7. Не пытайся понять, оправдать предательство

               

 — А дальше? — спросил Главный, когда Вадим остановился, чтобы передохнуть.
 — А дальше моя жизнь завертелась, как в старом немом кино. В родном театре меня для вида постращали, дескать,  лишат свидетельства об окончании студии за отказ от двухгодичной отработки. Но потом смилостивились и даже подписали очень приличную характеристику. Дома родители восприняли известие об отъезде на край света с пониманием. Но мать по утрам неизменно выходила к завтраку с красными глазами. Друзья, хоть и называли предателем, завидовали поголовно. И, словно сговорившись, якобы втайне друг от друга, просили с придыханием по приезде на место службы, устроить им вызов в эти экзотические края. Кстати, я так и сделал. И кое-кого взять в театр согласились. Я им написал об этом. Но ответа от старых друзей не дождался. А остальное вы уже знаете.
— Что ж, подведём итог. Едва вылупившимся студийным птенцом ты приходишь в театр. Тебя встречают радушно. Почему бы нет? Новое лицо с материка, на который в отпуск-то выбираешься раз в три года. Ко всему выясняется: не пьёшь, на кулуарный трёп аллергия, трудяга, каких мало, в готовый спектакль с одной репетиции ввестись можешь. Да так, что текст от зубов… такой весь из себя положительный,  просто противно. Кому противно? Тем, кто от подобного образа жизни в театре давно отвык. Но они пока не в счёт. Они потом на тебе отыграются. Когда будут жать руки на прощание, желать мягкой посадки и делать вид, что к случившемуся не имеют никакого отношения. Хотя всего одна рука, поднятая против незаконного увольнения, изменила бы многое в твоей судьбе. Но такой руки не нашлось. Идём дальше. Режиссура тобой довольна: сегодня - народ, завтра - герой. Дирекция тебе улыбается. При такой ставке норма — спектаклей двадцать три в месяц. Какие уж тут поквартальные переработки? Ну что, все довольны, все смеются? Верно, не все. Молодой герой недоволен. Ему-то, молодому, лысоватому, за тридцать уже.  Да лысину гримёры накладкой прикроют, мешочки под глазами от частого употребления портвейна гримом замажут, к перегару партнёры притерпелись. Ах, ещё остается зритель... А причём тут, собственно, зритель? Свой текст герой, как сумеет, пробормочет и к друзьям. За преферанс, за бутылочку!  А с утра репетиция... головушка-то  бо-бо. Какой тут, к чёрту, поиск? Какая импровизация? Какие находки? Скорей бы до конца репетиции дотянуть и ко щам. Вот на премьере он покажет, как играть надо. За время работы во многих театрах страны по маковку штампов нахватался, они  по полочкам у него разложены. Только руку протяни. А ему, актёру первой категории, этюдным методом предлагают работать. Он же всему выучился, всё постиг, схватил Бога за… бороду.—  Главный слегка запнулся, кашлянул и улыбнулся какой-то беззащитной улыбкой.
Вадим хотел ответить этой улыбке, но так и не смог разлепить сведённых горечью губ.
Главный, молча, подвинул ему графин и недовольным жестом стёр улыбку с лица. Некоторое время тишина в кабинете нарушалась только звуком проталкиваемой в горло Вадима воды.
— А дальше выяснилось: на фоне работы нового коллеги штампы героя имели такой затёртый вид, что даже самые осторожные члены худсовета, двадцать лет протирающие в театре штаны, растерялись и на премьеру выпустили Вадима Морозова. А за сим его подключили в параллель практически ко всем работам Геннадия Степановича Котельника, местного молодого героя. Так оно было?
— Может в том, что вы говорите, есть доля истины,— судорожно разлепил-таки губы Вадим,— но я не хочу, чтобы о человеке, который держал двери своего дома для меня открытыми, за глаза говорили гадости.
— Что касается гадостей, то я их высказал в глаза Котельнику в тот день, когда он навсегда покидал мой театр. Да, да... и не делай таких удивлённых глаз. Он работал у меня. Недолго, всего полсезона. Я убрал его, правда, без статьи. Её он заработал позже. И вот, будучи председателем месткома вашего театра, он с лёгкостью согласился на твоё увольнение по этой же статье, отлично зная: ты и понятия не имеешь, за что даётся тридцать третья.
— Но ведь Горелов, он, как директор, должен был понимать - это же противозаконно.
— Для директора Камчатской драмы  Горелова светом в окошке всю жизнь был план. Он одни из немногих провинциальных руководителей, у кого годовой всегда на сто процентов выполнялся. А тут ты на его голову, заочник. Какой курс тогда был?
— Второй.
— Всё ясно, как «кушать подано». Теперь Горелову выходить на авансцену. Тебе ж ещё учиться целых три года надо было. Это в год по две сессии с отрывом от производства. А летняя сессия, как правило, на самые горячие гастрольные месяцы падает. Тут каждый актёр на счету. Что же получается: с одной стороны, закон на твоей стороне, езжай по вызову, учись, жалование стопроцентное получай. С другой стороны, стоит заочнику в труппе завестись, его всеми правдами и неправдами из труппы выпихнуть стараются. Для иного руководителя лучше последний бездарь, чем заочник. Худо-бедно, но текст-то бездарь всегда произнесёт. А тебя ищи,  свищи чуть ли не два месяца в году. Видишь, брат, в какой сложный переплёт ты попал?
—  Сложная проблема, это самое заочное образование,— рассмеялся Вадим,— а мне ещё диплом защищать.
—  Защищай на здоровье,— улыбнулся Главный,— будет у меня одним образованным артистом больше. Сейчас ведь сплошная говорильня идёт о массовом охвате артиста этим самым образованием, независимо от возраста и категории. И если эту проблему толково разрешить, коэффициент полезного действия актёра намного бы вырос. Только говорильней наших проблем не решить. Не с того конца, как всегда, начинаем. Я студию несколько лет назад набирал. Пробовал своих профессионалов через это сито ещё разок пропустить. Для их же пользы. Ни в какую. Результат: бывшие студийцы у меня сейчас на первых ролях, а мэтры в хвостике плетутся. На кого ж пенять…— последнюю фразу Главный произнёс почти шёпотом.
Повисла пауза.
Вадим нерешительно поднялся с кресла.
— Простите, вам нехорошо?
— Что?— тот резко оторвал голову от плеча.— Просто день был сегодня тяжёлый,— в голосе зазвучали уже знакомые брезгливые интонации. — Сядь. Мы ещё не закончили,— он взял со стола трудовую Вадима и мягко разорвал её пополам.— До пенсии тебе далеко, будет время трудовой стаж набрать.
— Я понял,— просто сказал Вадим,— спасибо.
— Вот и хорошо, что понял. И запомни ещё одно: никогда, ни при каких обстоятельствах не пытайся понять, а тем более оправдать предательство. И если ты когда-нибудь подашь руку предавшему тебя — это будет плевок в лицо самому себе. — Главный черкнул что-то в блокноте, вырвал пару листков и протянул Вадиму.—  Это тебе вместо приказа, завтра рано утром я улетаю в Москву. А теперь иди.
Только на проходной он заглянул в листочки. Одна записка адресовалась администратору гостиницы «Сибирь» с просьбой пристроить его до получения комнаты.  В другой бухгалтерии театра предлагалось  оплатить артисту Морозову В. Д. проезд и подъёмные из расчёта оклада восемьдесят пять рублей в месяц!
Вадим присвистнул от удивления.

               
 http://www.proza.ru/2014/10/15/724