Барин

Женщины, по моему предположению, созданы вовсе не богом, а
дьяволом, ведь это он вложил в их души коварство, помогшее мне про-
мотать с ними большое состояние. Сердце заходится, когда вспомню,
что унаследованные мною от моих родителей конюшни, с прекрасны-
ми племенными жеребцами, я продал, и деньги растратил. На что бы
вы думали? Да никогда не угадаете. Растратил на ночные сорочки этим
хитроумным вертихвосткам. А лес? Какой был красивый лес на хол-
мах! Ведь взял же, по их прихоти, срубил под корень и на вырученные
средства, после его продажи, накупил им в порядке очередности их
посещения меня, по коню, да по шубе, на которых и в которых они
меня важно покидали, на прощание целуя в лоб. За их чёртовы поце-
луи в губы ещё ранее я лишился благодатных полей, продав их, навер-
няка за бесценок, потому что спешил купить для своих добровольных
наложниц партию заграничных духов и разных благовонных мазей.
Барские мои замашки помноженные на женские, дали свой результат.
Я вышел на паперть.
Меня, стоящего у входа церкви, никто не узнавал из-за моего внеш-
него вида, из-за отросших бороды и усов, и затрапезной одежды. Про-
ходившие мимо нарядные мужчины и дети чаще всего кидали мне
монеты в засаленную мою шляпу, а дамы же, среди которых были и
те, с которыми я когда-то спал, спешили мимо, не замечая меня. Но я
не окликал их. Пусть ходят, отмаливают свои непревзойдённые гре-
хи, может быть тогда и моя жизнь, жизнь распутника, станет легче.
Так я думал до тех пор, пока со мною не случилось непредвиденное
событие, снова ввергшее мою натуру в омут прошлых занятий холо-
стяка.
Тот, запомнившийся мне на всю жизнь, осенний день внешне при-
мечательным никак не назову. Накрапывал холодный дождь, и я, при-
шедший на паперть к концу обедни, стал на своё излюбленное место
под навес, положив шляпу у ног. Народ, выходя из церкви, ёжился от
промозглой погоды и торопился скорей разойтись по домам в уют и
тепло, и мало кто на сей раз замечал меня. Только три молодые жен-
щины, да какой-то пожилой важный господин обратили внимание, и
каждый из них что-то бросил в мой головной убор.
Когда церковь заперли, я начал из шляпы выбирать её содержимое.
В ней, под бумажными деньгами, обнаружился перстень с рубиновым
камнем в чёрной блестящей оправе. Он явно обладал какой-то зага-
дочной силой, ведь как только мои пальцы коснулись его, я ощутил
приток к сердцу неимоверной радости, и в тот же миг позабылись мои
невзгоды. Надев перстень на палец левой руки, я ощутил себя пре-
жним молодым и богатым, и тотчас услышал, как меня окликает, явно
недовольный, подъехавший мой кучер, что, мол, обыскался меня по
городу. Пришлось с виноватым видом сесть в коляску, похлопав дру-
желюбно его по плечу, и мы покатили.
Я всю дорогу помалкивал, боясь нарушить чудесную явь. Мы при-
ехали к себе домой как раз к обеду. Всё в моём владении стояло как и
до моей распродажи. Конюшни, лес, поля — всё радовало глаз. Внут-
ри же усадьбы мой взгляд различил в знакомых женских фигурах мо-
лоденьких девушек и женщин, с которыми я когда-то промотал то моё
состояние. Встреча с ними, со всеми разом, не сулила ничего приятно-
го. Такой оборот событий меня озадачил, и в глубокой задумчивости я
было повелел кучеру повернуть обратно, но время, как уже говори-
лось, было обеденное, а голод — не тётка, и я решил рискнуть отобе-
дать в своём же доме. Войдя внутрь, всё же перекрестился и воззвал
Отца Небесного защитить меня в случае надобности.
В столовой стол был уже сервирован несметными яствами, и меня,
как хозяина, с почестью усадили и начали обслуживать, подавая то
одно блюдо, то другое. После долгих лет недоедания, я буквально за
полчаса растолстел и не мог пошевелиться, а всякие сорта вин мне
развязали язык, и он начал нести околесицу, что, мол, я шах в гареме и
попросил бы соблюдать тонкости обычаев. Я упивался восторгом, что
возле меня все мои красивые девушки и женщины, хвастался им, что
имею необыкновенный перстень. И пошла куролесица день за днём,
точней, ночь за ночью, потому что в темноте и при свечах я любил
опять каждую из красавиц, опять вырубил лес, продал поля, лишился
конюшни с жеребцами. Но иногда после бурного ночного времени,
выходя из дома на крыльцо, мой взгляд различал за оградой трёх мо-
лодых женщин и важного господина, схожих с теми, что я видел на
паперти. Они задумчиво смотрели на меня и вдруг исчезали, превра-
щаясь в утреннюю дымку. Однажды и перстень мой тоже исчез с мое-
го пальца. То ли кто из моих коварных красавиц снял его, когда я был
во хмелю, то ли сам обронил, но после его исчезновения я лишился
всего, что ещё оставалось в усадьбе, а потом и сама усадьба раствори-
лась в воздухе, и я опять пришёл на паперть, и в мою шляпу опять
летят деньги, как приветы моего радостного необузданного прошло-
го.