Самый радикальный президент

Президент Уругвая Хосе Мухика живет в крошечном домике, а не президентском дворце и отдает 90% своей зарплаты на благотворительные цели.  Он легализовал марихуану и однополые браки.  Но его самое большое достижение: он правит,  не отказываясь от своих революционных идеалов


Жиль Тремлетт
18 сентября 2014 г
The Guardian

Эмo  Маннису было всего 16, когда он впервые встретился с нынешним президентом Уругвая  Хосе Мухикой.  Однажды весной 1969г,  в квартиру, где жил Маннис с сестрой Беатриц,  ворвался будущий президент с пистолетом. “Повернись лицом к стенке, заткни рот и руки за голову!”- прорычал тот. Маннис сразу же узнал прищуренные глаза и волнистую шевелюру одного из самых отчаянных лидеров партизанской группы Тупамарос.  После того, как прошел первоначальный шок, вспоминает он, странным образом он успокоился. “Я помню, молодой боевик сказал, чтобы он не беспокоился, ему ничего не сделают,” – вспоминает 62-х летний агент по туризму, когда мы встретились в его любимом книжном магазине в Монтевидео, неподалеку от темных вод полноводной Ла Платы. Тогда, его сестру, больную полиомиелитом и сидевшую в кресле, увезли в другую комнату. “Не волнуйся viejita,” – сказал ей Мухика, “тебе нечего боятся, ты здесь ни при чем.” Простое, любовное обращение к женщине viejita – “подруга” – было типично для Мухики.

  Отчим Манниса, Хосе Педро Пурпура, был известный судья, связанный с уругвайскими крайне-правыми и поставкой оружия. После ухода банды, забравшей с собой документы и оружие, по рассказам Манниса, он был больше всего расстроен тем, что Тупамарос забрали у него пишущую машинку, на которой он делал школьные уроки.  На следующий день зазвонил телефон. “Это мы, ваши вчерашние знакомые,” – сказал голос в трубке.  Маннис снова почувствовал страх. Если тебе нужна пишущая машинка, сказал голос, ты можешь найти ее в подъезде ближайшего дома. “Действительно, она была там,” -  говорит он. “Они оставили напечатанное послание для моего отчима.  Они написали: ‘Осторожней, доктор,’ ‘Мы следим за тобой.’”  На следующий год банда Тупамарос покрыла здание пулеметным огнем чтобы уничтожить доктора Пурпуру.

  Пять лет назад, на последних президентских выборах, Маннис голосовал за Мухику и его партию Широкий Фронт,  коалицию левых, сместившую правящие партии Колорадо и Насьонал в 2005 г, и выбравшую в президенты умеренного предшественника Мухики,  Табаре Вазкеса. “Может показаться, что я зол на него,”  -говорит Маннис, “Но он единственный, кто делает, а не просто говорит.” Бывший революционер по прежнему пропагандирует анархистские идеи,  управляет правительством Уругвая и ее развивающейся экономикой. Мухика остается популярным, но президенты не могут править несколько раз подряд;  следующие выборы 26 октября, тем не менее, должны продемонстрировать  популярность прагматического левого правительства Уругвая.

Он получил международное признание как человек, не боящийся говорить грубую правду: в своих выступлениях  на конференции Рио+ 20 в 2012 г. он  обрушился на безудержный консумеризм, а его речь на следующий год на ассамблее ООН в Нью-Йорке посмотрело 3 млн человек на YouTube. “Что станет с этой планетой, если у индейцев будет столько же машин, сколько в Германии?” спрашивал он у аудитории в Рио. “Сколько останется кислорода?”  В ООН, он  говорил о необходимости прекратить  затратные, ни к чему не приводящие дорогостоящие саммиты. Некоторые называют его «Нельсоном Манделой Латинской Америки», имея в виду проведенные им 13 лет в тюрьме.  Другие видят в нем крайне радикального социального либерала, который ввел самое прогрессивное в мире законодательство, разрешающее использование марихуаны, заключение однополых браков и легализацию абортов. Но более всего он известен своим образом жизни. Этот человек, которого уругвайцы называют “El Pepe”, водит старенький фольксваген-битл 25-летней давности, живет в крошечном доме в сельской местности, и отдает 90% своей зарплаты на благотворительные цели. Его намеренно простой но прагматический образ жизни, восхищает уругвайскую бедноту, но также привлекает и часть среднего класса – прием, которые другие популисты Латинской Америки, вызывающие дух великого освободителя Симона Боливара,  не осмелились взять на вооружение.  Его критики заявляют, что Мухика  - это скорее стиль, а не содержание – милый старик, отложивший в сторону ружье и идеалы революции. На континенте, превратившимся в самую большую лабораторию мира по альтернативным левым режимам,  где каждый заявляет, что нашел магическую формулу, многие до сих пор не знают, герой он или изменник.

***

Летом  1969 г,  полицейский постучал в дверь маленького банка в Монтевидео, принадлежавшего частично государственному министерству.  Сотрудники банка открыли дверь, и тут же узнали в нем одного из банды Тупамарос. За ним вошли несколько партизан.  Они взяли $100 000,  и потребовали бухгалтерские книги.  Одна из сотрудниц банка,  Люсия Тополянски, рассказала “Тупас” о том, что банк совершает незаконные сделки; а ее сестра Мария Элиа входила в группу партизан, проводящих налет.  Тупамарос оставили бухгалтерские книги в доме  прокурора – и несколько лиц, совершавших незаконные операции, были впоследствии осуждены.  Это была их «вооруженная пропаганда”: насилие хорошо, но еще лучше когда оно совершает добро.

Сестры Тополански происходили из зажиточной семьи, проживавшей в богатом районе Поситос. “В Уругвае есть riquillos, не ricos – люди зажиточные, но небогатые,” рассказывала мне Люсия в своем парламентском офисе в Монтевидео, где она сегодня заслуженный сенатор.  С серебристыми волосами,  блестящими глазами, и переделанным носом, который понадобился после побега из тюрьмы.  Она вышла замуж за Мухику в 2005 г, после 20 лет совместной жизни– и 13-летней разлуки, когда они сидели в разных тюремных камерах. Когда он стал президентом, именно она провела ритуал посвящения его в президенты.“ Армейские подразделения, которые арестовывали нас, теперь охраняли законодательное собрание,”- говорит она. “Наши друзья смеялись и кричали: ‘Кажется, они начинают вас уважать!’”

В девичестве, прозвище Тополянски было la Flaca (худая), но Тупамарос называли ее  la Tronca («Поленом»), потому что она была очень строгая. Мухика воспитывался такой же сильной женщиной, своей матерью  Доной Люси. Отец умер в 1943 г, когда Мухике было всего восемь.  Тогда, чтобы помочь семье,  он стал посыльным в бакалейной лавке местечка Паса де ля Арена, и продавал цветы, которые сам же собирал вдоль ручья, протекавшего рядом с домом. Уругвай стал быстро развиваться в начале 20-го века, продавать шерсть и мясо голодной, разоренной войной Европе; к 1930 г. он входил в десятку самых богатых наций по доходу на душу населения. В крошечном Уругвае уже было продвинутое социальное законодательство,  восьми-часовой рабочий день и оплачиваемый отпуск  для матерей: некоторые называли Уругвай Швейцарией Латинской Америки. Он даже выиграл мировой кубок по футболу в 1930 г  и 1950 г,  хотя население никогда не превышало 3.5 млн. Но по мере того, как Мухика взрослел, чудо постепенно исчезало.

 
В молодые годы  Мухика работал вместе с Энрико Эрро, популярным левым политиком,   но настоящее политическое крещение получил, когда встретился с Че Геварой  на Кубе.  После того, как  большую часть Латинской Америки  поразил кризис и упадок, уругвайский писатель Эдуардо Галеано  написал новую библию для левых сил: «Открытые вены Латинской Америки». “Убийство людей бедностью в Латинской Америке – это секрет,” – писал Галеано в 1971 г. “Каждый год, без единого звука,  над обществом взрываются три хиросимские бомбы, к которым уже привыкли.” Когда Уругвай поразила  невиданная инфляция и стагнация в экономике, Мухика и его друзья решили последовать примеру Кубы, разрушить старый порядок и попробовать нечто новое – хотя никто точно не представлял себе, что это должно быть. В Уругвае нету гор, где можно спрятаться, сам город Монтевидео занимает  почти всю плодородную долину,  где пасутся овцы и беломордые  херфордские коровы,  поэтому друзья решили стать городскими партизанами, взяв себе имя перуанского бунтаря 18-го века Тупаса Амару II.  Тупамарос  были широким движением – одну часть возглавлял священник – и они не боялись экспериментов, даже весьма дорогостоящих. Пробы и ошибки, а не догма, стали их методом. И их метод по-прежнему жив.

Вскоре они приобрели репутацию отчаянных артистов. Налет на город Пандо представлял собой похоронную процессию, идущую по центральной улице. После ограбления казино Сан Рафаэль в г. Пунта дел Эсте, богатом курортном городе,  они прислали работникам казино щедрые чаевые. Журнал «Тайм» назвал их “партизанами Робин Гуда”. Но ружья в конце концов стреляют. Шестеро людей были убиты при налете на Пандо. В марте 1970 г. Мухику узнал полицейский в баре. Эль Пепе вытащил пистолет:  двое полицейских ранены, Мухика получил шесть ранений.  Его отправили в тюрьму Punta Carretas – которая потом будет преобразована в шикарный ряд магазинов с видом на реку Плата с верхней точки Монтевидео. Мухика дважды бежал. Романтические тинейджеры, вроде Манниса, примкнули к студенческим демонстрациям, бросали камни в полицию, после чего протест распространился на всю страну, считавшуюся до той поры самой спокойной и уравновешенной на континенте.

Затем, все пошло плохо. Похищения, бомбы и хладнокровные расправы разрушили романтический ореол Тупамарос.  Были введены войска и через год «тупас» были уничтожены.  Мухика был один из последних, кого удалось схватить в августе 1972 г, спящего со своим автоматом и гранатами.  В июне 1973 г.  авторитарный президент, хозяин ранчо,  Хуан Мария Бондаберри из партии Колорадо, возглавил военный путч и покончил с демократией. Многие винили в этом Тупамарос.
Девять лидеров Тупамарос были схвачены и направлены в армию в качестве заложников – их могли убить, если группа опять начнет действовать. Поэт, новелист и драматург Маурикио Розенкоф провел 11 лет в одиночной камере рядом с камерой Мухикой. Многие годы, по рассказам Розенкофа, заключенные могли общаться только с использованием азбуки Морзе. Им разрешалось использовать туалет один раз в день, они мочились в собственные бутылки, ждали, когда осядет муть и использовали содержимое для питья – поскольку воды было мало. Мухика страдал больше других, т.к. у него были пулевые ранения в живот. Одиночные камеры сводили их с ума. Пепе был уверен, что в потолок вмонтировано подслушивающее устройство.  Это воображаемое устройство отупляло его. “Он брал камни в рот, чтобы не кричать,” – рассказывал 81-летний Розенкоф. Мухика боролся за одну вещь, в которой он нуждался больше всего – за ночной горшок.  Заключенным разрешались временные визиты, поэтому Dona Lucy принесла ему горшок, но охрана отказалась передать его.  Однажды, когда у охраны была вечеринка, Мухика начал орать и требовать горшок; комендант, смутившись перед гостями, сдался.  Мухика держался за свое единственное достояние, как за символ победы над тюремщиками,  он брал его с собой каждый раз, когда его перевозили в новое помещение. “Он отказывался чистить его,” - вспоминает Розенкоф. “У нас у всех остались сдвиги от того времени.  Когда Пепе выпустили из тюрьмы, он прихватил его с собой.”

***

Главная дорога, ведущая из Монтевидео к чакре, или небольшому хозяйству, Мухики,  проходит через промышленные окраины, через грязную речку и пустыри с заброшенными домами.  Они бедные, но не несчастные.  В стране мало бросающейся в глаза бедности в сравнении с другими частями Латинской Америки,  хотя кризис в развивающихся странах разорил многих. Привязанные вдоль дороги старые лошади пощипывают зеленую ограду. Нарисованный от руки знак на домике из жести,  указывает на грунтовую дорогу к ферме. Нас с лаем встречает стая собак, затем стая бежит за грузовичком, развозящим газированную воду. Кричат петухи, вышагивают индюки, за ними крадутся кошки. Люди в белых резиновых сапогах срезают ботву на поле, принадлежащем ферме.

Мухика выходит из своего крошечного дома, в коричневой флисовой куртке и серых брюках, в сандалиях на босу ногу. Флис – явная обновка, которую потребовала его президентская кампания 2009 г, до этого времени он ходил в поношенном свитере. С возрастом его черты огрубели, лицо округлилось; густая копна седых волос тщательно причесана – еще одна привычка, которую он приобрел за период выборов. Мануэла, трехногая  дворняжка, игриво скачет рядом.  Одноэтажный домик закрыт наполовину зеленью, ржавая крыша опирается на колоны, к дому тянется узенькая бетонная дорожка, забитая пыльными корзинами и горшками. Зимний дождь намочил пятнистую штукатурку. “Осторожно, грязь!” – приветствует нас президент. В узкой, продолговатой передней стоит дешевое офисное кресло, полки с книгами, столик с двумя не очень удобными деревянными креслами, растопленная печь и старинный, любовно отреставрированный велосипед Пежо. “Этот велосипед у меня уже 60 лет,” – говорит он с гордостью, напоминая нам о времени, когда занимался велосипедными гонками. Две другие комнаты обычны для уругвайцев, их можно увидеть на YouTube: президент однажды показал корейскому телевидению свою неубранную постель и содержание старого холодильника, приглашая выпить с ним стаканчик Джони Уокера и уругвайской  водки. Паутина с пойманными мухами висит на потолке.  Мухика сидит со скрещенными ногами на офисном стуле, расслабленный, и готовый к вербальной схватке.

Мухика мог бы жить в президентском дворце, столетнем особняке в старом богатом районе  Прадо, но предпочитает жить здесь. “Мы рассматриваем это как способ борьбы за нашу личную свободу,” – говорит он. “Если вы слишком усложните  свою жизнь в материальном смысле, большая часть времени уйдет на ее поддержание. Поэтому мы живем так, как жили 40 лет назад, в том же районе, с теми же людьми, с теми же вещами. Вы остаетесь обычным человеком; даже будучи президентом.”
Мухика любит крепкое словцо, под стать своему образу жизни. Накануне нашего приезда, в выступлении перед тред-юнионистами  в Монтевидео,  аудитория ловила его искрометные, грубые выражения, которые он подхватил в тюрьме.. “Es la joda!” – “Пошли они на хрен!” – и женщина передо мной вскрикивает от восторга. “Я знаю наших людей,” – говорит мне Мухика. “ У некоторых образованных людей стереотипные представления и они думают, что  el senor presidente должен быть как памятник.  Он должен отличаться от других.  Но я старик из мяса и костей, с нервами и сердцем. Да, я иногда выражаюсь, но с добрыми намерениями.”
Мы живем сегодня так же, как жили 40 лет назад.  Я обычный человек, даром что президент.

“Я не мог баллотироваться в президенты, потому что был Тупамаро,” – говорит он. “Но я не пытался скрыть свое прошлое.” Даже, будучи партизаном, уверяет он, я  выступал за минимум насилия.  Сегодня он выступает против современной войны, но презирает “прекрасный пацифизм”, и отказывается осуждать свое прошлое. “Единственно, о чем я сожалею, это о том, что мог сделать, но не сделал” – говорит он. Он не держит зла на людей, которые заключили его в тюрьму и пытали – по его мнению, они были инструментами в руках других людей. Одно из противоречий, которое вызывает провозглашенная им партисипативная демократия, это то, что уругвайцы проголосовали за амнистию тех, кто участвовал в репрессиях от имени государства, в тот же день, когда они выбрали Мухику президентом. “Я переживал по этому поводу, но, понимаете, нельзя жить ненавистью,” – говорит он. “Я не был бы собой, если бы столько не пережил.”

Еще четырнадцать людей живут в маленьких домиках поблизости чакры, многие из них пожилые. Он не берет с них плату за аренду. “Мы похожи немного на дом престарелых» - говорит он.  В глубине души он по-прежнему анархист –  или как он объясняет, левый либертарий. “Я наполовину, или даже больше, либертарий – это моя мечта, утопия.  Если старик может управлять собой, тогда возможно, в один прекрасный день, и люди научатся управлять собой.”  После жизни, проведенной на войне, в 79 лет, он нашел равновесие своего идеализма с прагматизмом,  к ужасу своих критиков слева. “Левая идея мира требует, чтобы вы мечтали о будущей утопии, но не забывали, что самая важная вещь для каждого человеческого существа - это просто жизнь,” – говорит он. “Борьба за то, чтобы сделать сегодняшний день лучше, вот  главная задача.”

***

Президентский стяг с бледно-голубыми и белыми полосами стоит в застекленном шкафу в темном,  уставленном книгами, кабинете Хулио Мария Сангинетти на тихой улочке около Punta Carretas.  Белые манжеты, блестящие пуговицы  на блейзере, пастельно-зеленый шелковый галстук выдают в нем утонченного патриция. “Я один из трех президентов, кто оставался на посту в течение двух сроков,” проинформировал он нас, пока секретарь подавал нам кофе. Его партия Colorado проиграла широкой коалиции Мухики – в которую входили бывшие Тупамаро, социалисты, коммунисты и левые христианские демократы.  Сангинетти удивлен и возмущен. “Диктатура превратила восставших в жертвы,” говорит он. “Но диктатуру провоцировали Тупамаро ... все выстрелы Мухики, это выстрелы в демократию.” Саншинетти ушел от политики во время диктатуры, хотя и способствовал ее окончанию в 1984 г.  Заключенные были выпущены на следующий год, во время его президентства.  К тому времени, Мухика уже посадил в своем горшке цветы.  Розенкоф помнит, как он выходил  из тюрьмы, гордо прижимая к себе ночной горшок, и как он исчез в толпе сторонников, развевающих флаги.
 
В 1980-х  и  90-х правительства, возглавляемые партией Колорадо и их традиционными соперниками, Национальной партией, осуществляли  разбавленную версию неолиберальных реформ. Умеренные уругвайцы не хотели приватизации государственных компаний, по крайней мере без достаточных гарантий,  и высказались за это на референдуме;  эти компании по-прежнему в руках общества.  Тупамарос, склонные к экспериментированию,  не видели причин для насильственных действий,  и поэтому  поддержали Широкий Фронт в 1989 г. атаковали его слева, предупреждая о вреде центризма. Но многие из них по-прежнему верили, что прогнившая неолиберальная Латинская Америка должна развалиться, и оружие еще понадобится. Адольфо Гарсе, ученый-политик, изучавший замечательный переход Тупамарос в электроральную политику, рассказал мне, что старые революционеры играли в двойную игру – участвовали в демократическом процессе, но были готовы перейти в подполье при необходимости. “Лучше всего эту организацию описать как подводную лодку, всегда готовую погрузиться и стать незаметной,” – говорит Гарсе.

Выборы в Уругвае сложны:  выборщики не просто выбирают партию,  но выбирают фракцию в ней.  Они избирают две палаты парламента, президента и, часто, проводят референдум в то же время.  В 1994 г,  когда Широкий Фронт находился в двух шагах от победы,  фракция Тупамарос была в меньшинстве,  ее представляли лишь два депутата из 99 мест в парламенте.  Но один из них был Мухика.  Он ездил на заседания на побитой Vespa, носил ежедневную одежду и использовал в своих выступлениях крепкое словцо. (“Он подбирает удачные выраженияs,” – говорит Сангинетти. “Но он портит язык.”)  Люди узнали, что он живет в крошечном домике, чакре,  что он выращивает цветы и что ему плевать на свой внешний вид, свое имущество, и что его выступления напоминают перепалку в баре Монтевидео.  Так родился Мухика, народный герой.

***

В день, когда Лусия,  должна была посвящать  Пепе в президенты,  его публицист Панчо Верназа договорился о встрече с ним в 8 утра, чтобы пройти с ним речь. Верназа, влиятельный директор рекламного агентства в Монтевидео, опоздал на несколько минут и увидел, что нетерпеливый Мухика уже ушел. “Он ушел, чтобы проехаться на своем тракторе,” – рассказывает Верназа. Мухика нанял Вернезе на время президентской кампании, которая началась с борьбы Широкого Фронта против умеренного социального демократа, Данило Астори – который впоследствии стал вице-президентом Мухики,  тем самым подтвердив намерение правительства сотрудничать с бизнесом.  Это было похоже на встречу левого и правого анархистов, шутит Верназа.  Бизнес грозился уйти из страны, если победит Мухика. “за 40 лет профессиональной работы, я не встречал никого, кто обладал бы такой работоспособностью и гибкостью,” – говорит Верназа. “Он наименее авторитарный из всех известных мне политиков.” Верназа также говорит, что он хаотичен,  лишен формализма и театрален. Но природный политический ум и склонность к импровизации сделали из бывшего бунтаря серьезного кандидата в президенты. Они расположили сомневающихся к  человеку, который не боится крепких словечек и не выступает по телевидению с фальшивыми зубам. Прежде всего, Пепе хорошо продается. У Тупамарос всегда было чувство рынка, но некоторые из выступлений Мухики резали слух. «Он оказался в ловушке собственного стереотипа» - говорит  Верназа. “Поэтому он изменил свою личность, проявил большую политическую гибкость, чем от него ожидали.” Он причесал волосы, научился улыбаться.  Мухика стал президентом, и его фракция, возглавляемая Тополински, стала крупнейшей в Национальном Фронте.

 Прогрессивные социальные реформы Мухики принесли ему мировую славу, но он меньше доволен ими, чем его сторонники. “Они питают наше чувство свободы и прав человека, но не решают основную проблему – классовое различие,” – говорит он.  Его сторонники говорят, что он не природный социалист. “ Он немного кроманьонец, в самом деле,” – говорит один активист, выступающий за сексуальное здоровье,  и который тем не менее поддерживает легализацию абортов в течение первых 12 недель беременности; Васкес, набожный римский католик, наложил вето на подобный закон во время предыдущего президента Широкого Фронта. Серджио Миранда и Родриго Борда,  первый однополый брак, не прибавил Мухике популярности.. “Многие боролись за этот закон” – говорит Миранда из своего офиса, где занимается туризмом для однополых влюбленных.

“Все что мы делаем, это признание за человечеством их древних прав,” – говорит Мухика. “Самое лучшее то, что люди могут жить так, как хотят.”  Он рассматривает их [гомосексулистов – ВП]  как дважды несчастных  жертв -  бедности и нетерпимости. “У гомосексуалистов большие проблемы, если они бедны. Богатых еще могут терпеть.  Это жестоко, но это правда,”  - говорит он. “И больше всего дискриминация касается женщин, живущих в бедности. Мужской шовинизм ударяет сильнее всего по низшим слоям. К девушкам из бедных семей  плохо относятся в нашем обществе.  Есть брошенные женщины  с многими детьми.  Для меня это одна из главных битв за справедливость.” Во время президентской кампании  он жаловался на  “женщин-интеллектуалок, которые считают, что их недооценивают”,  или обращаются к своим домработницам, называя их  “companera”, “когда на самом деле они прислуги”.  Почти 90% своей зарплаты Мухика отдает одиноким матерям.

Мухика никогда не курил марихуану,  но у него пристрастие к табаку: гости не раз замечали, дымок вокруг президента, который спешит загасить сигарету, когда слышит приближающийся автомобиль Лусии. “Запрет [на марихуану] провалился с треском”  - говорит он. “Если вы хотите перемен, вы не должны продолжать старую политику.  Мы выступали за регулирование продаж марихуаны, чем, естественно, должно заниматься государство. Мы хотим, чтобы пользователи вышли из тени и мы могли сказать: ‘Вы переусердствовали. Все дело в количестве,”- говорит он. Оппозиционные партии считают, что этот эксперимент ударит по Широкому Фронту, во время выборов. Большинству уругвайцев не нравится закон, и они опять поднимут шум, если Васкес, не выиграет голосование в следующем месяце.

Главную причину для принятия закона о марихуане можно отыскать около места, где родился Мухика в Расо де ла Арен,  там, где кончается асфальт и начинается грязная дорога, где дома маленькие и бедные. Банды молодых людей стоят в потемках. “Именно там появляется pasta base,” – объясняет Вальтер Пернас, журналист, ведущий расследование и сын рабочего-строителя,  пока мы едем по ухабам. Pasta base, это токсический продукт, остающийся после процесса очистки кокаина,  с действием, похожим на кокаиновый крэк,  именно он мешает Мухике вырвать людей из нищеты. Это возможно наибольшая социальная проблема в Уругвае, усиливающая нищету и питающая преступность. Более 1% жителей Монтевидео используют его. Число пользователей растет в бедных, заброшенных районах – где bocas, или рынки наркотиков, где торговля начинается сразу после наступления темноты.  Мухика хочет забрать доходы от торговли марихуаной от мафии, и в то же время освободить некоторые ресурсы для полиции. В стране с таким бурным экономическим ростом, главная озабоченность населения теперь не безработица, бедность, или экономика, а насилие, небезопасность на улицах и pasta base.

“Это потерянное поколение. У них настолько поврежден мозг, что они не способны удержаться на работе,” – говорит Пернас. Страх перед насилием  реален и постоянно растет.  Мусорщики, которые раньше собирали мусор по ночам, теперь дожидаются утра. Когда-то беднота побиралась по мусорникам в поисках еды, домохозяйки аккуратно оставляли в пакетах остатки еды рядом с контейнерами. 
Сейчас  их забирают наркоманы. Хуан Аббате, владелец семейной пекарни, в которой Мухика работал еще мальчишкой,  рассказывает, как ему однажды помешали разносить хлеб  банда тинейджеров-наркоманов. “Они забросали мою машину камнями, и я должен был уехать,” – говорит он.  На следующих выборах в октябре, уругвайцы будут голосовать на референдуме о снижении возраста криминальной ответственности, с 18 лет до 16.   Мухика видит, что общество стало одновременно богаче и слабее.  Это частично недовольство об ушедших днях молодости, когда он собирал дрова, продавал цветы и ловил рыбу, но также и жалобы о современном консумеризме, эгоизме и то, что он называет  “умственной нищетой”. “Наша жизнь стала намного легче,” – говорит он. “Но это убивает творчество.”

Бюст Че Гевары выглядывает с книжной полки Мухики, в его сельском доме. “Он не забыт, разрушитель плесени,”- говорит президент. “Под его знаком прошла вся наша молодость.” Но человек, воодушевленный Геварой, однажды взрывающий фабрики, принадлежащие иностранцам, сейчас дает им налоговые послабления. “Я хочу, чтобы капитализм работал, поэтому я облагаю налогами более серьезные проблемы. 

Попытка преодолеть все в одночасье, обрекает людей на страданье, т.е. вместо хлеба, вы даете им меньше хлеба,” – говорит он. Не все Тупамарос поддерживают Мухику на этом пути в мягкому, прагматичному социализму. “Они оставили свои идеалы в тюремных камерах,” – говорит бывший заключенный   Хорхе Забалза. “Некоторые старые compa;eros не понимают,”- говорит Мухика. “Они не видят нашу борьбу с ежедневными проблемами, они не понимают. Что жизнь – не утопия.”
Я хочу, чтобы капитализм работал, потому что мне нужны налоги для решения более серьезных проблем.

  Как и в других странах данного региона, экономический бум, питаемый потребностью Китая в продуктах питания,  поднял многих из нищеты, за одно десятилетие.  Крайняя нищета уменьшилась в десять раз за данный период. Этот бум совпал с президентством Мухики и Васкеса;  при них экономика выросла на 75%, а общественные траты на  50%.  Пропасть между богатыми и бедными также упала,  не в последнюю очередь из-за введения правительством Васкеса налога на доходы.
 
Социальные расходы взлетели, причем наибольший взлет отмечается у  бедных.  У всех уругвайских детях бесплатные лэптопы,  хотя некоторая часть системы образования остается неэффективной.  Но в основных социальных и политических структурах Уругвая не произошли радикальные перемены, частично из-за препятствий со стороны институциональной системы.  Налог на землю, например, предложенный Мухикой, не был поддержан судами. По мнению ученого Гарсе, занимающегося политикой,  демократия Уругвая содержит столько проверок и поправок,  что президенты вынуждены править через диалог, удерживая страну от популизма, который вызывает хаос в других местах континента.

Прагматичный Мухика больше не борется с глобализацией, которая, соединив китайские обеды с уругвайскими фермерами, позволяет осуществлять в стране такую замечательную трансформацию. “Это все равно, что я буду смотреть в зеркало и видеть свои морщины,”- говорит он. “Я не чувствую к ним симпатии, но они неизбежны.  Я должен с ними как-то смириться, но не плакать как ребенок.” Самый большой недостаток глобализации,  говорит Мухика, недостаток политического предвидения. “Она плоха, потому что ей управляет рынок.  У нее нет политики, нет правительства. Национальные правительства озабочены только ближайшими выборами, до глобальных проблем им нет никакого дела.”

Это не значит, что капитализм победил окончательно. “Я не верю, что мир неизбежно должен придти к капитализму,” – говорит он мне. “Это все равно, что не верить в человека, а человек – животное, со многими недостатками. Но и потрясающими способностями.”

***

Мухика верит в классовую борьбу. (“И конечно,” говорит он. “Это война.”) Но это война без революции, и определяемая только реальностью, проходит на очень узком поле. Зарплаты и права профсоюзов волнуют его больше всего. Гарсе рассказал мне, что Мухике подрезала крылья его фракция, находящаяся в меньшинстве в Широком Фронте. “ Поразительно, что у нас есть группа социалистов-революционеров, которые не верят в демократию, и провели очень мало реформ,” – говорит он.  Но минимальная зарплата возросла на 50% во время президентства Мухики, что говорит о том, что не нужны радикальные реформы на пути к невозможному. В самом деле, когда я спросил уругвайцев, насколько Мухика изменил страну, некоторые отвечали, что это Уругвай – с его традициями умеренности и диалога – изменил Мухику. “Его трансформация,”-сказал  мне экономист Эрнесто Талви, “это фактически триумф либеральной демократии.”

Старые Тупамарос, которых я встречал, часто говорили мне о Дон Кихоте.  Мухика рассказывал мне, что Че Гевара воплощал в себе безумный дух сервантовского хидальго. Один молодой писатель даже предположил, что Мухика сознательно играет образ современного Дон Кихота.  Собственное достоинство – символизируемое его простым образом жизни в чакре – конечно же, вписывается в этот образ. Со своими утопическими мечтами и любовью к “справедливости”, но закончившие бессмысленным насилием, Тупамарос знают все о борьбе с ветряными мельницами. Но Мухика решительно намерен продолжить экспериментировать и помирить идеализм с прагматизмом. И практиковать жесткую экономию у себя дома, а не в стране.  Так что все обвинения  в том, что он «продался» повисают в воздухе.

После нашей беседы президент натянул грязные сапоги и пошел показывать мне здание своей фермы. Голубенький VW Beetle стоял в пыльном гараже за ржавыми металлическими дверями. “Он редко ломается, мне дешево достаются запчасти, а страховка дешева,” – говорит Мухика.  Его пост-президентская мечта организовать сельскохозяйственную школу для молодежи в своем пустом амбаре, за чакрой. “Поскольку я с детства решил улучшить мир, я отказался иметь детей,” – объясняет он. Когда мы расстались, я спросил у работника, убиравшего ботву, что за человек ваш президент ? «Обычный человек», - ответил он.  И это прозвучало как посвящение в рыцари.


Иллюстрация:
Президент  и его фольксваген-битл 25-летней давности. Photograph: Ricardo Ceppi/Corbis