История трёх разочарований

Я хорошо помню своё самое первое «Первое Сентября». На меня надели серую форму, навесили ранец, и, всучив в руку кулёк с гладиолусами, отправили в школу, определив отныне это моей работой.

Пока отец с матерью двигали шестую часть суши к коммунизму, обязанность сделать из меня человека легла на плечи моей бабушки.

Я же совсем не противился сделаться человеком, и даже почти с удовольствием ходил в школу в начищенных башмаках и берете, сверкая на пиджаке пятиконечной брошью с портретом Вовки Ульянова.

Однако беспокойность характера всё же иногда давала о себе знать. И тогда моя многострадальная бабушка говорила мне, находя очередную рогатку или бомбочку: «Всякому кто другим делает зло – боженька отрежет ушко!»

В те времена любимым развлечением таких же кандидатов в человеки,  как и я, кроме футбола, были набеги на кинотеатр, когда там крутили про индейцев, или же про войну. Особенно про войну.

И вот однажды, я со своими «боевыми» друзьями сидел в кинозале и с ненавистью следил за совещанием фашистских генералов, на которых дрыгаясь, орал собака-Гитлер. И вдруг заметил то, чего раньше никогда не замечал, – главная фашистская сволочь была с двумя совершенно целыми ушами!!!

Так я разочаровался в боженьке….
***
Время шло. Я переходил из класса в класс, меняя размеры ботинок и пиджаков. Маленький Володя на моей новой брошке постарел, оказавшись в середине горящего костра, со странной кулинарной подписью внизу – «Всегда Готов!»

А года через три, он «перепрыгнул» на колючий флажок ВЛКСМ.
Ещё через пару лет мои школьные приключения закончились и я, получив аттестат своей якобы зрелости, откровенно бездельничал, дожидаясь вступительных экзаменов в институт.

И был конец июля. Первая любовь. Мы бродили по тихим улицам ночь напролёт не в силах расстаться друг с другом. Счастье было огромным и безграничным….

Тишину сонного утра разорвал истошный вопль пьяной бабы, которая вылезла по пояс из раскрытого окна и проорала на весь ещё спящий мир: «Убили! Суки! Вы его всё ж таки убили! Чтоб вы все сдохли!»
Вернувшись, домой, я узнал, что умер тёзка вождя пролетариата, по фамилии Высоцкий.

Через какое-то время, осознав всю черноту утраты, и осмыслив силу и правду слов ушедшего Человека, я избавился от всех своих никчёмных брошек.

Так я разочаровался в божках….
  ***
Мечта идиота всё же сбылась! Вот мой НИИ, где я морщу лоб над тем, как бы половчее захламить всякими железяками ближний космос.

Пока мы паяли провода, над страной прогремел великий БА-БАХ! И вот мы уже стоим с радостными лицами и орём во всю глотку про перестройку: «Даёшь!!! Или не даёшь?!»

Покуда мы вопим, те, что менее воодушевлены, молча растаскивают заводы, нефть и гречку…. Мы же веруем и радуемся своей вере в справедливость и равноправие.
Однако вера эта быстро хиреет под давлением новых забавных слов – ваучер, приватизация, деноминация и т.д. И нам вновь остаётся утешаться митингами и собраниями. Это, наверное, закон природы, – чем меньше колбасы, тем больше собраний!

Собрания же в нашем НИИ начали проходить чуть ли не каждый день. И, в конце концов, они стали даже более бесцельными, чем бывшие комсомольские.
Семь часов вечера, полный зал уставшего народа. На трибуне беснуется активист–оратор. Он машет руками и щедро брызжет слюной,
- Товарищи! Нам сейчас всем надо собраться! Ведь это же теперь всё наше! Ведь это же перестройка! Вы только вдумайтесь – пе-ре-строй-ка! Надо поднажать, товарищи! Даёшь! Надо назначить ответственных за каждый сектор, за каждую группу…. Чтоб потом было с кого спросить!

После этих слов встаёт старый мастер сборочного цеха, и, указывая рукой на трибуна, произносит,
- Предлагаю назначить товарища Пупкина ответственным за перестройку в нашем НИИ!
Активист затыкается. Зал ржёт. Конец комедии!

Так я разочаровался в божественности перестроек….
***
Я сижу на высоком берегу Енисея и смотрю на самую красивую землю.
Во мне нет ни злобы, ни обиды.
Уже нет….
Я гляжу на закат и тихо напеваю себе под нос про дороги, про неизвестную долю и родные глаза.
А допев до конца, начинаю сызнова: «Эх, дороги… Пыль да туман….»