Труба в кепке

Между двумя домами разросся дикий сад. Росли там яблони, вишни, черёмуха, кусты сирени разных сортов и даже жасмин. Практически посередине этого сада была поляна. Поляна вплотную прилегала к асфальтированной дорожке, по которой автомобили могли заезжать во двор. Под поляной проходили трубы отопления. Их регулярно выкапывали, меняли и обратно закапывали. Вот поэтому, там ничего и не росло, кроме травы. И тем жильцам, чьи окна выходили на поляну, был виден соседний дом.

На четвёртом этаже в соседнем доме жил музыкант. Играл он на тромбоне. Чаще всего, когда позволяла погода, он носил клетчатую твидовую кепку, и, похоже, ни разу с момента покупки не отдавал её в химчистку. Потёртый дерматиновый футляр, в котором покоился тромбон с заграничной наклейкой какого-то музыкального фестиваля, он носил за спиной на ремне. Но окружающие особо не разбирались в духовых инструментах и прозвали его – Труба в кепке.

Было ему уже за шестьдесят, дети его выросли и разъехались, а он остался с женой и кошкой. Жену свою, в минуты семейных неурядиц, он называл внутренним супостатом, а соседей – супостатом внешним. Редко из их окон доносилась музыка, периодически скандалы. Иногда на балконе появлялись, навещавшие их, дети с внуками, но чаще всего на балконе стоял он: курил папиросу и смотрел на окна соседнего дома. Когда папироса была докурена, он не выбрасывал её сразу, а стоял ещё пару минут, плевал вниз, и уходил в комнату.

Немного в стороне от его окна росла вишня. Её обходили катаклизмы, связанные с заменой подземных коммуникаций. И Труба в кепке летними вечерами поливал её из шланга со своего балкона. Для этого у него был шланг, который он подсоединял к водопроводному крану у себя в кухне. Это вызывало возмущение внешних и внутренних супостатов. Внутренний супостат, в лице жены, выскакивал на балкон и громко высказывался относительно луж в квартире. А внешний супостат, в лице соседей, требовал, чтобы безобразие прекратилось немедленно, потому что потому. А кошка сидела в открытой форточке и наблюдала...

Дома Труба в кепке репетировал очень редко. Время от времени, он начинал играть какие-то мелодии, но потом они резко обрывались. Наверное, внешний супостат стучал гаечным ключом по батарее, выражая недовольство. Говорили, что раньше, до пенсии, он играл в эстрадном оркестре, но теперь больше на похоронах и на других торжествах. А по выходным, в парке, на другом конце города, он, с компанией таких же пожилых музыкантов, играл на танцах для тех, кому за...

В парке была небольшая эстрада - ракушка. Перед выступлением рабочий на тележке привозил стулья, пюпитры, и расставлял их полукругом. Маленький оркестрик, в числе которого был и Труба в кепке, рассаживался и, по взмаху дирижёрской палочки, начинал выдувать вальсы, танго и прочую танцевальную продукцию. А перед эстрадой танцевали пары, зажимая между ладоней платочки, веточки рябины, сирени, листья клёнов – в соответствии с сезоном. В перерывах оркестранты закусывали, курили папиросы, рассказывали забавные истории, юмор которых сложно уловить не музыканту. Перерыв заканчивался, дирижёр вставал первым и произносил, например, такую фразу:

– Коллеги, ещё часок и давайте закругляться. Сегодня Динамо - Шахтёр по телевизору.

Коллеги давили папироски и рассаживались за пюпитры. Музыка возобновлялась, а с ней и танцы. После выступления Труба в кепке шёл с коллегами к пивной бочке, где начинался их культурный отдых. Возвращался домой он уже на закате, немного покачиваясь и неся футляр с тромбоном под мышкой.


***

Было время, когда с этим, так называемым, "культурным отдыхом" было строго: внутренний супостат, в лице жены, твёрдой рукой пресекал попытки приложиться к рюмке – все чекушки конфисковывались в момент наклёвывания.

Посиделки с бутылкой были заменены прогулками в выходной день по парку с детьми и женой. Во время прогулки он периодически отлучался одним глазком глянуть на партию в домино или шахматы, а также к павильону с городками. Так продолжалось довольно долго. Но всему хорошему приходит конец.

Как-то раз, к удивлению жены, к концу прогулки он стал источать еле заметный запах спиртного. Она сначала подумала, что ей показалось, или что кто-то прошёл мимо, оставив ненавистный аромат. Но на следующей неделе это повторилось. Ещё через неделю, перед выходом в парк, был проведён обыск с пристрастием, но ничего обнаружено не было. Хотя к концу прогулки запах вновь проявился. Жена признала поражение, но не сдалась. Контрабандная водка в обстановке полной конспирации продолжала потребляться. Жена уже сопровождала его к павильону с городками и к столам с шашками и шахматами. Но тщетно, там его никто не угощал, а запах к концу прогулки появлялся снова.

Все раскрылось внезапно и просто. Рядом с павильоном с городками и столами для настольных игр был туалет. Труба в кепке накануне покупал чекушку и прятал её под деревом в норке какого-то зверька недалеко от туалета. Уже перед завершением прогулки он отпрашивался узнать, чем закончилась партия и, заодно, сходить "на дорожку в пописочную", так он обычно называл туалет. Там он доставал чекушку и делал несколько глотков. Остатки, заткнув пробкой, он прятал в норку до следующего раза. Его застукала вражина-соседка в момент закладки тайника и донесла внутреннему супостату, который вечером выкрал чекушку из тайника.

На следующий день, в конце прогулки, жена, со спокойным сердцем, отпустила его поинтересоваться результатом шахматного турнира. А когда он вернулся, то лицо его выражало недоумение. Жена и спросила:

– Ну что, кто выиграл? Николай Кузьмич или Кузьма Николаевич.

– Какой ещё Кузьмич? – сухо ответил Труба в кепке.

– Да тот, кто твою чекушку из-под дерева спёр, – съязвила жена.

Труба в кепке промолчал. И пошёл по направлению к дому.

Так бы и продолжалась эта борьба с зелёным змием, но рождение внуков завершило противостояние. Жена переключила своё внимание и заботу на них. И Труба в кепке стал реже употреблять крепкие напитки - в пьяном виде к внукам идти было стыдно. Кроме того, он не мог себе позволить подвести новых друзей по оркестру (тогда он уже вышел на пенсию и начал играть в оркестрике в парке). Все-таки труд в коллективе облагораживает.


***

Однажды летом, на поляне вырыли яму для очередной замены труб. Яма прилегала вплотную к асфальтированной дорожке. Разрыть-то разрыли, а трубы во время не привезли. А тут ливанули дожди. Постепенно яма высотой в полтора человеческих роста наполнилась до краёв. Её огородили красно-белыми переносными заборчиками, чтобы люди и машины не утонули, да так и оставили, к радости детворы. В этой гранд-луже дети стали пускать кораблики.

Порой хочется, чтобы зло было наказано сразу, на месте и незамедлительно. Но это вредное желание. Сразу на месте и незамедлительно очень трудно отделить зло от не зла.

В тот момент Труба в кепке возвращался с пустым помойным ведром к себе домой. Дети всё также пускали кораблики в гранд-луже, и вдруг из-за угла дома появился мальчик на велосипеде. По возрасту он был чуть старше флотоводцев и решил устроить цунами, проехав на велосипеде по луже на большой скорости. По его задумке волна от колёс велосипеда, должна была погубить флот. И эта задумка читалась на его лице очень определённо. Ребята, видя это, стали кричать, чтобы он свернул в сторону от лужи. Но мальчику это придало ещё большего азарта, и он прибавил скорость...

Гранд-лужа приняла его с велосипедом, как родного. И мальчик уже успел хлебнуть грязной воды. Но Труба в кепке уже подбежал и с ведром кинулся в водоём на подмогу. Зло было наказано. Мусорное ведро утонуло вместе с велосипедом. Папиросы, которые лежали в тренировочных штанах промокли и расплылись, да и коробок спичек прилично глотнул воды. Труба в кепке с мальчиком мокрые и грязные сидели около лужи. Мальчик плакал, ему было жалко себя, жалко велосипед. А Труба в кепке ободрал о край ямы руку, и по ней струилась кровь. Никто не смеялся. Было лето, и никто не заболел. Через пару дней пригнали компрессор и откачали воду. Велосипед достали, заменили трубы, а ведро доставать не стали. Яму закопали вместе с ведром.


***

Трубу в кепке дети любили и его вишню не обдирали. Ждали, когда придёт время и он, принеся стремянку, соберёт спелые вишни в решето и отдаст это богатство детворе и первый начнёт войну косточек.

Как-то раз на помойку выбросили старую домру. У неё была пробит корпус, но гриф и струны были ещё целы. Дети тут же её приспособили для собственных игр и доломали бы её совсем, если бы не Труба в кепке. Он выругал их, а ещё выругал тех, кто выбросил инструмент на помойку и забрал домру себе.

На следующей неделе ожидался сбор урожая вишни. И дети собрались у его подъезда. Но Труба в кепке вышел без стремянки и решета. А вынес странный струнный музыкальный инструмент. Вместо корпуса была жестяная банка из-под селёдки с припаянной к ней крышкой. К банке был прикреплён гриф от той самой домры. В банке под струнами были прорезаны эфы. Труба в кепке сел на лавочку и врезал "Девочку Надю", от "Девочки Нади" перешёл на "Камаринского", а затем заиграл " На сопках Маньчжурии". Звук был неподражаем, в его звучании было что-то от банджо и от гитары с металлическим резонатором. Он спросил, умеет ли кто играть на домре, но никого не нашлось. Тогда он взял первого попавшегося ребёнка, усадил его на скамейку, а сам сел перед ним по-турецки и, уже через час, мальчик с грехом пополам тренькал "Во саду ли в огороде". Дети толпились вокруг счастливчика, а Труба в кепке пошёл за стремянкой и решетом.

Уже садилось солнце, вишни были съедены, а на майках ребятни краснели следы от попаданий вишнёвыми косточками. А мальчик продолжать тренькать, он даже вишни не попробовал.


***

А в середине осени Трубы в кепке не стало. Рассказывали, что после какого-то юбилея, куда пригласили оркестрик, он напился. Сильно. Он вернулся домой, и произошёл очень страшный скандал. Труба в кепке вышел на кухню, запер на щеколду дверь, открыл окно, забрался на стол, приставленный к окну, попытался закурить, но не вышло. Тогда он просто вышел из окна и разбился насмерть.

На следующий день под окна пришёл трубач, настоящий трубач, а не тромбонист. И сыграл какую-то совсем незнакомую, но очень красивую мелодию. Сел на лавочку недалеко от вишни и закурил папиросу. Потом встал и ушёл. А кошка сидела в открытой форточке и наблюдала...

На третий день были похороны. Без музыки...


***

А несколько лет назад я видел в переходе музыкальный инструмент. Корпус из консервной банки, под струнами были грубо продырявлены гвоздём дырки, на банке была наклейка "Европа плюс", правда гриф был от балалайки. Бомж играл на этом инструменте "Девочку Надю". Вряд ли это был тот мальчик. Даже если это был он, то я не помню его лица, чтобы это утверждать. Но будем считать, что это был не он, иначе вы мне не поверите.


Москва, лето 2014 года