Николай Северный. Последний полет штурмана Горна

               
                научно-фантастическая повесть
 
               

                Часть первая. Вечные странники               

               В Объединении планетных исследований               

     Мигель Горн уходил из Центра. Шестнадцать лет проработал он в Объединении планетных исследований Земли, летал по разным маршрутам и на грузовых, и на разведывательных кораблях. Но большую часть этих незаметно пролетевших лет он водил поисковые экспедиции по плану исследований Центра. Побывал в самых неизведанных, редкостных местах и не раз со своими товарищами выходил из сложнейших положений – работа тяжелая, почти всегда рискованная и опасная, но захватывающе интересная и дающая деятельной натуре огромное удовлетворение.             
В Центре Горн пользовался признанным авторитетом и большим уважением у товарищей. Разносторонне образованный и прекрасно знающий свое дело, с хорошим практическим опытом и немало повидавший для своих лет, он имел репутацию одного из лучших штурманов Объединения. Немногословный, с виду даже замкнутый, Горн принадлежал к тем, для кого единственной мерой оценки людей являются их поступки и кто любой ценой держит слово. Товарищи любили его за надежность и преданность: в самых серьезных условиях их работы космопроходцев Горн проявлял незаурядную смекалку и завидную выдержку, неоднократно помогавшие команде или экспедиции, и при этом не обнаруживал ни тени тщеславной гордости или честолюбия, столь простительных в подобных обстоятельствах. – Такой не подведет, не бросит товарища, даже когда сам окажется в смертельной опасности, - говорили о нем коллеги, побывавшие с Горном в общем деле.
Руководство Отдела исследований дальних планет, в котором работал Горн, хорошо знало об этом и посылало его с очередной экспедицией всякий раз, когда ожидался особенно трудный рейс и предполагались сложные, большей частью непредвиденные условия работы, - точнее, когда об этих условиях заранее вообще ничего не было известно, кроме маршрута следования да целей экспедиции… Впрочем, и вся их работа была до предела наполнена встречами с этими самыми непредвиденными обстоятельствами, и от того, насколько умело они с ними справлялись, зависел успех или неудача экспедиции.
 
Все люди Центра – пилоты, штурмана, инженеры и ученые-исследователи – жили полнокровной и напряженной жизнью увлеченных своим делом космопроходцев. Однажды вступив на этот путь, они навсегда связывали себя с сообществом пионеров и первооткрывателей, посвятивших свою жизнь важнейшему делу – разведке и изучению пригодных для обитания миров на новых, неосвоенных местах. Астронавты отчаянно   и бесстрашно вступали в единоборство с чудовищными силами и враждебными проявлениями космоса. И, уходя в свой очередной дальний полет, невольно чувствовали себя безвестными Колумбами, устремившимися к неведомым материкам и землям Вселенной…   
               
                Космическая экспансия

    Человечество уже начиная с двадцать первого века активно устремилось сначала в ближний, а затем и в дальний космос, проторяя для своих потомков пути к новым мирам, к планетам звезд своей Галактики. Выход в космос уже состоялся, и вместе со стремительным бегом веков земного времени набирала силу и утверждалась планомерная и расширяющаяся человеческая экспансия в космическое пространство.
Научные и промышленно-технические исследования ХХ века показали, что ресурсы земных недр, необходимые для дальнейшего поступательного развития человечества, ограничены. В частности, запасы природных энергоносителей на Земле должны будут исчерпаны в течение последующих двух-трех столетий. Ученые предсказали, что уже к концу двадцать первого века потребности экономики в энергоносителях превысят «скромные» земные ресурсы. Поэтому свои надежды человечество возлагало на развитие ядерной энергетики и осуществление управляемых термоядерных реакций. Но и такие мощные источники смогут обеспечить энергетическую потребность землян еще в пределах лишь одного-двух тысячелетий. И жители Земного шара были вынуждены признать, что дальнейшая судьба человеческой цивилизации в пределах Земли окажется обреченной. Поэтому с суровой неумолимостью назрел вывод о необходимости экспансии Человечества в космос с целью освоения и колонизации им других доступных миров. 

                *   *   *
Для жизни и неограниченного развития Человечества, кроме опасности неизбежного истощения ресурсов Земли, существует еще и угроза грядущего                старения Солнца. Всякая звезда своим чередом проходит путь от рождения до смерти, и наше Солнце имеет свой, отведенный ему срок эволюции вплоть до полного угасания. И хотя до этого пугающего и неминуемого финала Человечеству отпущено еще несколько миллиардов лет, все же позаботиться об эвакуации с родной системы ему следует заблаговременно, задолго до этого. В прошедшие века, преодолевая целый ряд природных угроз и серьезнейших кризисов своего развития, люди должны были подумать о дальнейшем продвижении цивилизации, о будущем Земли и будущем своих потомков. Они сознавали, что рано или поздно наступит время, когда будет нужно навсегда оставить родную звезду, давшую им жизнь и умирающую от надвигающейся старости. С великой горечью и печалью, но неизбежно придется покинуть Солнце и Землю, материнскую колыбель, такую уютную и родную, но остывающую и гаснущую, как угли в очаге. До полного преобразования Солнечной системы Человечеству потребуется, по расчетам ученых, еще несколько тысяч лет. Когда же Солнечная система будет полностью преобразована в интересах человеческого сообщества, начнется процесс «диффузии» цивилизации к соседним звездам и создания там необходимой искусственной биосферы. За это же время необходимо выполнить программу межзвездных полетов к целому ряду космических объектов, чтобы получить данные о потенциальных мирах для своего расселения в космосе. Транспортировка и доставка к месту освоения необходимых технических средств – систем жизнеобеспечения и промышленных агрегатов – займет лишь несколько сотен лет, а полное освоение и колонизация окрестностей облюбованного светила затянется по времени на порядок больше. За это время произойдет смена многих поколений людей, но цивилизация сохранит свою дееспособность, жизненные интересы и устремленность в будущее. – Человечество уже твердо встало на этот путь, который в будущем спасет его от неминуемой гибели из-за «тепловой» смерти Солнца…
 
А каждая звезда, планетная система которой будет преобразована для использования человеком, станет, в свою очередь, платформой дальнейшего продвижения в космос. По такой схеме Человеческая цивилизация планировала развиваться и эволюционировать и в более отдаленном будущем, когда, подчиняясь неумолимой гибели звезд, придется покидать преобразованный и обжитой мир очередного светила, приютившего землян в своем гостеприимстве на время его урочного существования…. По И.С.Шкловскому, можно ожидать, что подобный диффузионный процесс колонизации, проводимой Человечеством по разработанному плану, за несколько десятков миллионов лет сможет охватить всю нашу Галактику. Более ста миллиардов звезд в ней, среди которых хотя бы малая часть имеет планетные системы с пригодными для преобразования и жизни условиями, являются более чем достаточной сферой освоения космического пространства Человечеством.
                *  *  *

Увы, процесс рождения и угасания всякой звезды предопределен и неотвратим. Но Человечество не желало и было не согласно уходить из жизни вместе с умиравшей звездой и своевременно готовилось переселять колонии своих сограждан в другие ареалы обитания, в осваиваемые районы Галактики. При таком ходе развития Человеческая цивилизация, зародившись в далекую эпоху на поверхности планеты Земля, становилась уже явлением космического масштаба и вместе со всей Вселенной – вопреки мнению своих пессимистов-историков – приобретала свойство и атрибуты манящей вечности, словно утверждая иллюзию своего физического бессмертия. И хотя ученые когда-то, очень давно, устами Энгельса предопределили конечный уход со сцены нашей цивилизации, Человечество упрямо не соглашалось с таким заключением. Оно не желало заглядывать за край зияющей пропасти небытия - своего физического исчезновения, не соглашалось мириться с грозным, обессиливающим приговором Мироздания – или самого Творца – о грядущей эре неизбежного схождения галактик!  Но, увы, к великому огорчению, оно до сих пор не в состоянии разрешить эту сложнейшую проблему: как осмыслить загадку Большого Взрыва и предотвратить действие последующего обратного процесса сжатия Вселенной, смертельно угрожающего ему… - Возможно ли и как преодолеть неотвратимый ход времени и эволюции Природы?!.

Но до этого, пока еще до конца не осознанного и ничем не подтвержденного финала и неопределимого точно времени у Человечества   есть в запасе как минимум десятки миллиардов лет! И остается надежда, что за это время коллективный человеческий или некий другой, еще не обнаруженный нами космический гений найдет способы или какие-то сверхсредства для противодействия угрозе неминуемого исчезновения в противостоянии с открытыми Хабблом законами Вселенной, для спасения от гибели всего разумного рода. Ведь на заре жизни ничто живое не думает о смерти, о гибели, - и человеческое общество с эгоцентризмом юности наслаждается светом существования, благами и красотой окружающего мира!.. А в сознании ученых теплится робкая, но не умирающая надежда, что в теории Большого Взрыва будет найдена некая принципиальная ошибка, и тогда ее выводы не смогут иметь решающего значения для судеб Мироздания, играть роль окончательного приговора жизни, а будут выяснены и определены иные пути процессов эволюции Вселенной.
                *   *   *    
На заре космической эры человечество не вполне ясно представляло, в какие районы Галактики требуется направлять свои усилия по исследованию  объектов космоса, пригодных для освоения, к каким звездам следует посылать корабли и зонды в поисках новых миров, а, возможно, и других представителей разума.
На рубеже двадцатого и двадцать первого столетий ученые Земли уже сумели обнаружить и зарегистрировать порядка полутысячи планет, находящихся в составе различных планетных систем звезд нашей Галактики. Однако по ряду их физических характеристик большинство этих планет оказались решительно непригодными для целей освоения. В том числе - по размерам и массе или из-за чрезвычайной близости к своему светилу и, как следствие, огромных температур на поверхности, отсутствия воздушных атмосфер или их явной непригодности по химическому составу, из-за чрезмерно низкой скорости собственного вращения, и других. В результате, приходилось отказываться от планов освоения этих планет.

Результаты исследований в звездной астрономии и поиска экзопланет долгое время не позволяли ответить на самый важный в этом отношении вопрос:  у каких из исследуемых звезд есть или можно ожидать планетные системы, подобные солнечной, и еще более специальный и животрепещущий – где существуют планеты, пригодные для обитания и устройства на них жизни переселенцев с Земли?.. Получить ответ на этот вопрос предстояло, в конечном счете, экспериментально, путем организации межзвездных перелетов и исследования найденных планет. Однако осуществлению таких исключительно сложных и ответственных полетов человека долгое время препятствовали, кроме множества медико-биологических проблем, трудности создания реактивных двигателей и ядерных энергоустановок для получения высоких, околосветовых скоростей движения космических аппаратов. Но уже на стыке 22 и 23 веков научные и технические достижения обеспечили создание таких энергоустановок и позволили получить на космических кораблях заветные скорости. После этого были предприняты первые межзвездные полеты человека. Сбылись предвидения Эдуарда Константиновича Циолковского и Артура Кларка, сделанные ими еще в середине двадцатого века. – Это достижение стало эпохальным событием в истории Человеческой цивилизации и послужило началом осуществления пионерской идеи Циолковского о расселении Человечества во Вселенной.
                *  *  * 

В первые столетия технический уровень космонавтики позволял осуществлять лишь кратчайшие маршруты полетов, и корабли землян были направлены к ближайшим звездам, в поле тяготения которых предполагалось существование планет и других малых объектов. Радиусы действия этих полетов поначалу были очень незначительны – в пределах до десятка-двух световых лет, и все полеты планировались и осуществлялись с одним условием - непременным возвращением астронавтов на Землю, пусть даже и спустя десятки лет… Благо, на самом корабле из-за релятивистского расширения времени в соответствии с законами теории относительности время в полете по этим маршрутам было невелико, порядка десяти лет или, по крайней мере, в пределах одной человеческой жизни. 

И нигде, ни у одной из звезд, ни на одной из достигнутых планет посланцы Земли не нашли того, что искали, то есть приемлемой для обитания среды, каких-то мало-мальски благоприятных условий для ее преобразования и устройства жизни. И хотя по ряду физических характеристик часть планет могла быть пригодной для зарождения и развития простейших форм жизни, вид этих планет и условия на них ничем не порадовали космонавтов. Небесные объекты, к которым они приближались, явили их взору безрадостную панораму каменной пустыни наподобие марсианской или лунной, либо бушующего котла жидкой поверхности с дымящейся над нею атмосферой из ядовитых газов. – Мрачная, удручающая картина! Горькое разочарование после долгих и таких радужных надежд...

Правда, некоторая часть этих первых обследованных планет имела подходящий физико-химический состав твердой поверхности, и они вполне могли быть использованы в качестве источника минеральных и сырьевых ресурсов. Они в значительной степени отвечали задачам технологического освоения и промышленного использования в роли сырьевых и энергетических баз для дальнейшего расширения областей экспансии. Эти небесные тела положили начало промышленному освоению планет. Требовалось создать на них прочную технологическую базу и стартовые площадки для новых полетов. На проведение этого начального этапа большой космической программы Человечеству потребовалось несколько столетий. Но такая задача была успешно выполнена, и в нашей Галактике появились первые технологические базы землян. Этот первоначальный период сыграл важную роль в дальнейшем продвижении Человечества в космос.
                *  *  *

Пройдя начальную пору космического взросления, Человечество в своем неудержимом порыве  развития и самоутверждения устремилось дальше и веером, по четко разработанным маршрутам, направило корабли к новым, ранее не досягаемым звездам Галактики. Но люди понимали, что для охвата все более отдаленных районов нашей звездной системы понадобятся еще десятки и десятки веков земной эры. Однако сфера звездной экспансии и космической деятельности Человечества, освоения и колонизации им Галактики продолжала неуклонно расширяться.
На этом тернистом, необычайно сложном и опасном пути Человечество подстерегали и непредвиденные препятствия, и фатальные неудачи, и горькие потери, и страшные трагедии и жертвы. Но это не могло остановить землян. Надежду и уверенность в достижении намеченных целей им придавало могущество человеческого разума, его способность решать любые поставленные задачи и то, что у них в запасе было еще по крайней мере десятки тысяч лет времени, чтобы создать совершенные космические системы. С помощью этих систем люди смогут освоить и обжить поистине огромные пространства хотя бы ближней части Галактики, и тогда постепенно и уверенно приступить к «эвакуации» с угасающей Солнечной системы всё живущее там людское население. За несколько минувших веков своего третьего тысячелетия Человечество сумело создать и запустить ракеты с разведывательными зондами к целому ряду звезд в радиусе до сотни световых лет. Данные, получаемые с зондов, по радиоканалу будут поступать и обрабатываться в Центрах исследования; они представят Человечеству ценнейшие сведения о физических характеристиках звезд и обследуемых планет, всех ближайших космических образований.   
И по мере того, как Человечество продвигалось в межзвездное пространство и всё больше отрывалось от своей прародительницы Земли, от родной Солнечной системы, перед ним всё более раздвигалась и ширилась галактическая панорама, вырастали новые горизонты. Всё новые и новые миры попадали в поле зрения человека, становились объектами изучения. Всё новые поселения землян возникали на планетах далеких звезд, новые острова человеческой цивилизации зарождались и развивались на просторах  Млечного Пути.
Экспансия человеческой цивилизации расширялась, и ее население быстро росло, увеличивалось за счет этих новооснованных внешних поселений. И таким образом воплощались в жизнь идеи Циолковского.
    
            Острова человеческой цивилизации

   Века человеческой истории летели, как главы огромной волнующей книги освоения космоса, наполненной открытиями и разочарованиями, победами и поражениями, подвигами и трагедиями.   
Одновременно с началом эры межзвездных полетов продолжалось интенсивное освоение и преобразование своей, Солнечной системы. За несколько последних веков на различных подходящих орбитах Человечество сумело создать расширенную планетарную зону обитания, по условиям жизни и безопасности нисколько не уступающую земной. Здесь было всё – и прекрасные компактные города, и оазисы зеленых зон и богатых ландшафтов, и разветвленная инфраструктура сообщения и связи, и все необходимые атрибуты жизни в цивилизации. А разнообразных сфер и областей применения профессиональных знаний тут было великое множество, и работы хватало всем.          
Активная экспансия в космос, начавшаяся с первого полета человека  еще в шестидесятые годы двадцатого столетия и бурно нараставшая к середине третьего тысячелетия человеческой эры, уже проникла в достаточно удаленные области нашей Галактики, захватывая всё новые объекты звездной Вселенной. К этому времени Человечество уже располагало несколькими освоенными и хорошо обжитыми планетными системами около достаточно близких звезд.
 Это были обетованные островки родной цивилизации на новых местах, со всеми признаками и привычными условиями доброй старой земной жизни, - всё там осваивалось и создавалось, было продумано и устроено для благоприятной и физически необременительной жизни людей.
На них, этих первых очагах человеческой цивилизации за пределами Солнечной системы, успело смениться уже несколько поколений, потомков первых колонистов с Земли, и они знали о планете-прародительнице лишь со слов своих пращуров. Туда еще продолжали прибывать последующие волны переселенцев, там осваивались и оставались  навсегда приверженцы спокойной и устроенной жизни. Поначалу их лишь пугала чудовищная, огромная оторванность нового места обитания от оставленного где-то в глубинах Галактики прежнего мира, такого милого сердцу и дорогого, как дорога всякому человеку его родина, какая бы малая и скромная она ни была. Переселенцев больше всего страшила эта немыслимая бездна пространства, – они чувствовали это, – отделявшая их от прежнего дома.
                *  *  *

Очаги человеческой цивилизации разбросаны на огромных просторах Космоса. Они, как мерцающие угли в костре, вспыхивают под порывами невидимого ветра в разных областях Галактики, сдерживаемые суровыми космическими процессами. Вселенский холод и безмолвие космоса угнетают и стремятся погасить их, но, раз возникнув где-либо, искры жизни и разума разлетаются округ, разгораются и пылают все сильнее, все ярче, и вот уже острова и целые континенты Млечного пути охвачены неистребимым светом человеческого разума, творениями его неудержимого фантастического созидания, его всепобеждающей космической технологии.
Жизнь на этих островах, энергичная, направленная на осуществление прогресса, течет по своим, созидательным законам. Человечество за долгие века развития настолько окрепло и естественным образом вросло, будто вплелось, в сложнейший организм Галактики, стало ее составным элементом, что уже не страшится ее необозримых пространств и всесокрушающих процессов. Оно способно противостоять могуществу космических сил и в самых серьезных условиях находить действенные решения и средства, способствующие дальнейшему развитию своей цивилизации.
Кажется, уже многое подвластно Человечеству… И все же Пространство и Время, эти незыблемые устои мироздания, с большим сопротивлением подчиняются ему, неколебимо остаются на страже Вселенной. Огромные, порой непреодолимые расстояния разделяют сообщества людей, живущих на разных островах цивилизации, неимоверные временные провалы поглощают их стремление друг к другу да и саму жизнь целых поколений и пластов цивилизации, разбросанных по Млечному Пути… И, все равно, ничто не может остановить продвижение Человечества в космос, осуществление его великих надежд и дерзких замыслов на пути  освоения Вселенной.         
О силе и возможностях, о незаурядности и масштабах свершений человеческого разума убедительно говорит то, что с самого начала Человечество продвигается во Вселенную самостоятельно, в одиночку,  без помощи каких-либо других Цивилизаций!.. 
                *  *  *
На своем пути научно-технического прогресса и технологического развития еще на ранней стадии освоения космоса Человечество столкнулось со многими актуальными и более неотложными проблемами развития, способными остановить его движение, а то и вовсе пресечь само его существование. Уже в 21-22 столетиях ему пришлось преодолеть целый ряд серьезных трудностей и кризисов, угрожавших жизни на Земле. Среди них были опасности военных противостояний и угроза возникновения ядерной войны; природные катаклизмы и стихийные бедствия; распространение в мире терроризма во всех его формах; опасность эпидемий и вымирания от голода людей и целых народов; угрозы экологических катастроф и уничтожения окружающей среды; кризис, связанный с развитием биогенных технологий и созданием искусственных разумных существ, и другие. Кроме этого, уже в первой половине двадцать первого века Человечество сумело предотвратить серьезную угрозу, надвигающуюся на него из космоса. Становление космической науки и техники в общем развитии человечества оказалось очень своевременным, так как к этому времени возникла чрезвычайная опасность столкновения Земли с большими  астероидными телами. Успехи в ракетно-космической технике позволили объединенными усилиями нескольких стран создать технические средства для ограждения планеты от гибельной встречи с астероидами и крупными небесными телами, сближавшимися с Землей в 2013 году, в 2019,  2029, 2036 и последующих годах. Эта реальная угроза Человечеству, самому его существованию, уже в двадцать первом веке заставила людей, все народы и государства преодолеть вековые распри и конфликты, найти пути их разумного разрешения, суметь простить взаимные обиды и претензии и объединиться перед смертельной опасностью, направить общие усилия всех стран, их экономические ресурсы и технические возможности на ее устранение.
                *  *  *         
На самой Земле численность населения с определенного времени была приостановлена и удерживалась на устойчивом и безопасном уровне. И со временем, с ходом колонизации и освоения новых районов космоса Земля стала своего рода музеем детства Человечества.

Планета наша давно уже была освобождена от всех энерго- и материалоемких производств и полностью преобразована в мир отдыха и оздоровления людей, превращена в цветущий оазис многообразных ландшафтов природных и рукотворных заповедников и парков в разных климатических зонах Земли. Эти великолепные зоны отдыха и курорты на любой вкус и запросы с разбросанными среди них санаториями, пансионатами, приютами, отелями и виллами, а кроме них небольшие и гостеприимные обители уединения и отдыха были рассеяны по всем морским и океаническим побережьям и цветущим долинам, лепились у подножия самых живописных гор, а то и на приличной высоте прямо в горах, и были к услугам всех, приезжавших и прилетавших отовсюду на отдых или для лечения. Заботы экологов Земли сделали свое дело, и на ней были сохранены ценнейшие заповедные природные зоны и местности. Земля получила статус глобального заповедника живой природы, и на ней сохранились и продолжали благополучно существовать все виды животного мира и растений, которые еще оставались на планете к началу третьего тысячелетия.
Освобождена была Земля и от территориальных границ, от каких-либо политических делений. Границ между государствами, как и самих государств, когда-то в прежние, двадцатые века лоскутьями испещривших поверхность земного шара, уже не существовало. Мир жил, согласно дерзкой метафоре старого советского поэта, «единым человечьим общежитием». Впрочем, и само это старозаветное понятие давно уже кануло в лету… И лишь напоминанием о былых государствах, великих и малых, торжествовавших на Земле, оставались громкие названия территорий, когда-то принадлежавших этим государствам с жившими на них этносами, национальностями и нациями. Но только и сами этносы существенно перемешались на планете. А языки теперь использовались из тех наиболее употребимых, какие еще до конца двадцать первого века существовали на разных континентах и островах земли. - Единого и общего для всего Человечества языка еще не было принято или разработано.
И, главное, за время космической эры Человечеству удалось преодолеть фатальную неизбежность войн, порождаемую капитализмом, и устранить постоянно довлевшую над ним угрозу самоуничтожения. – Человеческое общество смогло создать такие оптимальные методы хозяйствования и развития производительных сил, выработать такие эффективные формы и структуры социальных и производственных отношений, которые обеспечивали неуклонный прогресс мировой экономики, а с ним и возможности увеличения средств на дальнейшее развитие космонавтики. Вместе с этим изменились жизненные приоритеты и цели, стремления и интересы людей. Человеку стало не нужно бороться за существование свое и своих детей или безудержно гнаться за обогащением, за неограниченной властью над другими людьми, за призрачной славой. Всякий человек в наступившей эре, в выстраданном обществе справедливости был защищен от превратностей социального существования и благоденствовал, всякий народ был свободен и счастлив.    
                *   *   *
               
На новом месте - земле, как переселенцы стали называть все свои колонии по имени родины, колыбели Человечества, большинство людей – и колонисты новых «завоеванных» космических островов, и жители уже освоенных поселений – вели оседлый и устойчивый образ жизни. Здесь они повсюду имели привычные и удобные условия существования, достаточный комфорт и необходимую безопасность. Как когда-то в далекие времена их предки на Земле, они годами не покидали своих обжитых мест, не пускались в рискованные путешествия и не отправлялись никуда за пределы своей колонии или планеты. Могли, как их бесчисленные деды и прадеды на Земле еще до начала космической эры, прожить всю жизнь в своем тихом облюбованном месте и никуда не улетать, не перемещаться. Те же, кого обуревала жажда странствий и приключений, поиска новых впечатлений, имели полную возможность совершать полеты на пассажирских и транспортных кораблях ближнего космоса. С помощью этих средств можно было побывать на соседних планетах и межпланетных островах и поселениях. Единственным ограничением таких путешествий и перемещений в пространстве становились временные границы их странствий: путешественники должны были иметь возможность возвращения в свой мир, который они на время покидали, мир живущих на планете родных, близких и друзей.
   
             Астронавты межзвездных полетов

    Такое ограничение не относилось к астронавтам, разведчикам дальнего космоса. У них всё было по-другому, им космос всегда ставил многочисленные и неизведанные серьезные задачи. Риск и опасность для них – не в счет, само собой, сопутствующие обстоятельства, неизбежные и неотъемлемые атрибуты профессии… Космопроходцы - летчики и штурманы, ученые и инженеры разведывательных и исследовательских подразделений Центра изучения дальнего космоса - за свою совсем еще не долгую жизнь успевали преодолеть огромные межзвездные пространства, пройти различные поля тяготения и грозной радиации. И везде чувствовали себя пионерами-первооткрывателями, представителями Человечества в исследуемых  областях  космоса.

Члены экипажей больших межзвездных кораблей класса «А» - космических крейсеров и фрегатов наподобие «Полярной Звезды», летающих с околосветовыми скоростями, жили своей особенной, отличной от всех остальных сограждан жизнью… Разумеется, это были обычные люди своей профессии и своего времени, и по характеру и человеческим качествам, и по интеллекту не очень отличавшиеся от остальных соплеменников, людей своей колонии. – Казалось бы, такие же, как все, со своими слабостями, желаниями и пристрастиями, своими надеждами и мечтами. И в повседневной жизни на той или иной планете до своего следующего межзвездного полета они, как и все остальные, жили радостями и заботами, помыслами и устремлениями окружающих их людей. А за время «вынужденной стоянки» в каком-нибудь порту цивилизации, которая могла продолжаться и месяцы, и годы - время послеполетного отдыха, работы и подготовки к следующей экспедиции, - одним словом, за время жизни в людском сообществе у них, как и у всех, возникали обычные человеческие чувства и привязанности, появлялись и новые друзья. - Совсем как у моряков в добрые старые времена на милой Земле во время их долгих скитаний по белу свету и  стоянок в далеких портах и гаванях мира. А всякий экипаж кораблей Центра дальней разведки, уже постоянный и устоявшийся, почти неизменный, после своих продолжительных странствий на огромных просторах космоса здесь, «дома», встречался с другим таким же экипажем, прибывшем невесть откуда, знакомился с ним, дотоле не известным ему, и жил рядом с ним общей, временно будто оседлой жизнью…

Были у них, естественно, и глубокие человеческие привязанности, и друзей настоящих и преданных было столько, сколько отвечало потребности души и щедрости натуры каждого. – Здесь, на планете, они не чувствовали себя оторванными от того мира людей, в котором сейчас находились…

 Но это было лишь до полета, - все изменялось, когда они отправлялись в межзвездный рейс. - Стоило им только начать готовиться к нему, вникать в суть предстоящего задания, как их взаимоотношения с миром ощутимо изменялись: на смену спокойствию и дружелюбной общительности приходили особая сосредоточенность и сдержанность; в их поведении появлялась какая-то озабоченная целеустремленность. Важная миссия и существо того задания, которое они должны были выполнить, накладывали неумолимый отпечаток на строй мыслей и саму психику космопроходцев, на все их чувства и особенности мировосприятия. – Печать некоей отрешенности от данного мира, от окружающего сообщества, тень невольной избранности тяжелой десницей незримо довлели над ними… Уход в рейс на околосветовом корабле сразу и неминуемо изменял всё в их жизни. Стоило любому из них принять решение пойти с кораблем в определенный межзвездный перелет, - и он уже больше не мог надеяться увидеть тех, кто оставался здесь, на планете, в их общем обжитом мире.  И никто из оставшихся, ни родственник и ни друг, тоже больше никогда не встречал и не видел его… Возвращение звездолетчика сюда обратно уже не имело смысла, так как за время перелетов на покинутой им планете должно было смениться несколько поколений и, естественно, не оставалось никого из его когда-то современников… Космическое время своей безжалостной поступью поглощало следы оставшихся на планете людей, словно стирало их с лица земли, и они навсегда терялись в тумане прошлого. Неумолимая и жестокая диалектика космоса!..

Каждый, кто уходил в межзвездный полет, прощался с прошлым решительно и бесповоротно. Ему приходилось смириться с мыслью, что он неодолимо расстается с близкими ему людьми. – Это было мучительное сознание, страшное, подобно казни. И к этой мысли нужно было задолго начинать готовиться и привыкать.
И сами астронавты для оставшихся на планете людей уходили от них навсегда, навечно исчезали в бескрайних пространствах. Лишь память о них жила, пока были живы их близкие и родные, друзья, сослуживцы, знакомые. Даже связь с ними по радиоканалу теряла всякий смысл: ведь космопроходцы с началом полета начинали жить уже в иных временных измерениях, и с каждой минутой и часом полета их оставленные на Земле сограждане всё безвозвратнее уходили от них в своем быстротечном движении вперед, к последнему рубежу… А за те недолгие минуты, которые мог бы потратить на составление дружеского или родственного послания любой из членов экипажа для отправки его радиограммой назад, на Землю, те, кому оно адресовалось, успели бы прожить целые дни и даже месяцы своей земной жизни… Всем правила неумолимая сущность космического времени. Потому-то с межзвездными кораблями поддерживалась только техническая радиосвязь, передающая в основном лишь контрольно-командную и навигационную информацию, связанную с полетом, а также обновляемую информацию о космических объектах на пути движения корабля и в районе назначения, и тому подобное.
 
Межзвездный корабль по мере его ухода от Земли в глубокий космос, в отличие от легендарных, в эпоху начала космической эры, полетов от Земли к планетам Солнечной системы, всё больше и больше терял свою духовную связь с покинутым им миром. А с предельным удалением от космодрома вылета радиосвязь с кораблем вообще прекращалась, то есть терялась и эта последняя ниточка, связывающая его с Землей…
И только в Космическом Центре Объединения, откуда ушел корабль, в электронном памяти его информационного архива хранилась точная и неуничтожимая запись об астронавтах: номер и маршрут экспедиции, полетное задание, тип и класс корабля, его название, полный список состава экипажа и всех членов экспедиции на борту, подробные данные о каждом участнике полета. – Эфемерная, хоть и бессрочная, фиксация сведений, нестираемая память об улетевших, о когда-то живших…
               
                Межзвездные странники

    И лишь слабым утешением за эту удручающую безнадежность для некоторых из отчаянного племени межзвездных скитальцев была заманчивой и влекущей видимость необычайно долгой, кажущейся почти бесконечной, жизни. Такая возможность казалась астронавтам поистине божественным даром, воплощением личного бессмертия! – Ведь за время их нескончаемых странствий по межзвездным просторам на покинутых ими землях и поселениях жили и умирали миллионы и миллиарды их соплеменников, когда-то сверстников и сограждан, знакомых и незнакомых. Убийственное сознание! Поневоле начинаешь чувствовать себя чуть ли не бессмертным отщепенцем, этаким добровольцем-отверженным, вечным скитальцем, над которым время не властно… И нельзя было возвращаться обратно, в покинутый мир – было бы невыносимо тяжело оказаться там, где без тебя прошли уже сотни, а может и тысячи лет, и не найти там даже следов того, что оставил когда-то, - всего, что знал, любил, в чем участвовал, чему сопереживал… Ведь возвращение означало бы попасть в другой, уже не известный тебе мир людей и в эпоху техники, шагнувшей далеко вперед. Не почувствуешь ли вдруг себя здесь анахронизмом, выходцем с того света?..
 
   Нам казалось, мы кратко блуждали…
   Нет, мы прожили долгие жизни.
   Возвратились - и нас не узнали
   И не встретили в милой отчизне.
   И никто не спросил о Планете,
   Где мы близились к юности вечной…

                *  *  *
Однако в действительности это была лишь иллюзия вечности, всего лишь призрак бессмертия! – Ведь стоило любому из них только остановиться в своем беге через миры и пространства, чтобы сразу необратимо отстать от тех других, летящих собратьев, и незаметно пройти и в урочный час закончить свой отмеренный жизненный путь. Потому что и их собственная  жизнь, проходи она на межзвездном корабле или на какой-нибудь планете, продолжалась все же нисколько не больше, чем биологический век, отпущенный природой любому человеческому существу, - лет девяносто-сто, в лучшем случае каких-нибудь сто двадцать…
 
Поэтому экипажи кораблей и отряды исследователей, отправляемые в дальний космос на межзвездных кораблях, составлялись из родных и близких, преданных друг другу людей и из самых верных, неразлучных друзей. Ведь полет на таком корабле не вместе означал бы для них неминуемую разлуку, и разлуку навсегда, подобную смерти!.. А нечаянное включение в полетный состав только кого-то одного являлось для них грозным сигналом, трагическим предостережением, предупреждавшим об этой разлуке. И тогда надо было выбирать: лететь или не лететь?.. Вот почему все любящие пары, если их работа и обстановка требовали этого, отправлялись в межзвездный полет непременно вместе.

Понятно, что подбор и укомплектование всякой межзвездной экспедиции или сверхдальнего перелета, каждого экипажа таких кораблей всегда представляли для Центра чрезвычайно сложную задачу и являлись делом исключительно деликатным. Ведь столько противоречивых обстоятельств при этом возникало, столько сложных взаимоотношений  требовалось разрешить, столько пожеланий и тончайших личных симпатий, а то и просто нежных человеческих чувств нужно было учесть и сохранить!.. И сделать это при соблюдении высоких профессиональных требований к кандидатам, к совместимости и взаимопониманию всех участников экспедиции.
 Но ведь любой корабль, даже самый большой, крейсерского типа, всегда ограничен в грузоподъемности и полетной вместимости и по штатному расписанию может принять на борт только какое-то строго определенное, ограниченное число людей. И потому всякий полет межзвездного корабля неизбежно приводил к драматической разлуке и расставанию многих со многими. В этом проявлялись суровые законы космоса, сказывалась жестокая и непреодолимая особенность работы и жизни звездолетчиков… 
Поэтому на межзвездные рейсы собирались сплоченные группы энтузиастов, преданных делу и друг другу людей. Вместе они составляли своего рода маленькую модель цивилизации, замкнутую и обособленную, четко организованную и целеустремленную. Но, и все равно, у каждого из них за кормой корабля оставались свои оборванные привязанности и свое, отныне уже утраченное, прошлое… И теперь самым важным для них, для их небольшого и сплоченного мира было как можно прочнее и дольше сохранить эту их общность, их цельность и единство, их любовь и дружбу, не расстаться и не потерять все это перед лицом маячивших впереди серьезных испытаний…
                *  *  *
 
Правда, Вычислительно-информационный мозг Центра, неустанно ведущий перспективное планирование маршрутов разведки объектов Галактики и навигационную разработку дальних полетов больших кораблей, траекторно-энергетические и экономические расчеты экспедиций, принципиально позволял каким-нибудь двум закадычным друзьям, в силу обстоятельств всё же разлученным и вынужденным отправиться в рейсы в разных экспедициях, выбрать при благоприятных условиях такие маршруты своих последующих полетов, которые бы в какое-то обозримое время привели их, пусть и не в прежнем возрастном соотношении, в какой-либо один из портов или космодромов Объединения… Встреча, таким образом, не была абсолютно невозможной. Однако сложность организации таких многоэтапных маршрутов через бездны пространства и времени была настолько велика, возможность благоприятного стечения множества необходимых для этого условий так маловероятна, а судьба этих будущих экспедиций, еще не подготовленных и порою даже не разработанных, могла оказаться столь превратной,  что поверить в грядущее свидание где-нибудь на другом конце Галактики способны были лишь неисправимые романтики и оптимисты. - Трезвому голосу рассудка вероятность такой встречи перед неумолимым ходом мироздания представлялась такой же призрачной и зыбкой, как и встреча в мире ином… Тут вполне оправдывались слова гениального русского поэта старых времен:

        Предвидя вечную разлуку, боюсь я сердцу волю дать,
        Боюсь предательскому звуку мечту напрасную вверять…

                *   *   *
Но и для них, неуемных звездных скитальцев, этих вечных странников, когда-то наступал свой час и надо было заканчивать работу и службу, уходить на покой. Тогда они, эти неутомимые бродяги и романтики, за годы работы в отрядах и космических экспедициях испытавшие множество самых невероятных и захватывающих приключений, прибивались и оседали заканчивать отмеренный им жизненный путь к миру обжитых людских поселений. Каждый из них с кем-то из близких отправлялся на какой-нибудь заветный, облюбованный им островок покоя и тишины и поселялся там на остаток своего века для мирной жизни, созерцания  и воспоминаний…
      
                Неожиданное решение штурмана

    И вот Горн заявил об уходе из Центра, озадачив этим и удивив не только руководство Отдела. Будучи большим отшельником, он словно создан был для участия в дальних экспедициях, где каждый человек, член команды, на вес золота. Экипажи кораблей, обычно малочисленные, были для Горна подходящей и, казалось, наиболее приемлемой человеческой средой. Он не требовал много от своих сподвижников и всегда прекрасно ладил с составом очередной экспедиции или перелета. Его товарищи по достоинству ценили доброжелательность, великодушие и редкостный такт штурмана. К тому же, Горн никогда не отказывался от предлагаемых ему рейсов, - не человек, а бесценная находка для Отдела!

Никто не понимал его решения. - В его годы бросать место службы при такой отличной репутации казалось странным и необъяснимым. А он и не пытался объяснить свой уход, и никто даже из близких ему людей не смог бы назвать хоть какие-то убедительные мотивы его намерения.

 «Охота к перемене мест, - подумали о нем некоторые, - такое бывает»… Но все хорошо знали, что если уж Горн что-то задумал, то решение это серьезно и предельно осмыслено, и уже ничто не в силах заставить изменить его… А сам Горн сейчас ни с кем не делился своими планами, не объяснял никому своих замыслов. Он просто пришел к начальнику  экспедиционного отдела Филиала и заявил, что уходит из  Центра. На вопрос о том, что он думает делать дальше, где предполагает работать, ответил, что пойдет с ближайшим рейсом «Полярной звезды» в систему Ареты, звезды «омега» из созвездия Северной Короны.

Эта система была в ведении другого, более крупного и разветвленного космического центра землян – Объединения дальней разведки и поиска. Связь с поселением на орбите Ареты поддерживалась редкими рейсами больших транскосмических кораблей с околосветовыми скоростями, и путь туда лежал через пространство в десятки световых лет; полет от Земли к Арете занимал несколько лет жизни космонавтов.
                *   *   *

Первые тридцать лет жизни Мигеля Горна прошли на родной Земле и поселениях Солнечной системы. Это были в полном смысле годы летно-космической  колыбели и становления будущего астронавта, звездолетчика.

Родители Горна пребывали еще в расцвете жизненных сил и энергии, жили активной профессиональной жизнью. Его отец, испанец Роландо Горн, был космонавтом и большую часть времени находился в экспедиционных рейсах к объектам Солнечной системы. Будучи энтузиастом своей профессии, он хотел и сына видеть космонавтом, продолжателем своего дела, и увлек его своим примером, вывел на этот благородный и опасный путь. Мать Мигеля трудилась на Земле, занималась наукой. По происхождению она была русской, и родовые корни отпечатлелись в ее детях, в их характере и натуре, в сочетании душевности и отзывчивости с упорством и настойчивостью, чувствительности и скромности с гордостью и достоинством, в проявлениях верности и однолюбства. Общаясь с друзьями, она шутила, что Бог вселил в ее детей, особенно в Мигеля, кроме внешних черт сходства с нею, ранимую и сострадательную русскую душу. Впрочем, ведь известно, что по душевным чертам испанский характер очень близок к русскому… Быть может, потому родители Мигеля так уверенно нашли друг друга…

Сестра Мигеля Джемма, получив педагогическое образование, работала с детьми. Внешне она больше была похожа на отца - темноволосая смуглянка с тонкими чертами лица и грустными черными глазами…

А Мигель, следуя советам и примеру отца, после школы сначала поступил в Учебный центр по эксплуатации и обслуживанию космической техники. Учился отлично и по окончании заведения получил направление в эксплуатационный отдел космодрома ближних межпланетных полетов. Там он прошел годичную стажировку на квалификацию инженера бортовых систем жизнеобеспечения. А после нее был включен в состав экипажа и участвовал в полетах лунных экспедиций в качестве бортового инженера. Так что к своим двадцати двум годам он уже имел некоторый непосредственный опыт работы космонавта. А когда потребовался дальнейший профессиональный рост, пошел учиться в Академию космической навигации и связи. Там Горн получил полное базовое образование исследователя-космонавта. И там же у него произошла важная и необычайная встреча, решительно повлиявшая на всю его последующую жизнь…
За учебой в Академии прошло еще четыре года, и по ее окончании Горн приобрел квалификацию штурмана космических аппаратов широкого назначения. Старший Горн радовался успеху сына и гордился тем, что Мигель пошел в жизни по его стопам…
                *  *  *

После Академии Горн был назначен вторым штурманом корабля и отправился в рейс Луна-Марс по обслуживанию планетных поселений, длившийся два с небольшим года. Вернувшись из экспедиции, получил полугодовой отпуск и провел его в разных уникальных уголках Земли, живописных и уединенных. Он отправился на родину своей матери, в Россию, съездил на озеро Байкал, затем побывал во фиордах Норвегии и в горах Южной Кордильеры. У него осталось неосуществленным желание побывать на островах Тихого океана... После этого отпуска Горн, полный впечатлений, отправился в недолгий рейс по обеспечению колонистов лунной технологической базы.
И вот, во время этого его полета пришло трагическое известие: на пути возвращения с Юпитера произошла катастрофа корабля «Аскольд»; погибла вся экспедиция и экипаж. Командиром корабля был Ролан Горн; ему не достало еще и пятидесяти пяти лет… Весть о гибели корабля потрясла всех. За продвижение в космос землянам приходилось платить самой дорогой ценой – жизнью своих товарищей и близких людей…
 Но работа и жизнь продолжались, и младший Горн возвратился на Землю, чтобы готовиться к новым, более длительным и сложным полетам. Свет и тайны далеких миров влекли его к себе неудержимо, и он знал, что, несмотря на непоправимые потери, навсегда посвятит себя этой самой захватывающей людской профессии. Вскоре он снова отправляется в рейс по обеспечению планетных исследований маршрутом на Марс. После этого были другие экспедиции, и жизнь Горна проходила в типичном для космонавтов ритме полетов к объектам Солнечной системы, отдыха на Земле и в ожидании новых полетных заданий. Последним его полетом в родной системе оказалась экспедиция с кораблем к объектам планеты Сатурн.

И вот теперь, по возвращении из этой экспедиции, длившейся больше четырех лет, Горн задумал оставить Центр и пойти в межзвездный полет к Арете на большом транскосмическом корабле. Ему в это время было уже тридцать четыре года.

                Странный человек, этот Горн…

     Решение Горна оставить свое Отделение Центра в Солнечной системе, чтобы перебраться в систему другой звезды, означало для него, по сути, начало следующего, нового этапа жизни; какого? – никто бы не сказал наверно… Но, судя по всему, он замышлял этим круто изменить привычный для него жизненный ход событий… После долгой относительно спокойной и, по понятиям астронавтов звездных экспедиций, «оседлой» жизни Горн решил отправиться в межзвездный перелет. Право, он и так пробыл здесь, под Солнцем, слишком долго – скоро насчитает целых тридцать пять лет жизни!.. Из них на службе в родной системе Горн провел уже без малого восемнадцать лет, если считать их вместе с годами курсантства в Учебном центре и в Академии. Чего доброго, так и вся его жизнь пройдет и закончится здесь, в ограниченных пределах солнечного планетного семейства! Пора искать новые места, новые сферы применения своих сил, своей квалификации. Душа его жаждала, требовала каких-то решительных, больших перемен. Настало время для осуществления серьезных замыслов, для значительных свершений. Но где?.. Здесь, на просторах Солнечного мира, им уже многое пройдено, он многое узнал и, кажется, всё изведал. А за пределами родной системы его ждут большие дела и, - он надеялся,- серьезные открытия… Но, главное, он должен выйти на высший уровень своей профессии – принять участие в каком-либо межзвездном перелете, непременно совершить полет на большом межзвездном корабле!..

И Горн принимает решение перебраться на новооснованное перспективное поселение в системе звезды Ареты из Северной Короны. Он знал об этом районе от одного бывалого звездолетчика, слышал от него много интересного и влекущего о планетах этой системы… 
                *   *   *

Система звезды Арета Северной Короны находилась в зоне  сравнительно молодого освоения землян. Однако план колонизации системы Ареты давно действовал, и уже была создана первоначальная сфера обитания для жизни колонистов. А на огромных пространствах планетной  системы этой звезды роились сотни и тысячи неисследованных космических объектов, астероидов и планетарных тел. Работы там предстояло не на одно поколение астронавтов, и неизведанного, неожиданного и влекущего было хоть отбавляй! - Есть где проявить нерастраченный энтузиазм и смелость, реализовать свое предназначение и осуществить задуманные мечты!.. 
            
Но всякий межзвездный перелет для любого человека означал, вместе с обретением нового мира, еще и неизбежное расставание с прежним, со всеми его проявлениями и привязанностями – с близкими и родными людьми, пережитыми событиями, с любимыми местами и городами. Ведь возвращение в покидаемый мир было невозможно: его, того мира, уже не будет, потому что за время межзвездного отсутствия там пройдут десятилетия, а то и сотни лет…      
                *  *  *

Все же Горн без колебаний решил расстаться с размеренной, почти будничной обстановкой ближних экспедиций, с медленным и ровным течением привычного солнечного времени, с радостями и устроенностью жизни на родном и уютном материке процветающей людской цивилизации, чтобы оказаться лицом к лицу с Демоном Неизвестности, с глубинами непредсказуемого межзвездного пространства... Ведь он еще ни разу не участвовал в межзвездных перелетах! Увы, это одновременно неизбежно означало навсегда расстаться с прошлым, со всем, что связывало его с людьми этого мира, оставить всё это только в своей памяти. Однако в течение стольких лет что-то все же удерживало его здесь, в этом родном и привычном мире, не давало вдруг пуститься в новые, рискованные и безвозвратные, экспедиции…
А теперь никакие соображения и дела, никакие привязанности не способны были противостоять в душе Горна тяге в небо, все его мысли и планы были отданы грядущим полетам в космос. - Этим он оправдает надежды своего отца и достойно продолжит его дело, - решил он для себя.

                *  *  *
Близкие ему люди знали, что Горн от рождения, по природе своей всю жизнь был склонным к уединению и душевному равновесию, к размышлениям. – Может быть, отчасти этим объяснялось его неожиданное для всех решение покинуть Землю и лететь к безлюдным, неизведанным планетам звезды Ареты?.. - Он не любил больших сборищ и людских скоплений, массовых мероприятий, зачастую уклонялся от разных шумных или многолюдных компаний и действ и, казалось, легко, даже с удовольствием переносил длительное одиночество. Среди непрерывного и интенсивного общения людей его времени, отражавшего сформированный человечеством стереотип образа жизни, уединение представлялось таким анахоретам, как Горн, спасением от повседневного и чересчур навязчивого присутствия людей рядом. Ведь людская глупость и докучливость во все века безмерна и потому слишком утомительна. И Горн был доволен и даже счастлив, если время от времени ему удавалось забраться подальше от всех, в какую-нибудь глушь, на какой-нибудь пустынный, глухой остров, и провести там среди природы несколько дней, а то и недель в полном одиночестве… После этого окружающие снова становились милыми и вполне сносными существами, а их постоянное  присутствие не казалось чересчур обременительным. И Горн старался всякий свой отпуск использовать для того, чтобы побывать в самых заповедных и интересных местах, увидеть и прочувствовать пленительное очарование природы в ее естественных условиях. Уже несколько раз за свою жизнь ему удалось сделать это. 
И всё же многим его действия были непонятны. Горн, вопреки общепризнанному правилу, своего рода неписаному закону звездолетчиков, отправлялся в полет один, без кого-либо из родных или близких. Такое решение мало знавшим его казалось неожиданным, даже странным. По каким-то неясным причинам он нарушал привычные, укоренившиеся традиции, словно в мире не было такого человека, с которым бы он не хотел, не мог расстаться навсегда… 

Правда, часть членов экипажа, сформированного для полета на «Полярной звезде», были его добрые товарищи и коллеги, работавшие с ним в разных экспедициях, и со всеми ими у Горна были ровные, надежные отношения. Но ведь этого было недостаточно человеку, отправлявшемуся в далекий путь без поруки и без возврата. - Такому, как считалось, непременно нужна рядом какая-то близкая душа. А Горн летел совсем один… Он будто бросал судьбе вызов, расставаясь со своими родными и теми привязанностями, какие образовались у него за годы жизни на Земле. Так мог поступать только человек, почему-либо решивший порвать с прошлым и намерившийся начать свою жизнь заново где-нибудь на другой планете… А то, с чем он расстается здесь, станет его прошлым – пусть памятным и дорогим, светлым или грустным, но прошлым. Он больше никогда не вернется к нему. Его ждут другие миры, новые странствия и встречи… Призывный свет далекой звезды манил Горна…

   Он задумал такое, что не на шутку удивило бы многих, узнай они об этом. Сам Горн давно мечтал об этом путешествии, и мечта его с годами только крепла и становилась всё настойчивее. И вот теперь, на тридцать пятом году жизни, он твердо решил осуществить ее, чего бы это ему ни стоило… Пора в путь, к поискам и открытиям, к достижению мечты! Дух беспокойства уже давно овладел  Горном. Ведь он твердо знал, что хочет найти там, в далеком краю Галактики, около звезды «омега» из Северной Короны… Об этой мечте он не говорил никому из своих товарищей. О не
               
Чтобы не вызывать лишних толков, догадок и предположений, Горн не стал ни с кем делиться своими намерениями и продолжал в одиночку обдумывать детали своего вызревающего плана… А пока он летит до Ареты штурманом «Полярной звезды» и, внося тем самым посильный вклад в выполнение задач экспедиции, одновременно приближается к цели своего путешествия. Он не собирается оставаться в колонии-поселении, куда направлялась «Полярная звезда», - его путь, его мысленный маршрут лежал дальше, к заветной и неведомой планете. 

                Прощание с Землей 

    Назначенное время старта «Полярной звезды» приближалось. Подготовка к полету велась очень тщательно, - нельзя было допустить ни малейшей оплошности ни в обеспечении режимов энергетической установки корабля, ни в навигационных расчетах, ни в снаряжении экспедиции. Околосветовые перелеты больших транскосмических кораблей между различными частями Объединения из-за высокой стоимости и сложности подготовки проводились редко - раз, не более двух в год, по плану Совета, и становились важнейшим событием в жизни Объединения. Такие полеты являлись одним из самых значительных проявлений космической деятельности человека и вызывали ощутимое напряжение энергетики системы-отправителя корабля. Более того, каждый раз требовалось решать, кроме технических, массу организационных проблем и целый ряд разнообразных медико-биологических задач.

Службы космодрома межзвездных кораблей, сооруженного на орбите спутника Земли, напряженно работали, скрупулезно проверяя оборудование корабля, его энергетическую установку, навигационно-управляющий комплекс и системы защиты. А члены полетного состава «Полярной звезды», кроме выполнения своих непосредственных, штатных обязанностей, готовились к перелету, как к самому ответственному, самому серьезному в своей жизни событию. И при этом каждый, регулярно бывая на Земле, старался по-своему сгладить, сделать возможно менее болезненным прощание с покидаемым миром родной планеты.

После того, как был утвержден в составе экипажа «Полярной звезды», Горн вместе со всеми с головой ушел в подготовку к полету. Как штурману ему нужно было проверить комплектацию всего навигационного оборудования и техническое состояние и готовность приборов, отобрать необходимый объем навигационных атласов и электронных карт с их математическим обеспечением для бортовой ЭВМ корабля, и многое другое. На это у него уходили все дни последнего перед рейсом месяца.
                *   *   *
Проводы кораблей в межзвездный полет всегда были для людей событиями чрезвычайными, одновременно торжественными и грустными, празднично-триумфальными и нестерпимо прощальными. И не все переносили проводы стоически, без потрясений.
Все оставшиеся до отлета недели и дни у Горна, как и у всех его товарищей по экспедиции, проходили в мучительном и тягостном прощании с дорогим и дружелюбным миром, с его людьми. Им оставалось самое трудное  и тяжело переносимое - прощание с родными, остающимися на Земле. Родителей Горна уж несколько лет как не было, и лишь могила матушки сохранилась на Земле. Мигель отправился на родину, пожил немного у сестры и вместе с нею на прощание сходил поклониться родительской могиле…

Но ему предстояло еще прощание с самой Джеммой и ее семьей. Взять их в перелет на Арету он, естественно, не мог. А это означало больше никогда не увидеть их. Они поживут еще с полвека, даст Бог, и больше. Но Мигель и за такое их время, даже если б и захотел, никак не успел бы вернуться сюда: за время перелета на Арету и обратно здесь, на Земле, пройдет больше полутора веков… Джемма уже никак не сможет дождаться возвращения брата, смогут разве что ее потомки, племянники Мигеля и их дети… Сознание этого мучительно терзало Горна, вызывало непреодолимые укоры совести. Но он старался не подавать виду и, чтобы не огорчать родных, стоически подавлял в себе приступы печали. Родные и сами были омрачены сознанием неизбежности расставания.
                *   *   *

Но только они были не единственной потерей, на которую шел Горн в жертву своему замыслу, своему тайному плану. Покидая сообщество людей, с которыми сжился на Земле, не терял ли он, кроме своих родных, еще какие-то другие, особенные привязанности и симпатии?..

За этот месяц до окончательного убытия на лунный космодром он нашел время побывать у всех самых близких своих товарищей и друзей, чтобы повидаться с ними и попрощаться. И только одного человека, которого на прощание особенно хотел бы увидеть Горн, не было среди них. Это был очень близкий, некогда родной ему человек, - близкая женщина,  которая когда-то, несколько лет назад, по-своему любила его… Горн ничего не сообщил ей о своем решении и об отлете на Арету; он даже не стал искать ее. – Значит, «прощай, и навсегда прощай!» - как говорил Байрон:

        Fare thee well!  And if for ever, *
        Still for ever, fare thee well…
 ___________________
*Прости! И если так судьбою
 Нам суждено – навек прости!   
              (Перевод Ивана Козлова)

А теперь Горн, кажется, начинал сожалеть об этом: как бы там ни было, а попрощаться все же следовало!.. Ведь он любил ее много лет, - ему казалось, уже целую жизнь... Ее звали Викторией.

               В полете. Воспоминания Горна

    И вот уже остались позади проводы с Земли лунной капсулы - обеспечивающего транспортного корабля, доставившего людей на лунный космодром, затем пересадка всей экспедиции на борт космического крейсера «Полярная звезда» и старт его с космодрома.
«Полярная звезда», набирая скорость, стремительно уходила от космодрома и от Земли, направляясь к границам Солнечной системы.
 В соответствии с программой межзвездного полета, разработанной в Центре, на время перелета на околосветовых скоростях на корабле оставалась бодрствовать лишь одна дежурная смена экипажа – командир, первый штурман, главный энергетик, врач и инженер информационных систем и связи. Остальные члены экипажа и весь экспедиционный состав были переведены в состояние длительного сна и находились в гипотермических камерах. В середине полета планировалась замена дежурного состава экипажа свежими членами команды, отдыхавшими  половину пути, а первая дежурная смена должна будет отправиться на их место. Ее выведут из анабиоза вместе с участниками экспедиционной группы незадолго до окончания перелета. Расчетное время перелета составляло шесть с половиной лет по шкале бортового времени астронавтов.

И пока корабль преодолевал пространство владений Солнечной системы, постепенно наращивая скорость за счет постоянного ускорения, работа систем корабля и уклад жизни экипажа на борту приняли размеренный и ровный, вполне спокойный характер. А все серьезные и ответственные режимы переходных процессов движения и в работе энергетической установки корабля были еще впереди, предстояли экипажу на последующих этапах перелета. И главным из них был полет корабля на предельных скоростях, приближающихся к околосветовым. А сейчас бодрствующая часть экипажа выполняла свои непосредственные обязанности. И у Горна оставалось вполне достаточно времени, минут и часов, от его штурманских забот, чтобы наблюдать за плавно изменяющейся панорамой звездного мира за бортом. Он определял местоположение корабля и прикидывал, с какой погрешностью во времени они преодолеют заданное расстояние до Ареты и выйдут в расчетный район. А еще – время позволяло ему это – он невольно оглядывался назад и отдавался на волю воспоминаний…               
                *  *  *    
…Теперь Горн вспоминал всех, кого оставил там, на Земле, в прежней жизни, вспоминал с грустью и нежной теплотой, с тоской о потерянном!.. – Вспоминал своих школьных друзей и товарищей из Центра; он оставил их молодыми, такими же, каким и сам еще был сейчас, тридцати-сорокалетними, полными сил и замыслов. Вспоминал своих учителей, части из которых уже и теперь недоставало, и товарищей космонавтов, погибших в полетах на маршрутах разведки. – Они были горькой и неизбежной платой за вторжение в космос, во владения неуступчивой Вселенной. Ведь человеку от рождения предначертано было вполне определенное и скромное, ограниченное место пространственного обитания, а он самоуверенно и дерзко нарушил  границы этого предназначения и вышел далеко за отведенные ему земные пределы существования!..

С особенной тоской и горячей нежностью Горн вспоминал своих родных. Перед глазами у него вставали незабвенная мать и сестра. Он не забывал своего отца и мысленно благодарил его за тот жизненный выбор, который сделал благодаря ему. И бессильно сокрушался из-за его трагической гибели.
 
А мама, мама… Это она еще в юности открыла Мигелю несравненную глубину и силу, изумительную эмоциональную прелесть великой русской литературы, не утраченные на протяжении стольких веков. Ее влияние заметно отразилось не только на характере детей, а и на их душевном складе и жизненных принципах. 
Милая, милая мама! Она очень тяжело перенесла потерю мужа и не могла сохранить сына, ее дорогого Мишеньки, от повторения того же пути, не смогла удержать его возле себя на земле. Ее добрые, все понимающие глаза неизменно выражали неиссякающую материнскую любовь и вечную тревогу за жизнь сына. И долгие месяцы и годы его полетов каждый раз были для нее временем испытаний, непрестанных волнений и томительного ожидания возвращения Мигеля. Но вот в последний раз она сама не дождалась его…

 Мама умерла так рано, всего через несколько лет после гибели отца. Мигель узнал об этом, когда находился в рейсе с экспедицией на Титан. Мама, горячо любимая мама, никак не могла оправиться после гибели мужа и угасала на глазах. Не желая оставаться  одна, перебралась жить к дочери в Россию, в родной дом. И все же горе сокрушило ее, она не дождалась возвращения сына. Джемма похоронила ее без брата. И Мигель почувствовал себя на свете ужасно, безнадежно одиноким вместе с сестрой…
Так внезапно и скоротечно оборвались родовые корни космонавта Горна. Прочные, казалось, нити, связывающие его с Землей, истончились до предела, непоправимо и безвозвратно. А тут еще по возвращении из полета Мигель узнает убийственную для него новость: Виктория, его подруга, на которую он молился многие годы, не дождалась его и во время долгого рейса Горна сошлась с каким-то господином, важным сановником из служб Управления космического центра.

Все это – и уход родителей, и предательство любимой женщины – подорвали и ослабили связь Горна с Землей и ускорили его решение пойти в межзвездный полет...   
И теперь Мигелю, блудному сыну космоса, уже никогда будет не суждено не только увидеть мать, но невозможно даже хотя бы поклониться ее могиле, ее праху на земле. – Даже если бы и удалось когда-нибудь в оставшиеся ему годы снова  побывать на Земле, он не найдет там ничего из своего прошлого, потому что окажется уже в совершенно другом мире... – Он не сможет даже подумать и сказать так, как когда-то в давние времена сказал великий русский писатель Бунин, с пронзительной болью представивший себе укрытый землей прах самого дорогого, самого близкого на земле человека – матери… И в этом тоже, казалось Горну,    была чудовищная несправедливость, какая-то неоправданная жестокость судьбы во владениях безжалостного мироздания…
                *  *  *

После смерти родителей сестра Джемма была тем существом, тем последним пределом, который еще привязывал Мигеля к миру Земли, удерживал его на родной планете. И теперь разлука с нею больше всего омрачала мысли Горна. Он очень любил ее. Джемма была старше брата на семь лет, и к тому времени, когда Мигель учился в Академии, у нее уже был муж, потом появились и дети. Ее семья благоденствовала и была вполне счастливой, и это позволяло Горну считать себя свободным, быть вправе распоряжаться собой вплоть до разлуки с ними. Джемма очень тяжело перенесла смерть родителей, а в любимом брате всегда видела отражение своего счастливого детства, свое «солнышко», как она его называла, и после гибели отца связывала с Мигелем свои самые гордые надежды. Муж ее, хороший семьянин, работал оператором в отделе информационного обеспечения космодрома и в глазах Джеммы не мог соперничать с братом в ее честолюбивых надеждах. День, когда Мигель впервые заговорил с ней о намерении пойти в межзвездный полет с «Полярной звездой», был для Джеммы настоящим черным днем. Не в силах успокоиться от услышанного, она плакала и плакала, и бедный Горн едва не начал раскаиваться в своем жестоком решении. На какое-то время после этого Джемма затихла, вся заметно осунулась и почернела, но при встречах ни разу не упрекнула брата, даже не напоминала ему об их разговоре. Мигель чувствовал и понимал, что в ней идет внутренняя борьба, и не мешал сестре разобраться во всем самой. А спустя некоторое время она сказала, что понимает стремление брата, что гордится им и не имеет права, не может препятствовать осуществлению его планов, его мечты. Она никогда не будет упрекать Мигеля за его решение, за его уход в эту экспедицию, и на всю жизнь сохранит в своем сердце память о любимом брате, об их истаявшей семье. Пусть он без сомнений и без всяких самоукоров отправляется в свой далекий рейс, и пусть Бог хранит его на его путях-дорогах! А она будет молиться за него, - за тех, кто в пути!..

Боже, ну до чего в эти минуты сестра была похожа на маму! И Мигелю никак нельзя было обмануть ее надежды, ее ожидания...
А когда пришло время неизбежного расставания, Джемма, прервав свои дела и работу, оставив детей на мужа, прилетела с другими провожающими на космодром, чтобы попрощаться с братом, проводить в далекий и неизведанный путь свое «солнышко».
               
               Недостижимая мечта юного Горна

     Невольно вспоминал теперь Горн и женщину, оставленную им на вечную разлуку… Свою Единственную и незабвенную любовь, которая шла рядом по жизни его лучшие годы, годы молодости и возмужания. Все это время она была его светом и надеждой, его юношеской мечтой. А вот последние несколько лет принадлежала другому, и Горн давно не видел ее. Но он всё никак не мог забыть ее, избавиться от наваждения ее глаз, губ, ее голоса, от воспоминаний о днях счастья, прошедших с нею. Увы, но эти последние годы его поруганное чувство к ней принесло ему столько огорчений и переживаний, что экспедиция на Арету или на какую угодно другую звезду стала казаться ему единственным выходом из неразрешимого круга его страданий и тоски… И получалось, что теперь он сам бежал от своей любви, покинул ее, и межзвездный корабль уносил его все дальше и дальше навсегда от нее…
                *   *   *

Он знал ее уже не меньше семнадцати лет, - почти столько же, сколько лет жизни отдал космонавтике.

Родители назвали ее Викторией, - то ли в честь представительниц старинного британского королевского рода, то ли из честолюбивого родительского желания предопределить успешный жизненный путь своей дочери. По происхождению отец ее был ирландец, мать итальянка. И данное ей громкое имя действительно подтвердило желание родителей, оно стало проявляться во всем - в натуре, в характере и богатстве природных данных девочки, девушки, молодой женщины. С детства в ней открылись замечательные способности, в особенности к математике и физике, и Виктория рано, уже в девятнадцать лет, блестяще закончила  Университет по специальности «Звездная астрономия». После стажировки в качестве оператора астронавигационного комплекса в Центре пилотируемых космических аппаратов и работы в отделе галактических исследований она прошла полный курс Академии космической навигации и связи, а затем, получив ученую степень, была оставлена в Академии на преподавательскую работу. Там спустя годы ее и узнал Мигель Горн…
Характер у Виктории проявился с детства и в дальнейшем утвердился отцовский – стойкий, упрямый и решительный. Она не умела отступать и никогда не пасовала перед трудностями или сложными обстоятельствами, старалась находить выход из любых положений. При такой кремень-натуре ей, быть может, недоставало мягкости поведения и женственности, но это с лихвой покрывала несомненная, бьющая в глаза природная красота Виктории. Смуглость кожи и нежные черты лица, живой, быстрый взор пламенных глаз итальянки – казалось, всё она взяла от  матери. Но и в характере, и в облике Виктории многое было и от отца – рост, стройность и изящество фигуры и быстрота, стремительность движений.

От ее красоты и таланта теряли голову и покой многие из представителей сильного пола - пилоты Центра и сотрудники отдела, где Виктория работала после Университета, преподаватели, коллеги по Академии. Курсанты, с которыми она занималась в Академии, все поголовно были влюблены в своего преподавателя и с нетерпением ожидали те часы, которые по учебному расписанию вела Виктория. Но  для нее все они были просто мальчишками с горячими сердцами, будущими младшими коллегами по профессии, - ведь она была старше их. И никому из своих поклонников, ни юных, ни старших и опытных, она ни в чем не подавала надежды. Для них последние, даже самые робкие мечты о расположении красавицы развеялись в прах, когда все узнали о ее наметившемся замужестве. Речь шла о старом, преданном друге родителей Виктории, капитане службы дальних экспедиционных полетов Эгмонте Конноре. Он был соотечественником и сослуживцем ее отца. И этот выбор не мог бы осудить никто. В Центре дальней разведки Коннора хорошо знали все – и астронавты, и работники космодрома, и академики. Он был кумиром молодых пилотов и штурманов, и уж тем более всех курсантов: прославленный космопроходец, в свои тогдашние тридцать восемь лет он был командиром экипажей кораблей, летавших к поселениям разных планетных систем. В знак признания его заслуг перед Центром он был избран почетным членом Ученого Совета Объединения. И перед его авторитетом, перед его славой и заслугами астронавта меркли достоинства всех других поклонников Виктории.

Горн познакомился с Коннором и немного узнал его еще до поступления в Академию, когда после окончания Учебного центра стажировался в отряде обслуживания систем жизнеобеспечения. Викторию он тогда еще не знал. А Коннора впервые увидел не на экране, а наяву, в жизни, когда тот приехал к ним в отряд по каким-то производственным делам. Мигель увидел стройного, высокого мужчину с отличной спортивной выправкой, с обезоруживающей улыбкой и необыкновенного обаяния в общении, неотразимого, как Грегори Пек, киноактер далекого двадцатого века. В последующие годы Горну посчастливилось не раз встречаться с Коннором ближе и лично познакомиться с ним. И тогда Мигель воочию убедился, насколько интересная и завлекающая это была натура, каким мощным и незаурядным, пытливым и содержательным интеллектом обладал этот астронавт, кумир молодежи. Не поддаться обаянию его личности было просто невозможно. Так что выбор Виктории оказался безупречным, и союз этих двух явился образцом несомненного божьего избранничества.
                *  *  *
Саму Викторию Горн узнал позже, когда поступил в Академию и стал учиться на первом курсе. Она читала у них курсы звездной астрономии и теории космической навигации. И, как и многие его сокурсники и слушатели старших курсов, Горн сразу оказался в числе ее тайных почитателей. Ее брак с Коннором уже состоялся, и всем безнадежным воздыхателям прекрасной Виктории не оставалось ничего другого, как смирить свои чрезмерно пылкие мечты. А Мигель, почувствовав внезапное душевное волнение, сначала думал, что ему здорово повезло, раз он попал в поток, где преподавала Виктория. И он вспомнил тогда, что раньше уже видел ее, года три или четыре назад, во время своей стажировки в эксплуатационном отделе космодрома. В тот год она уже заканчивала Академию и была взрослой, самостоятельной девушкой. Она пришла тогда к ним в большой лекционный зал, чтобы прочитать тематическую лекцию об исследованиях Галактик, и покорила аудиторию не только своей редкостной красотой, но и своей эрудицией и умением увлекательно рассказать о сложнейших процессах в мироздании. А теперь Мигель, вспомнивший это и ошеломленный произведенным на него впечатлением, до конца не сознавал еще, что с ним происходит. В его душе лишь рождались неясные и пылкие мечты о свершениях и подвигах, о счастье жить среди этих замечательных людей, о какой-то неведомой, великой и всепобеждающей любви…

Виктория была старше Мигеля на четыре года и своей работой и ученостью, своим воспитанием и манерами казалась ему небожительницей, все равно что небесной феей. А он, имевший за плечами хоть и небольшой, но полезный опыт работы инженера и полет в космос, уже не был тем космическим цыпленком, едва вылупившимся из скорлупы, как четыре года назад. И все же для Виктории он, как и все молодые слушатели Академии, оставался всего лишь увлеченным юношей, лелеющим в душе безумные и бесплодные фантазии. Она, как неизбежную дань, принимала повышенное внимание к своей особе всех этих юнцов, позволяя им самосжигаться в своем неразрешимом огне и никому не делая ни малейшего поощрения. А тут среди них появился этот Горн, угловатый и несловоохотливый паренек, застенчивый, как девушка: Виктория чувствовала, как он долго и внимательно смотрит на нее, когда она проводит занятия в классе или читает лекцию в аудитории, но сразу опускает взор, если их взгляды встречаются. И все же чем-то он отличался от остальных, - подсознательно она чувствовала это; его внимание тревожило Викторию каким-то особенным, волнующим и затаенным, невысказанным проявлением… Безумный мальчишка! Ему бы опомниться и посмотреть на вещи трезво, без романтических иллюзий, и святое чувство поиска любви обратить на предмет какой-нибудь более реальный… Но, казалось, он нисколько не собирался делать этого, и оттого доставил Виктории и ее мужу немало беспокойных, а порою забавных и смешных минут. Умудренный жизнью Коннор знал о многочисленных поклонниках своей жены и быстро разглядел в юном Горне очередного страдальца. Однако он вполне снисходительно воспринимал Мигеля: «Повзрослеет, полюбит кого-нибудь, и все перемелется, забудется», - думал Коннор. Всерьез они его тогда не воспринимали. И, как оказалось, напрасно: не могли они знать, не догадывались еще, с какой пламенной и чистой, какой неистовой и бескомпромиссной натурой имеют дело, с каким цельным и преданным, самоотверженным человеком свела их судьба!..

Еще не ведая этого, но явственно испытывая неугасающее внимание юного космонавта, Виктория поначалу наивно уготовила ему в своем доме место друга семьи среди множества товарищей и друзей, так или иначе составлявших круг их общения и отчасти искренних, а частью небескорыстных в их дружеской привязанности. И по девическому простодушию полагала, что это и есть наилучший для них троих, спасительный выход из положения. А Горн, внешне, казалось, удовлетворенный предназначенной ему ролью и, как он считал, ничем не выдававший своего душевного разлада и смятения, как мог таил от всех свою нежданную всепоглощающую страсть. И, преклоняясь перед личностью и деяниями Коннора, испытывая к нему беспредельное уважение, равное обожанию, в то же время с тайным стыдом горел тяжелой и непримиримой юношеской ревностью. И с огромным трудом оправдывал этот свой ужасный душевный разлад, раздвоенность: ведь то их работа, профессия, ремесло, а это совсем другое – любовь, готовность к полному самопожертвованию и бездна сомнений, страстей, самоанализа. Ведь он до этой встречи еще ни разу в жизни не испытал таких чувств!..

 А она, эта нежданная и запретная любовь, подарив Мигелю яркое, ослепительное озарение и неразрешимую страсть, принесла с собой множество терзаний и мучительных мыслей его неокрепшей душе. Он тайно и молча, с восхищением поклонялся своему недостижимому кумиру и обожал его, как обожает предмет своей первой любви всякий юноша!..

 Но шло время, Горн мужал, и вместе с возмужанием в его душе вырастало тяжелое, неотступное ощущение безысходности. И он, уже достаточно знавший и Викторию, и самого Коннора, принявший их великодушную заботливую дружбу и сам поддерживающий ее для них, ясно понимал, что положение это для него никогда не сможет счастливо разрешиться, потому что он никогда не сумеет забыть эту женщину, и никто во всем мире не сможет заменить ему ее… Он не видел выхода из положения и продолжал хранить спасительное для Виктории молчание. Что Горн мог поделать? – ведь она была женой другого, такого замечательного и достойного человека, им же уважаемого старшего товарища по профессии, и любила его. Мигель не допускал даже и мысли похитить ее у него… А Виктория своим женским чутьем скоро осознала, что испытывает  этот замкнутый, не по годам серьезный юноша, который так теряется и краснеет в ее присутствии. И если поначалу это немного забавляло ее, то позже стало предметом серьезного беспокойства: не натворил бы чего этот ослепленный любовью мальчишка!.

Время шло, подходили к концу годы и месяцы учебы Горна в Академии, и на глазах у Конноров из замкнутого, застенчивого юноши он стал превращаться в сурового и мужественного парня, стоически сдерживающего свою страсть и уготованную ему безнадежность. Его сердечное затмение не проходило, он по-прежнему ни на кого не обращал внимания, и его преданность кумиру ничуть не ослабевала. Поневоле Виктория начала смотреть на него более сочувствующими глазами. Она стала даже побаиваться его любви, упрямой и непреклонной, опасно непредсказуемой, и старалась избегать встреч с ним наедине, чтобы ненароком не услышать от него рискованное признание. Правда, она еще не теряла надежду, что у Мигеля, рано или поздно, все же пройдет это ослепление, он встретит, наконец, хорошую, умную девушку и увлечется ею, полюбит ее…. – Как она заблуждалась на его счет! Получалось, что она еще плохо знала своего Горна… 
                *  *  *

Но развязка приближалась, должна была когда-то наступить! И избежать объяснения с Горном Виктории все же не удалось. Однажды, когда до его выпуска оставались считанные недели, они втроем возвращались с концерта старой музыки во Дворце искусств, и супруги потащили курсанта, без пяти минут выпускника, к себе домой, на ужин. Хотелось продолжить общение после концерта, обсудить услышанное. Вечер удался на славу. Все были полны впечатлений от музыкантов и их исполнения и за дружеским ужином скоро перешли на широкий круг тем. Беседа завязалась увлекательная и вполне непринужденная. Обсуждали самые разные дела и новости. Мигель держался великолепно и старался ничем не выдавать себя, хотя внутренне весь горел от близкого общества двух дорогих ему людей.

     Супруги поинтересовались его планами после выпуска из Академии.  И Мигель сообщил им, что уже подал заявление на штурманскую стажировку, а затем и работу  в отделе разведки и исследования дальнего космоса, и что скоро, в ближайшие полгода, отправится в рейс на корабле «Аргус». «Слава Богу, - подумала Виктория, - полет продлится по меньшей мере около полутора лет, Горн в экспедиции поостынет и успокоится, отвыкнет от ее постоянного присутствия и, даст Бог, начнет забывать ее… Не век же ему гореть в своем безнадежном огне…» А Коннор уверенно одобрил намерение курсанта, сказал, что только в таких серьезных делах и экспедициях формируются и закаляются настоящие пилоты-профессионалы.

Во время этого разговора в дом астронавта пришло служебное сообщение: Коннора просили срочно прибыть в лабораторию исследовательского отдела, над которым он шефствовал, по какому-то важному делу. Не выдавая своей обеспокоенности, Коннор быстро собрался и приготовился к вылету. Вскоре за ним прибыл вертолет. «Это надолго?» - только и спросила Виктория, привыкшая к экстренным отъездам мужа. «Пока не знаю, на месте будет ясно, - озабоченно ответил тот и стал прощаться с гостем. – Вы тут продолжайте без меня, не скучайте. Срочные дела! Я могу не вернуться сегодня… Вика, покажи гостю записи о последней экспедиции на «Персее», он еще не знает всех подробностей этой истории. Ему будет полезно познакомиться…»  И Эгмонт, попрощавшись с Мигелем и поцеловав у порога жену, покинул дом.
Но до видеозаписи они не добрались, и Горн в этот день так и не узнал подробности об экспедиции, приключения которой были на устах у всех астронавтов. Страшное волнение, почти смятение овладело им. Оказаться  вдруг в этой спокойной, прекрасной обстановке наедине со своим кумиром, своей возлюбленной, без всегда неизбежного и суетного окружения в Академии, без преподавателей и без своих вездесущих и неотступных однокашников, - такое было почти невероятным везением и показалось Горну прямо-таки подарком фортуны. Наконец-то он сможет сказать Виктории о своем чувстве, признаться в преданности стольких уже лет. И он отважился на отчаянное объяснение, без всяких надежд услышать хоть какой-то благоприятный ответ.

Когда Виктория попыталась продолжить расспросы Мигеля о его назначении и намечавшемся полете, он вдруг напряженно замолчал, не глядя на нее, а затем глухим, придавленным голосом сказал, словно угадывая ее тайно прорвавшуюся мысль, что надолго улетает отсюда из-за нее, Виктории, и что специально попросился в этот рейс, чтобы как можно скорее поменять обстановку… Виктория посмотрела на него вопрошающим, виноватым взглядом и не очень уверенно заявила, что незачем ему так быстро покидать Землю; экспедиций самых разных планируется множество, и на его жизнь еще выпадет немало полетов, и тоже очень интересных. Не надо отправляться искать себя - она так и сказала: «искать себя» - за сотни миллионов километров от людской цивилизации, от близких и друзей… - Это давно известная и признанная людьми мысль. Правда, ей часто не внимают либо отчаянные, бесшабашные искатели приключений, либо горячие, увлеченные головы вроде него, Горна… И, все равно, отрываясь от близких людей и удаляясь в самые немыслимые места, они чаще всего не достигают своей цели, терпят разочарование в невыполнимом замысле... И тут ничего не поделаешь, - так уж спокон века устроен человек, такова его беспокойная, мятущаяся природа!.. 
 
Сентенция Виктории, хоть и высказанная мягким, извиняющимся тоном, не убедила и не успокоила Горна, скорее, наоборот, подействовала на него неким воспламеняющим толчком. Сначала медленно, боясь неверным, неосмотрительным словом обидеть Викторию, а потом всё горячее и убежденнее он заговорил о своем чувстве, разрушая тяжелый обет молчания, сдерживавший его все эти годы. Страшное признание было сделано, слова, сжигавшие душу Мигеля, были произнесены. Он смотрел на женщину воспаленным, убитым взглядом и с готовностью ко всему ждал ответа.

Виктория всё знала, давно всё понимала и чувствовала своим безошибочным чутьем; она лишь боялась, не хотела ранить юношу каким-нибудь неосторожным, опрометчивым словом или движением. Его признание, пылкость и чистота, с которыми оно было сделано, глубокая, уже совсем не детская страсть, прозвучавшая в словах Мигеля и прорывавшаяся в его взгляде, сильно взволновали, без преувеличения, потрясли ее и вызвали мгновенный прилив ответного чувства. Она взяла себя в руки, чтобы повлиять, воздействовать на своего друга и не потеряться в возникшем трудном положении. - Как ей найти не слишком болезненные и жесткие, а щадящие, но все же весомые и убедительные для Мигеля доводы и слова, чтобы примирить непримиримое – его бескомпромиссную любовь и ее необратимую несвободу, ее верность Коннору?..
- Прости, милый, не надо… - только и смогла в первую минуту вымолвить она: ее захватила непрошенная волна нежности. Ее повлажневшие глаза смотрели на Мигеля с мягким, сдерживающим укором, а у самой сердце обливалось кровью от одной только мысли о том, как сейчас, вот здесь она должна отвергнуть его великую, преданную любовь. В замешательстве еще помолчав, она подсела на диван к Мигелю и стала не очень уверенно убеждать его, что у него это – наваждение, она не виновата, и что это рано или поздно пройдет, она уверена. Он не должен терять на нее время, не должен думать о ней так много… Но, увидев плотно сжатые губы и мрачнеющий взгляд Мигеля, поспешила загладить суровость своего приговора. Совершенно убежденно она стала говорить другу, что тоже очень любит его, - как брата, как очень дорогого  и близкого ей человека. И, произнося это,  искренне верила в свои слова и сама успокаивалась, и в эту минуту испытывала к нему почти материнскую горячую нежность и жалость. А Мигель слушал ее, боясь поднять глаза, и лицо его выражало поочередно то упрек и горькое несогласие, то смятение и боль, то недоверие…
Так и закончился этот памятный для них обоих день. Виктория вышла проводить  друга и уже при прощании подала ему руку, и вдруг, по внезапному порыву, потянулась к Мигелю и поцеловала его в щеку. «Не падай духом, штурман!..» - сказала она на прощание.
                *  *  *   
А через полгода Горн улетал на космодром для участия в подготовке своей первой настоящей экспедиции. Он пришел к Коннорам попрощаться с великолепным букетом белых и красных цветов. Виктория по-праздничному накрыла стол, ее супруг украсил его набором любимых напитков, и они сели за стол перед дальней дорогой молодого космонавта… 

Прощальный вечер получился греющим сердца, торжественным и грустным одновременно, и как-то по-особенному памятным для Мигеля. И для Виктории тоже… Он надолго запомнился им и не раз вспоминался потом, в последующие годы жизни.
На этом и завершился первый этап их захватывающей, трепетной истории. Ее продолжение было неожиданным, драматичнымё и не менее волнующим... 
            
                В полете «Полярной звезды»
 
    Всё это и многое другое вспоминал сейчас Горн в то время, как «Полярная звезда», продолжая набирать скорость, все быстрее углублялась в пространство за пределами Солнечной системы.

И по мере того, как корабль уходил всё дальше от родной системы, связь с ним всё больше слабела, истощалась. А когда скорость движения стала приближаться к световой, живая связь по радиоканалу начала терять практический смысл: время прохода и ожидания таких сигналов приближалось к тем световым годам, на которые уже удалился от Земли улетевший корабль. Казалось, он будто исчезал, бесследно растворялся в безмолвном пространстве… 
                *   *   *

И вот, «Полярная звезда» преодолела почти половину маршрута. На борту корабля прошло уже два года и девять месяцев. По программе перелета корабль скоро должен перейти на долгое торможение, чтобы до подлета к цели погасить до малой величины безумную скорость движения.

Астронавты каким-то неуловимым подсознанием чувствовали, что со дня их отлета с Земли там промчался огромный отрезок времени. Его можно было определить только расчетами; они показывали, что на Земле прошло уже почти сорок лет… Со щемящей болью участники перелета теперь сознавали, что самое ужасное уже совершилось, и многих из дорогих им людей, которые остались там, больше нет в живых, - они уже никогда не увидят их… 
               
Ведь в мироздании нет единого хода времени для всех, летящих через пространство и осевших где-либо на освоенных клочках земли, для всех районов и уголков Вселенной. Космолетчики-астронавты, эти межзвездные странники, еще живые для остающихся на планете и до этого такие, казалось, не отделимые от них, улетая, неумолимо становились всё менее сущими, ускользающими в своем фантастическом броске через поглотившую их звездную бездну. Расставание с ними было подобно балансированию на грани между жизнью и смертью, словно похороны близких и друзей заживо!.. К этому было невозможно привыкнуть. И трудно было сказать, кто при этом был более живым, - те ли, что оставались здесь, на земле, или те, что улетали отсюда… На языке космонавтов этот уход назывался космической смертью, или умиранием заживо… 
 
 Горн с горьким прозрением осознавал, что вся его предыдущая жизнь отодвинулась безвозвратно в прошлое. И, уйдя с головой в свою работу, он все же остро испытывал грусть по прошедшей жизни, мысленно оглядывался назад.  Временами он старался определить и разглядеть на звездном небе точечку далекого, исчезающего из глаз Солнца и с тоской думал о том, что там уже нет ни его друзей, ни многих знакомых. Дай Бог, живы еще племянники Мигеля, дети и внуки его сестры…

За бортом корабля в черноте пространства искрилась дивная, чарующая картина удивительно странного, незнакомого звездного неба. Многие старые добрые, хорошо известные им звезды, даже из окружения Солнца, оказались теперь совсем не на «своих» местах, расположились в иных, «чужих» созвездиях. Непривычно и неуютно было видеть их в новых, кажущихся неестественными сочетаниях.

То-то ахнут, впервые увидев эту картину, спящие сейчас «пассажиры» корабля, участники экспедиционной группы, да и члены другой смены экипажа. До цели их путешествия, звезды «омега» из Северной Короны, оставалось еще около трех лет полета. Горн, глядя на небесную картину со все ярче разгоравшимся по курсу светилом, видел, что корабль находится в расчетном районе пространства. Штурману предстояла важнейшая работа: используя электронные навигационные карты, с максимальной точностью определить местоположение корабля среди ближайших звезд и сделать привязку к системе координат Ареты, а затем с помощью бортовых ЦВМ производить расчеты необходимых путевых корректировок для обеспечения заданного полетного маршрута. Через полгода  этим займется уже второй штурман из состава другой смены, который подменит его на вахте.

А за два месяца до подлета к космодрому на орбите спутника Ареты дежурный состав экипажа включит установку на выход из гипотермического сна и вернет к бодрствованию весь рабочий состав экспедиции и отдыхающих товарищей вместе с Горном. С улыбкой он представлял себе пробуждение своих товарищей, оказавшихся вдруг в совершенно не знакомом, новом для себя мире: ведь большинство из них впервые покинули Солнце и преодолели такое огромное межзвездное пространство!..   

                Тайный замысел Горна
          
     Жизнь экипажа протекала в размеренном, запланированном режиме полета, в ритме смены вахты и отдыха. Теперь космонавты мысленно уже готовились к смене дежурства и передаче вахты второму составу, которая наступит через три месяца,   и своему отдыху. Но никто не хотел пропустить заключительную стадию полета, все желали задолго до его завершения издали наблюдать приближение корабля к их  новому миру.

 А Горн всё время пути, работая с приборами и навигационной системой, а после вахт отдыхая среди любимых книг и музыки, подспудно продолжал вынашивать план другой, своей собственной экспедиции, обдумывать ее детали… Пока что он делал это лишь в уме, размышляя о путях осуществления своей давнишней идеи…

 Он планомерно развивал возникшую у него когда-то идею совершить полет к одной неизведанной планете. Ради этого замысла Горн и отправился в перелет именно на «Полярной звезде», потому что маршрут этот приближал его к задуманной цели: интересующая его планета находилась в системе звезды Ареты. Там, в этой системе, Объединение планировало проведение всесторонней разведки и изучение планетных объектов звезды. Информация об этих объектах в распоряжении Центра имелась лишь самая минимальная, недостаточная; на них еще не работала ни одна разведгруппа. Это вполне устраивало Горна: быть первооткрывателем – разве не в этом смысл всей его работы, даже, в конечном счете, предназначение самой его жизни?!.

Когда-то в легендарные старые времена люди отправлялись на край света на поиски земель Эльдорадо, “El dorado”*, островов сокровищ… А теперь вот они, люди третьего тысячелетия земной эры, бороздят океаны космоса не в погоне за сокровищами, золотом и бриллиантами, а в поисках новых земель и островов для освоения, в поисках земли обетованной, Tierra de Promision*. За эти ушедшие   века характер мечты человека, его понятия успеха и счастья неузнаваемо, в корне изменились, и людей повела вперед лишь неутолимая жажда познания, надежда и  мечта открытий… Горна впереди ждала новая земля, - целая планета, желанная и   еще не постигнутая, сама несравненное сокровище для ищущего Человечества…   
         
                Легенда о прекрасной планете

     Мысль об этой экспедиции зародилась у Горна давно, еще в годы его учебы в Академии. Легенду о далекой планете, увлекшую Мигеля, поведал ему один из преподавателей, старый астронавт Джино Вентура. Он был одним из самых опытных пилотов, человек из блестящей плеяды космопроходцев старшего поколения Центра.   К этому времени Вентура, уже закончивший летную карьеру, многие годы преподавал  в Академии и пользовался огромной популярностью у молодежи. Всегда окруженный своими учениками, он был для них живым олицетворением человека их героической профессии. Бывалый звездолетчик охотно делился своими богатейшими наблюдениями, идеями и размышлениями. И было чего услышать и узнать о полной открытий и приключений жизни, о разных рискованных путешествиях звездного ветерана, повидавшего немало диковинного на своем веку! Вентура участвовал в нескольких опаснейших космических предприятиях, был командиром кораблей дальних разведывательных маршрутов, в том числе межзвездных, и прошел на них расстояния в десятки световых лет. За свою долгую, полную превратностей жизнь астронавта он побывал в разных районах Галактики, видел солнца других миров и встречал восходы на чужих, неведомых планетах. – И его ученики, прошедшие Академию, между собой с любовью шутили, что Вентуре сам чёрт не брат, что с ним сам Создатель пивал чаи и ходил на околосветовых скоростях!.. Самому патриарху этого никто не осмеливался сказать, боясь его гнева: признанный герой и отчаянный смельчак был убежденным верующим человеком и не потерпел бы такого кощунства…

 Как-то однажды, когда Горн учился уже на старшем курсе, по приглашению своего учителя он оказался в гостях у него дома. Вентура стал показывать Мигелю богатую коллекцию видеоматериалов о далеких звездных мирах, где он побывал, о дорогах, пройденных в разное время его кораблем, вызывая восхищение и невольную зависть молодого штурмана. И, видимо желая поделиться с учеником одним своим сокровенным воспоминанием, он рассказал Мигелю о загадочной неисследованной планете у звезды «омега» Северной Короны, когда-то захватившей его воображение и мысли. Побывать непосредственно на самой планете Вентуре не довелось, но память о ней навсегда осталась в его душе…

      …Было это в 2865 году. При возвращении из дальнего полета к звезде  «дельта» в созвездии Волопаса, HR5681 Boo, на  большом суперскоростном корабле «Сonqueror»* астронавты почти на середине пути целенаправленно отклонили
    
маршрут движения, чтобы пройти через сферу действия звезды «омега» Северной Короны. После исследования заданного района Галактики это было второй, дополнительной задачей их экспедиции. В нее входило уточнение астрофизических измерений звезды и сбор данных о ее предполагаемой планетной системе. Эта задача была успешно выполнена – существование планет подтверждено, получены ценнейшие первичные материалы о ряде космодинамических характеристик планетной группы Ареты. После обработки и анализа в Центре эти данные послужили основой для составления плана исследования и освоения района Ареты.

     *“El dorado” – золотой (исп.)
     * Tierra de Promision – земля обетованная (исп.)
               
     * «Сonqueror»  - победитель (англ.)

       Вентура рассказал Горну, как их корабль, заблаговременно снизив огромную релятивистскую скорость движения до приемлемой «классической», относительно малой величины – всего каких-то полутора тысяч километров в секунду, и огибая звезду на почтительном расстоянии, прошел через сегмент системы Ареты, будто пронизав ее обширное пространство, за 46 дней полета.

Для выполнения исследований планет и объектов системы траектория корабля была проложена в экзопланетной зоне звезды - в достаточной близости от двух средних планет, и космонавты сумели сделать большой объем разнообразных физических измерений. Другие планеты, находившиеся на удаленных участках своих орбит, были зарегистрированы и отмечены на значительных расстояниях, равных десяткам миллионов километров. 

И то, что в ходе полета Вентура и его товарищи узнали о средних, четвертой и пятой, планетах системы из съемок и сделанных измерений, произвело на них сильное впечатление. Особенно их поразила четвертая спутница звезды: среди больших очагов темной и бурой поверхности на ней явственно угадывались обширные пространства воды. Но какой? – вот вопрос… Все же, главное, они доподлинно установили, что на планете есть гидросфера. Это было важнейшим для астронавтов открытием.

Вентура хорошо помнил, какое великолепное зрелище представила им тогда планета. Звездолетчиков впечатлила картина, которую они увидели на экранах бортовых телеустановок дальнего обзора. И не  только на командира – на всех членов экспедиции произвели прямо-таки неизгладимое впечатление картины этого необитаемого уголка мира, плывущего в звездной колыбели и словно зачарованного сиянием звезды: как покоен и прекрасен показался он им с дальней дистанции полета, на расстоянии около трехсот тысяч километров! Именно тогда в голове у Вентуры вспыхнула неожиданная, шальная мысль: когда-нибудь снова вернуться сюда и побывать на этой земле. Потом эта мысль только крепла и утверждалась, долго жила в нем, пока всецело не захватила его воображение. И он мысленно назвал безымянную планету именем Deseada*. Это красивое имя он открыл и Горну.
  *Deseada – желаемая, желанная (исп.)

     Была поразительной прежде всего необыкновенная схожесть этой  безвестной планеты с Землей. По размерам и массе она оказалась несколько, незначительно больше Земли. Отстояние планеты от своего светила и период обращения должны были обеспечивать ей достаточно хорошую освещенность и степень прогрева поверхности, а значит, положительную температуру по крайней мере на экваториальных широтах и, следовательно, благоприятные климатические условия. И, главное, у планеты была обнаружена атмосфера, состав которой по основным параметрам представлялся пригодным для жизни. Всё вместе говорило о том, что планета вполне могла иметь условия, удовлетворяющие  требованиям к ее освоению с дальнейшей колонизацией и обустройством для жизни человеческого сообщества. Ведь именно такие островки для заселения и обитания искали повсюду в Галактике астронавты, посланцы человечества. Вопрос был лишь в сроках  их освоения.

Увиденная картина не оставила равнодушным никого. – Ради такой ценной находки экипажу корабля «Сonqueror» стоило свернуть с основного маршрута и заглянуть в этот уголок Млечного Пути!.. А сам командир подумал тогда о том, как было бы здорово когда-нибудь, до ухода в отставку, вернуться сюда на разведывательном корабле и спуститься на землю планеты, своими ногами ощутить, руками потрогать  ее твердь, увидеть и почувствовать этот манящий затерянный мир… И сейчас Вентура признался Горну, что потом многие годы, последовавшие за этим полетом, он вспоминал об увиденном и мечтал даже о том, чтобы на склоне лет поселиться там, на заветной земле, на краю людской цивилизации, и доживать свой век в уединении  и спокойствии, пока шумная и неуемная армия колонистов не заполонит этот девственный мир. Вентура был уверен, что там, на этой далекой планете, можно обрести желанный приют и мир уединения… – Эта мысль долго не давала ему покоя,  да так и осталась неосуществленной!.. Но она навсегда запечатлелась в его памяти, в его душе, как неистребимое стремление и мечта, как та манящая звезда из созвездия Северной Короны, мимо которой они пролетали…

Годы прошли, жизнь пролетела в вихре дерзновенных полетов и свершений, а Вентура так и не осуществил своей мечты. И Горн понимал, что старый учитель, раскрывая ему свой неисполненный замысел, дарит ему эту заветную мечту, будто передает ее эстафетой от своего поколения следующему, молодому… Этот дар и это доверие глубоко тронули Мигеля, воодушевили его воображение. Он благодарил за всё своего учителя и щедрую судьбу, этот Божий промысел, и решил, что непременно исполнит завет своего учителя.

             Горн размышляет над выполнением своего плана

   И вот теперь, много лет спустя, Горн приступил к осуществлению своего замысла, решил воплотить мечту старого Вентуры, ставшую и его мечтой. Он внимательно следил за планами звездных экспедиций Центра и, узнав о готовящемся полете корабля на «омега» Северной Короны, подал заявку на участие в составе экипажа «Полярной звезды». Его кандидатура была одобрена, и он пошел в экспедицию штурманом корабля.

Во время полета, в часы, свободные от вахты, Горн попытался найти в архиве электронной памяти сведения о результатах экспедиции на корабле «Сonqueror». Из довольно ограниченного объема документов того самого рейса следовало, что при пролете через сферу действия звезды Арета было зарегистрировано восемь спутников планетного типа, расположенных на различных расстояниях от звезды. На части из них с большой вероятностью определялась атмосфера, и по меньшей мере половина представляли собой твердые небесные тела. Собственно, эти данные и послужили стимулом к более детальному и целенаправленному изучению системы Ареты. Ведь не у каждой звезды вообще есть в наличии и, тем более, такое количество планет… Они были включены в число объектов ближайшей разведки и изучения. Позднее на внешней орбите системы Ареты был построен большой космодром для приема и старта звездных кораблей. Однако по приведенным сведениям можно было судить, что разведка и исследование космических тел, находящихся в поле тяготения звезды, еще только начинались.               
                *   *   *   

История открытия и изучения звезды Ареты Северной Короны была достаточно короткой. Звезда наблюдалась и была внесена в звездные каталоги только в двадцатом веке. Тогда же были определены ее основные характеристики и расстояние от Солнца – 24,8 парсек, то есть около 81 светового года (80,848). Позднее, по мере расширения звездных исследований, в двадцать третьем столетии система Ареты была включена в перечень объектов первой очереди изучения и освоения. Но так как на очереди стоял и ряд других обследуемых звезд, к Арете непосредственно приступили только в двадцать восьмом столетии человеческой эры. Долгое время до этого звезда не имела даже собственного имени, лишь числилась под номерами в различных звездных каталогах. Но после полета экспедиции Вентуры на «Сonqueror» отношение к ней изменилось, и звезду внесли в планы ближайших исследований. - Для Человечества это был всего-навсего новый, очередной  объект экспансии в ближайшей области Галактики, островок намечаемой колонизации околозвездного пространства. И пока он состоял лишь из космодрома и станции на удобной орбите с ограниченным поселением для персонала. Объединение планетных исследований в лице своего Филиала в системе Ареты к этому времени только приступило к разворачиванию работ по освоению и колонизации этого района. Планировались последовательная разведка и затем детальное обследование основных планет системы, определение и оценка их физических и планетографических параметров с целью создания на наиболее доступных искусственной биосферы и условий, пригодных для заселения человеком. Обследование планет предполагалось с помощью как автоматических зондов, так и пилотируемых кораблей.
 
Так что собственные планы и замыслы Горна органично вписывались в программу Центра по изучению и освоению системы Ареты. 
               
                *   *   *    
     Горн перебрал в памяти корабельного электронного мозга с десяток карт и множество схем звездного неба, сотни страниц каталогов и справочников. И везде находились данные о самой Арете и ее соседях, ближайших звездах, но сведений о планетах, окружающих звезду, почему-то не было. Горн мысленно представлял себе маршрут полета корабля Вентуры, наблюдения и съемки, сделанные экспедицией в системе этой звезды, и словно глазами астронавтов видел манящую планету.
С каким-то уже почти суеверным волнением Горн обратился к каталогу  результатов исследований Центра, его наиболее позднему, свежему изданию. Это была для него последняя надежда и, раскрывая довольно объемистый справочник, до отказа наполненный многочисленными данными, он вдруг подумал, что не окажись сейчас здесь нужных ему сведений – и ему придется искать свою землю обетованную «вслепую», фактически заново. А это неимоверно затруднит выполнение всего его замысла, по своей сути достаточно простого. – При этом, не говоря об усложнении характера самого полета к цели, существенно возрастают трудности разработки траектории перелета и достижения небесного тела, неоднозначность энергетических расчетов. Да и получить для одиночного полета с не вполне четким конечным пунктом назначения даже какой-нибудь недорогой тихоходный кораблик будет куда труднее!.. - Поди докажи Совету, что тебе ясен маршрут перелета, а его неведомая цель представляет несомненный интерес для исследования!

Но ведь Горн точно помнил, что, по данным экспедиции Вентуры, у этой стационарной звезды спектрального класса G0V есть пестрое семейство по меньшей мере из восьми планет, две из которых точно обладают атмосферой. Более того, на одной из них, четвертой, обнаружена водная поверхность. Два этих открытия уже сами по себе были важнейшим доводом, безусловным и неотразимым аргументом в пользу включения планет в списки первоочередного изучения.

     Неужели же он что-то забыл или напутал?.. Ведь он точно помнил, что фрегат «Сonqueror» побывал в системе Ареты для сбора первичной информации. Это была лишь предварительная разведка планетной системы звезды. Более детальное обследование тогда не планировалось, оно отводилось в задачу последующих, специальных рейсов с высадкой на доступные планеты, если таковые будут обнаружены, взятием проб воды, образцов пород и возможной флоры и фауны. В том полете астронавты прошли на достаточно близком расстоянии около пятой, четвертой и третьей планет, по своим размерам и расположению относительно звезды наиболее интересных для изучения. Автоматические зонды, направленные с борта корабля, снижались и ныряли  в атмосферы этих планет, опускались на их поверхность, передавая по радиоканалу регистрируемые данные. Однако экспедиция на «Сonqueror» не располагала ни большим временем, ни энергоресурсами для более длительного и существенного обследования этих объектов и, выполнив поставленную ей ограниченную задачу, отправилась дальше по своему маршруту домой.
                *  *  *

Но где же, чёрт возьми, Она – этот затерянный островок мироздания, его Isla Escondida*, эта обетованная земля спокойствия, тишины и желанного уединения? - Может, она ему лишь пригрезилась, почудилась в его фантастических и зыбких грезах о счастье?..
  *Isla Escondida – затерянный остров, уголок земли (исп.)
    
Куда же подевались полные сведения экспедиции «Сonqueror»?.. Данные в электронном архиве бортовой информационной системы «Полярной звезды» не дали Горну ответа на этот вопрос, нужных ему сведений о планете Вентуры он нигде не нашел. Решил отложить свои поиски до прилета на космодром, чтобы уже там обратиться за помощью к мощному Информационному архиву Центра. Уж там-то наверняка зафиксированы и архивированы все результаты той экспедиции, включая данные по планетам. Сейчас Горна успокаивало лишь одно: отсутствие таких данных почти наверняка говорило о том, что стадия серьезной разведки и изучения «его» планеты еще не начиналась. И в таком случае полет Горна на Десеаду, если ему удастся реализовать свой план, несомненно поможет Центру ускорить процесс изучения этого небесного объекта.
                *   *   *    
План Горна был одновременно и сложен, и предельно прост. Главное, надо добиться разрешения и получить для своей экспедиции хотя бы небольшой, для экипажа из двух или трех человек, разведывательный корабль класса «D», даже какой-нибудь устаревшей серии, самый недорогой, - и он отправится в путь. При выборе оптимальных энергетических режимов и использовании гомановской** траектории движения перелет с космодрома до планеты может занять до двух с половиной лет. Это уже не так и долго. Пусть даже ему дадут любую, отслужившую свой век тихоходную космическую клячу, какого-нибудь Росинанта, лишь бы у того хватило прыти доскакать до цели; возвращаться назад ему будет вовсе не обязательно. Если Десеада действительно окажется пригодной для обитания, Горн поселится в уединении на своей обетованной земле до прилета туда  команды колонистов, что будет очень нескоро, в стороне от цивилизации, дорог и городов, чтобы пробыть там сколько ему захочется. Без спешки он приступит к выполнению заданной программы, сделает все запланированные наблюдения, пробы и измерения основных физико-химических характеристик среды планеты. Ведь по плану Центра эти исследования рано или поздно все равно должны быть проведены какой-либо экспедицией.
Таким образом, по существу он предложит Центру самолично провести основную часть первой ступени изучения планеты, став ее пионером-поселенцем, пусть и одиночкой. Горн надеялся, что его предложение, хотя бы и после прений и споров, всё же будет принято Советом, поскольку такая работа с лихвой окупит все расходы на снаряжение экспедиции. Ради этого Горн готов был согласиться на любые условия или ограничения.
  *Гомановская – полуэллиптическая траектория движения корабля в пределах планетной системы при перелете с круговой орбиты одного небесного объекта на орбиту другого (прим. Ред.)

                На новом месте.
         Подготовка Горна к осуществлению замысла

 Спустя шесть лет и шесть месяцев корабельного бортового времени экспедиция «Полярной звезды» прибыла на космодром космической базы в системе Ареты.       
Космическая база с поселением колонистов, носящая имя Циолковского, была сооружена на внешней орбите системы Ареты. На базе действовал Филиал Центра дальней разведки и поиска космических объектов. Здесь уже была создана сфера обитания со всей необходимой инфраструктурой жизнеобеспечения, энергетическими комплексами и строительными агрегатами, службами технического обслуживания. Системы жизнеобеспечения обеспечивали вполне благоприятные условия для жизни и работы космолетчиков и колонистов с их семьями, прибывших с Земли и из других ближайших очагов человеческой цивилизации. Космическая база уже на протяжении нескольких десятилетий служила форпостом отвоевания у космоса нового района колонизации и создания в нем надежного и удобного места для жизни человеческого сообщества.
                *  *  *
      С прибытием «Полярной звезды», после встречи и исключительно теплого приема участников перелета и всего состава экспедиции, по окончании Конференции в Большом Совете Филиала прибывшие отправились на обжитое поселение базы для медицинского обследования, отдыха и реабилитации. И благодаря прекрасным условиям ухода и отличному медицинскому персоналу участники дальнего транскосмического перелета стали быстро восстанавливаться и возвращаться к деятельной жизни среди людей, начали обретать на новом месте равновесие и новых товарищей и единомышленников.
   
Горн и другие члены экипажа «Полярной звезды» были приняты в штат Отдела планетных исследований Филиала и спустя некоторое время включились в работу по подготовке экспедиционных партий. Для начала они приступили к ознакомлению с обширными материалами Центра, с результатами многолетней деятельности Отдела. Работа была очень большая и насыщенная.

     Первые месяцы пребывания на базе Горн посвятил обстоятельному изучению экспедиционных материалов Центра. Это были огромные по объему архивы данных и наблюдений космических объектов этого района Галактики,    
запечатленных в электронном хранилище Информационно-вычислительного отдела Центра. И, занимаясь этой работой, Горн исподволь продолжал обдумывать свое собственное путешествие. Настало время приступить к его осуществлению.
В распоряжении Горна, кроме того, оказалось хранилище библиотеки Филиала с данными за всю историю изучения звезды Арета и ее системы, с отчетами разведывательных и поисковых экспедиций землян в этом районе. Он провел в библиотеке много дней, тщательно изучая и сопоставляя различные отчеты, гипотезы и предложения всех экспедиций и рейсов кораблей, проходивших в районах планетных орбит системы, и надеясь получить максимальную информацию о своей Deseada. Из этих отчетов он выяснил, что после пролета через систему Ареты экспедиции 2865 года на «Сonqueror» там, уже значительно позже, побывал еще один суперскоростной фрегат класса А, «Investigator»*. Посадка на какую-либо из планет системы в задачи этой экспедиции также не входила, так как корабль двигался по маршруту к объектам в системе звезды «эта» созвездия Геркулеса HR6220. Но некоторые измерения физических характеристик звезды и ее объектов участники экспедиции попутно сделали: ими были проведены гравитационные и электромагнитные замеры полей трех больших окраинных планет Ареты. Однако это можно было считать всего лишь предварительной разведкой системы. К планете, интересовавшей Горна, этот корабль не приближался. Так что можно было с уверенностью сказать, что на эту заповедную землю еще не ступала нога человека. Значит, он будет там первым, - успокоенно думал Горн.
*Investigator – исследователь, испытатель (англ.)

О самой Арете данные в электронном архиве были приведены достаточно полно. Скромная, заурядная желтая звезда  класса G0V, близкого к солнечному, светимостью и массой немного больше Солнца: масса M=1,21МС; абсолютная звездная величина V=3,m7. Подробно представлен еще целый ряд астрофизических характеристик звезды – мощность излучения и распределение энергии в спектре, параметры фотосферы, нормальные показатели цвета, плотность и давление различных слоев сферы, размеры - площадь поверхности и радиус сферы, и другие.

 Температура на поверхности звезды составляет 6100 градусов. Возраст звезды оценивался в пять миллиардов лет, и запаса ее ядерного «топлива» предполагалось достаточным для свечения еще с лихвой эдак на семь миллиардов лет. - На его, Горна, жизнь, пожалуй, хватит!..

Но вот, наконец, он нашел и то, что ему было нужно, - сведения о планетной системе Ареты. Горн с волнением пробежал взглядом по приведенным данным. Уже вычислены орбиты восьми зарегистрированных планет. Две большие планеты, крайние из обнаруженных, расположены на большом удалении от звезды и имеют значительные периоды обращения вокруг светила. В связи с низкой освещенностью  они не рассматриваются в качестве потенциальных объектов освоения. Космодром сооружен на орбите с радиусом 5,6 астрономических единиц, т.е. на среднем расстоянии от звезды 838 миллионов километров. 
 
Меньшие планеты расположены значительно ближе к звезде. В частности, наиболее интересные для землян, пятая и четвертая, по размерам и массе сопоставимые с Землей, имеют радиусы орбит 2,82 и 1,6 астрономических единиц соответственно. Массы этих планет равны 0,83 и 1,18 массы Земли, периоды обращения вокруг светила – 3,16 и 1,27 земных года. Ожидаемая температура на их поверхности с неосвещенной стороны в минимуме может быть порядка до минус 100 и 60 градусов Цельсия соответственно. Обе имеют атмосферы, и на четвертой планете обнаружена обширная жидкая поверхность - гидросфера, по ряду признаков водная.   
- Но это - и всё! – Маловато… - подумал Горн. - Впрочем, тут есть и положительная сторона: тем больший интерес вызывает к себе эта планета и тем вероятнее получить у Совета согласие на организацию экспедиции. Но это Она, его Десеада, планета Вентуры – убеждал себя Горн. И далее в тексте сводки на экране монитора он прочитал: «Четвертая планета. Без наименования. Нулевая ступень изучения».
                *   *   *

Горну стоило немалых усилий, чтобы склонить на свою сторону нескольких членов Совета и руководство Филиала, убедить их в необходимости и безопасности предлагаемого им полета.

А то, что он предложил Совету совершить полет и провести исследование планеты в одиночку, без команды, так это не такое уж необычайное и безнадежное дело! Ведь плавали же в одиночку через океан на старушке Земле отчаянные мореходы и разные искатели приключений. – Их не пугало ничто – ни угрозы шквалов и бурь, ни опасные рифы и скалы у побережий, ни холод и зной, ни ревущие сороковые широты, ни даже само одиночество, - один на один против жестоких стихий, против всех превратностей морского пути. И вели их через океан не корысть и злоба, не алчность и погоня за наживой, как их предшественников-конкистадоров, а самые добрые и светлые, благородные человеческие побуждения и чувства, какие только есть на свете: любознательность и мечта, тяга к открытиям, отвага и самоутверждение, любовь к людям, своим близким и друзьям, к женщине. Они, эти отчаянные смельчаки, оставили последующим поколениям свой немеркнущий пример, вселили в сердца людей веру в торжество благородных деяний, в подвиг и победу.
Почему же теперь Горну не найти понимания в его побуждении, в желании испытать себя в серьезном предприятии и при этом внести существенный вклад в общее дело освоения новых земель, пространств, ценных владений…
                *  *  *

Совет не сразу принял его доводы о целесообразности экспедиции в одиночку. Для выполнения этого полета ему предлагали  подобрать экипаж из трех или, по крайней мере, из двух человек. А сам Горн не мог признаться почтенному ареопагу в своих истинных планах, в том, что задумал при благоприятных условиях вообще остаться на планете, не возвращаться с нее назад… Представленный Горном Совету план разведывательной экспедиции на неизученную планету был всесторонне рассмотрен, подвержен обстоятельной и требовательной экспертизе и после нескольких обсуждений все же одобрен. Его утвердили, учитывая немалый опыт Горна и его заслуги перед Центром. В конечном счете дело решили его отличный послужной список и профессиональная репутация, авторитет среди космолетчиков и поддержка одного из старейшин Совета, бывшего командира отряда астронавтов, который хорошо знал Горна. Совет принял решение об отправке экспедиции с Горном на четвертую планету с задачей проведения комплексных измерений по условиям обитаемости этой земли и всестороннего изучения ее физико-химических, климатических, магнитных и других характеристик.

Только для всех – и космонавтов, знавших Горна по совместному полету «Полярной звезды», и знакомых с ним уже здесь сотрудников космодрома Ареты, и членов Совета - оставалось непонятным странное желание Горна лететь на задание все-таки ни с кем… - Он летел на далекую планету один!
                *  *  *

В распоряжение Горна был предоставлен небольшой поисковый корабль класса D-Ш для экипажа из трех человек, хоть и достаточно старого проекта, но обладавший рядом достоинств, важных при дальних рейсах. Да Горн был согласен на любой корабль, пусть даже самый маломощный и старый, лишь бы он мог дотянуть до цели. А спешить ему будет уже незачем, и он сможет провести в полете сколько угодно времени. И - на всякий случай – у него всегда будет возможность воспользоваться гипотермической камерой, чтобы покрыть часть времени перелета в анабиозе...
Этот корабль имел красивое имя - «Tornado». А  Горн, думая о своем неблизком полете и целях открытий, которые он преследовал, мысленно назвал корабль уважительным именем Магеллана… В техническом оснащении корабль имел все необходимое для экспедиции научное и измерительное оборудование. Он был снабжен также специальной капсулой – спускаемым аппаратом, обеспечивающим жизнедеятельность космонавтов при спуске на планету и подъеме обратно на  орбиту, где длительное время мог бы находиться основной корабль-носитель.
Получив «Торнадо», Горн стал тщательно готовиться к полету. Кроме прямых, непосредственных обязанностей командира корабля и штурмана, ему нужно было продумать, предусмотреть и подготовить для экспедиции массу важных деталей и разных мелочей. Тут было множество технических, организационных и хозяйственных вопросов и забот. Кроме всего этого, Горну хотелось позаботиться и о хорошей электронной видеобиблиотеке, - первейшая потребность в долгом полете. Да и на планете, куда направлялся, он не думал всю жизнь провести за одним-единственным занятием - лазанием по горам и сбором образцов пород да созерцанием великолепной, по словам Вентуры, природы этого уголка мироздания. Горн понимал, что, когда пройдут пыл и экстаз упоения открытием нового мира, он не сможет и дня прожить без общения с творениями человеческой мысли, человеческого духа, без книг и любимой музыки.

А еще, окунувшись в подготовку к полету, Горн неожиданно обнаружил, как много хлопот доставляет ему проблема пропитания. Даже и для того «легитимного» срока, на который планировалась его экспедиция, включая перелет на планету, работу там в течение не менее года и возвращение обратно, запасы нерегенерируемой части продовольствия в виде воды, консервантов и сухих компонентов пищи представляли собой значительный объем и должны были основательно забить шкиперский отсек корабля. Правда, часть продовольствия в полете должна была продуцироваться с помощью космической технологии в специальной оранжерее-отсеке зеленых водорослей. Но если прибавить к этому провизию с космодрома еще хотя бы на несколько лет, то объемы шкиперских запасов возрастали неимоверно. Но и рассчитывать на пропитание «на подножном корму» планеты было рискованно: растительность иных, уже пройденных людьми планет почти всегда, за редкими исключениями, существенно отличалась от привычной для человека, и лишь путем прививки своих культур и долговременного процесса видоизменения аборигенных колонисты создавали на новых осваиваемых землях нужную им флору, а затем и фауну. Поэтому, рассуждал Горн, ему в экспедиции придется почти полностью отказаться от вкусных – «деликатесных» - полусухих и не обезвоженных продуктов, а также от вина, пива и прекрасных бутылированных напитков (какие, кстати, мореплаватели Земли непременно брали с собой в океанские рейсы), а взять на борт лишь полностью обезвоженные продукты, занимающие значительно меньший объем.

 – Ну, и будешь всю оставшуюся жизнь давиться этими концентратами, - думал Горн. Такая перспектива хоть и не очень-то радовала, все же не могла подорвать его энтузиазма и нацеленности на полет.

           «Торнадо». Заветное путешествие начинается

Вылет «Торнадо» был назначен на семнадцатое число следующего месяца по земному календарю. Старты поисковых кораблей этого класса и всех малых производились со второго внешнего космодрома Ареты, и Горн, занимавшийся подготовкой к полету, уже давно перебрался сюда. На «материке» колонии у него не было никого, с кем бы ему сейчас требовалось взаимодействовать или особенно хотелось общаться.
Старт его корабля прошел почти незамеченным. Такое событие для  работников космодрома было вполне заурядным и будничным: десятки кораблей поискового отдела каждый год уходили отсюда в разные районы космоса, и налаженный ритм жизни космодрома включал как нечто самое обычное прием множества малых кораблей. Другое дело – огромные сверхскоростные экспедиционные фрегаты и, тем более, околосветовые лайнеры, предназначенные для межзвездных перелетов. Их отправка со своего космодрома представляла собой экстраординарное событие, чрезвычайно трудоемкое дело. А сейчас Горна провожал лишь экипаж «Полярной звезды» да кое-кто из членов экспедиции, прилетевшей с ним на Арету, оказавшийся в эти дни по делам на космодроме.

Пройдя все стартовые формальности и получив последние указания в диспетчерском подразделении, Горн попрощался с товарищами, чтобы отправиться в свой необычный и, быть может, последний для него рейс. Но об этом знал только он сам, - знал, что вряд ли вернется сюда и не увидит больше ни их, ни вообще кого-либо… Его товарищи об этом не догадывались и желали Горну удачи в пути и счастливого возвращения. От этого ему было и весело, и грустно одновременно… Тень безвозвратно ушедшего прошлого внезапно прошла перед ним… Но разве что-нибудь изменишь в уже пройденной жизни?.. – И Горн без особого сожаления расставался с многолюдным и шумным миром колонии.

Старт корабля прошел в штатном режиме. По прошествии точного интервала времени главные двигатели корабля замолкли, и в его мире наступила успокаивающая, умиротворенная тишина. «Торнадо» вышел на расчетную траекторию движения к внутренним планетам системы.

А когда светящийся, словно подвешенный в пространстве, круг космодрома стал удаляться от него, все более уменьшаясь в размерах, и корабль устремился к невидимой цели, Горн не почувствовал ощущения утраты, как было при прощании с сестрой, ни даже сожаления об исчезающем из глаз людском острове, как не раз было прежде, на Земле. Сколько раз он уже покидал мир людей, чтобы рано или поздно вновь вернуться в него, пусть в другом месте, в другом времени!.. Чувство потери притупилось в нем. Правда, сейчас было нечто иное: уход не предполагал непременного возвращения…
                *   *   *

Поначалу всё складывалось хорошо. Все беспокойства организации и старта, все предполетные заботы остались позади, со всеми Горн попрощался, и теперь он погружался в четкую, размеренную жизнь на борту космолета. «Торнадо» был корабль хоть и старого образца, но надежный, хорошо проверенный в эксплуатации и вполне удобный для экипажа. Тем более, что весь экипаж сейчас был в его единственном числе, и беспокоиться о психологической совместимости и прочих хлопотных вещах здесь не приходилось. На корабле было всё, что необходимо космонавту во время длительного полета, включая систему искусственной гравитации. Маршевые двигатели, уже отработавшие разгонную стадию полета, затихли надолго, до подхода к цели маршрута. Все системы жизнеобеспечения и защиты работали бесперебойно и надежно и не давали пилоту поводов для беспокойства, не требовали от него повышенного внимания. Поэтому время Горна полностью принадлежало ему, и он мог посвятить себя своим занятиям и размышлениям.
Раз в неделю по графику, назначенному Центром, Горн проводил сеансы связи с космодромом и давал отчет о ходе полета. Но пройдет полгода, а затем и более, и эта радиосвязь практически превратится в одностороннюю, примет форму монолога, поскольку время прохождения сигнала до космодрома увеличится неизмеримо, до нескольких часов.
 
                В одиночном полете

     Когда со времени старта «Торнадо» с космодрома Ареты минул уже и месяц, и два, и три, ощущение перелета потянулось для Горна бесконечной чередой внешне, казалось, однообразных, похожих один на другой дней. Лишь медленно, но непрерывно менялась панорама звездного неба за бортом. Корабль настойчиво прорезал пространство, и звездная картина ширилась, надвигалась по курсу движения, а потом незаметно смещалась в сторону и уходила назад, растворялась в глубинах уже пройденного пути… Мысль о том, что он здесь один, что на сотни миллионов километров вокруг нет ни единой живой души, порою заставляла Горна испытывать легкий озноб от острого сознания безмерности Мироздания. 
 
А время теперь не играло с ним злую шутку, не подстраивало своих немыслимых парадоксов, как это было в полете на «Полярной звезде», - на «Торнадо» оно текло размеренно и спокойно, в том же ритме и в тех же мерах отсчета, что и у людей на оставленном космодроме. Потому что скорость его корабля, набранная «Торнадо» еще при старте в виде второй космической скорости для системы Ареты и затем сохранявшаяся постоянной на протяжении всего перелета, была ничтожно малой в сравнении со скоростью «Полярной звезды», не превышала и двух десятков километров в секунду. Ведь нынешний корабль Горна, этот разведывательно-поисковый космический аппарат класса D-Ш, был пигмеем и бесконечно слабым в сравнении с огромным межзвездным гиперскоростным крейсером, подобным «Полярной звезде». Так что Горну до цели его путешествия предстояло еще плыть и плыть среди небесных светил на этом маленьком кораблике своим тихим, неспешным ходом, - никаких ускорений и сверхскоростей, никаких предельных, напряженных режимов движения. По расчетам траектории движения, сделанным в Центре управления на космодроме и заложенным в программу перелета, путь ему предстоял еще очень долгий, - понадобится еще целых двадцать восемь месяцев, пока его «Торнадо» доберется до цели. Но Горн давно настроил себя на этот одинокий маршрут и психологически был готов к долгому странствию. Его мысли были связаны с ожиданием встречи в конце пути с желанной землей.

Он невольно вспоминал отчаянных мореходов старых времен Земли, о которых читал в юности в описаниях морских странствий и приключений… - Ночной океан, бури и штормы, штили, нежданные опасности, подстерегавшие смельчаков… И подумал, что ему, да и всякому космонавту, решившему отправиться в космическое путешествие одному, было бы чрезвычайно полезно побывать до этого в каком-нибудь дальнем одиночном плавании или пройти на шхуне вокруг Земли. – А здесь у него, на борту «Торнадо», точнее, за бортом, было черное небо, тысячи искрящихся, зазывающих незнакомых звезд и непрерывно расступающаяся космическая панорама. Да подстерегающие его многие, неведомые на Земле, опасности: стремительно возникающие на курсе метеориты, могучее тяготение огромных планет и звезд да грозная радиация, и жуткие, зияющие на пути гравитационные черные дыры… Всё это можно было предвидеть и предсказать, но невозможно до конца понять разумом и осознать в реальности, пока лицом к лицу не столкнешься со страшной угрозой, не окажешься во власти безжалостных сил, демонов пространства…   
                *  *  *
 
Взвесив все «за» и «против» своего пребывания в одиночестве, Горн решил, что не воспользуется на время полета состоянием гипотермического сна. – Не хотелось вычеркивать из сознания два года полноценной, деятельной жизни. Ведь помимо контроля за состоянием корабельной энергетики, наблюдения за работой систем радиационной и метеорной защиты и решения различных навигационных задач у него найдется немало чем занять себя, чему посвятить свой досуг, свои мысли и воспоминания. К тому же, ему хотелось подвергнуть проверке и испытанию свою выдержку и психологическую устойчивость. В любом случае, скучать ему будет некогда. Он не отдаст себя унынию и бездеятельности, не позволит бездействию и скуке овладеть им.

Естественно, одиночество не сахар и не средство от душевных смут или терзаний, от сердечной боли. Оно не спасает и не излечивает душу, скорее, даже обостряет чувство утраты и безнадежность потерь… Но Горн предвидел это и насколько смог вооружился против ожидаемого недруга. В ходе подготовки к полету он собрал, чтобы взять с собой, обширнейший электронный архив записей и стереофильмов о событиях и днях своей жизни на Земле, начиная еще с юношеских лет, - с милыми родителями, сестрой Джеммой и школьными друзьями, а затем дорогих страниц жизни с друзьями и коллегами, с товарищами по космическим экспедициям и работе в Центре, с любимой женщиной. - Ему было что посмотреть и вспомнить… И когда становилось грустно, обращение к памяти в видеотеке снимало напряжение, напоминало прекрасные дни прошлого, давало Горну какое-то утешение в прожитом. Благодаря этому, он чувствовал, что не совсем и один в молчании грозного космоса, - близкие ему люди оставались с ним и здесь, в полете на борту «Торнадо»! Земные воспоминания возвращали его в лучшие, неповторимые ушедшие годы… Казалось, все это было у него так недавно… Но как давно на самом деле, словно в какой-то другой, полузабытой жизни! Но ведь так оно и есть – то была его давняя и совсем иная жизнь, с ее открытиями и очарованиями, мечтами и надеждами, постижением таинства любви, неустанным и бесконечным поиском какого-то высшего смысла всего сущего…
Космическое время разорвало его жизнь на две несоединимые части. – На той родной и далекой теперь Земле, оставленной им, наверное, мало чего осталось от дорогих его сердцу людей… Но он по-прежнему ясно и очень живо помнил их, - ведь для него это было только вчера, будто они, его родные и друзья, и сейчас жили вместе с ним, в его, Мигеля, времени. – Казалось, стоит только вернуться назад, на Землю, и он увидит их, встретит такими же, какими оставил всего несколько лет его собственной жизни назад! – Жалкая потуга сознания, обманчивая и утешительная игра воображения…

Увы! Звездному скитальцу уже никогда реально не вернуться в прошлое, в оставленный где-то мир, - ведь он предстанет перед ним уже совсем иным; нельзя вернуться к людям, к былым когда-то чувствам и впечатлениям. И на пути к новому, заветному уже не встретишь ничего из того, что с тобой было, что еще хотел бы снова увидеть, узнать, прочувствовать!..

И хоть Горн не жалел и не раскаивался, что отправился в свой межзвездный перелет, всё же он хотел бы уметь, как лермонтовский вечный Дух изгнанья, вернуться и вновь увидеть прошлое, всё узнать, почувствовать!.. Но именно этого ни он и никто из его племени не мог сделать. Все они были пленниками времени – возвращение в прошлое было неподвластно им. И всё, что они вершили во имя достижений и побед, оставалось позади, пройденное, преодоленное, невозвратимое. А впереди их ожидали и призывно манили к себе новые неизвестные миры, новые опасности, новая работа. И так всегда – весь век человека, до самого конца!.. Другие подхватят твою работу, мысль и мечту и понесут их дальше, а ты, умирая, лишь сможешь с облегчением сказать, что выполнил свое предназначение, если сделал это хорошо… И тогда дело твое не умрет вместе с тобою, потому что его продолжат твои единомышленники; оно двинется дальше дорогами романтиков, усилиями и духом других одержимых людей – твоих последователей!..
                *  *  *

Всю жизнь мы движемся к какой-то своей заветной, неведомой и трудно достижимой цели. И неустанно ищем свою, до конца не ясную землю обетованную, свой Остров мечты. Но когда приходит твой черед, ты понимаешь, что это всё – в тебе самом,   в твоей душе, в твоем внутреннем мире. И незачем искать это где-то далеко от родных мест, вдали от близких, дорогих сердцу людей…
 
                Занятия и воспоминания Горна

В дополнение к личному архиву Горн загрузил в память бортовой ЭВМ, кроме отобранных научных трудов, энциклопедий и справочников, огромную   библиотеку художественной литературы, музыкальных записей и фильмов. Тут были бесценные сокровища творений человеческого гения за многие века земной цивилизации, начиная с Древнего мира, и за всю историю освоения человеком космоса. В полете Горн намеревался кое-что из всего этого освежить в памяти и просмотреть, а многое изучить наново, освоить впервые. Ведь едва ли не главным жизненным стимулом человеческой личности, ее неустанным устремлением с давних пор была и остается любознательность, тяга к знаниям, к изучению и познанию окружающего мира и самое себя. В отобранном материале было над чем поразмышлять, потрудиться. И Горн твердо задался такой целью, настроился на пополнение и совершенствование своих знаний. - Он вооружится примером одного из кумиров своей юности, Мартина Идена,  и по строго продуманному плану и собственной программе примется изучать и осваивать обширные пласты человеческих знаний, мудрость накопленного веками опыта. И хоть все это, весь массив наук не одолеть, не освоить и за целую его жизнь, все же он успеет открыть для себя и почувствовать много нового, познавательного и интересного, всего того, что могло бы наполнить любую человеческую личность ощущением мудрости разума и радостью познания Прекрасного! Многое из всего еще не познанного им, неведомого  станет для него своим - понятным, насущным и жизненно необходимым.
 
Так Горн, находясь еще на базе космодрома перед полетом, размышлял и планировал свое дальнейшее самообучение и свою жизнь на корабле. И теперь, в полете, он приступил к осуществлению своего плана. Он настойчиво обращался к запасенным материалам, прилагал усилия для освоения необъятной кладези знаний, взятых из опыта многих поколений и собранных в книгах; по составленному плану упорно изучал разделы интересующих его наук – физики звезд и динамики звездных систем, релятивистской теории и механики космических полетов, звездной навигации. Последние годы его особенно заинтересовали вопросы рождения и развития Вселенной, и Горн с увлечением просматривал обширные научные труды по этой проблеме. Гипотезы возникновения и образования галактик, рождения звездных систем тревожили и волновали его ум своими фантастическими предположениями не меньше земных проблем и загадок человеческой истории...

Горн занимался систематически и строго планомерно, без устали нагружая свой мозг все новыми и новыми знаниями; он работал с учебниками, справочниками и энциклопедиями по шесть-восемь часов в сутки. И за эти без малого два года, что прошли у него в полете, практически преодолел полный курс еще одной академии, только самостоятельно и заочно.

Быт и приготовление пищи на корабельном камбузе не слишком затрудняли его, не отнимали много времени. Больше этого он отдавал время спортивным занятиям и упражнениям: к предстоящей работе и жизни на неосвоенной планете ему следовало подойти в наилучшей физической форме, с высоким уровнем самочувствия.      
А в качестве отдыха от научных занятий Горн обращался к музыке и литературе, надолго погружаясь в чарующий мир картин человеческого воображения и чувств. Отобранная им музыкальная видео- и фонотека позволяла при желании услышать, увидеть, прочувствовать все партитуры и мелодии выдающихся произведений мировой музыки, всех исполнителей разных времен, все любимые литературные произведения и шедевры изобразительного искусства и архитектуры, созданные за века человеческой истории. И Горн не только получал от них огромный эмоциональный заряд и эстетическое наслаждение, но и находил для себя объяснение глубинных источников и мотивов человеческих отношений, трагедий и судеб людей и поколений, целых народов, хода всей истории. Можно было специально не изучать учебников истории по всем эпохам, - достаточно было ознакомиться с трудами выдающихся умов, великих поэтов и писателей, философов и ученых от Платона и Сократа, Аристотеля и Демосфена, Ньютона и Кеплера, Галилея и Коперника до Канта, Гегеля и Маркса, Вернадского, Циолковского и Королева, философов и ученых последующих столетий, чтобы понять извилистый и противоречивый, тернистый путь человеческой цивилизации. А о развитии и возвышении человека, его преображении в ходе эпох, о человеке как носителе страждущего духа и искателе вечной истины со всеми его социальными, национальными и психофизическими особенностями, со всеми движущими мотивами, переживаниями и страстями Горну убедительно и ярко говорили герои Геродота, Софокла и Эврипида, Эсхила и Гомера, Данте и Петрарки, Плутарха и Монтеня, Сервантеса и Шекспира, Гете и Пушкина, Байрона и Лермонтова, Бальзака и Стендаля, Тургенева и Толстого, Достоевского и  Чехова.

И музыка, божественный эликсир для души человеческой, приют спасения среди бурь и смятений неистового, неспокойного мира, давала Горну несравненный эмоциональный подъем, вселяла в него душевную стойкость! Ведь в дни испытаний или потерь музыка – спасительное прибежище для опечаленной человеческой души. Музыка, быть может, есть самое гениальное из всего, что создано человеком, его самое великое творение. Дух ее выдающихся творцов, композиторов, долетает к нам через века, и пламень их вдохновенных творений не просто волнует и возвышает нас, тревожит и поднимает на борьбу за счастье, - он исцеляет нас, чудодейственно врачует наше сердце. Музыка не изменит нам никогда – во дни торжеств и побед, радости и страданий, во дни тяжких испытаний, потрясений и печали. Она спасает нас от отчаяния или одиночества… С нею к нам приходит надежда, мы вновь обретаем веру в себя, смысл продолжать жить и бороться, любить и побеждать!..
                *  *  *

Как-то однажды, просматривая любимые музыкальные записи, среди разных лирических и старых песенных мелодий Горн нашел одну полузабытую и с великим волнением, с нахлынувшей грустью и теплотой прослушал ее еще и еще раз. Простые и светлые слова этой песни растрогали Мигеля, словно дали прикоснуться к чистому хрустальному роднику на Земле:
    
      Между мною и тобою гул небытия, звездные моря, тайные моря.   
      Как тебе сейчас живется, вешняя моя, нежная моя, странная моя?..

Он мог бы полностью присоединиться к этим словам, к безграничной и трепетной нежности, выраженной в них… Песня эта была будто прямо обращена к его подруге. И, слушая ее, он сразу вспомнил дни, прошедшие вместе с Викторией…
                *  *  * 
               
И музыка, и чтение книг, и драматических, и лирических, погружавших Горна в жизнь человеческого сердца, в поиски и терзания мятущейся души, неизбежно вызывали в нем живые воспоминания. Он вспоминал теперь всю историю своей любви, пылкой и безумной, мучительной и неодолимой, которую столько ушедших лет ревниво оберегал от любого вмешательства, от какой-либо известности или осуждения.  Он вспомнил долгие годы своей безответной любви, ее последующий стремительный взлет и всю ее пламенную историю, и внезапное, нежданное завершение, и странную, необъяснимую и ранящую развязку...

Положа руку на сердце, он был не вправе считать себя несчастливым в этой истории, - с нею он пережил огромный душевный подъем, познал великую любовь. И, в конце концов, ведь он не изведал горечь неразделенной любви: когда-то его кумир, его единственная женщина безоглядно и самозабвенно подарила ему настоящее, яркое счастье быть вместе и всё, о чем может мечтать с любимой всякий мужчина. А то, что произошло потом, хоть и ошеломило Мигеля, сразило его своим внезапным вероломством, со временем все же нашло в его глазах какое-то робкое объяснение, чуть ли не оправдание…

                Нестерпимая драма Виктории

      Конец твоего мира приходит всегда внезапно, - сказал когда-то в  ХХ веке Хемингуэй. Для них, людей эпохи освоения космоса, он мог прийти в информационном сообщении о космических буднях землян, или прозвучать в последних новостях Всемирной сети о трагических происшествиях в экспедициях, как это было с кораблем отца Горна, или объявиться в сводках о ходе полетов со всех действующих отрядов Центра исследований космических объектов…

Всё изменилось в жизни Виктории в тот час, когда пришло сообщение о гибели корабля «Adventurous»*. Его командиром был легендарный Коннор, действительно смелый и неповторимый человек. Изменилась сама ее жизнь: не только дом, весь мир для Виктории опустел. Она не представляла, как теперь жить без Эгмонта, что делать, к чему стремиться. Ведь он безраздельно, вне всякого сравнения заполнял этот мир, был для Виктории всем - не только любящим мужем, но и обожаемым кумиром, ее ведущим в мире идей и познания, компасом в мире людей. Он был для нее будто вторым отцом… И всё это в одно мгновение исчезло, растворилось в мироздании вместе с кораблем… - Рок не оставил ей ничего! Только память о нем, только бесчисленные и яркие картины воспоминаний о днях и минутах, проведенных с Коннором. Теперь она очень жалела, что не родила ему детей… сейчас они были бы для нее незаменимым утешением. С Эгмонтом она прожила всего каких-то семь лет, но для Виктории и они, эти краткие, раздробленные полетами мужа годы, были бесконечно дорогими, счастливыми и незабываемыми. К чему прислониться теперь, на что опереться убитой несчастьем женщине? Никто на всем свете не смог бы заменить ей Коннора, заполнить зияющую пустоту ее потери. А она  сознавала, что вся бездна этой потери еще ждет ее впереди…
* Adventurous – смелый, рискованный (англ.)

Ужас заключался еще и в том, что не было на всей Земле такого  места, куда бы она могла прийти, чтобы поклониться праху Эгмонта, положить цветы, посидеть рядом с ним, поплакать у могилы мужа. И оттого, что воображение Виктории охотно и достаточно явственно рисовало ей катастрофу корабля и его разрушение, после которых распадающийся на куски металл ракеты с ее мужем и его товарищами продолжал мчаться по своему маршруту сквозь бескрайнее пространство, было жутко и до замирания сердца страшно. Ее мозг не принимал, отказывался осознать эту чудовищную явь.

     Викторию сейчас трудно было узнать: исхудавшая, с темными тенями под глазами, в черном платье и с траурной косынкой на голове, она стала похожа на монашенку-итальянку из средневекового монастыря, невзначай оказавшуюся в лабиринтах современной городской жизни, среди мирских сограждан… Облик ее потускнел, лицо осунулось. Ее глаза больше не светились их влекущим, полным жизни светом, - они словно погасли, ушли в темную глубину души; и улыбку, пленительную, всепокоряющую улыбку Виктории уже нельзя было увидеть на почерневшем лице вдовы.


Единственным сейчас, что спасало ее от собственной гибели, в чем Виктория искала для себя какой-то выход, оставалась ее работа. Она, как однажды заведенный и несносимый механизм, продолжала по расписанию ходить в Академию, читала лекции своим слушателям, присутствовала на заседаниях кафедры и Ученого совета. Но все это проходило для нее на каком-то почти бессознательном, машинальном уровне.

     Женщины из Академии, сотрудницы с кафедры старались хоть чем-то помочь    ей, как могли пытались отвлечь ее от безысходных мыслей, занять разными предложениями, делами и развлечениями. Но было видно, что все это не затрагивает Викторию, никак не радует ее и не отвлекает от неотступной меланхолии. Душевный кризис ее еще только нарастал и мог затянуться на неопределенное время… Не ровен час, он угрожал проявиться сильнейшим нервным расстройством... Было очевидно, что для нее совершенно необходимо вмешательство врачебной помощи. И по настоянию врачей она стала проходить курс психологической терапии.

А Горн, о котором в это тяжелое время она краем сознания невольно вспоминала, ее пламенный и самый преданный друг, был сейчас так далеко от нее, бороздил космос где-то на неразведанных орбитах Солнечной системы, и Виктории не известно было, когда еще вернется. Он-то, наверное, мог бы, как никто, понять ее, своим большим сердцем почувствовать ее боль и страдание, разделить их с нею. Конечно, она была бы рада видеть его, готова поведать ему свои печали, но о каких-либо переменах думать сейчас не хотела. Она лишь заклинала Бога, чтобы он хранил Мигеля, чтобы  и с ним не случилось ничего непоправимого… Похоже, ее мольбы дошли до адреса, Создатель услышал ее…

                *  *  *

Горн вернулся из экспедиции, когда прошло уже больше года после гибели Коннора. И, как только освободился от неотложных дел на космодроме и отчетности по рейсу, сразу отправился к Виктории. Трудно было умиротворить, успокоить женщину, но он нашел нужные слова и проявление чувств, чтобы выразить ей свое сердечное соболезнование, осознание огромности ее утраты и память о замечательном человеке, и свою неизменную преданность. Виктория с мокрыми от слез глазами, с признательностью слушала Мигеля. А он заверил ее, что она всегда может рассчитывать на него, на его помощь в любых обстоятельствах, и что он никогда   не оставит ее в беде одну. Но не захотел Горн в этот день вызывать подругу на незрелые решения или вынужденные обещания, с корабля на бал порабощать ее своей бескомпромиссной любовью и верностью. - Пусть пройдет еще время, решил он, и   она хоть как-то оправится от беды, успокоится, пусть затянется ее рана и она попытается осмыслить свое неясное будущее. Он же будет стойко держаться, не будет  ничем ускорять событий, а проявит выдержку и терпение, даст созреть настроениям  и сокровенным мыслям своей возлюбленной, не станет торопить Викторию в ее решении…

И он стоически выдерживал принятое им поведение. Как только позволяли регламент  и обстоятельства его работы, он навещал Викторию. Бывая в ее городе, встречал ее после занятий в Академии, чтобы как-то развлечь ее, сопровождал, если она не противилась, на какие-либо концерты, выставки и театральные постановки. Это было быстро отмечено обществом, и в Горне поспешили увидеть явную, обнаружившую себя кандидатуру на роль соискателя руки прекрасной вдовы Коннора. До его возвращения из рейса в этом качестве не был отмечен ни один человек. А самого Горна приписываемая ему роль нисколько не смущала, он был готов идти до конца…
Но Виктория еще долго не отваживалась начать жизнь заново и лишь продолжала с благодарностью принимать внимание своего друга, неосознанно испытывая при этом его неиссякаемое терпение и выдержку. И нескоро они разорвали этот нескончаемый круг взаимного великодушия…