Часть четвертая. Арарат. Глава 1. Свобода выбора

                Глава первая.

                Свобода выбора.

                Глава о самобытности и сознании.

 
    - Пора, мой друг, пора! Мы вновь с тобой одни, но кто знает, сколько нас ещё будет? - таинственно  заявил Вишну  своему ослу, подгоняя его ранним утром на пути из города. -  Осталось миновать последние дома на окраине спящего Иерусалима,  впереди ждёт тихая пустынная земля свободная от человеческих притязаний. Мы отправляемся в дальний путь к священной горе Арарат, туда  посоветовал идти  отшельник Элохим и по дороге искать единомышленников. Он пророчески заявил, что грядут великие перемены, надо собирать сильных и дружных. Но сначала, в тишине пустыни, я хотел бы кое-что до конца осмыслить.
       Далее Вишну замолчал и, поглаживая гриву Большому Уху,  продолжал медленно, но твёрдо шествовать навстречу едва занимающейся заре. Тем временем из-под сухого корня у дороги выскочила ящерица и, перебегая от камня к камню перед опущенными глазами осла, спросила его знакомым голосом:
     - О чём  говорил вчера твой хозяин с отшельником?
     - А, это опять ты, - уже  не удивляясь ответил Большой Ух, - они говорили о каких-то числах и девяти телах, семи чакрах и чувствах, шестидесяти четырёх качествах и буквах, а так же прочих гармонических тайнах. Возможно в том народе, который представляет  отшельник, заложен поиск многой мудрости и связанных с ней преимуществ. Меня ещё поразило деление бытия на две противоборствующие силы, где  одна - Хаос, а  другая - Бог. Первая через разрушение стремится к абсолютной свободе, а вторая через созидание – к относительной, к свободе лишь от того, что мешает следовать  идее развития мира, его совершенствованию.
     - Мне кажется, отшельник прав. Ведь пока в бытии,  частично, присутствует Хаос, есть ещё возможность свободного выбора. Увы, абсолютное совершенство – это полное отсутствие свободы, ибо, что можно добавить к нему и зачем? Сознательное намерение без  вариации случая, превратилось бы в рок, где творческое участие, на самом деле, являлось бы от начала заданным исполнением. Да, можно согласиться с тем, что в мире случайностей нет, но это не совсем так, всегда есть варианты событий, ибо всё подвижно и неоднозначно. Пока есть хаос, есть нужда  в сознании. Человек столкнулся с интересным парадоксом: благодаря пробуждению в нём частичной осознанности он ускорил своё развитие. В действиях появилась многозначность, а намеренно формируемые привычки  переплелись с рефлексами в сложные импульсы. Однако   разнопланово привязывая свою волю, он стал менее свободен в выборе, но более универсален в действиях, они стали прагматичными. Если животные ведомы лишь инстинктами, то к поведению человека добавилось планирование действий. За своё мастерство и, так называемую, человечность он расплачивается потенцией свободы, заложенной в расширении сознания. Чем ближе к совершенству, тем больше внутреннего автоматизма и обязательств, где в присутствии сознания уже нет необходимости. Расширение сознания само по себе не происходит, оно связанно с определёнными усилиями и обстоятельствами, но, как известно, всё в природе движется по пути наименьшего сопротивления, то же самое происходит и с усвоенными навыками, которым повышенная осознанность становится только помехой. Поэтому полусознательное существование человека стало его роком, он начал быстро превращаться в универсальную машину.
      - Так что же, от меры сознания зависит то, по какому пути пойдёт человек? Либо это будет дорога к совершенству с минимальной свободой и её дальнейшим отсутствием, либо всё развитие будет заключаться в расширении сознания и, соответственно, в увеличении творческого каприза?
      - Да, всё зависит от меры. Люди так много пользуются Божьими заповедями, а так же законодательствами, и так мало сознанием! Подлинное совершенство мира – в равновесии между Хаосом и Богом. И если бы этого баланса не было, мир давно бы исчез, или превратился в идеальный холодный алмаз. У человека есть внутренний выбор: использовать сознание только для совершенствования своих действий во благо универсального  обустройства, а значит и полной подчинённости установленным порядкам, или расширять сознание ради свободного бытия и углубления в природу жизни. Во втором варианте он, на самом деле, ничего не выбирает, но лишь старается полнее осознать происходящее. Когда человек стремится к  осознанности без предпочтений, за него действует его естество.  Поток жизни идёт своим  курсом на всех уровнях. И то, что отшельник относил к Богу или Хаосу всего лишь дилемма выбора: пытаться влиять на поток или позволить ему двигаться согласно собственной природе, - сказала ящерица и перебежала к очередному камню.
    - Но позволь возразить, - удивился осёл, - разве наши тонкие тела не результат сознательных усилий повлиять на медленное малоперспективное течение жизни?
     - Усилия могут лишь ускорить то, что и так будет, однако, чаще всего, они или ошибочны, или не точны из-за дисгармонии излишнего напряжения, и только тормозят грядущее, заставляя его возвращаться к уже пройденному. Даже в земной поговорке «тише едешь – дальше будешь» звучит  мудрость Околооки.
     - Тогда получается, что выбор это только иллюзия, он лишь подталкивает или придерживает неизбежное?
     - Переход из мира в мир неминуем, и то, как и насколько быстро   это будет происходить, для души не существенно, ибо ей каждый раз не с чем сравнивать новую форму своего бытия, которая на самом деле всего лишь  очередная ступень бесконечно вьющейся лестницы перерождений. Ценна сама жизнь, а не  какой она будет в следующий раз. И если с жизненным процессом будет достигнуто глубокое единство, оно и станет наивернейшим вектором  гармоничного движения в новые миры.
     - Но мы же сравниваем свой уровень бытия с земным и находим утешение в понимании, к чему движемся?
     - Да, однако даже земного опыта достаточно, чтобы осознать, что в многой мудрости много печали. Чем шире понимание, тем глубже боль – это трёхмерный крест души. Жизнь - не одно лишь путешествие в царство радости.
     - Мне  не нравится твоё настроение.
     - Тем, что нам что-то нравится или нет, мы можем сделать лучше или хуже только самим себе. Да, каждое живое существо ищет опоры в определённом настрое, и если нечто или некто его расстраивает, то вызывает в ответ яростное сопротивление. Особенно это касается полусознательного намешанного мира человеческого разума. Ввиду сложной обстановки в душевной сфере человека, ему крайне нужна стабильность между утончёнными намерениями души и неизбежными потребностями его планетарного тела. Когда что-то приходится по сердцу или нет, это свидетельства следования или отклонения от приемлемого пути, выбранного всем его существом. Состояние колебания самое затратное для психики человека, он скорее предпочтёт иллюзию, нежели сомнение. Поэтому человеческий разум так сильно нуждается в целях, служащих своего рода камертонами, настраивающими его внутренний мир на определённый лад, и помогающими поддерживать ощущение единства воли, а так же самостоятельности в выборе. Ещё более трагичная ситуация для внутреннего мира человеческого разума, когда вера в ту или иную иллюзии разрушается их постоянной сменой, когда цели мельчают, и человек ищет только быстро достижимых маленьких радостей, которые, по сути, лишь сиюминутные удовольствия и к подлинной радости не имеют никакого отношения. Разве может сравниться созерцательное растворение души в окружающем её мире с духом погони за ускользающими временными удовольствиями? Как можно променять всеохватность чувств на узконаправленные страсти? И здесь ответ один: на какое удовольствие разумная душа не рассчитывала бы, и каких, в этой связи, совершенств не искала бы, полноту глубокой осознанности ничем не заменить, разве только потерять себя в иллюзиях, отдавая роль судьбы не душе, а воле обстоятельств.
     - То есть ты хочешь сказать, что осознанность для психики человека – лучшее стабилизирующее состояние, наиболее чётко со настраивающее его с действительностью и выявляющее  жизненно важные качества души?
    - Да, постоянная бдительность сознания, а не жалкая степень пассивной рефлексии, вскрывает все ларцы души и позволяет использовать  сокровища её многовекового опыта для счастливой жизни в настоящем. И тогда одержимость целями потеряет свою актуальность, уступив место сознательной игре в жизнь. Одной жизни известно, зачем ей понадобился цветок осознанности и какой плод он должен принести. Кто знает, может Бытие и есть плод великого Сознания Околооки, а живые существа, каждое на своём уровне, лишь повторяют это таинство, выстраивая свои будущие миры?! Разве сновидения не наглядный пример того, как, даже помимо осознанной воли, рождаются новые реальности?
      - Мне кажется, если бы не было предвечного Зеркала Околооки, то не было бы и Её самой, - тряхнув головой, поддержал осёл мысль ящерицы, - каждое создание, подобно светлячку, который летит во мраке перед большим зеркалом. Отражение его фонарика-маячка он вправе посчитать работой своего сознания, так как ничего не знает о зеркале в темноте, всё время отражающем его передвижение. Он так же может подумать, что картинка самого себя появилась благодаря его движению, но вот светлячок упал замертво, однако, на самом деле, его сознание никуда не делось, оно осталось стоять зеркалом во мраке, отражая других светлячков. Мы не знаем, какова субстанция этого вездесущего Зеркала, но получается так, что жизнь, смотрясь в него,  видит себя вечно.
      - Ты прав, как только не называют люди это Зеркало: и симметрией, и рефлексами, и сознанием, и чувствами, ибо Бытие –  отражение отражений! Например, твой хозяин, он идёт  молча, однако слышит и видит свои мысли и образы, это  разум отражает порывы его души. Точнее будет, если сказать, что разум не отражает, а преломляет отражение души, являясь некой индивидуальной призмой, через которую особенности душевных качеств просматриваются в искажённом виде. Человеческий ум пытается назвать «сознанием» свою посредническую роль между Зеркалом и душой, но  черпаемое у Зеркала отражение, искривляется  характерной природой разума, поэтому посредник невольно вводит душу в заблуждение. Перед повсеместной зеркальной мембраной  Околооки сверкает  Царство маленьких кривых зеркал. И, похоже, это сама Околоока рассыпалась  на множество индивидуальных форм и сознаний ради праздника многообразия и всяких игр.
      - Не хочешь ли ты сказать, что всевозможные лабиринты сознаний не более, как игра Околооки в прятки от самой Себя?
       - О да, какому зеркалу не наскучит отражение голого света, или сплошной тьмы?!
      - Наверное, только мёртвому, – закивал осёл, - но существование чего-то мёртвого не предполагается возможным, ибо всё находится в своём времени становления, и без непрерывного возрождения давно исчезло бы из мира форм и энергий. И то, что стоит за Бытием, это не пустыня, а вечная всё содержащая потенция жизни. Действительно, глядя на мир и своё существование, нельзя не почувствовать  забаву Бытия своим избытком. Можно ли сказать, что мы что-то делаем в процессе возникновения формы нашего существования, и в силах ли мы изменить ход вещей? Единственное, что мы можем - частично управлять своим сознанием, и оно, в свою очередь, иногда подсказывает  новые формы действий, затевая с нами  игру, где судьёй  назначается собственный разум. Но движемся ли мы куда-нибудь в этой игре, созданной по правилам склонного к заблуждению ума? Скорее это бег по ограниченному полю, которое перемещается само по себе, невесть куда.
    - Как бы странно не звучали мои слова, но весь пёстрый мир, развернувшийся перед нами, появился ради игр и заблуждений. Если представить себе душу, которая всё знает и предвидит, то ею овладели бы бесконечная скука и холод разочарования! Все её волевые порывы обратились бы в машинальное исполнение предначертанного, а красота мира, потеряв в глазах души свою тайну, стала бы  избитой схемой совершенства. Без интригующей неопределённости вокруг сознаний проявляющихся в Бытии, Околоока опостылела бы Сама Себе. Глядя на этот изменчивый подвижный мир, понимаешь, что таковой была всегда его противоречивая игривая сущность, где ограничение необходимо для свободы, а заблуждение - для проявления воли. Что интересно, через свои сознания есть возможность дополнять правила игры Бытия, и, оттого что  они  до конца нам  неведомы, замещать их, частично, своими иллюзиями. Ведь неизвестность дарует нам свободу выбора, а заблуждение – игру в жизнь, в которую можно углубляться бесконечно!
      - Получается так, что каждая индивидуальная форма и любой уровень сознания – это, всякий раз, на фоне единого Зеркала,  измененные условия игры и не более? И всё, что есть особого между одушевлёнными сущностями - отличие ведомых от тех, кто начинает вести свою игру.
      - Да, нас изначально ведёт наше существо и та среда, где мы оказываемся, но случается так, что инициатива переходит к осознаваемой разумности, к умению создавать иллюзии и управлять ими, потому как разум есть наблюдательность, помноженная на массу заблуждений. А что такое заблуждение? Это искривленная картина реальности, и если быть достаточно внимательным, то можно постичь, что и как её исказило. Главное обойтись без всяких «почему», иначе искажения усугубятся. Однако разум всегда стремится к смыслам - там величайшее пространство для свободы  творчества. А ведь смысл игры не выходит за её границу, поэтому поиск его, на самом деле, жажда расширить игру. Здесь мы и сталкивается с наиважнейшей для себя дилеммой: выбрать творческое присутствие, или попытаться изменить мир, руководствуясь амбициями игрока. А так как разумное существо, на каком уровне оно не было бы, не может знать до конца «как надо», то своевольный передел окружающего мира представляется чистой авантюрой. Мир гораздо старше любого индивидуального разума, так что одними лишь предположениями, какими гениальными они не казались бы, не обойтись. Поэтому не стоит  до самозабвения увлекаться игрой и её временными правилами, но лучше направить свои творческие способности на то, как углубить сознание.  Потому что с ним, соответственно, расширяется окружающий и пронизывающий нас мир.
      - Все равно, не может капля охватить весь океан, если только не растворится в нём, но тогда она потеряет себя. Нельзя объять необъятное, если только ни стать самой необъятностью.
       - Так и есть. Человеческий разум, как, впрочем, и ангельский, не может охватить всего, поэтому невольно он будет замыкаться на собственном бытии. Но если, благодаря верно выстроенной игре, ему удаётся стать гармоничным, то и весь мир будет восприниматься полным гармонии. Осознание, что он не только океан, но и капля, поможет ему заняться реконструкцией своей внутренней жизни, стать творцом самого себя. Сколь ни казалось бы ограниченным представление о самом себе, оно тем сильнее пробудит его волю, тем больше заставит его расти. Надеюсь, ты не думаешь, что  инертное прозябание свойственно природе души? Лень приходит к человеку, при потере сознательной связи с душой, но у мира есть множество пробуждающих уколов.
        Когда ящерица это говорила, она пробегала между ног осла, и он, нечаянно, наступил ей копытом  на хвост.
        - Что ж ты, брат, лишил меня хвоста?! – крикнула ящерица, и, убегая, спокойно добавила, - Ну да ладно, вырастет новый. Смотри, к тебе приблизился хозяин, наверное, он хочет поговорить. До встречи!
     Вишну подошёл к ослу и с улыбкой сказал:
       - Смотрю на тебя и не нарадуюсь! Ты идёшь с глубоким доверием мне и миру, только человека гложут сомнения. С холодами, птицы уверенно летят на юг, хотя у них нет карт. Рыбы, чтобы продолжить свой род,  безошибочно возвращаются в места, где родились. Животные никогда не отделяли себя от мира, у них нет никакого понятия о любви, они просто купаются в ней. Быть в единстве с миром, ты знаешь об этом не понаслышке! Зачем  понадобилось, чтобы именно человек почувствовал своё одиночество, чтобы он смотрел на себя  и  был чем-то недоволен? Что такое особенное ищет человеческий разум, обрекая хозяина на вечные муки поиска? Зачем ему надо раскладывать весь мир по полочкам, неужели для того, чтобы всего-навсего развлекать себя вопросами и ответами? Уж точно, в душе человек один, а в голове, как минимум, двое! И эти двое, а может и компания побольше, не дают ему покоя. Что за странные гости заселились в его сознании, и теперь, наперебой, каждый по-своему,  развлекают хозяина?  Больно странно выглядит весь этот бесконечный переплёт мыслей! Зачем ему изворотливые  логические линии, опутанные вязью образов и фантазий? Неужели для  украшения  своего разума и привлечения  к новым смыслам? И всё ради бегства от скуки и какой-то необъяснимой тоски?
        Вишну затих, словно наткнулся на неожиданную мысль, но вскоре, как в бреду, начал обрывисто спрашивать и отвечать самому себе:
       Человек бежит, то от смерти, то от жизни. Такое ощущение, что свобода ему дороже всего. Но что есть свобода? Без присутствия чего-то – она ничто. Однако, как можно хотеть ничто? Даже абсолютный покой, это далеко не ничто! Ибо должно присутствовать нечто, что  покоится. Где может быть точка абсолютного покоя? Везде! Она и есть великое сознание, растворённое в бытии, фундамент, относительно которого мы наблюдаем всякое движение. Желая свободы, мы движемся к сознанию! Стремясь к высочайшей осознанности, мы становимся настолько спонтанными, что всякий раз задаём начало новому миру, и не являемся лишь продолжением старого. Это, пожалуй, и есть истинная свобода!