Книга первая - часть вторая - глава шестнадцатая

                Глава шестнадцатая

       Н: Наступит ли время, когда ужасы войны людям будут казаться страшным сном? Ведь воюют между собой не мёртвые, не больные и немощные, однако для войны – жизнь, сила и здоровье – её первейшие и орудие и мишень одновременно! И тем не менее, во имя чего бы не разгорался кровавый спор, иногда уходящие на войну говорили: «Мы идём на ЭТУ войну, чтобы больше НИКОГДА не воевать!» Сумеем, мол, победить злого, лютого врага, – а всё остальное, как говорил Карлсон Малышу, «пустяки, дело житейское»! Остальное – не стоит крови. Только вечный мир – потом – всё равно не наступал... 
       Н: Если бы каждому ребёнку было известно, что война начинается не со всеоглушающих залпов пушек, а с детских, казалось бы невинных, игрушек. Что у игрушечного автомата цена не только та, за которую его продают, а ещё – совсем другая... от которой и «белое солнце пустыни» станет красным, как пожар...
                __________       

       ...Одесса – как много в этом слове!..
       Прощай, солдатская шинель! Прощайте, «Студебеккеры», «Форды», эти бесконечные дороги войны, – родная Одесса как провожала и Изю и других солдат, как Изя, на фронт, с болью и слезами, так теперь встречала чудом выживших и победивших – плача от радости.
       Слёзы счастья – выстраданного, слёзы горя, в цвета траура облачённого, – ими полны были эта весна, этот май.

       Изя – вернулся с войны; но страшное зрелище явила собой перед ним родная Одесса:
       Разрушенный, изувеченный город... Разбитые окна уцелевших домов... Только центр города пострадал меньше – сохранился, а с ним и Одесса – ещё та, старая, с изюминкой её аристократического европейского стиля, которым полтора века, от начала своего существования до этой войны, приводила в восхищение. Чем дальше от центра города, тем меньше от изысканности и великолепия архитектурной классики уцелело; такой Одессы в пригородах, в иных её уголках, уж почти не осталось...
       Изя вернулся.
       Но – увы! Как погибшие – которые ещё недавно были воздухом и цветом Одессы, – так и зелень, сирень, акация, каждое лето пышно разраставшиеся, царившие и счастливо и гордо, теперь во многих местах города были низвергнуты, спалены; превратились в жалкие обрубки прошлого. А если где и сохранились – на общем фоне сплошной разрухи всё это, скорее, напоминало траурный венец – щемящую тоску по тому, что было и ушло... Да, придёт другое: сызнова посеянное, от иных семян даст всходы, после войны – воцарится с миром.
       А пока:
       Неописуемая словами – полная бурной радости сквозь слёзы – встреча Изи с матерью, с братом. (Брат его, Боря, к великому счастью, тоже возвратился с войны; но его, как это ни прискорбно, выбила из строя и сделала инвалидом на всю жизнь не вражеская пуля, а прямо по сердцу удар кулака, полученный от своего же сослуживца...)
       А ещё: чужие люди, поселившиеся в Изиной с Юлей квартире во время войны – и теперь не позволяющие ему (Юля в Одессу вернётся позже) переступить порог родного дома...   
       А ещё: томящее желание – поскорее увидеть свою Юленьку. Главное – Изя узнал: Юленька жива и здорова! И знает, что нынче он сам, тоже живой и невредимый, в Одессе ждёт её с нетерпением!.. Как же всё смешалось в этом возвращении памятном, долгожданном...

       И – наконец, снова Изя дома.
       И – наконец, снова Юля вместе с ним.
       На всю оставшуюся жизнь.