Николай Северный. Последний полет штурмана Горна,

                (научно-фантастическая повесть)

                Часть вторая. Погоня за мечтой

                На затерянных островах

      У Горна оставались неиспользованными еще целых три месяца отпуска, когда подошло лето. И он задумал осуществить свое давнее желание, проделать далекое    и заманчивое путешествие на острова Тихого океана.
 
Ему хотелось, чтобы в нем приняла участие Виктория. После гибели Коннора прошел уже год и семь месяцев. И Горн решил пригласить ее отправиться с ним в дальнее странствие. Он считал, что надо как-то развеять ее, помочь ей освободиться от гнетущего состояния безысходности… Маршрут Горном был выбран не случайно: судя по отзывам знатоков и любителей путешествий, многочисленные и частью даже безлюдные островки в Тихом океане, в разных удаленных архипелагах, были местом удивительно красивой природы и безмятежного уединения и покоя. Может быть, там, думал Горн, Виктория отойдет от своего нестерпимого отчаяния, печаль отпустит ее, и она, наконец, успокоится, обретет хоть какое-то равновесие, желание жить полноценной жизнью. И после некоторых колебаний ему удалось убедить ее. Виктория приняла приглашение, и Горн занялся подготовкой к задуманному странствию.

Поначалу он трезво рассудил, что не стоит их первое совместное путешествие совершать на какой-то в действительности необитаемый остров, чтобы оторваться там от всякой цивилизации и остаться совершенно наедине с дикой природой. И хоть и можно было положиться на спортивный характер, на стойкость и неприхотливость Виктории, все же он не счел разумным подвергать подругу ненужным испытаниям. – Не стоило погружать ее в условия предельно естественного существования без самых скромных бытовых удобств, принятых людской цивилизацией. Горн лишь убеждал себя в том, что это предстоит им в будущем, что у них еще будут возможности, и такое путешествие вдвоем они смогут совершить в другой раз, – ведь впереди у них оставалась еще целая жизнь!.. Они обязательно сделают это и смогут испытать себя в условиях дикой природы даже и не на Земле, где нетронутых мест сохранилось уже совсем немного, а отправившись на какую-нибудь недавно открытую, неосвоенную планету. – Там они уж точно будут одни в желанном, глубоком и полном уединении, одни на миллионы километров вокруг… Вот тогда это и будет их действительно необитаемый остров! А сейчас им лучше обосноваться в каком-нибудь живописном и уютном, но предельно малолюдном земном местечке, хорошо обустроенном уголке на берегу океана, где нет соглядатаев и чрезмерно общительных, навязчивых соседей, и на пару недель посвятить себя созерцанию божественной природы и блаженному ничегонеделанию посреди земного рая. - Подобно тому, как когда-то в двадцатом веке провели свои счастливые дни на берегу океана молодой Тур Хейердал с невестой...

И Горн выбрал далекую турбазу в группе островов на одном из архипелагов Тихого океана. В давние времена, в 17-18 веках, здесь от штормов и суровых законов укрывались морские пираты… А теперь тут было  тихое малолюдное место, оторванный от материков и затерявшийся в океанских просторах оазис отдыха.

В туристическом агентстве Горн узнал все условия пребывания и обслуживания гостей на выбранной базе и заказал авиабилеты… И когда сверхзвуковой лайнер за считанные часы перенес пассажиров из Европы на центральный аэродром архипелага, все воздушные попутчики разделились на небольшие группы и направились по разным маршрутам островного пребывания. Район архипелага, на который они прибыли, включал не один десяток мелких вулканических островов и атоллов, окруженных коралловыми рифами. Мигель и Виктория с несколькими туристами на быстроходном катере отправились к своему, указанному в предписании путевки, небольшому острову. И, глядя на иссиня-изумрудную толщу воды за бортом и живописные картины проплывающих мимо островков, они с приятным удивлением осознали, что находятся   в земном раю.

Лазурная и сверкающая поверхность океана вокруг притягивала взор, коралловые атоллы, отмели и невысокие, поросшие деревьями горы и скалы всё новых, вырастающих из-за горизонта островков с редкими постройками маленьких коттеджей  и легких жилищ создавали движущуюся панораму этого заповедного уголка земли, призывно манили выйти на берег и пройти по полосе песка среди высоких кокосовых пальм. Лишь отдельные острова возвышались над низкими атоллами до нескольких   сот метров.

И всё красочное великолепие этого эдема сияло под щедрым теплом тропического солнца… Можно было представить, сколь живописны, благоуханны и призывно-загадочны были в этом раю молчаливые звездные ночи…
                *  *  * 
 
Их поселили в отдельном уютном коттедже на одном из удаленных островков. Совсем небольшой этот остров, длиной около восьми километров и шириной до полутора, легко можно было обойти за день по проторенным тропинкам и грунтовым дорогам, проложенным через лесные заросли вечнозеленых деревьев. По-местному остров назывался Tahi. Он и в самом деле был будто создан для уединения. Несколько домиков-бунгало, разбросанных по побережью на достаточном удалении друг от друга, позволяли спокойно прожить здесь и дни, и целые недели, ни с кем не встречаясь. В этом смысле их обитель и пребывание вполне создавали иллюзию нахождения на необитаемом острове. В легком  полукаменном домике с деревянным исполнением добротного интерьера всё было продумано до мелочей, всё предназначено для удобства и отдыха поселившихся путников, включая уютно обставленную гостиную и спальню, маленькую кухню с электроплитой.

Поистине, при желании и необходимом оформлении здесь можно было бы поселиться надолго и прожить хоть год, - благо, холодного времени на островах не было. По рассказам аборигенов, круглый год здесь стоит хорошая погода - солнце, легкие муссонные ветры, тропические дожди и, благодаря океану, отсутствие жары; и вода в проливах ласкает неизменным теплом. Лишь периодически, обычно с июля по октябрь, район архипелага посещают зарождающиеся здесь тайфуны. А в целом на островах царствует субэкваториальный морской климат, и в летний сезон держится относительно прохладная погода со средней температурой воздуха около +24 С.            
В главном, единственном большом здании острова, отстоявшем от них на полтора километра, находились все необходимые службы для самого внимательного обслуживания туристов, включая магазины, современную амбулаторию и узел внешних коммуникаций. И основным предназначением этого общего корпуса для гостей был прекрасный ресторан, где столовалось немногочисленное население острова. Ресторан обеспечивал туристов всеми видами питания – обедами, ужинами и завтраками. Так что поселенцам здесь не было нужды заботиться о пропитании, - им лишь требовалось оставлять заказы к тому или иному приему пищи, а шеф-повар на своей кухне-автомате выполнял эти заказы и готовил блюда из обильного меню с чрезвычайным искусством и изобретательностью. Даже у самых привередливых гостей-гурманов     не возникало претензий к его стряпне… И поселенцы посещали ресторан с большим удовольствием, особенно в обеденные часы и на ужин.
                *  *  * 
   
А из их приюта вид был просто великолепный: близкая береговая кромка с пальмами и уютной маленькой бухточкой, к которой с высокого берега сбегала тропинка; и ярко-голубая лагуна отделяла их от соседних островов, цепью уходящих к горизонту.
Этот горизонт для гостей острова расширялся еще больше, если они, проявляя любознательность и жажду странствий, решали выйти в море на каком-нибудь индивидуальном суденышке. Для этого в бухточке у берега напротив их жилища располагался свой небольшой причал для лодок и яхт. Нужно лишь было заблаговременно сообщить дежурному администратору о своем намерении совершить морскую прогулку и указать тип судна, и в назначенное время инструктор-матрос пригонял к пирсу прогулочную посудину, моторную лодку-скутер или небольшую парусную яхту. По желанию неопытных гостей, моряк мог сопровождать их в плавании и управлял яхтой. В доме имелись также акваланги и все снаряжение, необходимое для подводной охоты.

Общение с морем, без преувеличений, было главным занятием и видом отдыха для многих гостей базы. Поэтому на островах была поставлена и четко действовала служба безопасности. Кроме прямых действий по оказанию любой помощи гостям, она вела постоянное отслеживание метеоусловий района, делала все необходимые предупреждения и принимала меры безопасности, связанные с ухудшением погоды. При приближении штормовых фронтов или ожидании тайфуна все выходы в море вполне обоснованно прекращались и суда из базы не выпускались; шутить с океаном не следовало. Работники турбазы рассказывали гостям о нескольких ураганах, подвергших атаке их землю за последние годы. Эти ураганы тогда серьезно похозяйничали на островах. К счастью, никто из людей в разрушениях от стихии не погиб, не пропал без вести.

 А после прохождения штормовых фронтов взбунтовавшегося океана природа успокаивалась, и на островах вновь воцарялся благословенный затихший рай.
                *  *  *

Мигелю с Викторией повезло, за время их пребывания на острове случилось лишь два сильных шторма. Из домика они наблюдали за разыгравшейся стихией, ощущая неистовство океана и зыбкую спасительность за хрупкими стенами своего убежища. Ветер свирепо терзал деревья на берегу, гонял на мелкой лагуне длинные волны. Вспененные валы, казалось, в следующий миг преодолеют высокий берег, докатятся до них, играючи смоют их обитель и, отступая, унесут с собой в океан легкое жилище…          
Шторм продолжался только три дня. Наступало затишье, и на землю возвращался покой. Островная жизнь Виктории и Мигеля проходила в мирном, безоблачном течении дней. В иные минуты Горну представлялось, что в этой заветной усладе, в восхитительной гармонии всех мыслей и чувств, в единении их душ время здесь остановилось. Казалось, что так будет долго, бесконечно долго… И он страстно желал этого, – чтобы время сдержало свой неостановимый бег, застыло вот в этом волшебном мгновении! Ведь пролетят, как один миг, промчатся эти дни и часы, эти неповторимые минуты счастья, и нужно будет возвращаться в привычный и размеренный мир повседневных обязанностей и дел, мир неизбежных забот и тесного людского окружения. Тем более им надо сейчас, вот здесь, на время забыть обо всем, отрешиться от оставленной дома повседневности и полностью посвятить себя выстраданному и такому огромному, ни с кем не делимому счастью!.. 
      
Их дни на этом острове уединения, их время день за днем протекало в непрестанном общении с океаном. Космос космосом - то их профессиональная жизнь, - а море это море! Горн оказался прав, замышляя это путешествие: горечь несчастья и напряжение, на долгое время сковавшие Викторию, отступили… И, забыв о своей далекой отсюда жизни, бежавшие от мира романтики с увлечением погрузились в удивительный мир морских подводных странствий. По утрам, проснувшись и выходя на веранду своего дома, чтобы встретить поднимавшееся над островами солнце, они завтракали и затем, взяв акваланги и снаряжение для охоты, отправлялись на продолжение своего знакомства с подводной жизнью кораллового мира. И каждый раз после такого похода Виктория возвращалась не столько довольная успехами своей охоты, сколько восхищенная картинами и  красками увиденного подводного царства. Часто они, заказав накануне яхту, пускались в плавание по бесчисленным лагунам. Мигель любил парус и свободно управлял им. Виктория садилась за руль, и их кораблик на несколько часов, а то и на весь день уходил в лабиринт проливов между ближайших островов. Иногда они выбирали какой-нибудь безлюдный островок, высаживались на нем и оставались там на несколько часов, укрывшись в тени прибрежным пальм.

Такие путешествия с любимой были особенно дороги Горну. Он не мог сравнить с ними ничего, даже пройденные им когда-то межпланетные перелеты. Там – холодное и враждебное пространство, безмолвный космос и безжизненные пустыни планет, а здесь, на Земле – цветущий, благоухающий под Солнцем мир, полный волшебного очарования, звучащей тишины и неповторимых красок. – «Мир и покой вокруг», - говорил когда-то Иван Бунин о радости пребывания среди родной природы. «И покой, и любимая женщина рядом, - думал Мигель Горн... – Оставаться бы здесь всегда!..» 
После дня, проведенного в море, они, почти всегда последние,  приходили в центральный апартамент на обед и, откушав отменных блюд искусного кока, возвращались в свою обитель. До вечера и урочного ужина время было отдано чтению, отдыху и безмятежному созерцанию. Ведь с  любимым человеком даже и просто молчание - истинная отрада для души.

А вечером, когда становилось прохладнее, они снова выбирались к морю. Бродили по берегу, глядя на опадающую пену волны, и ожидали захода солнца. Виктория увлеченно собирала красивые камешки и уносила их домой, откладывала в пеструю горку в дополнение к перламутровым ракушкам и веточкам кораллов, добытым со дна лагуны. «На память!..- объяснила она один раз Мигелю. – Буду потом вспоминать каждый наш день, каждый вечер на острове…»
                *  *  *

В их повседневной жизни, в Академии и среди коллег и работников Объединения, все общались между собою и разговаривали в основном на английском, общепринятом международном языке. Но теперь, когда на  острове они оказались наедине, Горн просил Викторию говорить с ним на ее родном языке, по-итальянски, и она охотно выполняла эту просьбу. Мигель  любил и понимал этот певучий музыкальный язык и слушал голос любимой с особенным наслаждением, слушал, как она напевно произносила слова и фразы, а иногда и напевала какую-нибудь чудесную итальянскую мелодию. В такие минуты Мигелю казалось, что он вернулся к отчему дому, в Испанию: язык этот очень близок к родному отцову и невольно напоминал ему и детство, и род его незабвенных предков…

Набродившись по берегу, они подолгу сидели у кромки воды. В эти предзакатные часы вода лагуны приобретала лазоревый оттенок такой необыкновенной чистоты и нежности, какой они не видели нигде в заливах и бухтах своих родных морей. А заход солнца расцвечивал на небе густую палитру изумительных переливающихся красок, вызывая в душе неясное томление и непреодолимую завораживающую грусть.   И печаль мимолетности всего сущего, прекрасного и неповторимого невольно прикасалась к сердцу…

Они еще долго оставались на берегу и после захода солнца, с наступлением темноты. Звездное небо, ничем здесь не засвеченное, искрилось и переливалось непривычными для них южными созвездиями. Тихий плеск волны раздавался на прибрежных камнях, и звезды мерно качались на воде. Под эту вечную, нескончаемую музыку океана, наполнявшую сердце грезами, под искрящимся звездным небом сладостно было мечтать о счастье, о грядущих странствиях и открытиях, думать об очаровании мимолетной и неповторимой пронзительности жизни.  В эти благословенные минуты все преграды и невзгоды, все препятствия на пути к счастью казались преодолимыми, бессильными перед всепобеждающей силой любви…

До полноты тропической ночи еще оставались часы, и молодые люди сидели у моря, не спешили уходить в свою приютную обитель. Это были часы их совместных воспоминаний и раздумий. Не таясь, они рассказывали друг другу о своей жизни, семьях и родителях, о минувших событиях и своих ошибках и заблуждениях, о благосклонности провидения и ударах судьбы, о замечательных людях, встреченных ими на пути. Мигель признался, что все эти годы благодарил судьбу за встречу с Викторией, за то, что узнал и полюбил ее. – Такое, он был убежден,  могло произойти не иначе, как только по велению свыше. Ведь она была его первой и единственной любовью. Он сказал, что она и останется таковой навсегда, что бы потом ни случилось с ними…  С решительной серьезностью он заверил подругу, что посвятит ей всю жизнь. А Виктория, оттаявшая от заледенившего ее несчастья и долгого, почти двухлетнего одиночества, откровенно поведала другу обо всем пережитом без него в эти годы.
Мигель сам просил ее рассказать ему все о Конноре. Он больше не ревновал к нему Викторию, лишь хотел воздать долг светлой памяти этому замечательному человеку.
И она, не скрываясь, рассказывала Мигелю о своей встрече с Эгмонтом и его работе,
о вспыхнувшей девичьей любви, о своем замужестве и их такой быстротечной семейной жизни. О том, как много она узнала от этого умного и благороднейшего человека, как многим ему обязана… И о том, как волновалась каждый раз за Коннора во время его космических рейсов и экспедиций. Последний раз она была особенно встревожена, когда намечался его дальний рейс на «Adventurous». Она будто чувствовала, что с экспедицией должно что-то произойти, и даже просила взять ее в состав экспедиционного отряда на любую, самую скромную функциональную должность, лишь чтобы быть рядом с командиром корабля… Только Коннор запретил ей даже думать об этом. И тем самым спас ее от гибели, она осталась жива. Не то бы теперь странствовала в космосе, как он сам со своими товарищами, растерзанной и невидимой космической пылью! И такой исход теперь не казался ей чем-то невероятным.

Мигель крепко обнял Викторию, прижал к себе. Ему стало страшно от одной только мысли, что ее могло не быть в живых… Они сидели под  звездами, и у их ног плескалась вода океана. Ночь только еще надвигалась на эти затерянные острова, и все ее таинства, ночная тишина и плывущая панорама звездного неба были впереди. Неизъяснимая истома овладела влюбленными. Руки Мигеля обнимали Викторию, а ее голова склонилась на грудь друга. Он слушал ее историю очень внимательно, не произнеся ни слова, лишь встревоженный неожиданным окончанием рассказа. Виктория заметила это и, подняв голову и как-то по-особенному посмотрев на Мигеля, вдруг призналась:

- Не обижайся! Я никогда не забуду Эгмонта, не смогу позабыть. - Он был моя первая любовь, и я многим обязана ему. Он – часть всей моей жизни, и очень важная... Но не переживай: он – это он, а ты – это ты, и память о нем никогда не встанет между нами. В моем сердце хватит чувства, чтобы ответить тебе, ты же видишь…

В ответ на такое признание Горн еще сильнее обнял подругу.
                *  *  *
Так проходили их упоительные дни уединения, наполненные морскими прогулками, мечтами и воспоминаниями, пролетали короткие томительно-желанные ночи, пьянящие нежностью признаний и неутихающей страстью. И не хотелось даже думать об отъезде, о скором расставании с этим удивительным гостеприимным уголком мира. Виктория называла их уединение на острове «затерянным раем», а Горн вспоминал потом эти дни уже не иначе, как «потерянный» рай… Они могли бы остаться здесь надолго, хоть навсегда, если бы только профессиональная жизнь и обязанности не требовали их к себе обратно…

Однажды Виктория, с грустью размышляя об их неизбежной разлуке, - той, когда Горн полетит в свой следующий рейс, - и невольно вспоминая разлуку с Коннором, вдруг неожиданно спросила у Мигеля его мнение: не поступить ли ей на отделение летной подготовки при Академии, чтобы пройти двухгодичные штурманские курсы, стажировку и получить квалификацию пилота космических средств? – Это позволило бы ей подавать заявление на участие в экспедициях, и тогда она когда-нибудь сможет пойти в рейс вместе с Горном. Эта мысль давно, еще при Конноре, возникла у Виктории и крепко засела, исподволь зрела в ее голове. И вот теперь она высказала ее. Она не хотела потерять и Мигеля…

Горн одобрил намерение подруги: ведь всякая новая квалификация, новые знания при известных условиях будут полезны любому человеку их профессии, даже такому просвещенному и искушенному в науке, как Виктория. - Всегда может возникнуть обстановка, при которой эти знания и умение окажутся чрезвычайно нужными и полезными для экипажа, могут даже стать спасительными в критических обстоятельствах их опасного труда. Единственное, чего он не одобрил, но о чем не сказал Виктории, была вторая часть ее намерения, а именно, мысль  отправиться с Горном в дальний космический полет. Тут он был совершенно солидарен с мудрым Коннором: нельзя подвергать огромному и неоправданному риску любимую женщину, жену! – Ее место на Земле, в безопасности и надежной обстановке.
Правда, впоследствии, под давлением обстоятельств, Горн  пересмотрел свое непреклонное суждение. А сейчас в разговоре с Викторией он просто не высказал его, и она была рада его одобрению. Мигель же был глубоко тронут самим ее желанием пойти с ним в экспедицию с любыми непредсказуемыми и сложными, порой чрезвычайно опасными условиями полета.
                *  *  *

Они пробыли в своем «затерянном раю» на острове Таи почти полтора месяца, - ровно столько, сколько позволял Виктории ее летний отпуск. Незаметно пролетело время, и ей надо было возвращаться в Академию, к началу занятий в учебном году. И когда подкрался день отъезда и нужно было покидать остров, они с огромным сожалением собирались в обратный путь в Европу, с грустью расставались со своим сокровенным приютом. И увозили с собой в памяти незабываемые картины этого волшебного уголка, а в придачу целую обойму снятых видеофильмов о жизни  на острове. – Будет потом что посмотреть, что вспомнить об их незабываемом океанском путешествии…
В эти последние дни, готовясь к отъезду и расставаясь со своим островом, они поняли, что если есть на Земле рай, то он именно здесь, в этом благословенном краю, на этих затерянных в океане островах, в этих спящих под звездами лагунах…

                Возвращение домой. Неизбежность разлуки 
 
     …Самолет доставил их в Европу, к суровым родным местам. После свободного    и яркого отпускного времени трудно было сразу переключиться на обычный рабочий образ и ритм жизни. Виктория, отдохнувшая и посвежевшая, совершенно смуглая от загара и вся обновленная, ожившая от своей грызущей печали, должна была приложить немалые усилия, чтобы настроить себя на работу и включиться в отлаженный ритм жизни кафедры.

А  Мигель, имея в запасе еще почти два оставшихся у него отпускных месяца, ненадолго попрощался с подругой и отправился на Север России, в родные места его матери. Родительский дом, мать и сестра с семьей встретили Мигеля, как долгожданного гостя, с любовью и восторженной радостью. Уже здесь, в родном доме, среди дорогих людей, он пожалел, что не смог взять с собой Викторию. В другой раз, решил он, в следующий ее отпуск, совпадающий с его отпуском, он сделает это обязательно. Ему очень хотелось показать подруге свою родину, эти замечательные места, и, конечно, познакомить ее с родными. А еще они вместе съездят в Испанию, на родину его отца, и в Италию, где еще живы дед и бабка Виктории, родители ее мамы. Сама-то она сейчас совсем недалеко от дочери, живет в Ирландии вместе с отцом, и Виктория часто навещает их.
Поездка Мигеля в Россию стала насыщенной встречами и дорогими воспоминаниями, утешительной для его души. Две недели он провел дома. Несколько встреч прошло у него со школьными друзьями. Затем из родного гнезда он отправился в путь по заповедным местам России…

И всё же везде во время этих странствий, вдали от возлюбленной, его неудержимо тянуло к Виктории. Он ни на минуту не забывал о ней, и картины их необыкновенного путешествия, их заветного острова беспрестанно возникали у него перед глазами. Не прошло и месяца его поездки по России, и, как только состоялись все задуманные встречи с друзьями, Мигель тут же полетел в Британию, где находилась  Академия Виктории. Его отпуск весь не закончился, он мог побыть здесь еще с месяц; и он без остатка посвятил себя Виктории. Это время стало незапланированным продолжением их свадебного островного месяца на Таи. И Горн как можно дольше не хотел ничем разрывать этого счастливого  наваждения. Виктория поселила друга у себя дома, и каждый день, встречая ее после занятий в Академии, Мигель шутил, что поступает в ее полное распоряжение. Он еще не предлагал Виктории выходить за него замуж, но, как всякий влюбленный, слепо и самозабвенно уверовал в незыблемую прочность их союза и лишь ждал какого-то особенно удобного или торжественного случая, чтобы сделать свое решающее предложение… Ведь он безгранично верил в свою возлюбленную.

Всё рано или поздно заканчивается. Закончилось и время долгого отпуска у Мигеля, и он должен был возвращаться к своим обязанностям на космодром Центра. Неизбежно предстояло прервать его пребывание в гостях у Виктории, нарушить их безраздельное единение. Но и это не могло разлучить их совсем, не стало преградой их стремлению друг к другу. Они теперь все же могли видеться на день или два, когда Мигель прилетал к Виктории на выходные дни. До космодрома Горна, который находился в Северной  Африке, было всего каких-то полторы тысячи километров – достаточно часа с небольшим перелета для больших трансконтинентальных машин. И встречи с Викторией продолжались воскресными визитами Мигеля на Британские острова каждую неделю. Иногда она выбирала просвет в своих занятиях и всего на день-два навещала друга в его африканском бытии. Такое невольное наказание, пытка принудительной разлукой крайне огорчала обоих влюбленных, но лишь больше усиливала их стремление друг к другу, разжигала страсть и поддерживала пламень сердец.

Всё бы хорошо, но, прикованный своей невидимой цепью, Горн начал терять профессиональную готовность. Пошел уже второй год, как он вернулся из рейса, пора было определиться в состав следующей экспедиции и начать готовиться к полету. А он, к удивлению коллег, не проявлял для этого никакой инициативы. Более того, пленник любви, он не желал расставаться с Викторией и, вопреки своей известной целеустремленности и безотказности в работе, уже дважды отклонил предложения принять участие в весьма серьезных экспедициях. Он понимал всю безрассудность своего поведения, но ничего не мог с собой поделать, - расставаться с возлюбленной было невыносимо; Горн почему-то думал, что так он потеряет ее… Но продолжал работать у себя в отделе по-прежнему ответственно и напряженно.
И все же ему требовалось подтверждать свой полетный стаж и профессиональные качества новыми рейсами, свежими деяниями…
                *  *  *

 Так прошел почти год их совместной с Викторией жизни. Потом Горн окрестил его и вспоминал как Un A;o de amor*. Но время пришло, и он включился в состав экипажа крейсерского корабля «Викинг», чтобы отправиться в долгий рейс к Сатурну, на базу спутника Титана. Полет корабля планировался с проходом через поле тяготения Юпитера. И Мигель решил, что в память своего отца он обязательно должен пойти в этот рейс, чтобы преодолеть проклятие юпитерианского маршрута, приведшего к гибели корабля Роландо Горна…
____________
 *Un A;o de amor – год любви (исп.)

                Прощание

      Волей-неволей, но приходилось надолго расставаться с Викторией. Если не произойдет никаких непредвиденных задержек, полет корабля продлится четыре года  и семь месяцев. Впереди его участников ждала неизвестность, они не могли знать наверно, какие им предстоят испытания. Таков уж удел космонавтов дальней разведки, участь которых всегда неопределенна и до конца не ясна… Поэтому Горн  не мог безоговорочно требовать от своей возлюбленной ждать его, помнить вечно…
И прощание у них получилось грустным, почти печальным. Мигель приехал к Виктории проститься и пробыл у нее два полных и быстролетных дня. Он старался не выдавать своей тоски, своих тайных сомнений, держался бодро, шутил по поводу намечающейся у подруги «полной свободы». Но потом заверил Викторию, что никогда не забудет ее и в полете каждый день, каждый час будет вспоминать ее. А ей и не требовались никакие заверения, никакие подтверждения этому, - она ни минуты не сомневалась, что встретила в Мигеле своего самого преданного и любящего, поистине самозабвенного поклонника. И отвечала Горну, что тоже не забудет его, и искренне сожалела, что его полет  продлится так  долго. А потом вновь посетовала, что не может пойти вместе с ним в рейс. – Тогда бы она делила с ним все заботы и устремления экспедиции, все радости и испытания, любые превратности полета. Всё это стало бы и ее уделом, её участью, их общей судьбой!.. А сейчас эта судьба дробится на части, на два обособленных пути, расходится на две разные неведомые дороги. И сойдутся ли они вновь, сольются ли в общую, единую их судьбу, известно лишь провидению…

Сомнения Виктории терзали душу Мигеля. Неужели она была права?.. Он ни за что не хотел соглашаться с этим и не стал отвечать на её горькую, омрачающую мысль, лишь крепче обнял подругу. А она, продолжая высказанное, пообещала выполнить свое намерение и за время его полета пройти курсы астронавтов на получение квалификации штурмана-космолетчика. При ее основательных теоретических знаниях по астронавигации и звездной астрономии сделать это было совсем нетрудно.
 Так они и расставались - со сложными противоречивыми чувствами: она с грустью, но и с лучезарными планами на будущее, он – с зыбкими надеждами, невысказанной печалью и необъяснимой тоской. В душе Горна затаилось ужасное ощущение, что он может больше не увидеть Викторию. И он никак не мог совладать с этим нарастающим тревожным чувством, лишь подавлял, внешне не проявлял его.

На космодром Виктория не полетела. Проводить Мигеля в далекий и опасный рейс прибыла только сестра Джемма. И, обнимая на прощание брата и задыхаясь от рыданий, она желала удачи в полете и говорила размягшему Мигелю, что все время будет молиться за него с товарищами, за их счастливый путь и благополучное возвращение на Землю!..

                Снова одиночество

    …А при возвращении из полета к Сатурну Горн узнал об уходе Виктории… Больше четырех лет прошло, как он попрощался с нею. Предчувствие не обмануло его тогда, - он потерял подругу. Виктория не дождалась его, оборвала нити с прошлым, связывавшие их, необратимо отсекла пути возврата к нему. Она не смогла сохранить их союз, не смогла так долго ждать друга из его  бездонного рейса. – И она не была исключением, - во все времена так поступали нестойкие жены моряков. Виктория вошла в их число, пополнила их бесчисленные ряды. Видимо, она рассудила, что ей не стоит связывать судьбу с человеком, который на столько лет исчезает из ее бытия, ее повседневной жизни. Чтобы быть женой, настоящей подругой космонавта, как и женой моряка, нужно иметь природный дар, а он дан не всякой женщине. - Наверное, Виктории Бог не дал его… Ей нельзя было становиться женой Мигеля, не надо даже было обнадеживать его, - она не сумела стать ему верной подругой…
А он на протяжении всего рейса на «Викинге» думал о ней, с теплотой сердца вспоминал годы молодости и тот их счастливый год, Un A;o de amor. И мечтал, собирался повторить с ней путешествие на архипелаг в Тихом океане, вернуться снова на их заветный остров Таи. Но осуществить эту мечту Горну так и не довелось… Видно, счастье неуловимо, оно не повторяется просто по желанию человека…

                *   *   *
Когда Горн вернулся из своего долгого рейса, ему нестерпимо хотелось встретиться с Викторией, увидеть ее и заглянуть ей в глаза, чтобы понять, что же случилось… – Что могло случиться с нею после их такой яркой и пламенной любви, их безраздельного доверия друг другу?.. Хотелось увидеть в ее глазах хоть какой-то отсвет той их прежней, великой любви… И спросить, что с ними будет дальше?..
Но увидеться с нею ему не удалось. До Земли экипаж Горна еще не добрался, оставалось несколько дней до их возвращения с лунного космодрома. А потом им еще предстоял двухнедельный карантин на Земле. И Горн не выдержал, не смог потерпеть и выждать до спуска, до появления на Земле…

Он сумел встретиться с Викторией лишь по электронной связи между космодромом и терминалом на Британских островах. Связь в этот день, на беду, была неважная, неустойчивая; сильные разряды в атмосфере Земли мешали сигналу, и по телеэкрану, извиваясь, проходили прерывистые полосы. А когда, наконец, вышли на линию, и в изорванном изображении Горн увидел Викторию и услышал ее ответное приветствие, все его существо вспыхнуло напряженным ожиданием. Он вглядывался в лицо подруги, такое дорогое и до боли родное, но почему-то отчужденное, неблизкое ему сейчас, видел сквозь помехи ее глаза и губы, но не видел ни знакомого блеска, ни улыбки на лице. Он лишь обнаружил, что у Виктории какая-то другая, незнакомая прическа, а ее голос показался ему глухим, непривычным. И любимого итальянского языка он не услышал на этот раз, - она говорила на опостылевшем английском, да еще с каким-то неприятным жестким акцентом. Все эти изменения невольно поразили Горна, словно оцарапали ему душу. Как немного прошло времени и как ощутимо оно отразилось на Виктории!.. Растревоженный этими изменениями, он не стал ни о чем спрашивать ее, - зачем? Пусть сама решит, что захочет сказать ему. Какой разговор может быть сейчас между ними и в их положении по телесвязи!.. Но чтобы хоть как-то устранить возникшую двусмысленность положения, Горн все же проговорил, что рад ее видеть и хотел бы сделать это наяву, после прилета на Землю. Виктория явно смутилась, растерялась и неровным голосом, еще больше не похожим на свой тот, прежний, сказала: «У меня для тебя есть новость… - и, в нерешительности помолчав, добавила, - важная…»
      
Как будто он не знал, до сегодняшнего дня не должен был знать эту дикую, нелепую новость!.. И пока Виктория мучительно соображала, как сказать Мигелю о переменах в ее жизни, какие слова оправдания выбрать для своего, она знала, убийственного заявления, Горн великодушно и неожиданно освободил ее от этого трудного признания и глухо и обреченно проговорил: «Да ладно, не надо мне твоих новостей… и так всё ясно!» Ему только хотелось спросить, как она себе представляет отныне жизнь его, Горна, но удержался. А Виктория засуетилась, задергалась в неловком замешательстве, вымученно улыбнулась и поспешила закончить разговор: «Ну всё тогда, до свидания!.. я побежала…»  И нажала кнопку окончания связи. Странно, что она только не сказала: «Прощай!»… По экрану пошли полосы, изображение исчезло. Горн стоял, как в столбняке, сам не свой от этой скоротечной встречи. В одно мгновение мир его рухнул, обратился в страшные развалины…
                *  *  *

Потом, спустя время, он много вспоминал их разговор и думал, что поступил ошибочно. – Не надо было прерывать Викторию на полуслове, давать ей тем самым такой легкий и счастливый выход из ее щепетильного, двусмысленного положения. Пусть бы она откровенно объявила свою ошеломляющую, сногсшибательную новость, изложила старому другу происходящее и, быть может, нашла слова хоть какого-то извинения или объяснения своему поступку! - Надо было посмотреть, как она выйдет из того сложного переплета, в который сама себя загнала… Ведь и без этого разговора было понятно, что у Виктории давно уже всё определено: новая  опора - другой спутник жизни, другая ипостась самой жизни! – Вне всякого сомнения, она для себя давно уже всё решила…

А вот он, Горн, выходит, возвращается к разбитому корыту, к своему обреченному состоянию одиночества… Когда он думал об этом, обо всем случившемся и о предательстве любви, невольно ему на память почему-то приходили слова одной старой испанской песни, которую он еще в детстве слышал в доме у своей бабки, матери его отца:
 
     BUENOS D;AS, TRISTEZA, *
     SI;NTATE  JUNTO A MI,
     CU;NTAME  SI CONOCES
     A ALGUIEN  QUE SEA  FELIZ.

     DIME COMO SE LLAMA,
     CU;NTAME POR FAVOR,
     PERO NUNCA ME DIGAS
     QUE SU NOMBRE ES AMOR.
    _____________      
* Здравствуй, грусть-тоска,
Располагайся рядом, будь со мной…
И расскажи мне, если знаешь,
О ком-нибудь, кто счастлив на свете.
 
Поведай мне, как его зовут, -
Пожалуйста, расскажи все о нем…
Только никогда не говори мне,
Что имя этому– любовь…

                Экспедиция к Deseada. Демон пространства
               
       Корабль Горна приближался к звезде. С каждым новым днем полета светило, должное теперь стать родным для Горна, - быть может, последнее в его жизни солнце, - увеличивалось в размерах и разгоралось в небольшой ослепительный шар.  И вся планетная система Ареты была теперь в пределах досягаемости корабля, правда, для части планет - в годах и годах полета. Любопытное зрелище представляла собою одна из больших планет этой системы, оказавшаяся в поле зрения на пути Горна. Мимо нее «Торнадо» проходил на достаточно близком расстоянии, в каких-нибудь ста миллионах километров, и на экране телекамеры Горн хорошо видел огромный, застывший и жуткий в своей безжизненности мир, подобный нашему Юпитеру, будто повисший в пространстве и ясно освещенный своим далеким солнцем… Это была шестая спутница звезды, размером с наш Сатурн, только без знаменитого кольца...

     А впереди по курсу, в стороне от разгоравшейся звезды, крохотным светящимся хрусталиком вдали уже маячила цель путешествия Горна – Десеада, маленькая планета Джино Вентуры. До нее оставалось еще немногим более шестидесяти миллионов километров… И Горн с нетерпением мысленно подгонял свой корабль, желая поскорее воочию увидеть Десеаду, этот волшебный островок его грез…

Минутами у Горна возникало такое ощущение, точно он вообще одинок во всем Мироздании. Наверное, думал он, сам Создатель смотрит сейчас на него с удивлением и сочувствием,  чуть ли не с состраданием: «Ишь, куда  забрался бедолага, этот дерзкий пилигрим, сей неуемный, непоседливый странник!..» И Горн испытывал невольный холодок, знакомый всякому странствующему, невзначай забредшему слишком далеко, в чьи-то запретные владения… Теперь он часто почему-то вспоминал слова Джозефа Конрада, одного из своих любимых писателей, его высказывание о том, что Vivimos como so;amos… solos…*  - Все  мы живем, как и мечтаем, одинокими…

                *  *  *
…Размышляя в полете о будущем, Горн вдруг представил себе уж совсем фантастическую картину… - Провести бы в этих стремительных и неудержимых гиперсветовых полетах сквозь всё новые пространства Галактики многие свои годы, продержаться на межзвездных кораблях какое-то число десятков своих лет и в результате очутиться в пятнадцатом тысячелетии по исчислению Человеческой цивилизации, или всеобщего эфемеридного времени астрономов, чтобы увидеть в роли Полярной звезды красавицу Вегу из земного созвездия Лиры!.. Правда, это будет зависеть еще и от того, где к этому времени, если будет жив, окажется сам Горн, - на Земле или у звезды из ближайшего окружения Солнца, или так далеко, как вот сейчас, а то и в еще более удаленном районе Млечного Пути, где Северный полюс Галактики определяется совсем другими ориентирами…

    И вслед за этим еще одна странная мысль внезапно появилась у Горна и тревожно волновала его.         
   - А может, - двигаясь за еще не ясным размышлением и лишь нащупывая дерзкую мысль, подумал вдруг Горн, - он выполнит свое задание и программу Центра, проведет все запланированные пробы и измерения среды обитания планеты, сделает   и отправит по радиоканалу в Центр подробный отчет о полученных данных и – волен!.. Тогда, освободившись через полтора-два года, насладившись воздухом свободы завоеванной планеты, он будет вправе совершить еще один - последний, незапланированный и невероятный - прыжок в пространство, отправиться к окраине Млечного Пути, туда, где иссякают его звездные пределы…

…Топлива у него достаточно для того, чтобы разогнать свой кораблик до третьей для системы этой звезды космической скорости, преодолеть тяготение Ареты и выйти во внешнее межзвездное пространство. Вопрос лишь в том, куда направить «Торнадо», в какую часть Галактики, к каким ее объектам? В такое путешествие, в этот вояж без возврата его, Горна, звало, кроме чего-либо прочего, неутолимое, ненасытное любопытство. Он мог бы, – думал Горн, – пуститься отсюда по какому-нибудь неожиданному, самому немыслимому маршруту, - не обратно, к поселению Ареты или к Земле, а прочь от них, в другой, неисследованный район Млечного Пути. И было бы еще интереснее вырваться вообще за пределы нашей Галактики и направиться к соседней, даже к самой Туманности Андромеды!.. – Не угасшая и волнующая мечта далекой юности, неутолимая мечта всего Человечества… Да только эта мечта вряд ли достижима: ведь до Андромеды почти полтора миллиона световых лет!.. Да и до другой, любой из соседних галактик, простираются подобные расстояния в миллионы световых лет. Туда не долететь никому, никогда!.. А ему, Горну, суметь добраться хотя бы до окраины своей и только заглянуть за ее пределы, за край родного Млечного Пути: что там? Как там?.. - Стать первым человеком, познавшим это, приоткрывшим таинственную завесу необъятного…

Горну ужасно хотелось узнать, хоть краешком своего сознания почувствовать и увидеть, что там, - есть ли там мир, разительно отличный от нашего? И какие космические объекты наполняют это запредельное пространство?.. Он самому себе боялся признаться, ему казалось кощунственным не то что спрашивать, а даже хотя бы только подумать о том, куда, как далеко простираются священные владения Творца, Ее Величества Природы… Он никому даже из близких людей не признался бы, что на своем корабле хотел бы побывать где-то на исходе, заглянуть за пугающую, невообразимую окраину Его владений, если она все  же существует! Но ведь границ этих, скорее всего, и нет… А так хочется узнать! – пусть даже ценой собственной жизни, даже если ему никогда не суждено будет вернуться назад, к людям… - Что, если именно там, за этой немыслимой гранью, он встретит тех, кого так упорно и безуспешно жаждет встретить его племя, найдет какие-то владения Неведомой Цивилизации, другого Разума?!.

Для такого полета ему потребовалось бы перезарядить ядерные батареи энергоустановки своего «Торнадо», произвести на ЭВМ расчет траектории начальной, разгонной части полета и задать программу старта корабля с орбиты Deseada для выхода из поля тяготения звезды. И тогда, стартовав, навсегда попрощаться и с обетованной планетой, и с поселением людей на космодроме, откуда он прилетел…
И Горн в эти минуты пожалел, что его «Торнадо» - не гиперскоростной крейсер, а всего лишь заурядный кораблик класса D с весьма маломощными двигателями и ограниченными энергетическими ресурсами, способными разогнать его лишь до скромных скоростей в пределах максимум двух десятков километров в секунду; большего из них не выжмешь. А пойти в пространство подобно «Полярной звезде» с постоянным ускорением его кораблик в принципе не способен всё из-за тех же энергетических ограничений. На «Торнадо» Горн точно не смог бы отправиться к другой Галактике, даже если бы и захотел. Он лишь будет лететь среди звезд своего Млечного Пути, как случайный заблудившийся небесный путник, - долго, очень долго, быть может, тысячелетия, когда уже и прах его, Горна, превратится в пыль, пока его корабль не захватит поле тяготения какой-нибудь звезды и он не останется с нею уже навсегда одним из ее безымянных астероидов.
А сейчас посланец Земли «Торнадо», этот летящий меж звезд космический странник, крохотная пылинка рукотворной материи вместе с укрывшимся на нем человеческим существом, упрямо и дерзко пронзал пространство и нес с собой на борту высшее творение природы, а вместе с ним и несметные создания человеческого разума – достижения научных знаний и высочайшей культуры.       
                *  *  *

Порою, осознавая и пытаясь представить себе извне, как бы со стороны, свое движение с кораблем в пространстве, Горн испытывал какое-то  жуткое, чуть ли не мистическое смятение и вместе с тем торжествующий горячий экстаз, упоение могуществом человеческого разума. Это его внезапное и безотчетное озарение, казалось, граничило с безумием. Он вдруг осознал, представил себе, что вся его экспедиция – не просто полет ради новых открытий, а дерзкий вызов, вояж в неизведанные владения космоса.

Перед таким осознанием и ощущением бездны на границе мироздания ему сейчас казались бессильными любые ухищрения искушенного философским знанием разума, вся тщательно выстроенная твердыня фундаментальной науки, вооружившей его способностью анализа и предвидения. Никакие логические построения и доводы всесильного и изощренного ума, никакие соображения рассудка не могли истребить в его сознании, свести на нет тот неоспоримый физический факт, что он, Горн, на своем корабле вместе со всей нашей Галактикой мчится через мироздание в предопределенном направлении с огромной скоростью более 200 километров в секунду и одновременно вращается вокруг ее центра со скоростью около 250 километров в секунду. Да при этом еще и пронизывает пространство между звездами самого Млечного Пути. Эта мысль не только поднимала и восхищала Горна, - она в то же время устрашала своей пугающей невероятностью и огромной, завораживающей тайной. – Куда? Зачем?.. К какому рубежу стремится это всеобщее непреоборимое и непостижимое движение?.. – Вряд ли это известно кому-нибудь. Было необъяснимо и ему, Горну, добровольному посланцу Человечества и того Разума, который его породил… Горн знал лишь, что возраст наблюдаемой Вселенной оценивается учеными величиной порядка 15 миллиардов лет, а период обращения нашей Галактики вокруг оси равен 285 миллионам. Получалось, что за всю историю своего существования Галактика сделала всего немногим более пятидесяти оборотов в мировом пространстве… А длительность «шкалы времени» всякой цивилизации, по предположениям ученых, не превышает всего лишь триста миллионов лет. Выходит,  что только на одном из этих витков сумеет продержаться у себя на планете земная цивилизация. – «Не слишком много! Печально... И что будет дальше? – думал Горн. – Как долго еще продлится это всеобщее грандиозное и устрашающее, неотвратимое движение, а с ним и жизнь Вселенной?..»

Как бы ему хотелось узнать, кто раскрутил этот невообразимый гигантский маховик Млечного пути и куда его посылает, к каким неведомым рубежам?  И на сколько галактических лет еще хватит этого могучего, всё захватившего и неудержимого движения?.. Поневоле задумаешься о мимолетности человеческого и любого другого Разума, возникшего на крохотных островках материи, всякой сколь угодно развитой Цивилизации перед неодолимой мощью Вселенной и могуществом того, кто её породил!..

              Приближение к цели. На подлете к Deseada

    …Прошли установленные месяцы, и путешествие Горна приблизилось к завершению. Размеренно и целенаправленно, вместе с полетом «Торнадо», летело и время у Горна. Минуты складывались в часы и дни, наполненные трудом и умственным напряжением, занятиями и размышлениями, тренировкой и отдыхом, окрашенные мерцающей дымкой воспоминаний. Всё в его жизни было уже позади, - преодолено, прочувствовано и подвергнуто критическому осмыслению. Всё, казалось ему, навсегда осталось на покинутых им землях и островах… И только впереди его ожидала встреча с сокровенной мечтой, маячила сказочная планета романтика Вентуры. 

Теперь, к окончанию двухлетнего перелета, он мог подвести итог и своим занятиям, - как он называл,  своему «заочному Университету» или Академии… Горн уже вполне ясно понимал, что за это время напряженных занятий он существенно продвинулся в своем развитии, в понимании мира. И дело было не только в огромной сумме освоенных знаний, особенно научных и технических, не только в расширении его профессионального кругозора и специализации. Неожиданным и более важным открытием для него явилось то, что необыкновенно раздвинулся его мировоззренческий горизонт, стали точнее и глубже его представления о мироздании, о положении в нем человеческой цивилизации. На каком-то этапе своего упорного, интенсивного самосовершенствования и изучения философских аспектов человеческого бытия Горн почувствовал себя совсем иным индивидуумом, субъектом, приблизившимся к осознанию ускользающей сути истины жизни, к пониманию противоречий и метаний, терзающих человеческую душу. Видимо, по родовому происхождению ему были близки идеи и убеждения выдающихся русских философов девятнадцатого и начала двадцатого веков, в которых проблемы жизни и смерти, свободы и предназначения личности исследовались наиболее пристально и глубоко. И Горн решил теперь, что если бы располагал этими знаниями и убеждениями тогда, в год ужасной драмы Виктории, то смог бы внушить подруге самые важные и спасительные доводы для ее возрождения, убедить ее в бесценной неповторимости жизни… Ну, а сейчас она эту неповторимость наверняка уже признала и вполне осознанно оценивает, и тешит себя и услаждает неустанными радостями и непреходящим торжеством бытия, - с какою–то застарелой и вновь разбуженной ревностью представил себе он.
                *  *  *
   
До окончания перелета «Торнадо» оставалось уже совсем немного. Горн со своим кораблем преодолел огромное пространство около девятисот восьмидесяти миллионов километров, проведя в пути уже больше двух лет. Впереди Горна ждала заветная земля, прекрасная планета, полная природных богатств и очарования. - Зачем искать где-то клады и сокровища Земли, когда вот эта планета, Десеада, - вся, целиком, являет собой бесценное богатство для Человечества, для людей!..
                *  *  *

Время подлета к планете неуклонно сокращалось. «Торнадо», этот старый, потрепанный Росинант, преодолев огромный путь, вел себя достойно и продолжал резво двигаться по заданному маршруту. А для его командира наступали самые ответственные дни перелета.

До цели оставалось уже немногим более десяти миллионов километров. Десеада быстро надвигалась и росла на глазах. Пройдет еще несколько  дней, и его «Торнадо» войдет в сферу действия планеты. Пора готовиться к торможению и корректировке траектории корабля. Бортовая ЭВМ неутомимо вела траекторные измерения полета и выдавала штурману полный объем основных параметров движения и отклонений от заданной траектории, предусмотрительно сообщала ему о необходимой коррекции движения. Такую корректировку мог проводить и он сам, пилот корабля, но точнее и надежнее она выполнялась системой управления, в автоматическом режиме. И когда на конечном участке полета, перед входом в сферу действия планеты – свыше миллиона километров – автомат предупредил его о необходимой и рассчитанной коррекции, Горн доверился ему и дал команду на ее выполнение. Корректировка была произведена, и корабль продолжал сближение с целью на уточненной траектории.

Еще несколько дней назад Десеада казалась всего лишь небольшим полудиском, хотя и сверкающим и ярким, немногим меньше, чем видна с Земли Луна. А вот теперь она заполняла собой уже почти весь обзорный экран. И выглядела эта космическая пока еще незнакомка весьма внушительно и интригующе. Большая часть ее диска, которая сейчас была обращена к своему солнцу, сверкала очень ярким, почти белым светом. Ночная же сторона планеты терялась в темнеющем контуре остальной части диска. А на сплошном сияющем фоне дневной стороны Горну уже грезились какие-то неясные очертания далеких то ли материков, то ли гор, то ли огромных скоплений облаков. На мгновение он даже попытался представить себе, где, в какой точке этого блистающего мира судьба уготовила ему жить и умереть. Теперь он мысленно подгонял, торопил своего верного Росинанта, будто мог ускорить встречу с заветной землей. Но корабль невозмутимо, не обращая на эмоции своего хозяина никакого внимания, продолжал свой урочный бег, взнузданный шорами строгой, неуступчивой системы управления.

Спустя установленное время для выхода корабля на заданную стационарную орбиту спутника планеты потребовалось произвести дополнительную коррекцию траектории. И когда «Торнадо» сблизился с планетой настолько, что громада шара, казалось, угрожающе повисла над ним, подавляя и одновременно восхищая своим живописным великолепием, в расчетные моменты времени автоматическая система, управляя работой маршевых и маневровых двигателей, произвела мощный тормозной импульс, словно осадивший движение корабля, и задала ему необходимое снижение избыточной скорости, чтобы перевести его на околопланетную орбиту.

Начался процесс торможения корабля. Горн, готовый к маневру и уже закрепивший себя в специальном компенсационном кресле, явственно почувствовал, как его «Торнадо» будто осел и весь напрягся, одерживаемый тормозным импульсом. На несколько секунд Горна сильно  вдавило в кресло, кровь прилила к голове, все тело налилось забытой тяжестью. Кресло позволяло снизить воздействие значительных перегрузок, возникающих при торможении и особенно ощутимых после долгого пребывания пилота при малых значениях силы тяжести, искусственно создаваемой на борту корабля в полете. Но Горн, достаточно подготовленный к этому физическими тренировками во время перелета, без труда перенес перегрузку, пока тормозные силы упали до нуля и установилась новая постоянная скорость движения. Довольный работой автомата, он с поста управления лишь наблюдал за происходящим и по привычке прикидывал в уме интервалы времени выполнения маневров. В непосредственное управление кораблем в этом процессе Горн не вмешивался, справедливо полагая, что автомат сделает это лучше его.
 
И когда иссякли тормозные силы и замолк шум двигателей, на корабле впервые за долгое время наступила полная и непривычная, оглушительная тишина. Лишь вдогонку у Горна отзывался тонкий, растревоженный звон в ушах. К нему пришло знакомое и легкое состояние невесомости, обычно так мешавшее работе и жизнедеятельности космонавтов. Но это только на пару недель, утешал себя Горн, пока он проведет с борта корабля все дистанционные измерения. А потом он переберется на землю планеты, где нормальная сила тяжести захватит его, и всё – и вес его, и координация движений, и самочувствие - вернется к нему, войдет в норму. 

              Знакомство с планетой.  Первые измерения

    …Горн знал, что его «Торнадо» безошибочно вышел на близкую к круговой орбиту вокруг Deseada и будет вращаться над планетой со средней высотой 420 км и высотой в перигее до 380 км. Такая орбита находится полностью за пределами атмосферы планеты, и это обеспечит кораблю без каких-либо дополнительных корректировок время существования в качестве спутника Deseada по меньшей мере не один десяток лет! – Пожалуй, времени более чем достаточно, чтобы пресытиться даже такими красотами мира, какие были сейчас перед ним, тем более – однообразным коловращением под небесами. Лучше будет спуститься на землю, такую загадочную, прекрасную и манящую…

 Теперь они с кораблем плыли - именно плыли над планетой, огибая ее и едва приближаясь к верхним, разреженным слоям атмосферы. Горн внимательно и напряженно, не желая упустить что-нибудь важное, всматривался в проходящую под ним и частично закрытую облаками панораму. Сразу бросалось в глаза, что водной поверхности на планете в сравнении с Землей мало – какая-нибудь треть, не больше… Зато обилие растительности здесь было явно налицо: зелень всех оттенков покрывала сушу, и отсюда, с высоты полета, трудно было разобрать, низины это или горные плато, плоскогорья… С ними он встретится при ближайшем знакомстве, когда осуществит высадку на землю Десеады.

 При необходимости, если возникнут какие-либо серьезные и непредвиденные обстоятельства, Горн в любую минуту сможет принять решение и посадить корабль на поверхность планеты, - в систему управления заложена программа автоматической посадки корабля.

 Но пока о такой необходимости думать не приходилось, и Горн готовился к выполнению первой, орбитной части полетного задания и своей научной программы. Находясь на борту «Торнадо», облетающего планету, он в течение определенного времени будет должен провести обширную программу измерений и исследований находившегося под ним мира, начиная от атмосферных параметров и до характеристик магнитного поля планеты.

 В распоряжении Горна был мощный технический арсенал измерительных средств и научной аппаратуры для анализа и обработки всех необходимых данных. В том числе, химического состава и характеристик атмосферы на разных высотах, параметров гравитации и магнитного поля, плотности и состава жидкости и грунта на поверхности планеты. Его корабль был до предела напичкан разнообразными измерительными приборами, автоматическими системами и аппаратурой, снаряжен целым семейством автоматических зондов для запуска в атмосферу и на землю планеты. И Горну потребуется расконсервировать и привести в готовность внушительную партию различных приборов и систем, бездействовавших во время долгого перелета «Торнадо».

И лишь после проведения детального дистанционного исследования с помощью приборов планировалась высадка самого Горна на планету с помощью специальной капсулы. Эта капсула представляла собой малый спускаемый аппарат челночного типа, предназначенный и сконструированный специально для возможности многократного сообщения с кораблем, находящимся на орбите. Горн назвал свой челнок «Нырком». Аппарат рассчитан для жизнеобеспечения и работы двух космонавтов и должен был определенное время служить им автономным и вполне надежным жилищем-укрытием на случай, если бы среда обитания планеты оказалась враждебной человеку.
Но до высадки было еще очень далеко, и программа и все задачи предстоящего дистанционного обследования планеты полностью озаботили Горна. Он занялся подготовкой приборов и аппаратуры для физико-химических измерений и зондирования атмосферы. Но еще до этого, с выходом на орбиту, он приступил к предусмотренному программой подробному картографированию поверхности планеты с помощью фото- и телекамер. В дополнение к фотограмметрии использовалось лазерное и ионное зондирование поверхности…

Еще в полете «Торнадо», задолго до приближения к цели, Горн с помощью фотометрии и замеров временных интервалов и расстояний провел расчеты и уточнение элементов орбит пятой и четвертой, «своей», планет системы. И хотя основные сведения по этим объектам были получены еще экспедицией Вентуры в 2865 году, все же то были лишь первые, предварительные данные, требующие в дальнейшем новых измерений и уточнения, - элементы орбит и физические характеристики планет: расстояние до центральной звезды и эксцентриситет орбиты, период обращения на орбите, масса и средний диаметр планеты, гравитационный параметр, период вращения вокруг оси и другие. Теперь эти данные определялись и рассчитывались на борту «Торнадо» и по мере их накопления отправлялись Горном в Центр по радиоканалу связи. Скорость доставки этих сообщений в его случае не имела принципиального значения: так или иначе, через определенное время они достигнут космодрома и поступят в банк данных информационного центра. Главное, что, полученные при непосредственном сближении с планетой, все параметры и данные будут значительно более точными и предоставят ученым Объединения наиболее полную и достоверную информацию о движении планеты и ее физических характеристиках. Радиолокационное зондирование и проведенные расчеты представили широкий спектр физических параметров новой планеты и ее магнитного поля и подтвердили наличие у нее достаточно обширной атмосферы. При облете корабля по околопланетной орбите Горну предстояло с помощью спускаемых аэрозондов произвести непосредственное определение плотности атмосферы и ее химического состава, а также давления и температуры в различных слоях вплоть до самой поверхности планеты.

Так что до того дня, когда Горн высадится на землю Deseada, он будет располагать исчерпывающими сведениями о природе и условиях обитания на планете, достаточными для выполнения задания и принятия мер безопасности. На две предстоящие недели орбитального полета работы у него будет предостаточно!

Горн с интересом и воодушевлением погрузился в эту большую и увлекательную работу. В ходе ее он с любопытством, порой с удивлением получал всё новые сведения, делал для себя неожиданные открытия о природе и характере того неведомого мира, который ждал его, к которому он так стремился… Так близко, на таком расстоянии Десеаду не видел еще никто, и Горна наполняла гордая радость первооткрывателя. Но где-то в глубине души у него таилась едва уловимая и неясная тревога… Отчего, почему?.. - он не знал этого и объяснял свое ощущение лишь воздействием неизвестности.
                *  *  *

Теперь, к концу путешествия, Горна больше всего заботило, какие данные он получит из непосредственных проб воды и анализа атмосферы Deseada. - Пригодны ли они для использования и жизни?.. От этого зависит не только успех выполнения его полетной миссии, но и осуществление его собственного тайного плана. Ведь если результаты дистанционного физико-химического исследования, проведенного в ходе экспедиции корабля Вентуры, сейчас, при более тщательном определении, не подтвердятся, то мечта Горна обосноваться на планете потерпит провал!.. Он, разумеется, добросовестно выполнит взятые на себя обязательства и проведет всю намеченную Центром программу изучения планеты. Но после этого цель его пребывания на Deseada окажется исчерпанной, - не проводить же ему остаток жизни в скафандре!.. Значит, придется покинуть эту планету, как он оставил людское поселение на космодроме Ареты, и поискать свой необитаемый остров где-нибудь в другом месте, в другом уголке Галактики. А, может, этой его мечте и вовсе не суждено сбыться!..
Но втайне Горн почему-то страстно надеялся, что он все-таки приближается к осуществлению своей мечты, к желанному предмету и цели своего путешествия… Потому что вскоре, проведя уже первый объем измерений, он получил достаточно большой и обстоятельный перечень интересующих его данных о планете. Они обнадеживали, внушали ему веру в конечный успех всего его замысла… 
                *  *  *
 
…И вот, после целой недели выполнения измерений и их обработки, Горн имел почти исчерпывающие данные о характере и значениях всех жизненно-важных характеристик открывающегося перед ним мира. Да теперь он и своими глазами видел, что на планете – на ее поверхности – не безжизненная пустыня, как на Луне или Марсе,   не устрашающая непроницаемая толща ядовитой венерианской газовой сферы, да еще при огромных температурах, а самая настоящая водная поверхность, охваченная огромными массивами покрытой растительностью земли. Горна, как когда-то товарищей Вентуры, поражало, что по всем признакам и физическим условиям, по всем данным Десеада была удивительно похожа на родную Землю, - трудно будет еще где-нибудь отыскать такую!.. Но если предположить, - как посчитали ученые в ХХ веке,  - что в Галактике с подобными условиями на миллиарды звезд приходится только одна планета, то Человечеству исключительно повезло: быть может, вот это и есть Она,  единственная эта планета, настоящая двойница Земли. Создатель  позаботился, чтобы обеспечить здесь благоприятные, почти идеальные условия для обитания существ-гуманоидов, и именно человека, и до сих пор никем не заселил планету; он будто ожидал и давал людям возможность найти и обрести ее, эту обетованную землю, этот заповедный уголок в океане звезд… И вот, этот счастливый для Человечества случай сейчас перед ним, Горном, можно сказать, в его руках!
         
            Окончание орбитального полета. Подготовка к спуску

    Разведывательный облет планеты продолжался уже восемь дней. Горн не торопил событий и не спешил высаживаться на землю. Решил до конца использовать время в полете, чтобы на борту корабля получить как можно больше интересующей Центр информации. Он приготовился еще по меньшей мере с полмесяца провести на орбите, прежде чем пустить в дело свой  рабочий челнок, спускаемый аппарат…
И, работая с аппаратурой, он наблюдал за проплывающим под кораблем ландшафтом, внимательно всматривался в очертания рельефа и береговой черты этого затерянного мира, пытаясь разглядеть на нем район и место для наиболее удобной посадки своего «Нырка», чтобы начать готовиться к непосредственной встрече с  планетой.
До спуска ему необходимо будет проверить состояние и исправность всех систем челнока, - ведь там, на поверхности земли, в отрыве от корабля, Горну никто и ничто не сможет помочь. Надо отобрать, подготовить и уложить в аппарат всё снаряжение и измерительные приборы, скафандр и необходимую одежду, инструменты, кислородные баллоны и источники электропитания, запас продовольствия и воды на достаточное время, загрузить необходимое для двигателей топливо. После всей этой подготовки он отделится от своего «Торнадо» и предпримет торможение и спуск аппарата через атмосферу планеты в аэродинамическом режиме. Выход на землю и непосредственное знакомство с ней покажет Горну, есть ли в дальнейшем необходимость посадки на планету самого корабля; скорее всего, целесообразнее будет оставить его на орбите, что избавит от лишних энергетических затрат и расхода топлива. А экономия топлива позволит ему послать «домой», в Центр, лишних не один десяток зондов с полученными образцами пород и материалов. Корабль продолжит находиться на орбите и будет по-прежнему служить ему основной лабораторией и мастерской, да и надежным хранилищем, куда он по мере собирания и накопления будет доставлять добытые на планете пробы и образцы для их детального исследования и регистрации. На «Нырке» возможно проводить только первичный, предварительный экспресс-анализ исследуемых образцов. Сложные и ответственные измерения характеристик физико-химических, магнитных и радиационных полей планеты, а также анализы образцов минеральных пород он, разумеется, будет выполнять на борту «Торнадо» с помощью его обширного измерительно-аналитического комплекса. Там же в бортовые базы данных он будет вносить результаты всех проведенных измерений. Корабль останется для Горна и посредником  для радиосвязи с космодромом, и будет своего рода сигнальным буем для всякого, кто – быть может, вдруг! – пожалует на планету после него… А еще он сможет служить Горну убежищем для отступления, надежным домом, если планета не примет его или он сам утомится, обессилится от возникшего противостояния с ее природой… Для него всегда сохраняется успокоительная возможность укрыться от опасности и бед за надежными бортами верного «Торнадо» или даже на какое-то время осознанно уйти в забытье, включив установку гипотермического сна, которой он так и не воспользовался за время своего долгого перелета… Автомат прекратит гипотермию и вернет его в сознание через заданное время, установленное им самим. А корабль продержится над планетой еще по крайней мере не один десяток лет, - за это время здесь кто-нибудь да появится…    
                *  *  *
Подчиняясь командам Горна, «Нырок» отчалил от своего носителя и, работая маневровыми двигателями, сошел с орбиты и направился к верхним слоям атмосферы, стал самостоятельно облетать планету.

Теперь Горн следил за приборами и постоянно бросал взгляд в иллюминаторы на проходящую за облаками земную поверхность. Спуск будет еще долгим, растянется на полтора дня, и ему представится прекрасная возможность увидеть свою планету во всех подробностях, начиная с высоты 400 км и до высоты «птичьего полета». «Только откуда, и есть ли здесь вообще какие-то птицы?» – с улыбкой подумал Горн. Он знал, что эти внешние наблюдения дадут ему еще много сведений о мире, в который     он направлялся, много интересных подробностей, по большей части непредвиденных, не ожидаемых им. Но главное и все самое интересное начнется там, на поверхности планеты, когда его аппарат совершит посадку. Надо только выбрать подходящее место для приземления.
         
                Долготерпение любви

    Постепенно снижаясь к поверхности планеты и разглядывая незнакомые ландшафты, Горн чувствовал необыкновенный подъем и прилив сил. Он думал, что вот здесь, на этом затерянном клочке мироздания, еще не затронутом цивилизацией и беспокойным людским оживлением, он обретет, наконец, желанное умиротворение, покой и душевное равновесие. – Как и свой последний час, - спокойно и фатально, словно о ком-то постороннем, подумал Горн… - Жизнь человека, даже такая полнокровная и насыщенная событиями, как у них, космолетчиков, проходящая в непрерывном поиске и в борьбе со стихиями, представилась вдруг ему беспомощной, жалкой игрушкой перед лицом вот этой вечной, безграничной в своем могуществе и в своем величии природы.
                *  *  * 
       - Но что только эту их жизнь может поднять над бессмысленным, полным исчезновением, сделать такой же великой и бессмертной, соперничающей с самой Природой, - размышлял Горн, - так это человеческая Любовь, беззаветная и всепрощающая, самоотверженная и преданная, сама дарующая жизнь...

Человечество за прошедшие века своей истории и выхода в космос освоило огромные пространства солнечной системы и нескольких соседних звезд, преодолело множество серьезнейших препятствий и угроз на пути своего развития, еще в начале этого тысячелетия преодолело войны и эпидемии, террор и другие проявления жестокости и ненависти, исключило из жизни людей экономическую несправедливость и гнет капитала, насилие над свободой и социальное неравенство. Оно освободилось от кризисов и многих пороков общества своих предков и научилось жить по животворным законам разума и справедливости. Оно спаслось и избавилось от множества болезней, как физических, так и нравственных, экономических и социальных.

И только от одной всеобщей болезни, неистребимой и упорной, как рок, за все времена не мог освободиться род человеческий!.. Этим безжалостным и неумолимым недугом, из века в век поражавшим людей неустанно и без разбору, для всякого живущего Homo sapiens оставалось великое чувство сердечной привязанности. И каждый пораженный этим недугом лишь с огромным трудом мог излечиться от него либо, во многих случаях, не излечивался вовсе; но даже и тогда продолжал благодарить за него провидение. Быть может, таков был дальновидный и хитроумный замысел Создателя, захвативший человека в свой бессрочный и неодолимый плен…    
     Апостол Павел проникновенно и убедительно утверждал это в своем послании:
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

Для Горна это утверждение было неоспоримым жизненным ориентиром и надежным маяком, спасительным прибежищем души. И мысли невольно обращались к Виктории, его нетленной любви, его быстротечной радости и долгой, горестной печали. Она никогда не уходила из его памяти, он жил постоянным воспоминанием о ней - и светлым, лучезарным, и тягостным, горьким. Уж он-то, Мигель Горн, мог с уверенностью сказать, что знает цену настоящего большого, неумирающего чувства, что через его жизнь любовь прошла великой, всепоглощающей страстью, оставив в душе нестираемый след. Она осветила его жизнь ярким, ослепительным светом, придала ей высокий смысл и законченное, сокровенное значение.
 
Эта безумная любовь никак не оставляла его... В его мыслях, в воспоминаниях Виктория была всегда с ним, хотя отрезвляющий голос рассудка постоянно возвращал его к осознанию, что теперь она с другим… И ведь это – не Коннор, дорогой и глубоко уважаемый им человек, а совсем неизвестная ему персона, какой-то сановник из управления, который о космосе судит, скорее всего, не отрываясь от вельможного кресла своего кабинета.
И то, как поступила с ним Виктория, резко изменило жизнь Горна, ее характер и существо. Только ему одному было ведомо, сколько  страдания, сомнений и бессильной тоски принесла в эти последние годы его великая, единственная и неповторимая любовь!.. Мысленно  Мигель обращался к ней, как к откровению своей души, будто надеясь, что Виктория слышит его: «Моя душа радуется и торжествует оттого, что ты есть на свете!.. А сердце терзается и тоскует, что тебя нет со мной!..»

    А сейчас Горн жалел лишь о том, что тогда, после возвращения из экспедиции   к Сатурну, он не только не проявил настойчивости, но даже ничего не предпринял, чтобы встретиться с Викторией. И, тем более, ему непременно надо было повидаться с нею, когда он отправлялся на Арету, попрощаться перед отлетом «Полярной звезды»! Но он по глупости не сделал этого…

Теперь, запоздало сокрушаясь об этом, он иногда, отрываясь от работы, при выходе корабля на ночную сторону планеты старался определить и разглядеть на звездном небе далекое, исчезающее из глаз Солнце…
                *   *   *

И вот, он остался в дальнем космосе совершенно один против мироздания, против всех сил природы – живительных или жестоких, миролюбивых или опасных и смертоносных, поджидающих его повсюду. - Даже и здесь, на этой желанной и прекрасной планете... Уж в этом-то он, по опыту всей жизни космонавта, нисколько не сомневался: чего-чего, а встреч с непредвиденным ему и здесь, в этом взлелеянном им раю, хватит до конца, до самого последнего часа!.. Полет штурмана Горна из Центра Планетных исследований подходил к концу, а его борьба с неизвестным лишь только начиналась. Космос, а точнее, его Создатель, непременно позаботится об этом, - со спокойной уверенностью думал Горн. - Но что бы ни случилось, что бы с ним ни произошло, он пронесет свой крест и свою любовь, этот Божий дар, через годы и все испытания, которые приготовила ему судьба…   
            
                Спуск. Подготовка к высадке

Челнок Горна, ведомый автоматической системой по программе спуска, совершал обороты вокруг планеты, постепенно снижаясь к ней по пологой траектории и гася скорость. Перегрузка была незначительной, в пределах двух g, и Горн переносил ее, не испытывая особого напряжения. Такая перегрузка была для него своего рода предварительной подготовкой к той повышенной силе тяжести, которая ожидала его на планете. Ускорение притяжения g здесь равнялось 1,2 земного. Поначалу будет непривычно, но из опыта тренировок на космодроме Горн знал, что пройдет время, и организм постепенно адаптируется к нему, втянется в нормальное самочувствие и при такой силе тяжести.
Конечно, пока он не знает, какие трудности приготовила ему заветная земля… Но успокаивало уже то, что газоанализаторы четко подтверждали - состав атмосферы Deseada вполне пригоден для человека. И это явилось для Горна главным и самым приятным открытием. Правда, первые же измерения атмосферного давления, сделанные аэрозондами, показали, что на поверхности планеты давление это ниже привычного земного, соответствует давлению воздуха в высокогорных районах Земли, примерно, на высотах до 2,5 тысяч метров. Что ж, придется привыкать и к такой, «горной» жизни, к разреженному воздуху! Через некоторое время его организм, согласно медицинским исследованиям, пройдет гипобарическую адаптацию в условиях «горного воздуха» и будет способен к повышенной физической и умственной работоспособности, устойчивости к неблагоприятным факторам, снижению утомляемости. – Ведь жили же когда-то на Земле и благоденствовали перуанцы на территориях древних инков и кечуа в Андах, мексиканцы на земле индейцев майя и  ацтеков, народы Кавказских гор и жители Индии в горах Гималаев, монахи в монастырях Тибета. И ничего, - прекрасно себя чувствовали и процветали, пока гримасы человеческой цивилизации  не стерли их с лица земли… А Всемирные Олимпийские игры, проводившиеся в разное время в странах и городах высокогорных районов Земли, подтвердили правоту ученых о возможности жизни человека и работоспособности его организма в таких условиях. Так что это не сможет стать препятствием у него на пути, - был убежден Горн.
                *   *   *

Полет «Нырка» в верхних слоях атмосферы Десеады продолжался... С каждым витком над планетой снижалась высота полета, и поверхность земли становилась все ближе. Очертания рельефа и подробности ландшафта с их приближением все отчетливее проходили перед глазами Горна. Скоро он совсем освоился с наблюдаемым и начал привыкать к развертывающейся под ним  панорамой, стал узнавать отдельные контуры и особенности рельефа. И чем больше он находился над планетой, тем сильнее очаровывался увиденным, восхищался картинами обретенного мира. Все явственнее Горн видел прекрасные панорамы девственной, цветущей земли. Пролетая над дневной стороной планеты, обнаруживая и разглядывая проплывающие под кораблем контуры морей и гор, обширных зеленых равнин и плоскогорий, он подумал, что за всю свою историю со времени рождения эта планета впервые видит над собой нечто необычное, не родное ей, испытывает на себе внимательный, пристальный взгляд космического аппарата, посланца далеких миров… А оценив красоту и великолепие открывающихся картин планеты Вентуры - и его планеты, - Горн с восторженностью молодого первооткрывателя думал:

    - Затерянный и благоуханный, прекрасный мир! Поистине, Земля обетованная,    о какой люди мечтают в своих грезах… Ее без преувеличения можно – вместо Вентуровской Deseada – назвать Tierra Encantada*,  очарованной землей, и этим нисколько не погрешить против действительности.
____________
*Tierra Encantada – очарованная, заколдованная, волшебная земля (исп.)

     Прав был восхищенный Вентура: здесь в самом деле будет ни с чем не сравнимо поселиться наедине с природой, - без толп людей, озабоченных неуемными желаниями, погоней за успехом и славой, пресыщенных мыслимыми и немыслимыми благами цивилизации. И ведь Вентура говорил ему о своем желании поселиться здесь вдвоем, с какою-нибудь родственной душой, с любимым человеком…

    …Вдвоем с родной душой… - и мысли  Горна вновь возвращались к Виктории. Земные воспоминания снова охватили его, и яркие, незабываемые картины прошли     в его памяти… - Если бы она сейчас была с ним!.. Встречать с нею эти удивительные рассветы, любоваться ночным небом с такими непривычными очертаниями и расположением созвездий, - небом, на котором далекое родное Солнце светится едва заметной, слабой звездочкой пятой величины, а Млечный Путь раскрашивает небесный купол искрящимся шлейфом из пылающих и мерцающих звезд, - это ли не божественный дар судьбы!.. Горн с незатихшей болью представил, что сейчас с Викторией... у нее совсем другая жизнь… А ведь когда-то у них с нею на Земле уже было нечто очень  похожее - и пламенеющие золотые рассветы, и искрящееся ночное звездное небо, отраженное в воде… И он вспомнил остров, затерянный в Тихом океане, и волшебный месяц, проведенный на нем с Викторией…

    - Что с ней  сейчас? – думал Горн. Горечь утраты вновь кольнула ему сердце. - Жива ли еще она… и беспечальна и счастлива? С кем подводит итоги своей жизни?.. – Никто теперь не расскажет Горну об этом. И он уже никогда ничего не узнает о ней… - И если жива, вспоминает ли она хоть изредка своего верного Мигеля?.. Или, скорее, давно забыла, навсегда похоронила в своем сердце...

Ну, а он без сожаления поселится здесь и станет совершенным отшельником в этом   до поры уединенном, необитаемом и удаленном от всех мире, на сказочном острове забвения. Он надеется, что такое лекарство излечит его раненую душу…
                *   *   *

      - Жаль только, что уединение здесь, на этой обетованной земле, не сможет продлиться долго, - подумал Горн, - года два, три, от силы пять лет!.. Центр получит его исчерпывающий отчет о планете, разработает программу освоения и колонизации Deseada, а затем организует большую экспедицию и пошлет сюда грузовые корабли с оборудованием для сборки  горнопромышленной техники и заводского строительства.

И тогда на этой нетронутой, первозданной земле застучат лопаты колонистов, заработают электрогенераторы и компрессорные установки, загремят экскаваторы  и горнорудные машины, поднимутся корпуса заводов и ядерной электростанции. Первые колонисты, строители и энергетики, и прибывающие за ними партии различных специалистов будут осваивать землю Десеады и обживаться на ней. И все очарование этого девственного уголка, этой благословенной земли начнет улетучиваться, исчезать на глазах у Горна… Так не лучше ли будет ему до этого податься еще куда-нибудь, подальше от разрушаемого колдовства первозданного мира Encantada?..
 
                Необитаемый остров  Горна

    Снижение аппарата медленно продолжалось.  До поверхности планеты оставалось уже меньше двухсот километров. Когда «Нырок» опустится до высоты в сотню, а затем снизится и дальше, до нескольких десятков километров, плотность разреженной атмосферы начнет быстро нарастать. И тогда аппарат войдет полностью в аэродинамический режим полета и станет двигаться, как самолет, на несущих плоскостях выдвижных крыльев.

Горн не прекращал наблюдение за землей. На каждом очередном витке, при выходе на дневную сторону планеты, он взглядом искал какое-нибудь удобное место для своей высадки. Оно должно быть плоским и достаточно ровным, подальше от горных кряжей и лесных массивов. Он уже присмотрел несколько таких, пригодных для приземления «Нырка». Вообще-то их было много,- и на равнине плоскогорья, и у моря, у подножия не слишком крутых гор, - и Горн, еще не приняв окончательного решения, размышлял, удаляться ли ему от моря или все же выбрать для посадки какой-нибудь участок обширной береговой черты. – «Не стоит далеко отрываться от моря, - рассуждал он, - не то потом придется тратить много сил и времени, чтобы выйти к нему». Ведь никакой транспорт его здесь не ждет, и дорог для него никаких не предусмотрено…

Расстояние до земли неуклонно уменьшалось, и Горн уже начинал узнавать очертания берегового ландшафта и некоторых горных гряд, охватывающих морские заливы. Ему даже казалось, что местами он наблюдает белеющие полосы морского прибоя…

И живое воображение рисовало ему, как там, внизу, волны набегают на берег, плещутся на прибрежной полосе и разбиваются о скалы. – Как давно он не был у моря, не купался в нем!.. Видя незнакомую и заманчивую панораму чужих, неведомых берегов, Горн подумал, что вот теперь он очень близок к осуществлению своего желания общаться с морем, к которому всегда испытывал непреодолимое тяготение. Ему вдруг захотелось поскорее сесть на планету и отправиться к морю, выйти на берег, чтобы вновь ощутить давно забытое волнение от встречи с влекущей стихией, увидеть её, и ласковую, и переменчивую, узнать ее пьянящий свежий аромат, почувствовать ее зов. И он представил себе, - если состав здешней воды окажется благоприятным, - как скинет с себя опостылевшую одежду и войдет в чистейшую прохладную воду. В день своего прибытия на Encantada Горн предвкушал вновь испытать удивительное знакомое блаженство. – «Скорее бы уже завершить эту процедуру спуска и ступить, наконец, ногой на твердую землю!» - думал он.