Сбой программы

Каждый раз, когда я заходила в "Deichmann", повторялась одна и та же церемония, более напоминавшая аудиенцию у английской королевы, чем посещение обувного магазина. Стоявшая возле кассы старая жилистая немка, длинная и прямая, как палка, с царственным величием приветствовала меня и спрашивала, может ли она чем-то мне помочь. Я всегда отвергала её помощь и занималась поисками сама.

Вторая фаза общения начиналась, когда я оплачивала свою покупку. Казалось бы, чего уж проще: возьми деньги и выбей чек! Но нет, дотошная немка объясняла мне, что я ещё должна купить, чтобы моя обувь хорошо выглядела и служила долго. Она раскладывала на прилавке кремы, спреи, стельки, шнурки... Я только успевала отвечать:" Нет, спасибо". Я считала её поведение следствием беспросветной глупости: неужели трудно сообразить, что женщина, выбравшая дешевые туфли за тринадцать евро, не станет к ним в придачу покупать  за девять евро стельки из натуральной кожи и крем - за семь?! К тому же, если бы я каждый раз следовала её советам, то сама бы уже могла открыть магазин или сапожную будку. Тем не менее, она с завидным постоянством  пыталась навязать мне что-нибудь кроме обуви. Меня раздражала необходимость слушать с вежливым лицом нудный поток её красноречия, и однажды, вернувшись домой после очередного посещения этого магазина, я разразилась монологом, суть которого сводилась к тому, что все немцы — тупые,  и у них отсутствует аналитическое мышление.

- Они не тупые, - заступился за немцев мой муж, - Они — роботы и действуют строго   по заложенной в них программе. В ситуации, не предусмотренной должностной инструкцией, они впадают в панику. 

Муж был прав. Я решила быть более снисходительной  к старушке-продавщице и в следующий раз, чтобы её порадовать, купить что-нибудь ненужное. Случай не заставил себя ждать.

Каждое утро, открывая магазины, продавцы, чтобы привлечь покупателей, выкатывали на улицу контейнеры с товарами и вешалки с одеждой. Не был исключением и наш любимый "Deichmann". Летом возле него красовались разноцветные пляжные шлепанцы, а в холодное время года их сменяли тёплые тапочки, похожие на плюшевые игрушки: были там и страшные драконьи лапы 42-го размера, и лохматые волчьи морды, и смешные лягушки, - всего и не перечислить. Мой восьмилетний сын по дороге  из школы домой любил остановиться и полюбоваться этим великолепием, созданным как-будто для маскарада. Его сердце покорили пушистые серые тапочки, украшенные кроличьими головками.

- Мама, пожалуйста, купи мне кроликов, - упрашивал он меня, - Помнишь, у меня были раньше такие же, только голубые. А эти — как настоящие. Как живые!
- Но тогда ты был маленьким, - пыталась я возразить, - Большие мальчики такое не носят.
- Я буду в них с Мусей играть. Они — толстые, Муся их прокусить не сможет!

Муся — это наша кошка, которой в то время уже исполнился год, но охотничьего  азарта от этого у неё не убавилось. Она, дитя "перса" и "сибирячки", обладала здоровенными, как у щенка овчарки, лапами и такими же зубами. Видимо, в прошлой жизни она была собакой: кошки "точат" когти — наша Муся "точила" зубы. Особенно полюбился ей угол батареи в гостиной, и она подолгу, повернув голову боком, сладострастно обгрызала с него краску. Из одной точки в другую она перемещалась только по кратчайшему расстоянию, считая ниже своего достоинства обращать внимание на стоящие у неё на пути предметы.

Чтобы не быть голословной, приведу пример. Провод настольной лампы, включенной в розетку, свисал между стеной и письменным столом. По какой-то загадочной причине Муся решила прогуляться именно там. Дойдя до провода, который находился примерно на уровне её груди, она не перепрыгнула через него, как сделала бы нормальная кошка, а с невозмутимостью галапагосской черепахи продолжила своё шествие, отчего провод сначала натянулся, потом лампа поползла по столу и... я едва успела её подхватить.

Я представила себе, как Муся, с грацией бронетранспортера, круша препятствия, преследует "кроликов"... "Никогда!" - был мой первоначальный вердикт. Но материнское сердце - не камень, к тому же, прошлогодние зимние тапочки износились, и я уступила уговорам сына.

Утром, проводив сынулю в школу, я вернулась к обувному магазину. Выбрав в контейнере тапочки нужного размера, я прогулочным шагом зашла в "Deichmann" и направилась туда, где были выставлены новые поступления. Вместо "королевы" возле кассы хлопотала её помощница, маленькая проворная турчанка, улыбчивая и добродушная. Подскочив ко мне со словами "Оставьте пока это здесь", она взяла у меня тапочки, и я, с освободившимися руками, ринулась изучать содержимое коробок. Не найдя ничего примечательного,я вернулась к кассе. Но там не было уже ни турчанки, ни моих "кроликов". Чопорная немка, в своей неизменной белой блузке, наглухо застёгнутой на все пуговицы, сверлила меня холодным колючим взглядом.

- Добрый день. Что Вы хотите? - осведомилась она с ледяной вежливостью.
- Kaninchen, - ответила я и поняла, что ляпнула какую-то несусветную глупость, потому что на лице продавщицы появилась гримаса отвращения и брезгливости.

Я не знала, что в немецком просторечии "канинхен", как объяснил мне потом муж, означает не только "кролики", но и... то самое, чем кролики так часто занимаются,  что это вошло в поговорку ( очень милый глагол в инфинитиве). Сбитая с толку непонятной реакцией продавщицы, я попыталась исправить положение, пролепетав, тыча пальцем в прилавок:
- У Вас под столом — мои "кролики".

Негодование на лице немки сменилось сочувствием. Видимо, она поняла, что перед ней не развратница-иностранка, а просто больная женщина. И она переспросила осторожно:
- Какие кролики?
- 36-го размера...

В этот момент, к счастью, из-за стеллажей вышла турчанка и, быстро нырнув под прилавок, извлекла оттуда мои тапочки. Немка, облегченно вздохнув, торопливо сунула их в пакет, и тут я вспомнила, что собиралась осчастливить её покупкой каких-нибудь "сопутствующих товаров".

- Мне, пожалуйста, ещё шнурки, - тоном светской львицы, покупающей норковое манто, сказала я.
- Какой длины и какого цвета? - таким же тоном спросила продавщица, которая уже пришла в себя и опять обрела величественный вид.
- Самые дешёвые, - гордо ответила я и бросила два цента в коробочку для сбора средств голодающим детям Африки.

                *   *   *   *   *

В тот день после обеда "кролики" с радостными воплями и визгом носились по квартире, а преследовавшая их Муся, не вписываясь в повороты, то и дело врезалась лбом в облицованные металлом дверные косяки. К счастью, это безумие продолжалось недолго, и к приходу мужа с работы в доме уже воцарилась тишина: сынуля, сидя за письменным столом, с преувеличенным усердием хмурил брови над учебником, а кошка, сверкая глазами и похлёстывая себя по бокам хвостом, нервно мерила шагами коридор в ожидании ненавистных "кроликов".

Час расплаты для "наглых тварей" наступил, видимо, сразу же, как за мной и сынулей закрылась утром входная дверь. Отведя сына в школу, я отправилась по своим делам, не подозревая, что дома в это время разыгралась кровавая битва. Я и представить не могла, что кошка способна сотворить такое... Когда мы с сынулей, вернувшись из школы, переступили порог квартиры, пред нами предстало поле боя, покрытое останками "кроликов". Они были разодраны в клочья, а Муся, с видом полного удовлетворения и, несомненно, с чувством выполненного долга, возлежала  среди белых хлопьев синтепона.

"Ты что натворила?!" - закричал сын, затопав ногами, и кошка стремглав бросилась в спальню.

- Мама, пожалуйста, разреши мне, - пробормотал он, и слёзы закапали с его
ресниц, - можно я куплю кроликов на деньги из своей копилки? Я буду за ними   следить. И буду их прятать в тумбочку для обуви, и Мусю дразнить в них не буду...

В жизни моего ребёнка были и более серьёзные потрясения: он не плакал, когда поломал руку; не плакал, когда упал и разбил губу... Но, наверное, физическая боль не так страшна, как крушение мечты, пусть даже эта мечта - всего лишь о плюшевых кроликах. Это для меня они — просто тапочки. А чем или кем они были для моего сына? Одним словом, мы опять отправились в магазин!

-  Вы любите кроликов? - не без сарказма спросила продавщица-немка.

И, поскольку муж уже просветил меня относительно значения слова "канинхен", вопрос показался мне весьма двусмысленным.

- Это для кошки, - лучезарно улыбаясь, сообщил мой сынуля.
- Конечно, - оживилась продавщица, обрадованная тем, что постигла логику нашего поступка, - у кошки четыре ноги, значит ей нужны две пары тапочек. Не так ли? Спрей для ухода за искусственным мехом возьмёте?
- Вы что?! - возмутился сынуля. - Кошка понюхает Ваш спрей и отравится!

Вечером сын, как образцово-показательный ребёнок, читал книжку, сидя в кресле и блаженно вытянув ноги в новых тапочках, на которых, как голубь мира, гнездилась Муся. Идиллию нарушил телефонный звонок. Звонила моя старшая дочка из Украины. Поговорив о том-о сём, я между прочим рассказала ей и о злосчастных "кроликах". Похохотав, моя старшенькая заявила:"Я тоже такие хочу!"

Ну, вот зачем двадцатитрёхлетней девушке тапочки-кролики?! Я, конечно, могла бы спросить её об этом, но предвидя ответ типа "мамочкиному любимчику — две пары, а мне, сиротинушке, - ни одной", предпочла не выяснять причину столь экстравагантного желания и просто пообещала прислать.

Итак, на третий день мы явились в "Deichmann" за третьей парой кроликов. Снежная королева возле кассы, казалось, оттаяла и уже проявляла к нашим персонам самый живой интерес.

- Вашей кошке нужна третья пара тапочек?
- Это для сестры, - ответил мой общительный сынуля.
- У вашей кошки есть сестра?

Дело в том, что у немцев принято отвечать конкретно на поставленный вопрос, и мой сынуля, не пускаясь в объяснения о том, что речь идёт о его сестре, а не о кошкиной, отрапортовал, как юный дойч:
- Натюрлих!
- Почему же вы покупаете ей только одну пару тапочек? - не унималась немка.

И я, чтобы прекратить этот нелепый разговор, выпалила:
- Она — инвалид.

Моя шутка произвела на продавщицу такое впечатление, что она не только не предложила нам купить что-нибудь ещё кроме "кроликов", но даже не попрощалась и не пожелала "счастливого дня", как это принято во всех немецких магазинах.

Я полагала, что на этом эпопея с кроликами и закончится, но на следующий день, а именно в субботу, когда мы с мужем, как обычно, поехали пополнить запас продуктов, моего супруга посетила гениальная (по его мнению) мысль.

- Нужно закрепить эффект, - сказал он, когда мы проходили мимо "Deichmann".
- Ты о чём?
- Увидишь, - он взял из контейнера пару "кроликов".
- Ты с ума сошёл? Зачем нам ещё одни?
- Мы не будем их покупать, только подойдём к кассе, как будто оставить, пока будем бродить по магазину. И твоя любимая кассирша спросит:"О-о-о! Ваш муж тоже любит канинхен?!" А я отвечу...
- Это неостроумно! - предвосхитила я реплику в стиле поручика Ржевского.
- Зато весело.

По выходным дням в магазине собиралось довольно много народа, и к кассе тянулась очередь. Тем не менее, услышав звук открывающейся двери, кассирша подняла на нас глаза. Скользнув взглядом по глумливой физиономии моего мужа и "кроликам" в его в руках, она что-то сказала стоящим возле кассы покупателям и... мелкой рысью рванула к подсобке.

- Что это с ней? - опешила я.
- Сбой программы.

И мой муж оказался прав: с тех пор старая немка перестала мне докучать, обслуживала молча или, по-возможности, присылала вместо себя помощницу.

Лет пять спустя старушку-продавщицу отправили на пенсию. Вместо неё наняли совсем молоденьких сотрудниц и меняют их теперь каждые три месяца. Как ошпаренные, они безостановочно носятся по магазину, в надежде, что за усердие им продлят срок работы или, вообще, возьмут на "постоянку"... В их глазах — ни гордости, ни самоуважения, - лишь страх маленьких загнанных зверьков, трепещущих перед перспективой безработицы. И я не могу не сожалеть о тех временах, когда работающая женщина чувствовала себя королевой.