине, а он, в свою очередь, изменил Абердин.
    Самая сильная музыка всегда рождается с ощущением места, которое вдохновляет и музыканта, создавшего песню, и слушателя, слышащего её. Атмосфера песни - вход в наше воображение и способ превратить мир певца в наш собственный. Иногда место специально упоминается в тексте песни, как у Отиса Реддинга в «Sittin' on the Dock of the Bay», или оно может служить метафорой, как в песне Боба Дилана «Stuck Inside of Mobile with the Memphis Blues Again». А иногда песня находится в каком-то эмоциональном месте, внутреннем мире без фактического адреса.
    Курт Кобэйн написал примерно сто песен, и почти половина из них была или написана в Абердине, или вдохновлена образами из этого города. Ни одна песня не связана столь тесно и с самим городом Абердином,  и с эмоциональной связью Курта с ним, как «Something in the Way» с «Nevermind». Устойчивая власть этой песни над слушателями - и привлекательность реально существующего места для фэнов - иллюстрирует, как творчество Курта изменило одну крошечную, реальную часть мира.
    В «Something in the Way» всего девять строк уникального текста, и она удивительно проста по структуре. В припеве повторяются четыре слова названия, где Курт не спеша растягивает каждый слог, в полном контрасте с тем, как он поёт «Smells Like Teen Spirit». Герой песни находится под мостом, где его брезент «дал течь», и он живет с «капелью с потолка». Слушатель перемещается в эмоциональный центр человека, который чувствует, что его присутствие в мире - скорее, помеха, чем благо. Ему это удаётся, потому что минорные аккорды отлично подходят к тексту об универсальном чувстве разобщённости. Это была частая тема для Курта, и центральная в его каталоге песен.
    В тексте «Something in the Way» даже не упоминается Абердин, но Курт говорил в нескольких интервью, что написал песню о том времени, когда он был бездомным и жил «под мостом». Он на самом деле там не «жил», поскольку мост в Абердине, по его словам, проходил через приливную реку, то есть там два раза в день были водные отливы, а Курт был слишком чувствительным, чтобы жить под открытым небом при любых обстоятельствах. Однако объяснение Курта стало основным в его мифологии, так же, как и сам мост. Мост на Янг-стрит расположен всего в двух кварталах от дома, где Курт провёл детство, факт, который сам по себе многое говорит о том, насколько он себя чувствовал отделённым от своей семьи. Мост всего сто метров длиной и ничем не отличается поверхностью внешне от дороги с обеих сторон. Нижняя часть визуально поразительна только потому, что бетонные столбы возвышаются над водой рядом с гниющими опорами старого пирса. Результат - несколько ломаных вертикальных конструкций, наклоняющихся под разными углами.
    Мост на Янг-стрит соединяет берега реки Уишки, маленького, подверженного действию приливов и отливов ответвления реки побольше, Чехалиса. Вода реки Уишки грязная, непрозрачная и всегда коричневая от приливно-отливных стоков, и это место также подсказало название живого альбома Нирваны 1996 года «From the Muddy Banks of the Wishkah» («С Грязных Берегов Уишки»). Всего тридцать квадратных ярдов берега реки под мостом на Янг-стрит, достаточно для того, чтобы там поместилась дюжина людей, но когда вода поднимается, то пространство значительно уменьшается.
    Курт здесь провёл некоторое время, будучи подростком, и нашёл здесь убежище от мира взрослых и место для размышлений. Фэны «Нирваны» раздули легенду о мосте из-за рассказов Курта о нём, и из-за многих ложных слухов, что именно под этим мостом он впервые принял героин. Курт экспериментировал с наркотиками в Абердине, но вероятнее всего, под этим мостом он курил траву или напивался.
    На нижней части моста во времена Курта уже были граффити, некоторые нарисовал он сам, но сейчас это стало своего рода святыней: каждый квадратный дюйм свободного пространства заполнен посланиями от фэнов Курту или о Курте, многие на иностранных языках. Он стал промежуточной станцией в паломничестве фэна «Нирваны» и одной из самой популярных достопримечательностей в Абердине. Фэны приезжают в поисках части Курта, и крошечная нижняя часть моста - самый значимый ориентир, который они могут найти в его родном городе.
    Курт давно ушел из Абердина и из этого мира. Однако мост на Янг-стрит остаётся связанным с ним, превратившись в песню.

Абердин, штат Вашингтон, не мог быть более неподходящим местом для взросления рок-звезды. Он был населён трапперами, но стал центром лесозаготовок, потому что естественная гавань обеспечивала лёгкий доступ к близлежащему Тихому океану. Это активизировало начальное развитие, но его отдалённое местоположение - два часа езды от Сиэтла - помешало крупномасштабному росту. Самые ранние лесозаготовительные работы заключались в сплошной вырубке больших участков девственного леса, и в итоге они повредили среду обитания исчезающих видов, таких, как пятнистая неясыть. Самые очевидные последствия практики сплошных вырубок - огромные ряды пней, которые покрывают склоны возле Абердина, неожиданное уродство в регионе величественной природной красоты.
    Курт рос в эпоху, когда лесная промышленность была уже в состоянии упадка, и безработица в Абердине была почти вдвое выше, чем в других частях штата Вашингтон. Чрезмерный промысел рыбы и чрезмерные лесозаготовки исчерпали оставшиеся ресурсы, и многочисленные попытки различных организаций разработать более разнообразные базы занятости были главным образом неудачными. Одна из единственных недавних развивающихся отраслей промышленности была тюрьмой, которая открылась в 2000 году и встала в один ряд с крупнейшими работодателями Абердина.
    Когда Курт родился 20 февраля 1967 года, его отец работал в автосервисе. Они жили на Абердин-авеню, 2830 ; в близлежащем Хокуиэме, хотя Курт родился в больнице в Абердине. Кобэйны в итоге переехали в дом в северо-восточной части Абердина, возле моста на Янг-стрит, в район по прозвищу Квартиры Уголовников, потому что там жили многие местные смутьяны. Сам Курт был арестован дважды за время своего пребывания в Абердине, за граффити и владение спиртным, будучи несовершеннолетним.
    Эта «половина» адреса 2830 1/2 Абердин-авеню, где Курт жил в детстве, окажется тенденцией. Это был один из пяти домов, в которых Курт проживал на протяжении своей жизни с «половиной» адреса: все они были лачугами, хижинами, частями квартир или переоборудованными гаражами, которые были выделены из других нормальных домов. Таким образом, почти каждый дом, в котором когда-либо жил Курт, за редкими исключениями, имел ощущение чего-то-на-пути, как будто они не были присоединены к другому жилью, и никогда не были настоящими домами - а те, кто там жил, были просто на грани бездомности.
    Абердин сам по себе был городом, о котором Курт думал, что он отделён от остального мира культурой и экономикой, но иногда он был буквально изолирован. Главная дорога в Абердин упирается в скалу, и иногда, после сильных дождей, дорогу перекрывает камень или грязевой оползень. В эти дни Абердин был не просто метафорически изолирован от остального мира - он был также отрезан физически.

Джонни Марр, гитарист «Smiths» и позднее «Modest Mouse», рассказал мне о своей теории, что у влиятельных музыкальных городов Северной Англии и Штата Вашингтон есть общие черты. «У них экономика рабочего класса, - сказал он мне, - и такие люди, которые живут в дождливом городе». По мнению Марра и Манчестер, и Сиэтл создают или привлекают определённую породу музыкантов, с фишкой. «Это - больше чем просто серое небо и дождь, - заметил он. - Это в большей степени позиция. Это - внутренняя культура обоих этих мест». И Сиэтл, и Манчестер известны основанным на гитаре роком с плотным слоем вокала, дисторшн-эффектами и ударами барабанов, которые часто меняют темп, а не устанавливают последовательный ритм.
    И если наблюдение Марра относительно внутренней культуры верно для Сиэтла и Манчестера, оно ещё более верно для Абердина, где выпадает восемьдесят четыре дюйма дождя в год, в два раза выше, чем в Сиэтле или Манчестере. Экстремальная погода Абердина всегда шла рука об руку с предпочтением более твёрдой музыки - гаражный рок и хэви-метал. «К началу шестидесятых Грэйс-Харбор был очагом гаражного рока», - сказал мне Джон Хьюз, бывший издатель абердинской газеты «Daily World». Хьюз также отметил связи между этим регионом и Северной Англией: «У Грэйс-Харбор есть непоколебимая, как и у Ливерпуля, склонность к громкой, живой музыке».
    Первой абердинской группой, которая подписала контракт с ведущей студией звукозаписи, была не «Нирвана», а трэш-метал-группа «Metal Church». Их одноимённый дебютный альбом в 1984 году разошёлся в количестве семидесяти тысяч экземпляров и был куплен «Elektra Records». Курт Кобэйн стал фэном этой группы - ему нравился трэш, а также и дес-метал. Он также, что весьма вероятно, позаимствовал свое частое альтернативное написание своего собственного имени, Курдт, у лидер-вокалиста «Metal Church», Курдта Вандерхуфа.
Однако большее местное влияние на Курта оказывали «Melvins», чьи альбомы продавались в очень небольших количествах в восьмидесятых, но предоставили ему образец для собственно панк-рока. Когда Курт впервые увидел, как «Melvins» выступают на парковке у гастронома в Монтесано, штат Вашингтон (группа взяла своё название в честь менеджера этого гастронома), всего в нескольких милях к востоку от Абердина, он написал в своем дневник: «Это было то, что я искал». Он написал это дважды, и подчеркнул.
    «Melvins» играли в Абердине несколько лет, но зарабатывали очень мало. (Курт помог им получить заключить контракт на запись с ведущей студией звукозаписи «Atlantic» в 1993 году и даже стал сопродюсером их альбома «Houdini»; одна из его первых публично показанных художественных работ была портретом членов группы «Kiss», нарисованных на боку фургона группы «Melvins»). В 1988 году «Melvins» уехали из Абердина, как сделал Курт всего несколько месяцев ранее: он переехал на шестьдесят миль на запад в Олимпию в 1987 году, и именно там он написал большинство песен, в итоге вышедших на «Nevermind». Хотя Курт возвращался в свой родной город на случайный концерт или чтобы навестить друзей и семью, он больше не жил в Абердине.

Когда Нирвана привлекла международное внимание в 1991 году, то же произошло и с Абердином. Город часто показывали, когда СМИ впервые начали представлять группу. Многих жителей Абердина не устраивала эта ассоциация, особенно в свете того факта, что Курт неоднократно говорил об Абердине, будто в нём полно деревенщин. В одном биографическом релизе группы, который он написал для Нирваны в 1988 году, Курт описал Абердин как полный «крайне нетерпимых жлобов, жующих-табак-стреляющих- оленей- убивающих-гомиков типов-лесорубов, которые не слишком расположены к «экстравагантным представителям новой волны»». Само собой разумеется, у Курта не было фэнов в Абердинской Торговой Палате благодаря такому описанию своего родного города.
    Далее всё стало хуже в 1992 году, когда стало известно о наркомании Курта. Хотя выпивка и таверны были основным в абердинской жизни, газетные статьи о героине смутили глав города, потому что их ассоциация с Куртом была по-прежнему очень сильна. Конечно, самоубийство Курта в 1994 году послужило своего рода дурной славой, к которой стремились немногие города. «Некоторые шутили, что именно отвратительное развитие Абердина стало известным из-за «Нирваны»», - говорит Джон Хьюз. У Абердина уже были стычки со стереотипами СМИ в предыдущие десятилетия. Центр города был некогда настолько наводнён борделями, что в 1952 году журнал «Look» сослался на него как на «одну из горячих точек в битве Америки против греха». Жители, казалось, быстрее приняли то непристойное прошлое (местная таверна даже продавала футболки с надписью «АБЕРДИНСКОЕ ОБЩЕСТВО ВОССТАНОВЛЕНИЯ ПУБЛИЧНЫХ ДОМОВ»), чем свою связь с Куртом. Было несколько попыток сразу же после смерти Курта назвать что-нибудь официально в честь Курта в Абердине, но все они полностью провалились. Один местный скульптор создал статую Курта, но город не позволил установить её на улице. В итоге статую выставили в магазине по ремонту глушителей.
    В Абердине нет книжного магазина для проведения литературных мероприятий, поэтому когда я устроил там чтение «Тяжелее Небес» в 2001 году, оно проводилось в библиотеке. В некотором смысле это было уместно, поскольку Курт проводил много дней своей юности за чтением книг в этом здании. Однако был один элемент, которого я не ожидал: протестующие. Один держал табличку с надписью «НЕ ПРОСЛАВЛЯЙТЕ НАРКОМАНОВ». Но таков был Абердин, с провинциальным дружелюбием даже в вопросах горячих дебатов, и тот конкретный протестующий в итоге пришёл на чтение и всё равно купил мою книгу. Мое впечатление от жителей Абердина за эти годы мало отличалось от опыта Курта. Я сталкивался с «жующими табак» деревенщинами, но я также встречал много образованных, начитанных интеллектуалов. Многие даже гордятся своими известными музыкантами.
    Но далеко не все. В 2004 году, к десятилетней годовщины смерти Курта, мэр близлежащего Хокуиэма выступил с предложением о чествовании Курта. Это предложение было по существу листком бумаги, провозглашающим, что в детстве Курт жил в этом городе, и увековечивание этого официально не будет стоить городу ничего. Инициатива не прошла, когда некоторые предположили, что это свидетельствует об общественном одобрении наркомании. «Какое сообщение это посылает моим детям?» - спросил член городского совета Хокуиэма Том Пламб.
    В последнее десятилетие такое восприятие Курта начало меняться в Абердине и близлежащем округе Грэйс-Харбор. «Даже скептиков грела мысль о том, что «Нирвана» была революционной группой и реальным источником гордости», - заметил Джон Хьюз. Часть этих изменений проявилась, когда владельцы мотелей и ресторанов заметили непрерывный поток посещений фэнов «Нирваны». Некоторые изменения, я подозреваю, отражают более широкую национальную тенденцию: поскольку сенсационные аспекты жизни и смерти Курта исчезают в далёкое прошлое, его творчество становится основной частью его нынешней истории. Музыкальное наследие Курта, которое проще принять политикам, чем его личные искушениям, также приносит очень необходимые туристские доллары в город, находящийся на грани разорения.
    В 2004 году три абердинских школьника написали статью в ежедневную газету, спрашивая, почему их город так ничего и не сделал, чтобы официально воздать почести Курту Кобэйну. В том же году один из авторов газеты и член городского совета создали некоммерческий Мемориальный Комитет Курта Кобэйна. Их первой целью было установить вывеску в городской черте, на которой было бы написано, что Абердин был местом рождения Курта, но это сочли слишком сомнительным. В итоге комитет на частные пожертвования соорудил маленькое дополнение к существующей вывеске «Добро пожаловать в Абердин», на котором было написано «Come As You Are». Организаторы были уверены, что, упоминая культовую песню Курта, а не его имя, у них мог бы быть больший шанс получить официальное одобрение. «Мы стремились воздать почести парню, который говорил дурное о своём родном городе и людях, которые там жили, - сказал мне Джефф Бёрлингейм, абердинский писатель и один из организаторов инициативы. - Многие были не в восторге ни от этого, ни от его образа жизни или от того, как он умер». Но городской совет одобрил инициативу, и вывеска была установлена в городской черте. С тех пор она стала культовой частью идентичности Абердина.

За эти годы были и другие попытки построить более открытый мемориал в Абердине, или, возможно, назвать улицу или парк в честь Курта. Предложение переименовать мост на Янг-стрит в мост Курта Кобэйна было отклонено десять к одному городским советом. «Такое ли наследие мы хотим оставить нашим детям?» - сказал в то время местный пастор Дон Иден.
    В 2008 году пожилой гражданин, который жил рядом с мостом на Янг-стрит, расстроился таким отношением, как у Идена, и взял дело в свои руки. Тори Ковач очистил половину акра от кустарников ежевики из городской собственности у дорожки к нижней стороне моста и голыми руками начал процесс создания там «парка». Другие местные жители стали помогать, а фирмы жертвовали материалы. Такое отношение «сделай сам», которое у Курта тоже было – одна из тех качеств, что меня восхищают в гражданах Абердина. Вывеска была сделана на гравированном металле, и на ней был текст «Something in the Way». Ковач сказал в интервью «Daily World», что он был больше фэном Элвиса Пресли, чем Курта Кобэйна, но Абердину давно пора воздать должное Курту. «Аспекты его жизни резонируют со мной, потому что я из распавшейся семьи», - сказал Ковач. Созданный гражданами парк заставил некоторых жаловаться, но в итоге город проголосовал за то, чтобы его оставить. Это место - теперь официально Прибрежный Парк имени Курта Кобэйна.
    В 2013 году абердинскому городскому совету было выдвинуто предложение снести вывеску «Come As You Are». После обсуждения совет единогласно проголосовал за то, чтобы оставить всё как есть. И когда Мемориальный Комитет Курта Кобэйна организовал благотворительные концерты, они хорошо посещались и поддерживались пожертвованиями от некоторых из близлежащих правительств, включая даже хокуиэмский. «Сегодня любого из Абердина, кто говорит о Курте в негативном свете в социальных СМИ, перекричат десятикратно, - говорит Джефф Бёрлингейм. - Время, как и в случае с большинством вещей, смягчило злость. Линейный график популярности Курта в Абердине, если бы была такая вещь, по-прежнему двигался бы на север». Джон Хьюз соглашается: «Год от года Абердин вступает в схватку со своим гением».
    Табличка  в абердинском Прибрежном Парке имени Курта Кобэйна также отмечает, что это - одно из нескольких мест, где был развеян прах Курта после его кремации. Она гласит, частично: «КУРТ УВЕКОВЕЧИЛ ЭТУ РЕКУ. В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ, РЕКА ТЕПЕРЬ УВЕКОВЕЧИВАЕТ ЕГО».

Отношения Сиэтла с Куртом были, и остаются, заметно отличными от абердинских. «Сиэтлская группа «Нирвана»» - так написано почти в каждой статье или информационном сообщении о группе после того, как они стали известными. То, что «Нирвана» была из Абердина, было подробно описано в местных изданиях, таких, как мой журнал «Rocket», но когда «Нирвана» стала международной сенсацией, их родной город часто упускался из истории. Иногда, когда Абердин упоминался в той волне прессы 1991 года, он неправильно описывался как город «под» Сиэтлом, хотя эти города были очень далеко друг от друга в культурном отношении и в двух часах дистанционно. Я видел, что, вероятно, журналисты, которые никогда не посещали Северо-запад, писали о том, что Абердин был «пригородом» Сиэтла, это вызвало бы взрывы смеха у любого жителя любого из этих городов. Но для большей части мира за пределами Северо-Запада «Сиэтл» и «Нирвана» были синонимами.
    Однако в начале 1991 года всего один член «Нирваны «жил в Сиэтле, и это был Дэйв Грол. Грол переехал туда за месяц до выхода «Nevermind» после того, как он устал спать на диване в крошечной квартире Курта в Олимпии. Крист Новоселич жил в Такоме в том году и не покупал дом в Сиэтле, пока гонорары за «Nevermind» не начали приходить в 1992 году. «Мы не могли позволить себе жить в Сиэтле», - сказал мне Новоселич. Курт, конечно, не мог позволить себе сиэтлские арендные платы: он с трудом мог наскрести 200 долларов, чтобы заплатить за свою квартиру в Олимпии. Когда он вернулся домой после записи «Nevermind» в Калифорнии, его выселили за невыплаченный долг за квартиру. Он только что записал альбом, который разойдётся в количестве тридцати пяти миллионов экземпляров, но в день, когда он приехал домой, всё его имущество было в коробках на обочине. Он спал в своей машине в течение следующей недели, пока не начал снимать комнату с друзьями, и в итоге в гостиничных номерах, оплаченных его студией звукозаписи, когда «Нирвана» начала гастролировать.
    Большую часть 1991 и 1992 года Курт продолжал жить в гостиницах и кантовался у друзей, когда «Нирвана» гастролировала более регулярно. Его следующий полупостоянный адрес был в Лос-Анджелесе, где он и Кортни Лав снимали квартиру, ожидая рождения Фрэнсис Бин Кобэйн в августе 1992 года. Они намеревались оставаться в Лос-Анджелесе только временно, но когда Калифорнийская Служба Защиты Детей стала участвовать в их жизни из-за слухов об их наркомании, которые появились в «Vanity Fair», они не могли уехать из штата. Они жили в нескольких разных временных квартирах, но та, в которой они проживали дольше всего, находилась в районе Фэрфакс. В их квартире было большое венецианское окно, но шторы никогда не открывались. В одно из самых солнечных мест в Соединённых Штатах Курт привёз Абердин с собой.
    Курт и Кортни вместе с ребёнком переехали в Сиэтл только в конце 1992 года, проживая сначала в модных гостиницах. Они неоднократно нарывались на неприятности с руководством гостиниц - нарушение режима, ущерб, деятельность по сбыту наркотиков, неоплаченные счета - и были по существу изгнаны из всех четырёхзвездочных гостиниц в Сиэтле. В следующем году они сняли дом в северо-восточном Сиэтле, который должен был стать их самым постоянным местом жительства в Сиэтле. Только в январе 1994 года они купили свой особняк в районе Дэнни-Блэйн Сиэтла. Это был первый дом, которым когда-либо владел Курт, и он будет последним: он умрёт в комнате типа оранжереи над гаражом спустя всего три месяца после покупки дома.
    Сиэтл во многих отношениях идеально подходил для личности Курта и его момента славы. Музыкальная сцена Сиэтла была создана органично - никто не предполагал, что она станет настолько большой, и поэтому о самомнении надо было забыть. После прорыва «Нирваны» я часто сопровождал приезжих нью-йоркских журналистов, которые хотели посмотреть достопримечательности того, где развивалась эта популярнейшая музыкальная «сцена». Но там было мало на что смотреть, поскольку сцена собиралась главным образом в подвалах и гаражах. Почти каждая вторая музыкальная  сцена в стране - от Остина до лос-анджелесского Сансет-стрип - развивалась из-за сильно развитой сети местных клубов. Сиэтлские группы пробились по противоположной причине: там не было приличной клубной сцены. Так как группы не могли зарабатывать деньги, играя вживую, они ушли в подвалы, чтобы репетировать, и представляли, что запись сингла или альбома будет их билетом к славе. Именно потому, что не было никакого шанса на успех и богатство от игры вживую, эти группы были вынуждены метить выше, переходя прямо к записи альбома. И это работало.
    Когда группы могли сколотить достаточное состояние, чтобы устроить концерт в одном из нескольких клубов Сиэтла, которые занимали оригинальные группы, зрители неизбежно исчислялись дюжинами, и все в зале знали друг друга. Существовал менталитет племени, который был замкнутым, но также и воспитывающим. Большинство зрителей в этих местах вроде «Vogue» или «Central Tavern» были членами других групп. «Мы играли в это время, не думая, что мы будем успешными или известными, -  однажды сказал мне гитарист «Soundgarden» Ким Тэйл, - а просто потому, что мы хотели произвести на наших друзей впечатление. Это была сцена, основанная на дружбе, и это - единственная причина, по которой группы были настолько расположены друг к другу и не соперничали». Следовательно, в городе не было места чрезмерному самомнению и критике, и статус на музыкальной сцене Сиэтла, по крайней мере, в середине девяностых, был предоставлен только таланту, не для славы или денег.
    Это отлично подходило для позиции Курта Кобэйна. Хотя он очень сильно хотел добиться успеха, он не хотел, чтобы это было слишком очевидным. Это было источником недовольства Курта «Pearl Jam»: он чувствовал, что группа грешит тем, что открыто желает успеха. В прессе Курт высказал то, что будет самым суровым упрёком для сиэтлской группы: он назвал «Pearl Jam» «карьеристами». (Он описал их в «Rolling Stone» как «корпоративную, альтернативную и кок-рок-фьюжн» группу). Это было лицемерие, конечно, поскольку Курт легко мог бы продолжать работать на независимых студиях звукозаписи, но, по правде говоря, он хотел продать альбомы столько, сколько и любой. Курт, и «Нирвана», ушли с «Sub Pop» и подписали контракт с «корпоративной» ведущей студией звукозаписи «Geffen», потому что они хотели денег, которые эта сделка принесёт. Но в Сиэтле «жаждать» было ругательством, и Курт умерил свою жажду.
    В свою очередь, даже когда «Нирвана» была невероятно известна, сиэтльцы относились к Курту так, будто он был членом любой другой группы, суперзвездной или нет. Я был в сиэтлских клубах десятки раз, когда там был Курт или один из других членов «Нирваны». Да, по залу шёл приглушённые шёпот, что гонорар в доме, но в любом случае никто не отваживался сделать нечто неубедительное типа попросить у Курта автограф, или фотографию, или побеспокоить его. Даже когда Курт был гигантской суперзвездой, в Сиэтле ему дали своего рода анонимность, которую он не мог бы найти больше нигде. И Курт сделал себя легко узнаваемым: хотя многие в сиэтлской музыке одевались по существу в ту же самую униформу – джинсы, футболки, кроссовки - в последний год своей жизни Курт часто носил охотничью шапочку с ушами в стиле Элмера Фадда. Эта шапочка была заметной на улицах Сиэтла, как и самая известная рок-звезда в мире, которая её носила. Но, тем не менее, никто его не беспокоил.
    Если и существует какая-нибудь история, которая больше всего иллюстрирует суть Сиэтла, она появилась, когда Кортни решила, что супругам нужна новая машина. Она не умела водить, но у Курта было две старинные машины, старые «Валиант» и «Вольво». И они вместе пошли и купили совершенно новый чёрный «Лексус». Тогда они стоили миллионы и, возможно, предоставили целый парк автомобилей повышенной комфортности. Но Курт водил «Лексус» менее суток, а потом ему стало неудобно, поскольку машина была слишком броской.
    Он вернул «Лексус» в дилерский центр, утверждая, что ему не понравился цвет, и вернул свои деньги. Потом Курт взял такси до его особняка за миллион долларов. Его старые машины были по-прежнему припаркованы на обочине.
    Если Сиэтл был идеальным городом для того, чтобы Курт Кобэйн стал звездой, было также верно, что Курт Кобэйн был идеальной рок-звездой для Сиэтла. Восхождение «Нирваны» и внимание, которое музыка Грандж получила на международном уровне, были отлично рассчитаны для звёздного номера программы Сиэтла. Взрыв сиэтлской музыки произошёл именно в тот момент, когда и «Microsoft», и «Starbucks», и «Amazon» привлекали внимание к городу. В предшествующие десятилетия Сиэтл прежде всего был известен в деловых кругах как родина «Боинга», и в музыкальной культуре как родной город Джими Хендрикса. Единственной местной группой, чей альбом достиг успеха, став платиновым до 1991 года, была «Heart». И хотя Сиэтл служил штаб-квартирой для нескольких компаний из «Fortune 500», до девяностых его неофициальным символом была Спейс-нидл, символ в форме НЛО, построенный для Всемирной Выставки 1962 года.
    «Нирвана» была только одной группой, и одним аспектом, первого бала Сиэтла в 1991 году, но «Nevermind», возможно, принёс городу больше отзывов национальной прессы в том году, чем что-то кроме «Microsoft». Компании звукозаписи начали прочёсывать музыкальную сцену Сиэтла в поисках таланта, и во многих случаях они его находили. «Теперь никто не может достать билет на самолет в Сиэтл или Портленд, - говорил в то время Эд Розенблатт из «Geffen Records». - Все рейсы забронированы представителями A&R с намерением найти следующую «Нирвану»». Через год после «Nevermind» и у «Pearl Jam», и у «Soundgarden», и у «Alice in Chains» были собственные платиновые альбомы. И хорошей новостью для Сиэтла было то, что каждая из этих групп фактически проживала в городе, и в отличие от «Нирваны» эти группы заслуживали этой связи.
    Специфическая артистическая чувствительность Курта Кобэйна также вызвала глубокий отклик в душах жителей и законодателей мод Сиэтла. Город всегда ценил аутсайдера, левоцентристского артиста, отверженного. «Есть здесь нечто более глубокое, в меньшей степени деньги, в большей степени искусство», - сказал мне Кнут Бергер, обозреватель сиэтлского журнала. Бергер ссылается на влиятельных художников Северо-Запада Марка Тоби и Морриса Грэйвза, поэтов Теодора Рётке и Уильяма Стаффорда, и других людей художественного склада, которые были связаны с корнями рабочего класса Северо-Запада, но кто также делал работу мирового класса. Подъем Гранджа дал Сиэтлу ощущение того, что у него есть шанс быть известным чем-то ещё помимо дождя, программного обеспечения или кофе. «Грязное, мерзкое, тёмное местное искусство всё ещё могло существовать здесь, бурно расцвести и привлечь внимание мира, - сказал Бергер. - Культура и самоутверждение; идеальный сиэтлский момент».
    Если был и момент времени, когда это самоутверждение было наиболее очевидным, по крайней мере, когда оно достигло коммерческого успеха, это было лето 1994 года, года, когда умер Курт. Только в том году четыре разные группы из Сиэтла – «Нирвана», «Alice in Chains», «Pearl Jam» и «Soundgarden» - возглавили чарты продаж «Billboard». Не прошло и года с тех пор, когда альбомы всего квартета групп из одной области мира заняли первые места. «В тот момент, - сказал мне Ким Тэйл из «Soundgarden», - казалось, будто Сиэтлские Мореходы только что выиграли чемпионат мира по бейсболу. Стало казаться, что что-то происходит, не только мне, но и Сиэтлу».
    Это было незабываемое время, то, которое с тех пор осталось в Сиэтле. Музыка стала частью идентичности Сиэтла – по-видимому, постоянной частью, если последние два десятилетия были признаком грядущего. Музыканты со всей страны, загрузившись в фургон, переезжали в Сиэтл. Некоторые из них стали известными, некоторые не стали, но инфраструктура звукозаписывающих компаний, адвокатов, специализирующихся на музыке, студий звукозаписи, менеджеров, импресарио, и концертных площадок развивалась, ничего из этого не было на своём месте в восьмидесятых. Клубная сцена - некогда такая слабая, что группы с «Sub Pop» были вынуждены репетировать в подвалах, а не играть вживую - бурно расцвела и достигла уровня мировых стандартов. Группы-суперзвезды Сиэтла играли только в этих клубах для «сюрприза», на концертах, о которых сообщалось в последний момент, но клубы были переполнены каждый вечер всеми группами B-уровня, которые уповали на славу, вместе со своими фэнами.
    В «Rocket» мы раз в год публиковали справочник действующих групп Северо-Запада. В конце восьмидесятых в этом списке было триста групп, идентифицированных как «действующие» группы, а не только группы на подхвате; к началу девяностых их число внезапно возросло до тысячи. В этих списках была дюжина групп, члены которых будут следующими в длинной череде известных северо-западных групп: «Built to Spill», «Presidents of the United States», «Seven Year Bitch», Эллиот Смит, «Supersuckers», «Harvey Danger», «Candlebox», «Sleater-Kinney», «Modest Mouse», «Neko Case», «MxPx», «Shins», «Band of Horses», «Walking Papers». С той сцены начала девяностых даже пришли некоторые музыканты, которые будут позже играть в группе с самым большим успехом 2013 года, «Macklemore», чей мегахит «Thrift Shop» мог быть первой музыкальной одой Грандж-моде. Сами «Macklemore» был слишком молоды, чтобы быть перечисленными в списке групп эры девяностых в «Rocket», но там был человек, который поёт припев «Thrift Shop», Майкл «Уэнц» Уэнсли.
    Сделал успешными эти группы, последовавшие за «Нирваной», не Курт Кобэйн - это был их талант - а дело, которое он начал, и внимание, которое «Нирвана» привлекла к Сиэтлу. Помогая стать услышанной части этой музыки, «Нирвана» была настолько большим танкером в водах музыкальной индустрии, что многие другие группы понимали, что их лодки поднимаются с ними.
    Для меня момент кристаллизации, доказавший, что мой город теперь означает определённую музыку, произошёл во время отпуска в Сент-Луисе в 1992 году. На плакате на телеграфном столбе, который я увидел, были перечислены три группы, о которых я никогда не слышал. Это не удивляло, учитывая, что это было очень далеко от моего родного города, но именно слово «Сиэтл» привлекло моё внимание в первую очередь. На вершине постера была шапка, в десять раз крупнее названий групп, она гласила «ИЗ СИЭТЛА».
    Мне казалось абсурдным, что три неизвестных группы могли гастролировать по Среднему Западу, поскольку на плакате их домашний адрес был написан крупнее, чем их названия. В начале 1992 года даже Курт Кобэйн не мог на законных основаниях поместить слова «Из Сиэтла» на плакат Нирваны, но в общественном мнении эта небольшая деталь почти не имела значения. Он уже был «Куртом Кобэйном из Сиэтла», и таким и останется.


                ПЯТЬ
ПРОИСХОДИТ КАЖДЫЙ ДЕНЬ
Наркомания и Самоубийство

Курт Кобэйн был не просто одним из самых влиятельных музыкантов своего поколения; он был также одним из самых известных наркоманов эпохи. Курт испытал большую славу, конечно, но наркомания - несомненная часть этой славы и его наследия. Его смерть, какой бы она ни была ужасной, имела несомненное влияние на то, как музыкантов теперь лечат от наркомании, и на то, как менеджеры и студии звукозаписи реагируют на клиентов, которые борются с наркотиками. В областях танатологии, науке о смерти, и суицидологии, науки о самоубийстве, жизнь и смерть Курта широко анализировались, исследовались, и о них много писали.
    Несмотря на то, что Курт был идентифицирован как наркоман в глазах общественности, этот этап его жизни наступил довольно поздно. В течение первых двадцати четырёх лет жизни Курт Кобэйн не был наркоманом, и часто был самым трезвым из группы его друзей. Когда началась его зависимость от героина, это стало величайшим шоком для некоторых друзей: Курт так боялся игл, что однажды убежал из кабинета врача, когда тот попытался сделать ему укол. Однажды, в старшем подростковом возрасте, Курт пришёл на вечеринку на Хэллоуин, одетый в костюм наркомана, с руками, разрисованными фальшивыми следами от уколов. Худощавое телосложение Курта уже было таким, что, как предполагали многие, было похоже на присущую наркоманам, и слухи о его наркомании начали донимать его приблизительно в 1990 году в Олимпии, отчасти из-за этого костюма на Хэллоуин. Два года спустя это стало правдой.
    Вплоть до 1991 года Курт также редко много выпивал, поскольку он всегда беспокоился по поводу своих постоянных проблем с желудком. Он иногда принимал таблетки и курил марихуану, но он был слишком беден, чтобы позволить себе регулярно принимать какие-то наркотики. Он был склонен пробовать новые диеты, чтобы и поправиться, и попытаться помочь уладить свои проблемы с желудком, и из-за нескольких разных программ, иногда по целых шесть месяцев, он переходил на режимы, когда он вообще не пил и не курил. В одном из первых туров «Нирваны» Курт был самым заботящимся о своём здоровье членом группы и жаловался на других ребят, которые слишком много развлекаются и, как он полагал, умаляют серьёзную задачу создания музыки. Однако он не остался самым заботящимся о здоровье участником группы.
    Он начал принимать героин в 1991 году, и это употребление время от времени к концу года стало зависимостью. Он написал в своем дневнике, что он «принял решение» стать наркоманом, то, что он сначала романтизировал, дойдя до того, что называл этот наркотик «героиней», когда писал о нём, и он хорошо понимал сарказм этого. Большая часть первоначальной мотивации Курта принимать его появилась после того, как он обнаружил, что героин облегчает его боль в желудке. Курт сперва не искал героин - как в случае со многими, с этим наркотиком его познакомил друг - но вскоре он был единственным среди его группы друзей, кто предложил бы покайфовать. Он принимал всё больше и больше, хотя его жалкое финансовое положение первоначально служило регулятором, ограничивая его зависимость. Но слава принесла деньги, а деньги приносили героин. То, что началось как способ облегчения его боли в желудке, превратилось в зависимость, которая вызывала боль ломки каждый раз, когда он пытался завязать или прожить хотя бы один день без наркотика. Облегчение боли порождало боль.
    Однако скоро романтизм Курта по поводу героиновой наркомании исчез, и его дневник стал самым резким антинаркотическим посланием из тех, которые вообще возможно прочитать. Поскольку он потерял свою свободу из-за своей наркомании, и поскольку она приносила все более и более отрицательные последствия для него, он часто просил Бога освободить его от наркомании - но эти молитвы оставались без ответа. Он пытался использовать силу воли, чтобы побороть своё пристрастие, но безуспешно. Он посещал собрания двенадцати шагов на нескольких этапах, но объявил, что они ему не подходят. Судите его первоначальный выбор принимать наркотики, если хотите, но Курт действительно провёл, по крайней мере, пять программ в реабилитационных центрах или клиниках частных врачей, пытаясь бросить героин. Ни одна из этих программ не длилась достаточно долго для того, чтобы быть по-настоящему успешными, но то, что он пытался завязать столько раз, показывает, как отчаянно он пытался остановиться.
    Его наркомания недолго оставалось тайной для широкой публики. На интервью с журналистом в 1992 году он задремал, верный признак наркомании, и об этом сообщили в прессе. С этого момента Курт жил под пристальным вниманием и СМИ, и публики. Тот стыд или осторожность не мешали ему принимать наркотики, но в своих более поздних интервью он последовательно утверждал, что его наркомания в прошлом. Он говорил о том, что он «был» наркоманом, и он последовательно преуменьшал степень своей наркомании. «Я принимал героин в течение трёх недель [в начале 1992 года]», - сказал он в интервью с «Los Angeles Times» осенью того года. Когда он отодвинул это в очень далёкое прошлое, он говорил так, что казалось, будто он изменился, взялся за ум. Это было его собственная проекция; так Курт представлял себе человека, которым он хотел быть. Но потом в следующем интервью хронология его «прошлой» наркомании изменилась. Не было времени вообще, в период отрезвления, чтобы даже придумать «прошлую» историю и «нынешнее» отрезвление. Теперь Курт всегда находился в зависимости.
    Был момент, когда я, работая над «Тяжелее Небес», пытался создать временную шкалу наркомании Курта, составляя схемы его передозировок и его пребываний на реабилитации, и соединяя их с тем, когда он говорил в интервью, что воздерживается. Математика просто не складывалась. Он говорил в этих интервью, что несколько недель не принимает наркотики, но друзья рассказывали, что он принимал их постоянно, и это доказывали и полиция, и медицинская документация. Однажды я даже позвонил Кортни Лав и задал ей этот вопрос. Я сказал ей, что в период последних восемнадцати месяцев жизни Курта - когда степень его наркомании была самой высокой - я просто не мог найти ни одной полной недели, когда он не принимал наркотики, не говоря уж о тех нескольких неделях, когда он продолжал ссылаться на это в последовательных интервью журналам. Кортни ответила одним словом, но оно показало, как многого я не понимаю в глубинах борьбы Курта. «Угу», -  сказала она. А затем продолжила: «Он был наркоманом. А ты как думал?» Я хотел - как и каждый биограф, который желает лучшего для своего героя – чтобы история была более приятной, если наркотики не душили бы его такой мёртвой хваткой. В лучшем случае я хотел лучшей жизни для Курта, но в худшем случае, я был наивен.
    По мере продолжения жизни Курта зависимость становилась всё серьёзнее и серьёзнее. Стало больше передозировок, попыток самоубийства, арестов, и всё это происходило, когда он по-прежнему был самой популярной рок-звездой в мире. Тогда всё, что бы он ни делал, становилось новостью; всё сомнительное, что они с Кортни делали вместе, становилось ещё большей новостью. Они продолжали попадать на первые полосы, хотя их жизни продолжали укорачиваться, вовлечённые в спираль наркомании, когда Курт не выходил из дома по нескольку дней, иногда недель.
    Многие люди за пределами их мира хотели обвинить Кортни в наркомании Курта, но даже несколько из самых близких друзей Курта, которые испытывали сильную неприязнь к Кортни, были твёрдо уверены, что это было не так. В том, что два наркомана укрылись вместе в гнезде с деньгами, и наркотиками никогда не было ничего хорошего, но она наверняка вообще не «подсаживала» его на наркотики, как часто считается. Курт увлекался героином задолго до появления Кортни. Все три подружки Курта до Кортни рассказывали о том, как его экспериментирование с наркотиками отгоняло его от них. И в браке Курта с Кортни несколько раз его поведение было более предосудительно, чем её. Кортни прошла больше периодов воздержания, чем Курт, и во время одного из них она даже посещала собрания двенадцати шагов. Курт знал, когда Кортни воздерживалась от приёма наркотиков, и он часто принимал их в соседней комнате, хотя его жена только что приехала с собрания наркоманов, пытаясь оставаться чистой. Но в браке двоих наркоманов нет большой разницы, кто из них хуже или лучше в тот или иной момент. Один из их самых близких друзей сказал мне так: они были как два персонажа пьесы, преступник и жертва, наркоман и ворчащий супруг, и ежедневно, иногда ежечасно, они менялись ролями. Была ли она хорошим или плохим выбором в качестве партнёра в глазах остального мира, для Курта не имело значения. Читая их переписку и его дневники, мне было ясно, что он выбрал её, поскольку она выбрала его.

Когда Курт умер в 1994 году, его наркомания рассматривалась более обширно в суде общественного мнения. Его смерть была важной новостью и имела эффект отпугивания одного за другим нескольких наркоманов, которых я знал на музыкальной сцене Сиэтла. Но это, конечно, не остановило наркоманию в Сиэтле или где-нибудь ещё. На уикэнд после смерти Курта многие из его друзей из Сиэтла напились или приняли наркотики, чтобы забыться, пытаясь избежать шока и боли. У нас с Куртом были общие друзья, и тот, кто воздерживался в течение нескольких месяцев, вернулся обратно в темноту на той неделе. Смерть Курта заставила многих, кто знал его, испытать чувство безнадёжности. Тот друг умер несколько лет назад, последние несколько лет злоупотребления убивали его, по сути, это было медленное самоубийство. Та история повторялась снова и снова.
    Однако, в конце концов, трагическая смерть Курта заставила многих в музыкальной индустрии, особенно терапевтов-профессионалов и музыкантов, переосмыслить наркоманию. За эти годы я встречал, по крайней мере, дюжину самых влиятельных музыкантов, которые сказали мне конфиденциально - когда магнитофон был выключен - что видение суровой реальности наркомании, настолько разбившей жизнь Курта, заставило их изменить свои привычки. В литературе о двенадцати шагах есть строчка, которая повествует о том, что единственный результат невылеченной наркомании – «тюрьмы, учреждения и смерть». Курт прошёл через все три ступени, и ещё не было жизни, где окончательная цена наркомании была так ясно разъяснена. Помимо всего прочего, его жизнь послужила поучительной историей.
    «Я не остановился сразу после того, как он умер, - сказал мне как-то один музыкант. – Но, увидев, что случилось с Куртом, мне пришлось посмотреть на всё. Потребовался год, но мне помогли».
    После смерти Курта больше внимания исследователи психического здоровья уделили тому, как злоупотребление наркотиками и алкоголем связано с самоубийством - несколько исследований показывают, что целых две трети самоубийств связаны с злоупотреблением психоактивными веществами в какой-либо форме. «После смерти Курта лечение от алкогольной или наркотической зависимости кардинально изменилось, поскольку мы теперь углубляемся в первопричины и условия всего патологического процесса зависимости, - говорит Эрика Крузен из «MusiCares».  - В своё время лечебные учреждения, возможно, сосредотачивались прежде всего на интервенции или детоксикации, но теперь они учатся оценивать и распознавать сопутствующие психические расстройства, такие, как глубокая депрессия и/или беспокойство, которые, будучи оставленными без внимания, вероятно, приведут к рецидивам или риску самоубийства».
    «MusiCares» - благотворительное крыло организации, которая выдаёт премии Грэмми, и они предоставляют анонимные варианты лечения музыкантам, сражающимся с наркоманией. Группа собрала миллионы для лечения посредством благотворительных концертов с участием таких звёзд, как Пол Маккартни, Нил Янг, Кэрол Кинг и Брюс Спрингстин. «MusiCares» помогла тысячам музыкантов получить лечение и ресурсы для воздержания от употребления наркотиков. Она также помогала - анонимно, конечно - нескольким музыкантам из Сиэтла, которые знали Курта, и некоторым, кто даже принимал с ним наркотики. В начале девяностых некоторые из этих ресурсов не были доступны для музыкантов, или, по крайней мере, о них не было широко известно.
    Гарольд Оуэнс - старший директор «MusiCares», но он был также ранее адвокатом в той самой последней клинике по лечению от наркотиков, которую посещал Курт, и работал в той же палате, которая была выделена Курту. Оуэнс говорит, что смерть Курта была «тревожным звонком» для музыкального сообщества и заставила менеджеров, и студии звукозаписи более точно пересмотреть свои роли. Поскольку смерть Курта была такой ужасной, Оуэнс говорит, что из-за этого многие музыканты обращались за лечением, и продолжают это делать. «В результате многие люди больше не принимают наркотики, возможно не тогда, но где-то в глубине души у них созрела мысль, что они могли бы получить помощь», - сказал он мне.
    Менеджеры групп стали смотреть на наркоманию на денежном уровне, понимая, что ранняя смерть означает конец делового потока дохода и строго с финансовой точки зрения требует более быстрого действия, чем считалось ранее. Наркомания теперь рассматривается как своего рода профессиональный риск. Группы берут на гастроли «трезвых инструкторов», и некоторые группы создают безалкогольные зоны за кулисами. На каждом крупном фестивале или событии музыкальной индустрии организовываются частные группы двенадцати шагов, чтобы оказывать поддержку; «MusiCares» раздаёт визитные карточки со списком линий бесплатного лечения, и эти карточки обычно размещают за кулисами многих концертных площадок или в туалетах или гримёрках, так, чтобы нуждающиеся музыканты знали, где найти помощь, если они её ищут.
    Но самое большое изменение за последние двадцать лет - в отношении. «До девяностых, - говорит Оуэн (вероятно, Оуэнс - Прим пер.), - существовал миф, что выхода нет, что воздержание от наркотиков также означало бы потерю творческого потенциала. Но после смерти Курта многие известные люди больше не принимают наркотики, и мифы рассеялись».
    Смерть Курта даже побудила некоторых членов его семьи говорить публично о влиянии наркомании и самоубийства на семью. Его тётя Беверли Кобэйн написала две книги по предупреждению и преодолению самоубийств, включая «Умереть, Чтобы Стать Свободным: Гид по Исцелению Семей После Самоубийства». Любимая и самая близкая тётя Курта, Мари Эрл, была также вдохновлена на создание презентации о наркомании, которую она проводит в старших классах школ. Она говорила с тысячами подростков. Слушая рассказ о борьбе Курта от одной из его самых близких родственников делает живым сражение с наркоманией, отчего оно кажется более личным, чем эпизод из «Реабилитации Знаменитостей».
    Во времена Курта никакой «Реабилитации Знаменитостей» не было. Он наверняка  никогда не пошёл бы на эту программу, поскольку он очень стыдился и своей наркомании, и своей славы. Но спустя два десятилетия после его смерти кажется, что знаменитости всех возрастов и уровней славы могут воспользоваться эфиром и объявить, что они обращаются за помощью в лечении от наркомании. Как общественность, мы едва ли и бровью поведём. Трагедии, связанные с наркоманией и самоубийством, продолжаются, но сама идея, что знаменитости могут открыто обсуждать свою борьбу - это данность сегодняшнего дня.
    Любая борьба с наркоманией - трудное сражение, в котором успех измеряется в днях, проведённых без наркотиков, и в котором на языке реабилитации говорят о «ежедневной отсрочке», а не лечении. Четверо друзей Курта, у которых я брал интервью для «Тяжелее Небес», уже умерли по причинам, связанным с наркотиками, в последнее десятилетие. Но несколько других близких друзей Курта - все были ужасно зависимы в какой-то момент, один настолько опасно, что я думал, что именно его тело было обнаружено в доме Курта - сейчас воздерживаются от употребления наркотиков.
Ужасно даже писать эти слова, но сейчас Курт больше известен благодаря своему самоубийству, чем чему-то ещё. Даже те, кто не знает ничего о «Нирване», или музыке, или о личном мастерстве Курта, знают, что он покончил с собой в апреле 1994 года при помощи дробовика. Он - один из самых известных людей, когда-либо покончивших с собой. Любой поиск самоубийств в Интернете сразу же одним из первых выдаёт имя Курта вместе с Сильвией Плат, Винсентом Ван Гогом и Хантером С. Томпсоном.
    Самоубийство Курта стало главной новостью во всём мире, попало на обложки многих журналов (заголовок «Newsweek» гласил: «САМОУБИЙСТВО: ПОЧЕМУ ЛЮДИ УБИВАЮТ СЕБЯ?»), о нём сообщалось в каждой крупной новостной телепередаче, оно было предметом круглосуточной трансляции на MTV, и было темой нескольких дней обсуждений на радио-ток-шоу в прямом эфире. «Курт стал ассоциироваться с самоубийством», - говорит врач Николь Джон Кэрролл. Какое-то время его самоубийство настолько доминировало, что публика считала, что оно «лишило его блеска своего мастерства», говорит она. Кэрролл знала об этом не понаслышке: она была не только известным врачом, но и свояченицей Курта.
    Самоубийство Курта повлияло на жизни его семьи и его фэнов, но эта история не была уникальной - за исключением того факта, что он был знаменит. В том же 1994 году в Соединённых Штатах покончили с собой ещё 30.574 человек. Самоубийство стало такой проблемой здравоохранения, что за сражение с ним теперь отвечает Центр Контроля и Предотвращения Заболеваний (ЦКПЗ), как будто это чума или вирус Эбола. ЦКПЗ полагает, что на каждое фактическое самоубийство приходится одиннадцать неудачных попыток, что означает, что в год смерти Курта несколько сотен тысяч американцев попытались свести счёты с жизнью. Во всём мире это количество исчисляется миллионами.
    Даже те, кто был ближе всех к Курту, и кто пережил огромнейшую утрату, поняли, что его смерть была одной из многих. «То, что случилось с Куртом, не редкость, - сказал мне однажды Крист Новоселич. - Такая же история происходит по всей этой стране. Это - комбинация наркомании и отсутствия навыков преодоления стресса».
    План по Предотвращению Самоубийств Молодёжи Штата Вашингтон, который был введён через год после смерти Курта, установил главные факторы риска для самоубийства. Они читаются как резюме Курта: предыдущая попытка самоубийства (Курт совершил как минимум полдюжины попыток); прошлые или нынешние психические расстройства (например, депрессия); злоупотребление алкоголем и/или наркотиками (серьёзное для Курта); доступ к огнестрельному оружию (у Курта было много оружия). Ещё одного фактора риска нет в этом списке, но, как соглашаются эксперты, он имеет значение - это самоубийства в семейном анамнезе. В научных кругах много думали о том, что учёные найдут «ген самоубийства». Исследование 2002 года, опубликованное в академическом журнале «Архивы Общей Психиатрии», показало, что вероятность того, что дети, родители которых пытались покончить  с собой, сами попытаются совершить самоубийство, возрастает в шесть раз. Часть общественности снова стала рассуждать об этом в 2009 году, когда Николас Хьюз, сын Сильвии Плат и один из её двоих детей, которые были в доме, когда она покончила с собой, свёл счёты с жизнью в сорок семь лет.
    Самоубийства в анамнезе семьи Курта имели важное значение. Два его дяди покончили с собой, а его прадед совершил самоубийство на глазах у своей семьи. В семейном анамнезе также были депрессии и злоупотребления алкоголем, и многие из интересующихся чувствуют, что у депрессии и наркомании есть сильный генетический компонент. Учёные продолжают искать ген самоубийства, но известно, что в определённых регионах значительно более высокие показатели самоубийств. Социологи думают, что, когда самоубийства распространены в одной области, и это величайшее из всех человеческих табу пересечено, это даёт уязвимым людям «разрешение», когда наступает период мыслей о самоубийства. В случае Курта в его семье и родном городе было столько самоубийств, что он уже говорил о том, чтобы покончить с собой, будучи подростком. Курт сам случайно наткнулся на жертву самоубийства, когда он учился в школе, обнаружив человека, который повесился на дереве. Эта картина наверняка произвела неизгладимое впечатление на молодой мозг Курта - он подробно говорил об этом с друзьями детства - и абсолютная случайность этой находки стала ещё одной ужасающей частью его истории.
    Я часто вижу, что пишут: «Курт Кобэйн покончил с собой из-за славы». Возможно. Но считаю, что прежде чем Курт вообще взял гитару, он увидел жертву самоубийства, повесившуюся на дереве, у него были члены семьи с обеих ветвей его родословной, которые выбрали самоубийство, у него в семейном анамнезе были депрессии и злоупотребления алкоголем, и он рос в регионе с неблагополучной экономикой, где безработица и показатели самоубийств были высоки. Возможно, что прежде, чем он вообще взял гитару, у него не было никаких шансов. Возможно, что слава, вместо того, чтобы унести его жизнь, дала ему больше лет, чем у него было бы без неё. Что мы действительно знаем наверняка - взросление с сознанием того, что другие члены семьи покончили с собой, как это было в случае с Куртом, значительно увеличивает риск.
    Печальная история самоубийств в нашем обществе продолжилась после смерти Курта. Спустя два десятилетия показатели самоубийств в Соединённых Штатах неуклонно увеличивались, согласно ЦКПЗ. В 2010 году 38.354 человек совершили самоубийство в США. У тридцати трёх положительный результат дала проверка на алкоголь, у 23 процентов - на антидепрессанты, и у 20 процентов - на опиаты. В данном году в Америке итогами самоубийств стали примерно 34.6 миллиардов долларов за расходы на лечение и потерю работы. Хотя молодые женщины совершают попытки самоубийств гораздо чаще, мужчины чаще умирают из-за самоубийств, так как их попытка, скорее всего, будет удачной - это исследователи самоубийств назвали гендерным парадоксом. Молодые мужчины особенно уязвимы и, согласно Suicide.org, на каждую смерть женщины от самоубийства приходится четыре мужские смерти. Самоубийство - вторая ведущая причина смерти взрослых двадцатисемилетнего возраста независимо от пола, только после автокатастроф. Курту исполнилось двадцать семь в феврале 1994 года.
    Это действительно происходит каждый день.
Однако первоначально широко освещаемая в СМИ смерть Курта вызвала большую тревогу среди чиновников здравоохранения, которые боялись, что это «идеальный шторм», угрожающий уязвимой молодежи. Самоубийства знаменитостей, как известно, становятся причиной подражаний или имитаций самоубийств. Когда в 1962 году умерла Мэрилин Монро, её самоубийство широко изучалось, потому что она была столь выдающейся знаменитостью со страстными поклонниками. В следующем месяце в Соединённых Штатах было на двести самоубийств больше, чем обычно. Учитывая большое количество фэнов Курта среди возрастной группы, уже подверженной риску, боялись, что после его смерти последует катастрофа.
    Сразу же после смерти Курта каждое самоубийство или попытка самоубийства в районе Сиэтла проверялись исследователями на потенциальные взаимосвязи. Один молодой человек вернулся домой после публичной поминальной службы по Курту и покончил с собой, и это самоубийство широко освещалось в прессе, и предполагалось, что оно может быть первым из волны.
    Есть много сайтов, посвящённых теориям заговора в отношении Курта, намекающих на то, что он не покончил с собой; некоторые из этих сайтов также регистрируют самоубийства-подражания. Эти сайты утверждают, что «преступление», мнимое убийство Курта, тем более отвратительно и трагично, потому что оно привело к дальнейшим смертям невинных жертв. Один из этих сайтов заговора перечисляет девятнадцать «связанных с Кобэйном самоубийств-«подражаний» сочувствующих»; другой сообщает, что их «как минимум шестьдесят восемь». Их непристойным сообщениям было уделено большое внимание в СМИ.
    Но то, что не демонстрировалось в таких количествах - это научный и детализированный статистический анализ экспертов по здравоохранению после самоубийства Курта. Примечательно, что статистические данные в округе Кинг, где Курт жил и умер, показывают, что число самоубийств фактически понизилось через несколько месяцев после смерти Курта. Уменьшилось оно не слишком, но было существенным, учитывая в целом возрастающий уровень самоубийств. Кроме того, тот факт, что огромного резкого скачка не было, противоположен тому, чего ожидали исследователи, противоположен тому, о чём много раз сообщали в СМИ, и разительно контрастирует с тем, что столько раз утверждалось на тех сайтах заговора.
    Доктор Дэвид Э. Джобс - ведущий эксперт по самоубийствам и автор одного из тех исследований, сделанных после смерти Курта. Он говорит, что показатели уменьшения количества самоубийств после смерти Курта сперва его удивили, но они продолжились в нескольких дальнейших исследованиях. Ещё одно всестороннее исследование показало, что количество самоубийств значительно снизилось сразу после его смерти, даже в таких местах, далёких от Сиэтла, как Австралия, где Курта любили.
    Я был в своём офисе, когда мне позвонили и сообщили о самоубийстве Курта, но Джобс узнал об этом, возможно, даже более ирреальным способом. Он, как ни странно, был на той неделе на международном съезде исследователей самоубийств; он услышал эту новость, сидя в баре, обсуждая тенденции в этой области, когда на заднем плане по телевидению передали срочное сообщение. «Это был заголовок статьи, - сказал мне Джобс, - и я был с парнем из ЦКПЗ, и у нас просто челюсти отвисли. «Будет плохо», - сказали мы. Мы думали, что будет эпидемия».
    Всестороннее исследование Джобса показало, что произошло противоположное. Работа, которую он опубликовал, предлагает несколько причин: «Отсутствие очевидного эффекта подражания в Сиэтле может быть вызвано разными аспектами освещения в СМИ, методом, использованным в самоубийстве Кобэйна, и вмешательством кризисных центров и программ по работе с населением». Джобс говорит, что ещё одним ключом была программа помощи медицинского сообщества в предыдущем году по утверждению протокола освещения самоубийств, убеждающая СМИ включать ресурсы о самоубийствах в свои сообщения. Смерть Курта «была первым случаем, когда статьи выходили с небольшими врезками, где перечислялись телефоны экстренной связи, признаки депрессии и места, где можно получить помощь», - сказал Джобс. Он говорит, что смерть Курта была чем-то вроде «выброса самоубийства знаменитости, в котором это, возможно, привел к сообщению, которое принесло какую-то пользу».
    Викки Вагнер, руководитель Программы Предотвращения Самоубийств Молодёжи Сиэтла, говорит, что смерть Курта всё ещё имеет значение в повышении степени информирования общественности два десятилетия спустя. «Она заставила молодёжь и, конечно, подростков, намного более открыто говорить о самоубийстве, и нормализации этого, даже если это тема, которая на самом деле никогда не нормализуется, - говорит она. - Его смерть заставила ребят посмотреть на реальность того, каким было бы воздействие вашего самоубийства».
    В ходе научной работы Джобса его исследователи фактически ходили по домам людей, которые покончили с собой после смерти Курта, и изучали компакт-диски и плакаты «Нирваны» и изучали записки на взаимосвязь. По статистике, когда у группы продано тридцать пять миллионов компакт-дисков, их музыка, по всей вероятности, обнаружится на полках кого-то из тех, кто покончит с собой, но Джобс и другие исследователи об этом на время забыли. То, они обнаружили, продемонстрировало, что фэны «Нирваны» не убивали себя просто из-за его смерти. «Результаты были тем, что мы называем «превентивным невариаторным эффектом»», -  говорит Джобс, имея в виду, что внимание и обстоятельства смерти Курта, возможно, на самом деле поощряли людей обращаться за помощью: его исследование заключило, что смерть Курта статистически уменьшила самоубийства среди фэнов «Нирваны» в изученный период. Как это ни странно, умирая, Курт, возможно, спас жизни.

    Из всех данных, о которых Джобс сообщил в своём всестороннем исследовании, кошмарнее всего было читать о случае, когда одна юная поклонница «Нирваны» совершила попытку самоубийства, и успешную, спустя всего неделю после смерти Курта. Она хорошо знала о ресурсах, которые были доступны из сообщений СМИ, но в своём последнем письме миру она написала, что не смогла бы воспользоваться этой помощью. Но она также сделала замечательное открытие в своей предсмертной записке - она написала, что, хотя она любила Курта, она покончила с собой не потому, что он так сделал, а из-за своих собственных проблем и депрессии. «В своей записке, - говорит Джобс, - она сказала, что хочет «иметь» своё собственное самоубийство, и не хочет, чтобы оно было связано с его самоубийством. Некоторые занимались выяснением этого, веря в экологическое заблуждение», - говорит Джобс - предположение, что люди, которые покончили с собой после смерти знаменитости, сделали это из-за того газетного материала. В случае самоубийства Курта Кобэйна наука не поддерживает это предположение, и в действительности верно обратное.
    Почему конкретно человек выбирает самоубийство, наука не может сказать. Единственный субъект, который может точно объяснить свою мотивацию, мёртв. Однако Джобс размышляет о нескольких ключевых факторах, которые сыграли роль в минимизировании подражателей и понижении количества самоубийств вслед за Кобэйном. Сам избранный Куртом метод смерти уменьшил количество подражателей из-за интенсивного насилия, связанного с ним. Мысль о боли может остановить самоубийственный импульс, и хотя это может показаться парадоксальным, это соотношение часто обнаруживают исследователи самоубийств: поэтому также острые шипы под мостом могут остановить самоубийства в этом месте. Хотя в освещении в печати смерти Курта были зловещие моменты, тот факт, что метод самоубийства Курта был широко освещён в деталях, сделал его менее романтичным для юных фэнов. Мэрия Сиэтла и правительственные учреждения в других городах также издали пресс-релизы с контактными данными ресурсов, ещё одна важная деталь реакции.
    Ещё одним ключевым элементом, на который Джобс ссылается как на фактор, сдерживающий самоубийства, было публичное поминовение Сиэтлом Курта. Оно привлекло тысячи людей к Сиэтл-центру в воскресенье,  10 апреля, 1994 года, спустя всего два дня после того, как было обнаружено тело Курта. Это было одно из самых экстраординарных событий, свидетелем которых я когда-либо был.
    Сразу же после того, как стало известно о смерти Курта в пятницу, фэны собрались в общественном парке, который был рядом с его домом в районе Дэнни-Блэйн Сиэтла. Я сам поехал туда, когда, наконец, вышел из своего офиса в тот кошмарный день. Я видел плачущих фэнов, держащих в руках свечи, или прикрепляющих фотографии Курта на скамейки в парке. Как во многих из событий, которые были связаны с Куртом и Гранджем, у меня была двоякая роль: я сам был фэном и скорбел, но я был также журналистом. Глядя на оранжерею, где его обнаружили, я все ещё не мог поверить, что недавно он был в этой комнате живым, но теперь всё это место было обнесено желтой полицейской лентой. Позже мы узнали, когда судебно-медицинский эксперт установил, что Курт наиболее вероятно умер 5 апреля, что его труп лежал необнаруженным в той оранжерее три дня.
    Стало ясно, что нужно более масштабное общественное поминовение в Сиэтле. Музыкальное сообщество Сиэтла быстро организовало ночное бдение и наметило его на воскресенье, десятое число, в фонтанном павильоне Сиэтл-центра. Несколько радиостанций помогли распространить сообщение об этом и согласились вести трансляцию. Хотя главная цель состояла в том, чтобы почтить память Курта, в планировании была также некоторая уловка: мероприятие намечалось на то же время, что и частная поминальная служба. Были некоторые опасения, что фэны наводнят поминки, на которые можно было попасть только по приглашению. Прессе также запретили вход на поминки, даже местной прессе, даже газетам, которым Курт обычно платил двадцать долларов за то, чтобы дать объявление.
    Когда я пришёл на территорию Сиэтл-центра в то воскресенье, я ожидал толпу, и семидесятичетырёхакровый общественный парк был заполнен фэнами «Нирваны». По подсчётам полиции, там было семь тысяч человек, но могло быть и больше, поскольку фэны были сосредоточены в кварталах вокруг Сиэтл-центра, сидя в кружках, играя на гитаре, зажигая свечи, держа фотографии. На панихиде на маленькой эстраде были установлены колонки, и я зашёл за них, столкнулся с Марко Коллинзом и спросил его, что точно здесь будет. «Я на самом деле не знаю, и я - один из организаторов, - сказал он. – Будут говорить несколько человек, и мы поставим ту плёнку, которую записала Кортни».
    Марко сказал несколько слов, когда началось мероприятие, и то же сделали несколько других ди-джеев. Потом прозвучала запись короткого обращения Криста Новоселича, который призвал фэнов найти свою собственную музу, следуя панк-рок-этике Курта, и никогда не забывать, что «нет особенных групп, нет актёров-королей». Дальше была плёнка Кортни. Она начала с сообщения, что записывает её в их постели. Толпа совершенно затихла, пока она говорила. Я никогда не находился в семитысячной толпе и не слышал, чтобы она была настолько тиха - никогда. Запись была настолько ясной, что было слышно, как Кортни затягивается своей сигаретой. Она сказала, что прочтёт предсмертную записку Курта. «Здесь кое-что для вас», - сказала она, обращаясь к фэнам Курта. Но прежде, чем прочитать её, она попросила толпу крикнуть ««придурок», очень громко». И они это крикнули. Это был какой-то громкий общий вопль гнева, боли, печали. Потом, в течение следующих пятнадцати минут, сама Кортни вопила, кричала и читала практически каждую строчку предсмертной записки Курта.
    Если идея панихиды начиналась как уловка, чтобы удержать массы в стороне от проходящих поблизости частных поминок, она превратилась в самое удивительное зрелище общего горя, свидетелем или участником которого я когда-либо был. Вскоре после того, как её плёнка закончилась, когда закончились частные поминки, Кортни даже появилась в Сиэтл-центре. Она держала в руках предсмертную записку Курта. Она сидела с группами фэнов и позволять им подержать и почитать предсмертную записку Курта. Такую драму для сцены никогда не писал и Шекспир.
    Но всё мероприятие, больше благодаря случайности, чем планированию, превратилось в блестящую политику здравоохранения. Поскольку Кортни, и СМИ, особенно обращали внимание на то, как умер Курт, Джобс думает, что общественная панихида в Сиэтл-центре была абсолютной кульминацией. Кортни говорила очень определённо о том, что Курт делал с собой, что, говорит Джобс, убрал какое-либо очарование, которое, возможно, было связано с этим актом и показало, сколько боли было оставлено другим после его самоубийства. «Было очень сильно с её стороны прочитать эту записку, со всей ее яростью, - говорит Джобс, - потому что это пробило дыру в романтическом ожидании самоубийства». После того, как прозвучала плёнка Лав, с толпой поговорил эксперт по предотвращению самоубийств, предлагая варианты и информацию о том, как обратиться за помощью. В конце концов, говорит Джобс, «это была предотвращённая катастрофа».
    Джобс изучал самоубийства в течение многих лет, и поскольку его показатели в качестве причины смерти увеличиваются, он говорит, что образование, а не моральная реакция, является ключевым. Особенно в рок-музыке, говорит он, нападки Типпер  Гор на жёсткие тексты были полностью ошибочными, учитывая то, что обнаружила наука: «Мы провели три разных исследования суицидальных текстов рок-музыки, вещей вроде «Jeremy» Pearl Jam»».  Хотя фэнам этих песен могут приходить в голову большее количество суицидальных мыслей, их воздействие на то, что Джобс называет «просоциальной реакцией», на самом деле уменьшает их показатель самоубийств. Другими словами, грусть и прослушивание песни о грусти помогает вам чувствовать себя лучше, а не хуже, и рок-музыка не принуждает вас убивать себя.
    Джобс также всесторонне исследовал предсмертные записки. Записка Курта, сообщает он, к сожалению, соответствует образцу, который слишком распространён, исследователи называют его «синдромом осознаваемой обременительности». Это означает, что суицидально настроенные люди полагают, что тем, кто вокруг них, будет лучше, когда они уйдут. «Человек убеждает себя, что они не только прекратят собственные страдания, они сделают подарок людям, которых они любят, - говорит Джобс. - Они заблуждаются».
    За годы исследований Джобс также изучил воздействие самоубийства на оставленные семьи. Самая большая трагедия «синдрома осознаваемой обременительности», говорит он, состоит в том, что тем, кто остался - тем семьям, тем друзьям, тем фэнам музыки – «никогда не станет лучше».

Я очень мало знал о самоубийстве или героиновой зависимости до того, как начал писать о жизни Курта, и я признаю, что подходил к его истории предвзято. Чтобы оценить свои собственные предубеждения, я был вынужден противостоять своей предвзятости и просвещаться, особенно в том, что касается наркомании.
    Я был родом из семьи, обремененной алкоголизмом. Было больше чем несколько параллелей истории Курта и моей собственной: мы были оба из разведённых семей; мы росли в маленьких городах в штате Вашингтон, изолированных от крупного города; и мы обратились к искусству, в какой-то степени, потому что мы не подошли в футбольную команду. Также я знал тьму в своей собственной внутренней эмоциональной жизни. Однако независимо от того насколько напряжённым было мое детство, это не привело к героиновой зависимости. Поэтому я думал о ней - также, как и многие в обществе - как о худшем из худших, самом низком моральном выборе.
    Но когда я начал изучать наркоманию, я понял, что любые предубеждения, хорошие или плохие, не решали проблему. Многие из наших законов о наркотиках основаны на том, чтобы те, кто придерживается высоких моральных ценностей, чувствовали превосходство по поводу своего собственного выбора, но они не справляются с кризисом нашего здравоохранения. Вот куда теперь переместились мои убеждения: что наша текущая основанная на наказании политика в отношении наркотиков только обходится нам больше в ресурсах, не рассматривая наркоманию как болезнь.
    Мои чувства поменялись по нескольким причинам, но частично из-за чиновницы здравоохранения, которая работала в округе Кинг. Эта женщина потратила немало времени, помогая мне понять лицо наркомании в Сиэтле, где живут приблизительно десять тысяч опиумных наркоманов. По статистике в Сиэтле, как и во многих портовых городах, всегда был более высокий уровень употребления героина, чем в других местах. Сиэтл находится также в коридоре Западного Побережья, где торговлей героином управляют мексиканские наркокартели. Эти картели искусны в дистрибьюции, и в результате их бренд героина, чёрная смола», дешевый и доступен в изобилии. Он также представляет собой тип героина, который делает потребителей - включая Курта - особенно восприимчивыми к вторичным инфекциям из-за многих агентов, которые обычно его разбавляют. Хотя точный размер популяций наркоманов трудно подсчитать, через двадцать лет после смерти Курта всё в Сиэтле становится только хуже, согласно Управлению по Борьбе с Наркотиками. В 2013 году оно назвало героин «врагом Сиэтла номер один» из-за увеличивающегося числа депрессий, девяносто восемь местных смертельных случаев передозировки в 2012 году, и возрастающее переключение рецептурных наркоманов на героин, потому что он дешевле.
    Та сотрудница службы здравоохранения, которая ввела меня в курс дела относительно героиновой зависимости, объяснила во всех подробностях, что употребление этого наркотика влечёт за собой относительно приобретения и инъекций и его долгосрочных последствий в плане медицины и здоровья. Я должен был понять эти вещи, понять, что такой уклад жизни значил для Курта. В Сиэтле около десяти тысяч опиумных наркоманов. Эти тысячи наркоманов должны соображать, каждый день, как купить, употребить и финансировать своё пристрастие. Некоторые из них крадут автомагнитолы, но многие зарабатывают на своё пристрастие, как это делал Курт. Одна из профессий, где наркомания является самой высокой, среди медицинских работников - медсестёр, врачей - потому что они работают в стрессовой обстановке и имеют свободный доступ к наркотикам. Они не разорившиеся бездомные, а скорее профессионалы с заработками и семьями. Наркомания переходит все экономические барьеры, половые, этнические принадлежности и соседство.
    Я узнал, что такое наркан, почему у людей вокруг Курта всегда был запас этого предотвращающего передозировку препарата, и что штат Вашингтон - один из немногих, где им можно легально владеть без рецепта. Во многих других районах просто иметь при себе наркан, который употребляется только для спасения жизни того, у кого передозировка, незаконно. Я узнал, что, хотя я всегда думал, что передозировка была самым большим риском здоровью от героина, есть много других возможных смертельных инфекций от героина-чёрной смолы, продаваемого в Сиэтле. Я узнал, что гепатит С скоро убьёт больше людей, чем СПИД, и его лечение обойдётся стране в миллиарды. Я впоследствии обнаружил, что у многих из друзей Курта, с которыми он употреблял героин, сейчас гепатит С, и у него почти наверняка он тоже был.
    Всё это открыло мне глаза, но следующая остановка в моём образовательном туре о героине также имела эффект. Было важно, чтобы я исследовал физиологические эффекты передозировки, чтобы понять две основных части истории Курта: почему он не умер от многочисленных передозировок, и как он был в состоянии принять большое количество героина в свой последний день и, тем не менее, покончить с собой при помощи оружия. Само собой разумеется, это были не те задания, которые, как я думал, вообще когда-либо будут в моей книге для записи деловых встреч, когда я учился в школе журналистики. Однако второй пункт был решающим, потому что большинство теорий заговора по поводу смерти Курта - их индустрия с книгами, сайтами, и предполагаемый «документальный» фильм - начинается с идеи, что Курт был настолько под кайфом, что никак не смог бы покончить с собой.
    Чтобы поверить, что это был заговор, сперва нужно поверить, что две дюжины полицейских Сиэтла, которые были в курсе этого громкого дела, все - каждый из них - были так или иначе в сговоре по укрывательству, когда они заключили, без всякого сомнения, что это было самоубийство. Я с тех пор понял, что если кто-то хочет верить в теорию заговора, тем не менее, чем больше фактических данных представляешь, тем больше увеличивается их паранойя и растут их сомнения. Как игра-аркада «Убей Моль», сколько их ни бей, они возвращаются снова. В «New York Times» недавно цитировали президентского историка Роберта Даллека с предположением, что причина, которую очень многие не могут признать, что Освальд убил Кеннеди, потому что сделать так - значит, «показать людям, как всё в мире случайно, как неопределённо. Я думаю, что это причиняет им боль; они не хотят принять этот факт». С фэнами Курта, я думаю, свою роль сыграло также что-то ещё: если они могут обвинить кого-то еще, всё равно, кого, в выборе Курта, то они могут всегда считать его невинной жертвой, и это заставляет их чувствовать себя менее преданными его действиями.
    Однако для того, чтобы признать, чтобы всё Полицейское Управление Сиэтла было «мошенниками», вы должны также признать, что доктор Николас Хартшорн тоже был мошенником. Доктор Хартшорн был судебно-медицинским экспертом округа Кинг, который работал на расследовании и проводил вскрытие трупа Курта. Я знал, кем был доктор Хартшорн - он был давним другом человека, с которым я работал в «Rocket». Он был блестящим врачом, который очень заботился о том, чтобы расследование дела Курта проводилось тщательно и методично. Он сказал мне, что если в обстоятельствах смерти Курта будет что-то подозрительное, он «пойдет на край света, чтобы это выяснить». И смерть Курта, сказал мне доктор Хартшорн, была, без сомнения, самоубийством. Он также показал мне секретные документы и информацию, связанную со смертью Курта, когда я проводил исследование, потому что он хотел удостовериться, что я знаю каждый аспект того, как велось расследование.
    Доктор Хартшорн умер спустя год после выхода «Тяжелее Небес». Он был бейс-джампером, прыгающим со склонов гор в качестве хобби, когда он не выделялся в своей профессиональной жизни. В Интернете столько шума о заговоре по поводу смерти Курта, что это тревожит меня. но ничто не оскорбляет меня больше, чем чтение о том, что смерть доктора Хартшорна - еще одно звено в «цепи» «крупного укрывательства». Доктор Хартшорн совершил 501 успешный бейс-джамп и, судя по всему, надо полагать, что на 502-м прыжке подоспел заговор, заставил ветер дуть в другом направлении и унёс его жизнь.
    Но до того, как доктор Хартшорн умер, я спрашивал его несколько раз о том, почему отчёт токсиколога показал уровень героина в крови, который, возможно, был фатальным для других, но не убил Курта. Он сказал мне, что давние отъявленные наркоманы могут выработать переносимость, которая создает широкую вариативность по поводу того, что является смертельной дозой, или сколько времени потребуется, чтобы такая доза вызвала наступление смерти. Он также послал меня к экспертам, которые собирались в Сиэтле на следующей неделе на ежегодное международное собрание - представьте себе - работников здравоохранения, пытающихся предотвратить передозировки героина.
    Я посетил это собрание. Я задавал многим из мировых экспертов эти вопросы, и они подтвердили то, что сказал мне доктор Хартшорн. Один судебно-медицинский эксперт сказал мне, что был случай, когда человек принял вдвое больше героина, чем Курт, и даже был в состоянии ездить на велосипеде в лаборатории. Доза героина, которая могла бы убить нормального человека, не обязательно вызовет смерть заядлого наркомана. Эта особенно ужасная часть науки также помогает объяснить многие рок-н-ролльные рецидивные смерти. Наркоманы прекращают принимать наркотики на длительный период времени, выводят препарат из своего организма, а затем начинают снова и принимают ту же самую дозу, которую они принимали раньше во время их зависимости - которая теперь становится роковой. Но Курт никогда не прекращал принимать наркотики надолго, чтобы понизить свою переносимость.
    На том собрании по поводу передозировок я видел представление, которое во многом изменило мои отношения и моральные суждения о наркомании, и подход в мире к её лечению, чем что-либо ещё. На сцену вышел человек, и на протяжении десяти минут показывал слайды, начав с фотографий младенцев, потом бойскаутов, предводителей болельщиков, двух ребят на выпускном балу. Дальше шли фотографии окончания вузов, свадьбы и семьи. Когда я на них смотрел, то понятия не имел, что связывало этих людей разных возрастов, рас и полов. Всё застыло на фотографии красивой молодой девушки, и человек вышел на авансцену и сказал: «Каждый человек, которого вы только что видели, был любим, у него была семья, отец, мать, друзья, у кого-то были сыновья, у кого-то дочери, и у всех были мечты, - сказал он. - И все, кого вы только что видели, это те, кто умер в прошлом календарном году от передозировки героина, включая эту последнюю девушку, это моя дочь Меган. Большинство этих смертей можно было предотвратить, если бы мы перестали смотреть на наркоманию как на моральную проблему, и начали смотреть на то, как мы можем спасти жизни благодаря решениям здравоохранения, основанным на науке». К тому времени, когда человек закончил говорить, в доме плакали все, даже учёные.
    Этот мужчина был из Австралии, и часть его представления была о том, как их центры по снижению вреда - клиники, где наркоманы могут принимать наркотики под медицинскими наблюдением - понижают количество смертельных случаев от передозировки, сокращают скорость распространения СПИДа и гепатита C, и предоставляют чиновникам доступ к наркоманам, чтобы они могли получать информацию о лечении в свои руки, ничего из этого невозможно, когда кто-то принимает наркотики в переулке. Его дочь, к сожалению, находилась в городе, где такой клиники не было. «Мы не спасём ни одной жизни, пока не прекратим свои моральные суждения о зависимости от героина, - сказал он. - Мы должны начать находить решения на основе науки, на основе политики, которая работает, на основе снижения вреда, и не на основе морализма».
    Фотография Курта Кобэйна не появлялась среди тех, которые сменяли друг друга во время слайд-шоу - это было спустя несколько лет после его смерти. Однако там было несколько худощавых, белокурых, голубоглазых мальчиков. Они выглядели почти в точности так же, как он.


                ШЕСТЬ
ПОСЛЕДНЯЯ РОК-ЗВЕЗДА
                Наследие и Голубые Глаза

Во многих отношениях Курт Кобэйн был последней рок-звездой. Я не собираюсь преуменьшать значение многих других великих музыкальных талантов последних двадцати лет, но с тех пор в рок-н-ролле не было ни одного исполнителя с такой комбинацией неотшлифованного таланта, обаяния, честолюбия и, самое главное, выдающейся способности сочинять песни, как у Курта. Есть множество групп, которые выпустили классические альбомы, и Адель, например - суперзвезда с потрясающим талантом и голосом. Но у Курта были и определённые манеры рок-звезды, и лирический дар, а эти два компонента редко сочетаются. У Курта также была мрачность, которая была ключевым элементом его лирического дара. Крист Новоселич однажды сказал мне, что для того, чтобы понять Курта, вам также надо понять, что с ним было что-то не так, что-то ненормальное, и это был один из ключей к его мастерству. «Эта музыка была такой мрачной, злой, красивой, яростной, - сказал мне Крист. - В ней была красота, но что-то было не то. Это типа будоражило. Вот что отличало его от всех остальных людей той эпохи - он был артистом, а они – нет».
    Когда Курт умер двадцать лет назад, я ожидал, что появится много звезд и пополнит список непревзойдённых знаменитостей, возможно, затмив Курта. По ряду причин этого не произошло, но эта нехватка также делает более значимым место Курта в истории и играет роль в его наследии. Его смерть, какой бы она ни была трагичной и несвоевременной по тысяче причин, произошла в нужное время особенным образом: он располагается на временной шкале великих людей рок-н-ролла, как раз перед последней точкой.
    Это может быть отчасти потому что Курт умер в начале очень многих преобразований в музыкальной индустрии, когда технология преобразовывала весь мир. Дело не только в том, что Курт Кобэйн затмил своих ровесников и тех, кто пришёл после, но и в том, что изменилось само поле игры. Последние двадцать лет в музыкальной индустрии, с появлением МP3, скачивания и потока траффика, символизировали быстрое изменение того, как люди покупают и знакомятся с музыкой. «Nevermind» - один из последних рок-альбомов, который в итоге есть в коллекции почти каждого человека определённого возраста, купленный как единое целое - как альбом, который теперь сам по себе кажется радикальным - в музыкальных магазинах. Сегодня большинство музыки продаётся в электронном виде, и продаются, главным образом, песни, и продажи всего музыкального альбома - теперь часть того, чем они были два десятилетия назад. Только одна рок-группа в 2012 году пробилась в топ-десять чартов продаж, и это была «Mumford и Sons», чей альбом «Babel» разошёлся в количестве 1.5 миллиона экземпляров - сравните его с «Nevermind», который разошёлся в количестве десяти миллионов экземпляров всего за один переломный год. Влияние «Nevermind», как в коммерческом, так и в художественном отношении, было бы значительно ниже, если бы фэны были в состоянии купить несколько треков на «iTunes» и не покупать весь альбом. Музыкальные жанры разделены теперь до такой степени, что трансляция одного и того же альбома всеми радиостанциями кажется невероятной. Если бы его карьера началась десять лет спустя, такой славы Курта, которая объединила звёздность и мастерство, вероятно, не было бы. В сегодняшнюю эру «YouTube», когда внезапная слава приходит в основном из-за совершения чего-то возмутительного, а не из-за качества песен ремесла музыканта, Курт плыл бы по течению.


Курт был родом из совершенно другого времени. Большая часть собственной музыкальной коллекции Курта была на кассетах, некоторые из них он записал с радио после ожидания, когда передадут отличную песню, а потом он пытался нажать кнопку записи именно в подходящий момент. Он провёл несколько месяцев своей жизни в своей дрянной маленькой квартирке, часами смотря «MTV», пытаясь записать видеоклип на свой видеомагнитофон или ждал, чтобы просто посмотреть что-то из своей любимой на тот момент группы. Даже чтобы найти музыку в своей юности, Курту приходилось рыться в заплесневелых ящиках с виниловыми альбомами в музыкальных магазинах в поисках одного конкретного альбома, который казалось невозможным найти, или ему приходилось брать на время альбом у друга. Однажды он проехал на машине до самого Сиэтла, когда он был подростком, чтобы найти альбом, который он услышал по радио, и обошёл несколько комиссионных магазинов, пока, наконец, не отыскал его: это был альбом «REO Speedwagon», наличие которого всего несколько лет спустя будет невероятно его смущать. Во всех этих случаях Курту приходилось взаимодействовать с другими людьми, продавцами музыкальных магазинов или своими приятелями, чтобы купить или взять на время альбомы, что создавало чувство содружества. Курт не мог зайти на «Amazon» и мгновенно загрузить песню, он должен был искать в материальном мире. И в материальном мире он устанавливал длительные связи. Он познакомился с Кристом Новоселичем в средней школе, но их дружба - самая длительная музыкальная связь в жизни Курта - была сформирована, когда Курт пришёл в абердинский «Бургер Кинг», где работал Новоселич, чтобы завезти кассету для Криста. Передача онлайн МP3 не создала бы такую важную встречу, неформальный разговор («Эй, какая музыка тебе нравится?»), связь глаза в глаза, и дружбу на всю жизнь, которая возникла тогда и привела к созданию «Нирваны».
    Курт был рок-звездой в эпоху, когда всё в музыке требовало времени и усилий. Когда «Нирване» нужно было найти нового ударника. Курт час ехал на машине в офис «Rocket», разместил рубричное объявление, а потом ждал неделями, когда заинтересованные лица отправят ему по почте письмо. Запись альбома была так дорога, с сжатием затрат и платы за студию, что Курту приходилось искать студию звукозаписи, которая оказала бы помощь, для этого ему потребовалось написать сотни писем студиям. Все ответили ему отказом. Когда первый сингл «Нирваны», «Love Buzz», наконец, вышел на «Sub Pop», Курт отнёс этот материальный сингл-сорокопятку на сиэтлскую радиостанцию «KCMU», после чего подъехал к телефонной будке, бросил монету в 25 центов, чтобы набрать номер станции и заказать свою собственную песню, а потом очень долго сидел в своей машине, ожидая, чтобы её послушать по радио. Та же самая радиостанция - теперь «KEXP», Интернет-пионер с большим количеством слушателей во всём мире, где заявки можно оставлять на сайте, а любое выступление в студии станции можно найти на «YouTube» или в архиве онлайн и услышать в любое время. Это - вселенная, совершенно отличная от той, где Курт или я достигли совершеннолетия.
    Что-то такое было в том более раннем, более медленном времени в истории, что помогло сделать Курта тем, кем он стал. У него было всего пара сотен альбомов, и это была маленькая выборка. В этом доинтернетном мире он обнаружил и слушал многие из этих альбомов сам, или после прочтения заметок в журналах или фэнзинах. Его вкусы были эклектичны, потому что он знакомился с музыкой несколько наугад. Он видел альбомы в комиссионном магазине и покупал их много раз, потому что ему понравилась обложка, или они были дешевые. Следовательно, Курт понятия не имел, что «Knack» считали стрёмными большинство панк-рокеров. В этом незнании он впитывал их поп-саунд. В том году он пригласил друга, усадил его, сказав, что у него есть классный альбом, и поставил «Get the Knack». Друг подумал, что Курт шутит. Было бы ли впитано поп-влияние, если бы Курт прочёл «Pitchfork.com» и понял, какая немодная была его любимая в те времена группа? Написал бы Курт вообще «Smells Like Teen Spirit», если бы он поискал это название в Гугле и понял, что он писал гимн дезодоранту для девочек-подростков? Погубили ли бы ранние отрицательные онлайн-отзывы карьеру кого-то с таким же чрезвычайно хрупким эго, как у него? И, самый большой вопрос из всех, могла ли такая группа как Нирвана когда-либо существовать снова, начинаясь как медленно возводимая конструкция, тайная находка, гастролируя в фургоне как неизвестные, сочиняя великолепные песни, потому что на сиэтлской клубной сцене нельзя было заработать деньги, записывая тексты песен и дневниковые записи на бумагу часами, перепрыгнув с колледж-радио в мэйнстрим и, в конце концов, спустя долгое время после того, как они записали свои десять тысяч часов живых выступлений, спустя четыре года после того, как они начали, наконец, прорываться и доминировать на всех радиовещательных программах? Или если бы сегодняшний Курт Кобэйн увидел отрицательный отзыв на «Facebook» и завязал бы со всем этим после того, как заработал всего десять лайков?
    Курт понятия не имел, что музыка и культура настолько изменятся, но он знал - для того, чтобы оказывать долгое влияние, он должен был создать исключительное видение. Он сказал именно это в своих дневниках: «И после того, как я подобрал аккорды к таким песням, как «Wild Thing» «Troggs»' и «My Best Friend's Girl» «Cars» я решил - чтобы стать большой, знаменитой рок-звездой, мне нужно писать свои собственные песни вместо того, чтобы тратить зря своё время, изучая песни других людей, потому что если изучаешь слишком много музыку других людей, это может действовать как помеха развитию твоего собственного личного стиля...
    «Я думаю, что пытаюсь сказать: Теория - пустая трата времени. Слишком много практики - это как слишком много сахара».

                ***
Влияние Курта теперь распространилось не только на фэнов, музыкальных критиков или составителей списков лучших; он вдохновил музыкантов, писателей и артистов. Некоторые были романистами, некоторые - художниками, но большинство было музыкантами. Можно сделать книгу из одних только комментариев других рок-звёзд о Курте.
    Ноэль Галлахер, в интервью «Guitar World»: «Единственный человек, к которому я испытываю уважение как к автору песен за последние десять лет, это Курт Кобэйн. Он был прекрасным гибридом Леннона и Маккартни».
    Пи Джей Харви, Барни Хоскинсу: «Как автор я испытывала громадное уважение к нему. Он был невероятным автором и невероятным певцом... Он был одним из тех особенных людей. В нём был свет, который можно было увидеть. У него было обаяние, которое распространялось за пределы его физического присутствия».
    Патти Смит, мне: «Я любила «Нирвану» и Курта. Я действительно могла понимать его тексты; я могла их чувствовать. Он вкладывал в те песни каждую частичку себя, и это всегда - вызов любого артиста».
    Пит Тауншенд, в интервью «Observer»: «Второй альбом «Нирваны», «Nevermind», был глотком свежего воздуха «панка» в музыкально несвежем начале девяностых».
    Нил Янг, в интервью «Mojo»: «Он очень, очень вдохновлял меня. Он был таким выдающимся. Замечательным. Одним из лучших, но мало того. Курт для меня был одним из абсолютно лучших людей всех времён».
    Дэвид Боуи, в интервью «Spin»: «Я просто обалдел, когда узнал, что Курту Кобэйну нравится моё творчество, и я всегда хотел поговорить с ним о причинах, побудивших его сделать кавер «The Man Who Sold the World». Это было хорошее простое исполнение, и звучало почему-то очень честно. Было бы здорово поработать с ним, но просто поговорить было бы очень круто».
    Вернон Рейд, из «Living Color», в интервью «Rolling Stone»: «Кобэйн изменил направление музыки. Есть определённые люди, когда вам видно, как они вращают ось музыкальной истории: таким был Хендрикс, таким был Принс, таким был Кобэйн».
    Брюс Спрингстин, в интервью «Guitar World»: «[«Нирвана»] изменила всё. Они открыли дух свободы, которого раньше не существовало. Курт Кобэйн сделал что-то очень похожее на то, что в шестидесятых сделал Дилан, что должно было звучать необычно и попасть на радио. Он доказал, что гитарист мог звучать необычно и, тем не менее, быть услышанным. И Кобэйн восстановил много крайне важных правил, и артистов такого типа очень мало и они очень редки».
    Боно, в интервью «Newsweek»: «Я помню, что увидел, как появился Курт, и подумал: «Боже, эта музыка ядерная». Она действительно расщепляет атом. Они всем накалили обстановку. Промышленный поп никогда не казался таким холодным как тогда, когда вокруг была такая жара».
    Боб Дилан, по радио: «У этого парня есть сердце».
    Майкл Стайп, в интервью «Newsweek»: «Я знаю, как бы звучала следующая запись «Нирваны». Она была бы очень тихая и акустическая, со множеством струнных инструментов. Это был бы чертовски удивительный альбом, и я немного сердит на него за то, что он покончил с собой. Мы с ним собирались записать пробный пуск альбома, демо-кассету. Всё было настроено. У него был билет на самолет. Его должна была забрать машина. И в последний момент он позвонил и сказал: «Я не могу приехать».
    Дэйв Грол, в интервью «NME»: «Мне всё ещё снится Курт. Каждый раз, когда я вижу его во сне, я поражаюсь, и чувствую, что все остальные думают, что он мёртв. Это всегда кажется совершенно реальным, вероятно, потому что я вижу очень яркие сны. Но в моих снах обычно Курт прячется - мы соберёмся, и я в итоге спрошу его: «Боже, где ты был?»».
    Крист Новоселич, мне: «[Музыка] - самая важная вещь, касающаяся Курта; не его смерть. Детали его смерти просто ужасают... Курт был экспрессивным. Его сердце было его приёмником и его передатчиком... Он выражал себя очень творческим и убедительным способом, и это затронуло очень многих людей».
    Кортни Лав, мне в 1999 году: «Моей любимой вещью Курта был лист, который у него был, куда он выписал свои топ-группы, его топ-пятьдесят. Одна из вещей, которые мне нравились в нём – то, что он был коллекционером, но он вообще не коллекционировал вещи, которые коллекционировала я. У него не было ни «Bunnymen», ни «Husker Du». Ни «Replacements», ни «Big Star». Только «Saints», «Sabbath». Это – «Big Black» и «Black Flag». Это – «Saccharine Trust» и «Celtic Frost». Это – «мужская музыка». Его любимым альбомом «R.E.M.» был «Green». И ни за что он не возвращается [в каталог «R.E.M.»] за «Perfect Circle» или «Catapult». От людей в Олимпии он узнал некоторые вещи о «прелестной музыке». Они там тоже были: [например,] «Jad Fair».
    «Он не смог бы вам сказать, кто такой был Джулиан Коуп. Однажды мы ездили по Лос-Анджелесу, слушания «KROQ», и передавали «Killing Moon», а я люблю эту песню. И он сказал: «Тебе просто нравится такая романтичная музыка». А я сказала: «Да, а тебе нравится «Saccharine Trust», мальчик-панк».
    Кортни Лав, мне в 2000 году: «Я думаю, что «Nevermind» заставил пожилых людей почувствовать себя молодыми. Он связывал их с ощущением бунта шестидесятых и семидесятых».
    Я: «Мой аргумент всегда был таким, что «Nevermind» имел успех, потому что эмоция песен была слишком очевидна, даже без текстов».
    Кортни Лав: «Точно. Но много чего произошло после выхода этого альбома - все остальные подписания контрактов с группами, массовое нашествие, [Грандж]- явление - и люди забыли, что это действительно были песни. И волшебство. Ты соединяешься с аудиторией, когда у тебя есть волшебство, когда твой голос соединяется со слушателем. И у Курта было это волшебство».
    Кортни Лав, мне в 2002 году, о наследии Курта: «В нашем обществе у искусства и известности есть всё, чтобы сделать их невостребованными. Вы думаете, что «Нирвана» всё ещё была бы жизненно важна сегодня? Я говорю, конечно, чёрт возьми. Дженис Джоплин реализовалась. Джим Моррисон реализовался. Джими Хендрикс реализовался. Но Курт - он не реализовался. Ты говоришь о том, кто в двадцать семь лет только чиркнул по поверхности».
    Кортни Лав, мне, 2003 год, о Фрэнсис Бин Кобэйн: «Ей досталась прекрасная карма. И она - просто такой прекрасный человек. И очень важно, что она пришла сюда [и родилась]. И очень важно, что она не тянет груз, свалившийся на неё, как тянул Шон [Леннон]. Вы никогда не знаете, будете ли вы любить своих детей, но я горжусь, что она - моя дочь, наша дочь».

Ни одно исследование о Курте Кобэйне не будет достаточно полным, чтобы охватить все аспекты его наследия. Вопрос влияния любого исполнителя - в конечном счете личный. Если вас как-то затронул или взволновал Курт Кобэйн, независимо от того, что вас привлекло в нём, это ключ к тому, что это наследие означает для вас теперь. Есть так много ответов на вопрос Лэрри Кинга – «Почему о Курте Кобэйне говорят?» - поскольку фэнов «Нирваны» много.
    Есть, однако, одно физическое воплощение наследия Курта, помимо одних лишь его альбомов, и это, конечно, Фрэнсис Бин Кобэйн. На момент написания этой книги ей двадцать один год. Она теперь управляет аспектами состояния Курта и будет решать в будущем, как продавать его материальные активы. У неё изумительные голубые глаза Курта, и она шикарна, сочетая лучшие черты обоих её родителей. Она жила с проблемным семейным анамнезом, и также ей приходилось иметь дело с поразительными вторжениями в её частную жизнь. За эти годы я слышал несколько историй о невежливых незнакомцах, которые буквально хватали Фрэнсис и объявляли, что они хотят «коснуться» Курта. В первый раз это случилось, сказала мне Кортни, за кулисами на «Saturday Night Live», и человек, схвативший Фрэнсис, которая тогда была ребёнком, был кинозвездой второй величины, который вроде бы был известен больше. Но это происходило в разных местах, однажды даже на балете, когда Фрэнсис была семь лет, и пожилая, почтенная женщина выхватила Фрэнсис у Кортни и сказала: «Я хочу посмотреть в глаза Курта Кобэйна». В статье журнала «People» Фрэнсис назвала эти столкновения «омерзительными» и сказала, что она быстро всем даёт понять: «Я - не мои родители»." Однако у неё есть чувство юмора, и она понимает иронию и интуитивную прозорливость, два из главных компонентов успеха её отца.
    В прошлом году Фрэнсис проговаривала вслух большую комикс-конвенцию, одетая в свитер-кардиган. К ней подошёл незнакомец. Это всё время происходит с красивыми и известными молодыми женщинами, но в этом случае человек, который подошёл к ней, явно понятия не имел, с кем он говорит. Он, вероятно, пытался приударить за ней. Он посмотрел на её одежду и заметил: «Весьма неплохая имитация Курта Кобэйна».
    Я сам лично не видел этот инцидент, поэтому могу только представить выражение лица Фрэнсис, движение её глаз, когда она пыталась точно понять, что было сказано, был ли парень преследователем знаменитостей, очередным психом или просто случайным пижоном, пытающимся получить её номер телефона. Так или иначе я представляю взгляд Фрэнсис в тот момент, когда она поняла невероятную иронию этого, и я представляю себе, что это выглядело замечательно, как и то, что я видел на лице её отца ещё в сентябре 1991 года, до славы, до Фрэнсис, когда его и остальных членов «Нирваны» выгнали с их собственной вечеринки в Сиэтле по случаю выпуска их собственного альбома «Nevermind» за то, что они стали кидаться едой.

                ***
Эта книга затрагивает всего несколько способов влияния Курта на музыку и культуру - способы, которые я рассматривал как самые существенные или самыми легкими для отслеживания. Курт обращался к людям по многим причинам, и продолжает это делать, и чаще всего это не измеряется количественно, так, как продажи альбома «Нирваны», количество его радио-трансляций, или число кроссовок с его именем. Для большинства людей его влияние является личным, и оно будет различным для каждого.
    За эти годы многие фэны в поисках большего количества информации о способах, которыми, как они чувствовали, они пересекались с Куртом, связывались со мной. Среди них были те, кто хотел знать больше о его леворукости, и как эта особенность влияла на его творчество, но у многих, кажется, было что-то вроде одной и той же медицинской проблемы, что и у Курта. Часто они спрашивают, знаю ли я, диагностировалась ли у него когда-нибудь какая-нибудь болезнь, которая была у них, например маниакально-депрессиный психоз (официально ему никогда не ставили диагнозов, насколько я знаю). Иногда у них была одна из проблем, которые у него наверняка были; сколиоз, слизистый колит, СДВГ, наркомания. У Курта было так много проблем со здоровьем, что его история соединяется с массой людей с подобными болезнями.
    Я не могу помочь этим людям в их поисках дополнительной информации, потому что бесчисленные медицинские проблемы Курта никогда не документировались хорошо. Я изучал несколько его медицинских карт, которые всё ещё существуют, и говорил с несколькими его врачами, но, учитывая хаос его жизни, он не таскал с собой папку со своими историями болезни. Однако я счёл чрезвычайно интересным, когда обнаружил, что проблемы Курта с желудком были настолько уникальными, и настолько патологическими, что его случай всё ещё обсуждается в медицинских школах - без его имени на документах, конечно. Если бы Курт был жив, то этот факт мог бы дать ему больше удовлетворения, чем попадание в какой-нибудь список лучших, составленный рок-критиками: эти студенты-медики в тот самый момент могли бы просветить рентгеном его желудок и попытаться выяснить, что у него за недомогания. Курт однажды написал в своём дневнике, что он хотел бы, чтобы его собственная болезнь была названа в его честь. В некотором смысле это осуществилось.
    Но иногда даже мысль о медицинских проблемах Курта навевает на меня меланхолию, просто потому что давать бесполезные советы по поводу жизни, которая уже закончилась - печально. Я почти уверен, что, если бы Курта лечили, используя медицинский подход «всё тело» - когда все его проблемы решала бы талантливая команда - его наркоманию, возможно, было бы легче победить, как только его другие проблемы были бы под контролем. Пожизненные желудочные проблемы Курта стали причиной его самой большой физической боли в жизни, и когда он обнаружил, что опиаты помогают заблокировать эту боль, его наркомания никогда надолго не отступала. В истории человека, который умирает молодым, трагически, есть очень много «а что, если...». Ответов нет, неважно, сколько часов вы тратите на размышление, неважно, сколько вы спите. События истории не изменятся просто потому, что вы размышляете о них, или Лэрри Кинг спрашивает о тысяче «а что, если...».
    Когда вы пробуждаетесь ото сна, та навязчивая красная кнопка Линии Один по-прежнему вспыхивает, всё ещё ожидая вас.
    И он по-прежнему умирает.

БЛАГОДАРНОСТИ

Особенную благодарность выражаю Кэрри Торнтон (у которой, как и у меня, рядом с панк-рок-альбомами есть альбомы «Bunnymen») и Сэре Лэзин (также довольно хорошая коллекция классических альбомов) за руководство этим проектом. Поддержка исходила и от Кэла Моргана, Бриттани Хэмблин, Дага Минелски, Мануэлы Джессел, Хайди Меткалф Льюис, Лори Паньоцци и остальных сотрудников «It Books» и «Harper-Collins». За помощь в исследовании или интервью в мире «Нирваны» - на этом проекте и прошлых - я хотел бы выразить признательность за содействие Райану Эйгнеру, Кортни Александр, Марку Арму, Джорису Баасу, Скипу Бергеру, Джиму Беркенштадту, Лорин Браун, Эрону Бёркхарду, Джеффу Бёрлингейму, Дэвиду Бёрнсу, Николь Джон Кэрролл, Чэду Чэннингу, Марко Коллинзу, Стефани Кунтц, Курту Дэниелсону, Мэри Уолш Диксон, Майку Доти, Мари Эрл, Джэйсену Эммонсу, Джеку Эндино, Стиву Фиску, Джиллиан Гаар, Кэму Гэррету, Дэйву Гролу, Расмусу Холмену, Митчу Холмквисту, Джону Хьюзу, Роберту Хантеру, Дэвиду Джобсу, Чэзу Кэнгасу, Стефани Кьюнерт, Эрике Крузен, Андреа Линетт, Кортни Лав, Трэйси Мэрандер, Джэйкобу Макмюррею, Майклу Мейзелу, Кристу Новоселичу, Хэролду Оуэнсу, Брюсу Пэвитту, Джонатану Поунмэну, Чарлзу Питерсону, Хилари Рикрод, Пеппер Шварц, Эве Стэндер, Сьюзи Теннант, Киму Тэйлу, Викки Вагнер, Элис Уилер и Майку Зиглеру.
    Я также хотел бы поблагодарить мою семью, включая Эшленда Кросса, Бетти Кросс, Кэтрин Кросс, Хёрба Кросса, Джо Гаппи, Джона Кейстера, Бренду Лэйн, Джеффа Макферсона, Карла Миллера, Мэтта Смита и Сэру Уэстбук. Благодарю также Кена Андерсона, Уилла Баллу, Эрика Белла, Джули Кашьоппо, Питера Кэллагана, Эмбер Кэска, Эрона Коберли, Каспиана Коберли, Мэри Крэндалл, Пола ДеБарроса, Дона Десантиса, Мелиссу Дуэн, Дэвида Дюбуа, Сью Эннис, Кэти Эриксон, Эрика Флэннигана, Уэйна Фостера, Дэвида Френча, Rэя Рэя Голдмана, Нэнси Гаппи, Роберта Хилберна, Джоша Джэйкобсона, Лэрри Джэйкобсона, Дуайта Джэйкобсона, Эрика Джонсона, Билла Кинга, Мэри Кол, Джона Кола, Криса Корнелиса, Гретхен Лаубер, Джо Ли, Артура Левина, Бена Лондона, Синди Mэй, Саммера Мэйна, Нормана Макглэшена, Лэнса Мёрсера, Кёртиса Минато, Барбару Митчелл, Маршалла Нелсона, Марка Наколза, Майкла O'Махони, Харли О`Нила-младшего, Дона O'Нила, Шэннон Пэйн, Питера Филбина, Криса Филлипса, Эда Пирсона, Ребекку Полински, Джонатана Понта, сотрудников «Rocket» (1979-2000), мир праху её), Боба Риверса, Крэйга Розенберга, Мэри Ша (мир праху её), семью Шинкл, Меган Снайдер-Кэмп, Дениз Салливан, Сэма Сазерленда, Чарли Свита, Брэда Толински, Мэри Траскотт, Рону Апшоу, Мэри Энн Вэнс, Майклу Уэнсли, Синтии Уэст, Энн Уилсон, Нэнси Уилсон, Эмели Вёрмбранд и, конечно, Лэрри Кинга, без которого у этой книги не было бы начала.
    Эта книга обращена к влиянию жизни и творчества того, кто умер слишком молодым, из-за многих осложнений. Если вы или кто-то из ваших знакомых нуждается в помощи из-за психического здоровья или проблем наркомании, есть доступные ресурсы.  Бесплатные группы поддержки лечения наркомании и реабилитации есть практически в каждом городе в Соединённых Штатах, и единственное условие для вступления - это желание избавиться от этой привычки. Фонд «MusiCares MAP» - единственная группа, которая оказывает специальную помощь музыкантам или представителям музыкальной индустрии, нуждающимся в услугах по излечению от наркомании (Musicares.org, 1-800-687-4227). Есть много доступных ресурсов в области предотвращения самоубийств, и список многочисленных Центров по Контролю и Профилактике Заболеваний имеется на их сайте (cdc.gov/violence prevention/suicide/). В Американском Фонде Предупреждений Самоубийств (АФПС) есть круглосуточная горячая линия (1-800-273-ГОВОРИТЕ). Каждый год АФПС организовывает благотворительные марафоны в сотнях городов Соединённых Штатов, чтобы привлечь средства и увеличить осведомлённость об этом национальном кризисе здравоохранения. Помощь есть.