На именах гениев...

***

                ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ ВОПРОС

      В пригородном автобусе сидит молодая женщина. На ее коленях  мальчик лет четырех-пяти, с весьма странным сооружением из маминого большого шарфа на голове.
      Ребенок периодически шепотом задает маме какой-то вопрос, на что та сперва мягко, потом, все более раздражаясь, отвечает требованием, чтобы тот помолчал.
      Немолодая женщина, наблюдающая мамино крайнее раздражение, назидательно делает той замечание о недозволительном обращении с ребенком.
      Мама карапуза в совершеннейшем отчаянии срывает намотанное с головы карапуза. Все ахают!!! На голову ребенка глубоко натянута какая-то хрустальная посудина.
      - Скажи тете, о чем ты меня все время спрашиваешь, - едва не плача, обращается мать к сыну.
       У того загораются глаза:
        - Кто я теперь: прынц или король?!
       Оказывается, бедная перепуганная женщина везет эту «коронованную особу» в больницу, поскольку ей  в домашних условиях не удалось содрать салатник с головы своего наполеончика.


               
                НА ИМЕНАХ ГЕНИЕВ...

       Вчера по ретро-каналу ТВ показывали очень давнюю советскую передачу о В. Маяковском. Все его стихи представили как гимн революции, трактовки давая при этом совершенно парадоксальные.
    - Он защищал Пушкина! (читает несколько строк, буквально о погоде). Вот здесь речетатив стиха совпадает с ритмом известного «На смерть поэта» М.Ю. Лермонтова!
      Это ж надо так натянуть!... Я давно так не хохотала и не восхищалась    
неповторимой гениальной  изворотливостью  еврейского ума (ведущий, естественно, шепеляво-картавый мастер словесного фейерверка).
     - Какое счастье, - сказала я , - что я никогда не буду признана, и на мне  пройдохи не будут делать диссертации.

       Наблюдая эту ситуацию, вспомнила, как моя школьная подруга, чистый человек, не могла смириться с тем, более того, физически страдала, что во времена отсутствия туалетной бумаги, советские люди  заменяли ее газетами. А вся пресса изобиловала фотографиями «дорогого и всенародно любимого» и иже с ним (т.е. – членов ЦК и проч.). Она искренне заболевала от столь варварского отношения к советским святыням!!!

     Самое главное, что мы все искренне верили в грядущее торжество коммунизма!  С каким  остервенением я годами воспитывала в себе «ленинскую непримиримость». И с каким трудом   выкорчевала в себе эти, граничащие с кретинизмом, категоричность и борьбу за правду (которая назавтра оказывалась фантомом или черной неправдой).

      А все-таки интересно представить, как через многие десятилетия прочтет кто-то, случайно обнаруживший томик Маяковского, его, как он сам называл «программное произведения»?
   
     Я, кстати, моим племянникам, когда они на каникулах, как тогда было у нас заведено, несколько дней жили у меня, взяла шикарное подарочное издание «Кобзаря» Тараса Шевченко и с перерывами читала им, на украинском, разумеется, языке. Для них это был шок, племянница выхватывала у меня книгу со словами: «Не может быть! Это же можно было  написать только сегодня!». Придя в школу, она заинтриговала весь класс так, что они все  прочли «Кобзарь» от корки до корки. Начали обсуждать, совершенно потрясенные. И, главное, читателю литературы пришлось и самой прочесть стихи поэта, о котором она читала в учебниках и потом преподавала.  Для многих это так и останется единственно прочитанной книгой. Но прочитанной с искренним интересом и глубоким чувством.