Дождь

Дождь       Асия Турашкызы
Спросят: как перейти жизнь?               
                Отвечайте - как по струне бездну –                Красиво, бережно и стремительно.                Агни-Йога

Познакомилась я с Натальей несколько лет назад в город¬ской больнице. Ожидая дежурного врача, смотрела на больных, проходивших по коридору. Мое внимание привлекла стройная де¬вушка в сером больничном халате, едва прикрывавшем колени. Она проходила по коридору, спускалась вниз, затем возвращалась в палату, но через несколько минут снова выходила в коридор. При этом всякий раз хлопала дверями, так что нас, новоприбывших, то и дело обдавало холодом. Белые ладные ноги мелькали по сту¬пенькам лестницы. Пышные волосы развевались по плечам. Губы, красные, потрескавшиеся, по-детски приоткрыты, в синих, чуть раскосых глазах равноду¬шие. Мне показалось, что я уже где-то видела ее.
Вскоре пришел дежурный врач, молодой, энергичный чело¬век с чуть суровым и чуть веселым лицом. Он направил меня в неврологическое отделение, в палату, где у большого окна, за¬навешенного белыми шторами, нервно перелистывая книгу, сидела та же особа. Мы познакомились, заговорили о том, что привело нас сюда...
Весенний дождливый вечер. В окнах домов уютно горит свет. С шумом и брызгами проносятся машины, по тротуарам бе¬гут мутные ручьи. Капли воды барабанят по крышам, булькают в лужах. Мокрые, отяжелевшие ветви деревьев повисли над тротуа¬рами. Листья и лица в струях дождя. Стайка молодых людей за¬полнила остановку. Среди них Наталья. Она убрала со лба слип¬шиеся волосы, сняла мокрые туфли. Подъехал трамвай. Вырвавшись вперед, она первой ступила на подножку трамвая и вдруг упала навзничь. Кто-то схватил ее за полу жакета и отволок в сторону. Вызвали “скорую”, отвезли в больницу. С тех пор ее мучают головные боли, она стала нервной, раздражительной...
Читая книгу, Наталья вдруг устремляла взгляд в простран¬ство, о чем-то напряженно думала, затем падала на подушку и подолгу рыдала. Успокоить ее было невозможно. Затихнув, она подходила к лежавшей у окна совершенно неподвижной женщине. Присаживалась на краешек кровати и железным гребешком расчесы¬вала ей волосы. В глазах стояли крупные светлые слезы.
По вечерам, когда сумерки спускались на город, а над крышами домов кружили и белели голуби, мы сидели в палате и рассказывали друг другу о себе. Раньше у Натальи было много друзей. Они часто устраивали вечеринки, ездили за город. На¬талья была влюблена в одного веселого парня. Она пересказала одну из его многочисленных веселых историй.
- Знаешь, Наталья, мне кажется, я уже это слышала. И по¬жалуй, даже видела его. Возле Лермонтовского театра. Кажется были гастроли Большого  Драматического...
- Да, да, ответила она возбужденно. Игopexa говорил, что всю ночь стоял за билетами на БДТ. Расскажи.
Я вспомнила ту теплую ионьскую ночь. Часов около десяти мы подошли к театру, Возле него уже толпились люди. К полу¬ночи многие разошлись, осталось человек двадцать.. Мы стояли, прислонившись к железному забору, смотрели в ночное небо. Раз¬давались негромкие мужские голоса, мелькали огоньки сигарет. Обстановка невольно пробуждала интерес друг к другу. Каждому хотелось рассказать что-нибудь смешное, занимательное. Вдруг от группы мужчин отделился молодой человек и подошел к нам. Вначале он слушал разговор, лишь изредка вставляя замечания.
А потом полностью завладел нашим вниманием. Он буквально сыпал шутками, анекдотами, комическими историями из своей жизни. Смех не замолкал возле нас ни на минуту. Женщины смотрели на него с нескрываемым восхищением, мужчины - с завистью. По словам Натальи сейчас он был в городе.
Знал о ее болезни.
И ни разу не пришел к ней.
Наталья же постоянно думала о нем. Вне всякой связи о действительностью она часто говорила, что выходит замуж за Игореху. Казалось, все мысли ее сосредоточились на этом жела¬нии.
Однажды в воскресенье она нарядно оделась, аккуратно при¬чесала волосы и отправилась в город. Не прошло и часа, как она вернулась - еще более грустная, чем была.
- Тебе хорошо, - вдруг зло проронила она, - устремив на меня недовольный взгляд. - Твой увалень  каждый день приходит.
Резко встала, направилась к выходу, остановилась в дверях, еще раз насмешливо посмотрела на меня и, высоко вскинув голову, вышла. Гулко раздались ее шаги в тишине. Мне стало больно и грустно. И не раз она грубила мне и другим больным в палате. После одной из ее выходок я вдруг   вспомнила, где ее раньше ви¬дела.
Большой комфортабельный автобус стремительно несется к морю. За окном бескрайний простор пустыни. На горизонте бирю¬зовой полоской мелькает море. На передних сиденьях расположи¬лись парни и девушки в ярких рубашках, джинсах. Они болтают, поют под гитару. Рядом с самоуверенным красивым юношей сине¬глазая бойкая девчонка. Она вся искрится от безудержного веселья. Компания словно не замечает пожилых мужчину и женщину, севших в автобус в пути. Все, кто рядом, испытывают неловкость, но молчат. Наконец, кто-то не выдерживает, просит уступить мес¬то старикам. Красивый юноша отвечает с любезной улыбкой: “Ведь это не город. Билеты куплены с местом”. Худенький парнишка с нервным дергающимся лицом кричит водителю:” Эй, кучер, хва¬тит, не сажай больше!” И вся компания дружно хохочет. Глядя на их веселые беззаботные лица, я думаю, что они никогда не поступятся своим благополучием ради других. А взгляд се¬дой женщины так и врезался в память - смущенный и какой-то виноватый...
Время шло, палата с каждым днем пустела. Больные выздоравливали. Все свободное время от процедур Наталья про¬сиживала в коридоре на подоконнике с Андреем, высоким лохма¬тым парнем. Она объясняла ему приемы вязания, которыми вла¬дела в совершенстве. Они вязали что-то невообразимо яркое, пе¬строе. Придя в палату, она рассказывала соседке, как Андрей ее уважает, как он ласков и внимателен к ней, и, быть может, он влюблен в нее (чего никак нельзя было сказать по равнодуш¬ной ко всему, кроме вязания, физиономии студента). Спустя некоторое время ее тоже выписали, не сообщив ничего определенного о ее болезни, совершенно больную с признаками тяжелого нервного расстройства. Перед моими глазами все еще стоит эта тяжелая, надрывающая душу сцена. Двери палаты неслышно открываются. На пороге стоит наш лечащий врач.
- Лесицкая, - окликает он Наталью, склонившуюся над ши¬тьем, - завтра вам можно идти домой.
Наталья поднимает голову, зубы ее стиснуты,   в глазах - горькое недоумение.
- А что мне делать дальше? – сдавленным голосом спрашивает она.
- У нас вы получили все. Продолжайте обследование в ней¬рохирургии, - быстро отвечает врач и поспешно уходит.
За окном лепетал дождь. По стеклу бежали прозрачные струйки. Размытым зеленым пятном - деревья. Сквозь пелену дож¬дя видна железная ограда, за которой пробежала женщина в чем-то красном, держа ребенка за руку. Мужчина, в халате, с про¬дуктовой сумкой, наполненной свертками и бутылками, входил в ворота больницы. А вот и знакомая стройная фигурка в коротком плаще, медленно и неуверенно, словно боясь оступиться, пере-секла больничный двор и скрылась за оградой.
Прошло несколько лет. В моей жизни было много перемен, хороших и плохих, в которых события тех дней забылись, стер¬лись из памяти. Но Наталья так и стоит передо мной, прикусив губу, и синие глаза в окружении черных ресниц недоуменно смо¬трят на меня.
 Где ты?
Что с тобой стало?
Как ты живешь?
Верится в это, конечно, с трудом, но когда живешь в одном городе, можно встретиться с человеком и через двадцать лет. Время пролетело незаметно. К той поре наш интерес к ли¬тературе, разоблачающей ужасы сталинизма, сменился философской и духовной. От чисто материалистических книг мы вдруг потяну¬лись к религиозным, теософским. Читала я их с интересом. Мно¬гое вызывало недоумение, многое интриговало. Они убеждали в существовании трансцендентного мира, не подвластного нашему ра¬зуму. У меня возникало желание проникнуть в этот мир, в какой-то момент я почувствовала, как относительна грань между чувство¬ванием тонкого мира и безумием, как трудно исповедовать рели¬гию и следовать философскому учению. Возникали и другие вопросы. Мне захотелось пообщаться с людьми, читающими такие книги, и я отправилась в общество Рерихов.
Публика собралась довольно разнообразная: пенсионеры, ин-теллигентные женщины среднего возраста, несколько молодых пар, студенты, даже дети. Лица людей были одухотворены. Но в неко¬торых чувствовалась какая-то странность, болезненность. “Быть может, здесь ищут не только душевного успокоения, ответов на свои сокровенные вопросы, но и избавления от болезней”, - не¬вольно подумала я. Выступал лектор из общества “Знание”, рас¬сказывал о философском учении йоги, затем он пригласил ассис¬тентку для демонстрации оздоровительных асан. Между рядами про¬шла молодая женщина с пепельными волосами. Она повернулась к залу. На меня взглянули знакомые чуть раскосые глаза. “Вертинские”, - так я их называла. Это была Наталья. Лицо ее было поч¬ти таким же, что и двадцать лет назад, только слегка потяжеле¬ло и округлилось, да мелкая сеточка морщин осеняла прищур глаз, взгляд которых, как мне показалось, потеплел. Мне захотелось подойти к ней, заговорить. Когда занятие закончилось, я стала. поджидать ее у входа. Она простилась с лектором, направилась к выходу.
- Извините, - обратилась к ней, - вы Наталья?
- Да... А что? - вопросительно посмотрела она. - А подож¬дите, я, кажется, вас помню. Мы с вами лежали в больнице. Лет ... дцать назад?
- В роли подопытных кроликов?
- А вы об этом? Ну не стоит об этом помнить. Давайте пройдемся, а лучше поедем ко мне.
Мы сели в трамвай, проехали несколько остановок и вскоре были в крошечной микрорайоновской квартире, где кухня, как ку¬пе в поезде. Комната больше, скромно обставлена, очень много книг в синих и зеленых переплетах, фотографии природы: безбрежное поле ромашек, стога, пасущиеся кони, горная речка. Наталья приготовила чай, пригласила к столу.
- Да, я вас хорошо помню, я часто думала о тех днях, ну и доставалось вам от меня... Теперь я уже не та... Вы и не уз¬наете.
- Как вы жили эти годы, что было хорошего?
- По-разному, было и хорошее, и плохое.
- После той больницы попала в нейрохирургию. Вот вы переживаете, что вас направили на тот злополучный анализ, а со мной это проделали несколько раз, но толку никакого.   Десять лет моталась по больницам, не работала, замучила мать. Так бы, наверное, и подохла, если бы не “случай-бог-изобретатель”. У каждого, на¬верное, есть человек, который кардинально меняет его жизнь... Отправились мы как-то на море... Ну, выпили немного пива, за¬плыла я вдруг далеко, подруги остались позади. Неожиданно ме¬ня охватил страх,  растерялась, чувствую - не хватает воздуха, тянет вниз. Ну, думаю конец моим несчастьям пришел. Чест¬но говоря, и страшно стало, и в то же время легко. А ведь нет. Чувствую, кто-то тянет меня за волосы вверх и над ухом муж¬ской голос: “Вдохни глубоко! Ложись на воду! Ты лежишь на дос¬ке. Я веду  тебя к берегу”.
Хорошо день был безветренный, я лежала и чувствовала, что тело мое легко, мне стало как-то спокойно, откуда-то по¬явилась уверенность, что я не утону, что я буду всегда. На бе¬регу он помог мне прийти в себя и оставил меня, совершенно рас¬терянную, подругам. На прощание он спросил: “На что вы жалуе¬тесь?” Он был высокий, худой. В глазах что-то странное, неуло¬вимое. Я показала на голову. Он написал на листке: “Экстрасенс Тушин” и номер телефона. Его имя уже тогда было известно мно¬гим. Я долго думала, идти ли к нему на прием. Ведь так много говорили плохого об экстрасенсах, о психических сдвигах после сеансов. И тут я впервые прислушалась к себе. Внутренний голос говорил мне идти, подруги другое. Но сколько добрых знаков подается в жизни, особенно во сне. Еще в детстве мама учила ме¬ня прислушиваться к снам. Не помню, что я видела, но что-то очень хорошее, светлое, после чего уже не сомневалась. Так на-чалось это счастливое знакомство. Тушин понял меня всю сразу - и мою боль, и мою неприкаянную жизнь. Его сеансы снимали боль. В его руках такая сила - вы не поверите. Беседы с ним успокаи¬вали меня. Он давал мне “Агни-Йогу”, еще в списках. Это изу¬мительная книга, ведь в ней можно найти ответ на любой вопрос. Сам он давно занимается йогой, с тех пор, когда еще  эти книги были под запретом. Кто ищет - находит. Он нашел ее, где бы вы думали - в литературных памятниках “Махабхарате”,  “Бхагаватгите”... Да, раньше я читала только для того, чтобы не отстать от своей компании. У нас было модно упомянуть чье-то имя. “Сэлинджер, “Мориак”, - она сделала манерный жест рукой. - Сейчас я читаю совсем по-другому. И знаете, он лечил меня совершенно бесплат¬но, - глаза ее оживились. Ведь сколько стариков, инвалидов сидело у его дверей, и он с них ничего не брал. Нe могу забыть один случай. Я сидела у него в кабинете. Зашла маленькая тол¬стая старушка в потрепанном бархатном пальто с костылем в ру¬ках. Морщась от боли, тяжело хромая, она подошла к нему, про¬тянула измятые рубли. В глазах ее стояли слезы. “Помоги, сы-нок”, - она показала на ногу. Он взял ее деньги, положил ей в карман, бережно усадил на стул и стал своими чудесными руками снимать боль. Не представляете, какое лицо у нее было - удив¬ленное, благодарное, морщины слегка распрямились, лицо посвет¬лело. И в эту минуту я поняла, что такое сострадание. Оно глубже любви, оно не знает границ...
Еще был случай. Он повел меня в детскую больницу, в от¬деление, где находились дети-сироты. Как мне было тяжело смо¬треть на этих детишек. Они лежали мокрые, голодные, полуодетые. В соседней палате была совсем другая картина - рядом бы¬ли мамы. Эти же бедные существа сидели в своих манежах-клет¬ках и вопросительно смотрели на нас. Одна крошечная девчурка ковыряла пальцем в своих какашках, а затем совала его в рот. Тушин не выдержал, вызвал санитарок, велел принести чистое белье, одежду, и мы сами начали переодевать детей, менять пос¬тели, кормить детей с ложки. Санитарок он заставил вымыть па¬лату. Так вместо сеанса терапии мы занялись работой нянечек... После этого я задумалась над своей жизнью: откликалась ли я на просьбы людей? Оказалось, не всегда, в основном, по настрое¬нию. Я поняла, что главное в человеке - отзывчивость, если ее нет, нет и человека. Я мысленно перебирала свою жизнь, искала в ней моменты, где поступала недобро и в одно мгновение вспом¬нила вас. Хорошо, что мы встретились, я хочу извиниться за прошлое.
- Нет, нет, не надо извинений. Мы ведь были больны.
- Это не оправдание, - грустно возразила она.
- Меня больше мучает другое. Я часто думаю о нашем враче, об его анализах. Ему,  видимо, нужны были данные для диссер¬тации. У тебя, конечно, было серьезное заболевание, а у меня, как позже выяснилось, нет. Достаточно было хорошего отдыха. Вскоре у меня стали болеть все суставы. Я долго лечилась. Стало намного лучше. Но все равно не могу поднимать тяжелое, нельзя остывать, холодная вода - враг.Но разве кто-то счита¬ется с этим? Да... Где бог на таких людей?.. Иногда мне так хочется отомстить за себя...
- Ни в коем случае. Не увеличивайте зло в этом мире. Я вам прочитаю выписки из Юрия Иванова, писала сегодня утром: “Желания и мысли человека должны быть положительными - важное условие хорошей кармы. Если у нас постоянно по¬ложительные мысли о хорошем здоровье, о любви, терпимости, тогда сила клеток будет направлена на восстановление организма. Человек не должен брать на себя функции выполнения закона кармы, собственная карма обидчика     накажет его, если не в этом воплощении, так следующем...”
- Поэтому нужно прощать врагов?
- Да.
- Это и в Библии, и у Толстого, но от этого ничуть не легче. Наша жизнь сосредоточена в этом мире. И возмездие, и радость мы хотим получить здесь...
-Нет, не надо мстить, не только потому, что зло наказуе¬мо. Ведь, совершая зло, страдает, прежде всего, сам человек. Заметьте, как учащается дыхание, сжимается сердце, когда при¬ходится иногда лгать.
- Знаешь, Наташа, (я вдруг перешла на “ты”, как  прежде). Сколько бы я ни обращалась к духовной литературе, я всегда “отрезвляюсь”, все прочитанное мне кажется сказкой, мистерией. Это было и с “Розой мира”, и с йогой. Мне нравится в этих книгах стремление к состраданию, человечности, а ведь все это есть в искусстве, в литературе, без них не мыслю жизни... Может и этого достаточно человеку?
- Да, помню, как в больнице вы не отрывались от книг, хо¬тя вам нельзя было читать, что-то объясняли мне. Это вер¬но, через искусство, литературу можно прийти к просветлению, но духовная литература мне гораздо ближе.
- Можно еще один вопрос: Я  хочу поменять       квартиру, как ее  выбрать не знаю.
- Как? Нужно постоянно прислуживаться к себе, мы ведь не бесчувственны, мы должны развивать интуицию...
- Легко сказать, - подумала я, глядя в окно, - но трудно осуществить это. Мы так погружены в наш вещественный мир, что потеряли тонкие ощущения. Нам уже ничего не подсказывает внутреннее чувство, мы не знаем, как поступить в той или иной ситуации, полагаемся больше на логику, которая зачастую нас обманывает. Заходя в незнакомое жилище, мы не чувствуем в нем радиоактивности, ни подземных зон, ни тех лю¬дей, которые жили в нем. Это от того, что жизнь наша настоль¬ко переполнена вещами, что мы не находим времени поразмыслить: кем же они даны? Прочитаем что-то духовное, тут же и забудем, и живем - по-прежнему...
 - Пожалуй, только в одном мы не утратили себя это в сновидениях, - продолжила я вслух. - Я часто вижу людей во сне, потом выясняется, что они думали обо мне, и с ними случается то, что приснилось мне.
- Это ли не доказательство тонкого мира! – воскликнула Наталья.- Почему снится человек? Верно. Потому что он думает о вас. И его мысли сквозь пространство проникают в мозг . Снимок мысли получен еще в начале века. Да, охотно люди говорят о прили¬вах и отливах, о световых и звуковых волнах, но психическая энергия остается забытой...
- А ты веришъ в бога?- спросила я. - Ведь очень много лю¬дей, особенно в эти семьдесят лет, обходились без него, осо¬бенно ученые...
Вы меня, как будто исповедуете, - улыбнулась она.- Ну, хорошо, отвечу. Я верю, но по-своему. Я думаю, если жизнь моя будет чистой, то и всевышние силы позаботятся обо мне. Все разумное, доброе, сострадающее - это бог... Из всех учений о боге мне ближе всего опять-таки йога. Оно, пожалуй, и самое древнее. Мне нравится мысль, что к богу нужно обращаться как к близкому человеку, и он будет рядом. Бог не сидит, словно царь на престоле. Он живет в воде, растениях, в нас. Страдания людей не наказание или проявление гнева бога, жизнь людей определяется их кармой. И йоги доказали, возьмем к примеру, левитацию, что их учение не выдумка. Древний человек воспри¬нимал себя и природу, как нечто целое. Мы же все разделили на части...
- И больше всего боимся смерти? Ты боишься?
- Да, раньше боялась, даже какой-то животный страх был перед ней. Теперь нет. После чтения духовной литературы. Толь¬ко тяжелая болезнь страшна, все    остальное - нет... Главное быть спокойным, выдержанным, чтобы ни случилось, надеяться на хорошее. Хотя при нынешних обстоятельствах это весьма сложно. Но все равно, не надо дрожать за жизнь, нужно просто жить... Кстати, вы сегодня боялись переходить улицу?..
Я смутилась:
- Да, это уж точно, боялась. Мнительность, страх. Откуда они?
- Сама жизнь, ее неудачи сделали вас такой. Но ведь в ней много и хорошего. Нужно преодолевать страх, воспитывать волю. Ну, допустим, вы нетерпеливы, а вы нетерпеливы, я пом¬ню. Каждый день мысленно представляйте себе ситуацию, где вы должны вытерпеть. Постепенно эта мысль укоренится , ста¬нет второй привычкой и в реальной ситуации вы уже будете сдержанны. Меня учил этому Тушин. Вначале ничего не получалось. Я все бросала, нервничала, а он приходил, и как ни в чем не бы¬вало, начинал все заново.
Слушая ее, я невольно подумала, что она говорит его сло¬вами. Когда тесно общаешься с человеком, невольно копируешь его жесты, слова.
- А то, что ты не ешь мяса - тоже его заслуга? - я заметила, что на столе вообще не было ничего мясного: картошка, хлеб, варенье, салат из свеклы. - Ведь сейчас все страшно дорого, го¬раздо экономнее стол с мясом.
- Мясо? Но вы же едите труп животного, - не обращая вни¬мания на мою иронию, - ответила она. - Клетки, как известно, разлагаются сразу. Да и убивать жестоко. Можете ли вы убить хотя бы курицу, кролика?
- Нет.
- Я закупаю крупы, овсянку, гречку, овощи. Это ведь очень вкусно и полезно. Нужно только привыкнуть. Я чувствую себя намного лучше, как перестала есть мясо. Один раз в неделю голо¬даю , выходят шлаки.
- А как с работой, ведь зарплаты сейчас никому не хва¬тает. Нe торгуешь?
- Нет, я даже стараюсь не посещать эти места. Мне кажет¬ся, что это грязные места, скопления нечистой энергии. Я ра¬ботаю медсестрой. Буквально все умею делать, вязать, как вы помните, шить, а еще консервировать. У меня есть участок за городом. Зарплаты хватает на одежду, мне много не нужно, как в молодости, квартира осталась от мамы...
- А за городом бываешь? Помню, очень любила горы?
- Да, обязательно. Вы не представляете, как Тушин научил меня любить работать в огороде, когда вокруг все цветет, скользить на лыжах по заснеженным полям, где каждый куст в синеве утренних полутонов, подниматься в горы на закате солнца. Все это, конечно, понемногу, постепенно, мне ведь нельзя пере¬утомляться. Летом в поле, где море цветов. Я даже на¬чала рисовать под влиянием этих поездок. Вот посмотрите, - она протянула мне рисунок.
На небольшом куске ватмана были изображены две пожилые женщины и маленькая девочка. Они идут вдоль берега моря. Линии почему-то были не сплошные, а пунктирные. Цвета - прозрач¬но-голубой, белый, зеленый. В их сочетании была своеобразная гармония.
Вдруг на полу что-то зашевелилось. Я вздрогнула от нео¬жиданности. Белый пушистый комочек на полу оказался собакой. Болонка открыла глаза, зевнула и спокойно уставилась на меня красными глазами.
- Не бойтесь, это Маркиза. - Она погладила собаку по го¬лове. Вы знаете, и она стала совсем другой, с тех пор, как изменилась я. Раньше бывало никого не впустит, будет гавкать, пока человек не уйдет, в еде привередничает, то скулит без причины, то царапается. А теперь какая-то ласковая, спокойная стала, видите и вас не трогает.
Болонка подошла ко мне, обнюхала. Затем взобралась на кресло, где лежала куча детских носочков, разворошила их и снова улеглась.
- Это ты связала? И много дают за них?
- Нет, я их связала для детского дома, я дружу с ними. Открою вам свой секрет. Они обещали дать мне на воспитание девоч¬ку. Машенька давно приглянулась мне, бегает за мной, держится за юбку, просит поносить на руках. - Наталья мягко улыбнулась, достала из ящика стола фотографию: нежное доверчивое сущес¬тво с красным бантом на голове.
- А любовь? Была ли она?
- Была, и в молодости и после. Но как только мужчины уз¬навали, что я больна, тотчас покидали меня. У меня есть друг.
- Тушин?
- Да. Он пожалел и полюбил меня. Я забыла вам сказать, что  он невропатолог по специальности и работал в той больнице, но до нас. Мне повезло, что я попала к нему, хотя и поздно...
- Вы не вместе живете?
- Нет, у него семья, дети, одному семнадцать, другому шестнадцать, он не может оставить их. Жена у него закоренелая материалистка, считает его сумасшедшим, но терпит, ведь он со¬держит семью, заботится о детях.
- Он не может ее перевоспитать?
- Нет. Она химик, кандидат наук. Бывают такие люди, их ни в чем не убедишь. Да, у них мало взаимопонимания.
Прошло несколько минут. Вдруг она грустно вздохнула:
Самое печальное, что я, наверное, скоро расстанусь с Тушиным. - Слезы навернулись на ее глаза. Губы по-детски при¬открылись.
- Почему? Дети почти выросли, он может перейти к тебе.
- Нет, нет, это не то, он уходит и вернется ли обратно, неизвестно.
- Что он еще задумал? Неужели ему мало Самадхи?
- Ему всего мало. Вначале он хотел уехать в Индию. Что¬бы стать настоящим йогом, надо хотя бы на время уйти из жизни. Но теперь у него другая идея. Недавно он познакомился с кни¬гами Станислава Грофа...
Я недоуменно взглянула на нее.
- Ну, понимаете, это другой, европейский путь... Он ре¬шил отождествить свое сознание с сознанием клетки, чтобы расшифровать структуру ДНК. Но ему и этого недостаточно. “В оп¬ределенный момент, - говорит он, - человек функционирует как безграничное поле сознания, преодолевающее как пределы физи¬ческого тела, так и ньютоновское время, пространство”. Я по¬няла так, что он хочет слиться с Космосом.
- Невероятно! Но удастся ли ему это? Ведь это опасно. Вернется ли он обратно?
- Да, - огорченно вздохнула он . - Я боюсь его потерять.
- Что же будет с тобой?
- Он сказал, что будет всегда рядом. Вы слушали, навер¬ное, о бодисатвах... А потом, потом я знаю, как жить и для чего. - Она улыбнулась, глядя на фотокарточку, лежавшую у нее на коленях.
“Бедный человек, - невольно подумала я. - В этом огром¬ном мире может жить и не затеряться благодаря привязанности к такому же существу, как он сам. И в двадцать, и в сорок лет он одинаково чувствует свою беззащитность. Какой-то несчастный случай или чья-то злая воля навсегда могут искалечить жизнь. В минуты тоски он хочет   прильнуть к любимому человеку и ощутить в себе силу перед громадным Космосом...”               
Мы проговорили всю ночь. Уснули в креслах. Наутро были уже друзьями, словно целую вечность провели вместе.  Вышли в прихожую. Я стала надевать сапоги, потянулась к вешал¬ке за пальто, она была очень высокая.  Приподнялась нa цыпоч¬ки, напряглась. В это время Наталья стояла у двери, о чем-то задумавшись. Мое напряжение, видимо, передалось ей. Она поры¬висто кинулась к вешалке, мы столкнулись лбами, рассмеялись... Я вышла на улицу. Было светло, но небо вдруг начало темнеть. Нa тротуарах валялись обертки от жвачек, продавали га¬зеты с фотографиями голых женщин, везде висели объявления о купле-продаже, прохожие говорили о покупках, жевали пирожки, запивали “Фантой”, на каждом шагу сверкали коммерческие ки¬оски. Стало еще темнее, и пошел снег. Он падал медленно, плавно, слегка кружась на ветру. Одинокие крупные снежинки опускались на землю. Я нагнулась над сугробом, чтобы рассмо¬треть их получше. Все они были разные: одни, как цветы, дру¬гие, как звезды, третьи – неправильной геометрической формы. Они лежали ле-сенками, словно боялись сломать друг друга. На небе пролете¬ла и потухла яркая точка. “Наверное, - это Тушин, - подумала я, - умчался в Космос, осуществил свою давнюю мечту... О, гос¬поди, хоть бы он вернулся, ведь его так ждут...”

                Асия Турашкызы





Дождь       Асия Турашкызы
Спросят: как перейти жизнь?               
                Отвечайте - как по струне бездну –                Красиво, бережно и стремительно.                Агни-Йога

Познакомилась я с Натальей несколько лет назад в город¬ской больнице. Ожидая дежурного врача, смотрела на больных, проходивших по коридору. Мое внимание привлекла стройная де¬вушка в сером больничном халате, едва прикрывавшем колени. Она проходила по коридору, спускалась вниз, затем возвращалась в палату, но через несколько минут снова выходила в коридор. При этом всякий раз хлопала дверями, так что нас, новоприбывших, то и дело обдавало холодом. Белые ладные ноги мелькали по сту¬пенькам лестницы. Пышные волосы развевались по плечам. Губы, красные, потрескавшиеся, по-детски приоткрыты, в синих, чуть раскосых глазах равноду¬шие. Мне показалось, что я уже где-то видела ее.
Вскоре пришел дежурный врач, молодой, энергичный чело¬век с чуть суровым и чуть веселым лицом. Он направил меня в неврологическое отделение, в палату, где у большого окна, за¬навешенного белыми шторами, нервно перелистывая книгу, сидела та же особа. Мы познакомились, заговорили о том, что привело нас сюда...
Весенний дождливый вечер. В окнах домов уютно горит свет. С шумом и брызгами проносятся машины, по тротуарам бе¬гут мутные ручьи. Капли воды барабанят по крышам, булькают в лужах. Мокрые, отяжелевшие ветви деревьев повисли над тротуа¬рами. Листья и лица в струях дождя. Стайка молодых людей за¬полнила остановку. Среди них Наталья. Она убрала со лба слип¬шиеся волосы, сняла мокрые туфли. Подъехал трамвай. Вырвавшись вперед, она первой ступила на подножку трамвая и вдруг упала навзничь. Кто-то схватил ее за полу жакета и отволок в сторону. Вызвали “скорую”, отвезли в больницу. С тех пор ее мучают головные боли, она стала нервной, раздражительной...
Читая книгу, Наталья вдруг устремляла взгляд в простран¬ство, о чем-то напряженно думала, затем падала на подушку и подолгу рыдала. Успокоить ее было невозможно. Затихнув, она подходила к лежавшей у окна совершенно неподвижной женщине. Присаживалась на краешек кровати и железным гребешком расчесы¬вала ей волосы. В глазах стояли крупные светлые слезы.
По вечерам, когда сумерки спускались на город, а над крышами домов кружили и белели голуби, мы сидели в палате и рассказывали друг другу о себе. Раньше у Натальи было много друзей. Они часто устраивали вечеринки, ездили за город. На¬талья была влюблена в одного веселого парня. Она пересказала одну из его многочисленных веселых историй.
- Знаешь, Наталья, мне кажется, я уже это слышала. И по¬жалуй, даже видела его. Возле Лермонтовского театра. Кажется были гастроли Большого  Драматического...
- Да, да, ответила она возбужденно. Игopexa говорил, что всю ночь стоял за билетами на БДТ. Расскажи.
Я вспомнила ту теплую ионьскую ночь. Часов около десяти мы подошли к театру, Возле него уже толпились люди. К полу¬ночи многие разошлись, осталось человек двадцать.. Мы стояли, прислонившись к железному забору, смотрели в ночное небо. Раз¬давались негромкие мужские голоса, мелькали огоньки сигарет. Обстановка невольно пробуждала интерес друг к другу. Каждому хотелось рассказать что-нибудь смешное, занимательное. Вдруг от группы мужчин отделился молодой человек и подошел к нам. Вначале он слушал разговор, лишь изредка вставляя замечания.
А потом полностью завладел нашим вниманием. Он буквально сыпал шутками, анекдотами, комическими историями из своей жизни. Смех не замолкал возле нас ни на минуту. Женщины смотрели на него с нескрываемым восхищением, мужчины - с завистью. По словам Натальи сейчас он был в городе.
Знал о ее болезни.
И ни разу не пришел к ней.
Наталья же постоянно думала о нем. Вне всякой связи о действительностью она часто говорила, что выходит замуж за Игореху. Казалось, все мысли ее сосредоточились на этом жела¬нии.
Однажды в воскресенье она нарядно оделась, аккуратно при¬чесала волосы и отправилась в город. Не прошло и часа, как она вернулась - еще более грустная, чем была.
- Тебе хорошо, - вдруг зло проронила она, - устремив на меня недовольный взгляд. - Твой увалень  каждый день приходит.
Резко встала, направилась к выходу, остановилась в дверях, еще раз насмешливо посмотрела на меня и, высоко вскинув голову, вышла. Гулко раздались ее шаги в тишине. Мне стало больно и грустно. И не раз она грубила мне и другим больным в палате. После одной из ее выходок я вдруг   вспомнила, где ее раньше ви¬дела.
Большой комфортабельный автобус стремительно несется к морю. За окном бескрайний простор пустыни. На горизонте бирю¬зовой полоской мелькает море. На передних сиденьях расположи¬лись парни и девушки в ярких рубашках, джинсах. Они болтают, поют под гитару. Рядом с самоуверенным красивым юношей сине¬глазая бойкая девчонка. Она вся искрится от безудержного веселья. Компания словно не замечает пожилых мужчину и женщину, севших в автобус в пути. Все, кто рядом, испытывают неловкость, но молчат. Наконец, кто-то не выдерживает, просит уступить мес¬то старикам. Красивый юноша отвечает с любезной улыбкой: “Ведь это не город. Билеты куплены с местом”. Худенький парнишка с нервным дергающимся лицом кричит водителю:” Эй, кучер, хва¬тит, не сажай больше!” И вся компания дружно хохочет. Глядя на их веселые беззаботные лица, я думаю, что они никогда не поступятся своим благополучием ради других. А взгляд се¬дой женщины так и врезался в память - смущенный и какой-то виноватый...
Время шло, палата с каждым днем пустела. Больные выздоравливали. Все свободное время от процедур Наталья про¬сиживала в коридоре на подоконнике с Андреем, высоким лохма¬тым парнем. Она объясняла ему приемы вязания, которыми вла¬дела в совершенстве. Они вязали что-то невообразимо яркое, пе¬строе. Придя в палату, она рассказывала соседке, как Андрей ее уважает, как он ласков и внимателен к ней, и, быть может, он влюблен в нее (чего никак нельзя было сказать по равнодуш¬ной ко всему, кроме вязания, физиономии студента). Спустя некоторое время ее тоже выписали, не сообщив ничего определенного о ее болезни, совершенно больную с признаками тяжелого нервного расстройства. Перед моими глазами все еще стоит эта тяжелая, надрывающая душу сцена. Двери палаты неслышно открываются. На пороге стоит наш лечащий врач.
- Лесицкая, - окликает он Наталью, склонившуюся над ши¬тьем, - завтра вам можно идти домой.
Наталья поднимает голову, зубы ее стиснуты,   в глазах - горькое недоумение.
- А что мне делать дальше? – сдавленным голосом спрашивает она.
- У нас вы получили все. Продолжайте обследование в ней¬рохирургии, - быстро отвечает врач и поспешно уходит.
За окном лепетал дождь. По стеклу бежали прозрачные струйки. Размытым зеленым пятном - деревья. Сквозь пелену дож¬дя видна железная ограда, за которой пробежала женщина в чем-то красном, держа ребенка за руку. Мужчина, в халате, с про¬дуктовой сумкой, наполненной свертками и бутылками, входил в ворота больницы. А вот и знакомая стройная фигурка в коротком плаще, медленно и неуверенно, словно боясь оступиться, пере-секла больничный двор и скрылась за оградой.
Прошло несколько лет. В моей жизни было много перемен, хороших и плохих, в которых события тех дней забылись, стер¬лись из памяти. Но Наталья так и стоит передо мной, прикусив губу, и синие глаза в окружении черных ресниц недоуменно смо¬трят на меня.
 Где ты?
Что с тобой стало?
Как ты живешь?
Верится в это, конечно, с трудом, но когда живешь в одном городе, можно встретиться с человеком и через двадцать лет. Время пролетело незаметно. К той поре наш интерес к ли¬тературе, разоблачающей ужасы сталинизма, сменился философской и духовной. От чисто материалистических книг мы вдруг потяну¬лись к религиозным, теософским. Читала я их с интересом. Мно¬гое вызывало недоумение, многое интриговало. Они убеждали в существовании трансцендентного мира, не подвластного нашему ра¬зуму. У меня возникало желание проникнуть в этот мир, в какой-то момент я почувствовала, как относительна грань между чувство¬ванием тонкого мира и безумием, как трудно исповедовать рели¬гию и следовать философскому учению. Возникали и другие вопросы. Мне захотелось пообщаться с людьми, читающими такие книги, и я отправилась в общество Рерихов.
Публика собралась довольно разнообразная: пенсионеры, ин-теллигентные женщины среднего возраста, несколько молодых пар, студенты, даже дети. Лица людей были одухотворены. Но в неко¬торых чувствовалась какая-то странность, болезненность. “Быть может, здесь ищут не только душевного успокоения, ответов на свои сокровенные вопросы, но и избавления от болезней”, - не¬вольно подумала я. Выступал лектор из общества “Знание”, рас¬сказывал о философском учении йоги, затем он пригласил ассис¬тентку для демонстрации оздоровительных асан. Между рядами про¬шла молодая женщина с пепельными волосами. Она повернулась к залу. На меня взглянули знакомые чуть раскосые глаза. “Вертинские”, - так я их называла. Это была Наталья. Лицо ее было поч¬ти таким же, что и двадцать лет назад, только слегка потяжеле¬ло и округлилось, да мелкая сеточка морщин осеняла прищур глаз, взгляд которых, как мне показалось, потеплел. Мне захотелось подойти к ней, заговорить. Когда занятие закончилось, я стала. поджидать ее у входа. Она простилась с лектором, направилась к выходу.
- Извините, - обратилась к ней, - вы Наталья?
- Да... А что? - вопросительно посмотрела она. - А подож¬дите, я, кажется, вас помню. Мы с вами лежали в больнице. Лет ... дцать назад?
- В роли подопытных кроликов?
- А вы об этом? Ну не стоит об этом помнить. Давайте пройдемся, а лучше поедем ко мне.
Мы сели в трамвай, проехали несколько остановок и вскоре были в крошечной микрорайоновской квартире, где кухня, как ку¬пе в поезде. Комната больше, скромно обставлена, очень много книг в синих и зеленых переплетах, фотографии природы: безбрежное поле ромашек, стога, пасущиеся кони, горная речка. Наталья приготовила чай, пригласила к столу.
- Да, я вас хорошо помню, я часто думала о тех днях, ну и доставалось вам от меня... Теперь я уже не та... Вы и не уз¬наете.
- Как вы жили эти годы, что было хорошего?
- По-разному, было и хорошее, и плохое.
- После той больницы попала в нейрохирургию. Вот вы переживаете, что вас направили на тот злополучный анализ, а со мной это проделали несколько раз, но толку никакого.   Десять лет моталась по больницам, не работала, замучила мать. Так бы, наверное, и подохла, если бы не “случай-бог-изобретатель”. У каждого, на¬верное, есть человек, который кардинально меняет его жизнь... Отправились мы как-то на море... Ну, выпили немного пива, за¬плыла я вдруг далеко, подруги остались позади. Неожиданно ме¬ня охватил страх,  растерялась, чувствую - не хватает воздуха, тянет вниз. Ну, думаю конец моим несчастьям пришел. Чест¬но говоря, и страшно стало, и в то же время легко. А ведь нет. Чувствую, кто-то тянет меня за волосы вверх и над ухом муж¬ской голос: “Вдохни глубоко! Ложись на воду! Ты лежишь на дос¬ке. Я веду  тебя к берегу”.
Хорошо день был безветренный, я лежала и чувствовала, что тело мое легко, мне стало как-то спокойно, откуда-то по¬явилась уверенность, что я не утону, что я буду всегда. На бе¬регу он помог мне прийти в себя и оставил меня, совершенно рас¬терянную, подругам. На прощание он спросил: “На что вы жалуе¬тесь?” Он был высокий, худой. В глазах что-то странное, неуло¬вимое. Я показала на голову. Он написал на листке: “Экстрасенс Тушин” и номер телефона. Его имя уже тогда было известно мно¬гим. Я долго думала, идти ли к нему на прием. Ведь так много говорили плохого об экстрасенсах, о психических сдвигах после сеансов. И тут я впервые прислушалась к себе. Внутренний голос говорил мне идти, подруги другое. Но сколько добрых знаков подается в жизни, особенно во сне. Еще в детстве мама учила ме¬ня прислушиваться к снам. Не помню, что я видела, но что-то очень хорошее, светлое, после чего уже не сомневалась. Так на-чалось это счастливое знакомство. Тушин понял меня всю сразу - и мою боль, и мою неприкаянную жизнь. Его сеансы снимали боль. В его руках такая сила - вы не поверите. Беседы с ним успокаи¬вали меня. Он давал мне “Агни-Йогу”, еще в списках. Это изу¬мительная книга, ведь в ней можно найти ответ на любой вопрос. Сам он давно занимается йогой, с тех пор, когда еще  эти книги были под запретом. Кто ищет - находит. Он нашел ее, где бы вы думали - в литературных памятниках “Махабхарате”,  “Бхагаватгите”... Да, раньше я читала только для того, чтобы не отстать от своей компании. У нас было модно упомянуть чье-то имя. “Сэлинджер, “Мориак”, - она сделала манерный жест рукой. - Сейчас я читаю совсем по-другому. И знаете, он лечил меня совершенно бесплат¬но, - глаза ее оживились. Ведь сколько стариков, инвалидов сидело у его дверей, и он с них ничего не брал. Нe могу забыть один случай. Я сидела у него в кабинете. Зашла маленькая тол¬стая старушка в потрепанном бархатном пальто с костылем в ру¬ках. Морщась от боли, тяжело хромая, она подошла к нему, про¬тянула измятые рубли. В глазах ее стояли слезы. “Помоги, сы-нок”, - она показала на ногу. Он взял ее деньги, положил ей в карман, бережно усадил на стул и стал своими чудесными руками снимать боль. Не представляете, какое лицо у нее было - удив¬ленное, благодарное, морщины слегка распрямились, лицо посвет¬лело. И в эту минуту я поняла, что такое сострадание. Оно глубже любви, оно не знает границ...
Еще был случай. Он повел меня в детскую больницу, в от¬деление, где находились дети-сироты. Как мне было тяжело смо¬треть на этих детишек. Они лежали мокрые, голодные, полуодетые. В соседней палате была совсем другая картина - рядом бы¬ли мамы. Эти же бедные существа сидели в своих манежах-клет¬ках и вопросительно смотрели на нас. Одна крошечная девчурка ковыряла пальцем в своих какашках, а затем совала его в рот. Тушин не выдержал, вызвал санитарок, велел принести чистое белье, одежду, и мы сами начали переодевать детей, менять пос¬тели, кормить детей с ложки. Санитарок он заставил вымыть па¬лату. Так вместо сеанса терапии мы занялись работой нянечек... После этого я задумалась над своей жизнью: откликалась ли я на просьбы людей? Оказалось, не всегда, в основном, по настрое¬нию. Я поняла, что главное в человеке - отзывчивость, если ее нет, нет и человека. Я мысленно перебирала свою жизнь, искала в ней моменты, где поступала недобро и в одно мгновение вспом¬нила вас. Хорошо, что мы встретились, я хочу извиниться за прошлое.
- Нет, нет, не надо извинений. Мы ведь были больны.
- Это не оправдание, - грустно возразила она.
- Меня больше мучает другое. Я часто думаю о нашем враче, об его анализах. Ему,  видимо, нужны были данные для диссер¬тации. У тебя, конечно, было серьезное заболевание, а у меня, как позже выяснилось, нет. Достаточно было хорошего отдыха. Вскоре у меня стали болеть все суставы. Я долго лечилась. Стало намного лучше. Но все равно не могу поднимать тяжелое, нельзя остывать, холодная вода - враг.Но разве кто-то счита¬ется с этим? Да... Где бог на таких людей?.. Иногда мне так хочется отомстить за себя...
- Ни в коем случае. Не увеличивайте зло в этом мире. Я вам прочитаю выписки из Юрия Иванова, писала сегодня утром: “Желания и мысли человека должны быть положительными - важное условие хорошей кармы. Если у нас постоянно по¬ложительные мысли о хорошем здоровье, о любви, терпимости, тогда сила клеток будет направлена на восстановление организма. Человек не должен брать на себя функции выполнения закона кармы, собственная карма обидчика     накажет его, если не в этом воплощении, так следующем...”
- Поэтому нужно прощать врагов?
- Да.
- Это и в Библии, и у Толстого, но от этого ничуть не легче. Наша жизнь сосредоточена в этом мире. И возмездие, и радость мы хотим получить здесь...
-Нет, не надо мстить, не только потому, что зло наказуе¬мо. Ведь, совершая зло, страдает, прежде всего, сам человек. Заметьте, как учащается дыхание, сжимается сердце, когда при¬ходится иногда лгать.
- Знаешь, Наташа, (я вдруг перешла на “ты”, как  прежде). Сколько бы я ни обращалась к духовной литературе, я всегда “отрезвляюсь”, все прочитанное мне кажется сказкой, мистерией. Это было и с “Розой мира”, и с йогой. Мне нравится в этих книгах стремление к состраданию, человечности, а ведь все это есть в искусстве, в литературе, без них не мыслю жизни... Может и этого достаточно человеку?
- Да, помню, как в больнице вы не отрывались от книг, хо¬тя вам нельзя было читать, что-то объясняли мне. Это вер¬но, через искусство, литературу можно прийти к просветлению, но духовная литература мне гораздо ближе.
- Можно еще один вопрос: Я  хочу поменять       квартиру, как ее  выбрать не знаю.
- Как? Нужно постоянно прислуживаться к себе, мы ведь не бесчувственны, мы должны развивать интуицию...
- Легко сказать, - подумала я, глядя в окно, - но трудно осуществить это. Мы так погружены в наш вещественный мир, что потеряли тонкие ощущения. Нам уже ничего не подсказывает внутреннее чувство, мы не знаем, как поступить в той или иной ситуации, полагаемся больше на логику, которая зачастую нас обманывает. Заходя в незнакомое жилище, мы не чувствуем в нем радиоактивности, ни подземных зон, ни тех лю¬дей, которые жили в нем. Это от того, что жизнь наша настоль¬ко переполнена вещами, что мы не находим времени поразмыслить: кем же они даны? Прочитаем что-то духовное, тут же и забудем, и живем - по-прежнему...
 - Пожалуй, только в одном мы не утратили себя это в сновидениях, - продолжила я вслух. - Я часто вижу людей во сне, потом выясняется, что они думали обо мне, и с ними случается то, что приснилось мне.
- Это ли не доказательство тонкого мира! – воскликнула Наталья.- Почему снится человек? Верно. Потому что он думает о вас. И его мысли сквозь пространство проникают в мозг . Снимок мысли получен еще в начале века. Да, охотно люди говорят о прили¬вах и отливах, о световых и звуковых волнах, но психическая энергия остается забытой...
- А ты веришъ в бога?- спросила я. - Ведь очень много лю¬дей, особенно в эти семьдесят лет, обходились без него, осо¬бенно ученые...
Вы меня, как будто исповедуете, - улыбнулась она.- Ну, хорошо, отвечу. Я верю, но по-своему. Я думаю, если жизнь моя будет чистой, то и всевышние силы позаботятся обо мне. Все разумное, доброе, сострадающее - это бог... Из всех учений о боге мне ближе всего опять-таки йога. Оно, пожалуй, и самое древнее. Мне нравится мысль, что к богу нужно обращаться как к близкому человеку, и он будет рядом. Бог не сидит, словно царь на престоле. Он живет в воде, растениях, в нас. Страдания людей не наказание или проявление гнева бога, жизнь людей определяется их кармой. И йоги доказали, возьмем к примеру, левитацию, что их учение не выдумка. Древний человек воспри¬нимал себя и природу, как нечто целое. Мы же все разделили на части...
- И больше всего боимся смерти? Ты боишься?
- Да, раньше боялась, даже какой-то животный страх был перед ней. Теперь нет. После чтения духовной литературы. Толь¬ко тяжелая болезнь страшна, все    остальное - нет... Главное быть спокойным, выдержанным, чтобы ни случилось, надеяться на хорошее. Хотя при нынешних обстоятельствах это весьма сложно. Но все равно, не надо дрожать за жизнь, нужно просто жить... Кстати, вы сегодня боялись переходить улицу?..
Я смутилась:
- Да, это уж точно, боялась. Мнительность, страх. Откуда они?
- Сама жизнь, ее неудачи сделали вас такой. Но ведь в ней много и хорошего. Нужно преодолевать страх, воспитывать волю. Ну, допустим, вы нетерпеливы, а вы нетерпеливы, я пом¬ню. Каждый день мысленно представляйте себе ситуацию, где вы должны вытерпеть. Постепенно эта мысль укоренится , ста¬нет второй привычкой и в реальной ситуации вы уже будете сдержанны. Меня учил этому Тушин. Вначале ничего не получалось. Я все бросала, нервничала, а он приходил, и как ни в чем не бы¬вало, начинал все заново.
Слушая ее, я невольно подумала, что она говорит его сло¬вами. Когда тесно общаешься с человеком, невольно копируешь его жесты, слова.
- А то, что ты не ешь мяса - тоже его заслуга? - я заметила, что на столе вообще не было ничего мясного: картошка, хлеб, варенье, салат из свеклы. - Ведь сейчас все страшно дорого, го¬раздо экономнее стол с мясом.
- Мясо? Но вы же едите труп животного, - не обращая вни¬мания на мою иронию, - ответила она. - Клетки, как известно, разлагаются сразу. Да и убивать жестоко. Можете ли вы убить хотя бы курицу, кролика?
- Нет.
- Я закупаю крупы, овсянку, гречку, овощи. Это ведь очень вкусно и полезно. Нужно только привыкнуть. Я чувствую себя намного лучше, как перестала есть мясо. Один раз в неделю голо¬даю , выходят шлаки.
- А как с работой, ведь зарплаты сейчас никому не хва¬тает. Нe торгуешь?
- Нет, я даже стараюсь не посещать эти места. Мне кажет¬ся, что это грязные места, скопления нечистой энергии. Я ра¬ботаю медсестрой. Буквально все умею делать, вязать, как вы помните, шить, а еще консервировать. У меня есть участок за городом. Зарплаты хватает на одежду, мне много не нужно, как в молодости, квартира осталась от мамы...
- А за городом бываешь? Помню, очень любила горы?
- Да, обязательно. Вы не представляете, как Тушин научил меня любить работать в огороде, когда вокруг все цветет, скользить на лыжах по заснеженным полям, где каждый куст в синеве утренних полутонов, подниматься в горы на закате солнца. Все это, конечно, понемногу, постепенно, мне ведь нельзя пере¬утомляться. Летом в поле, где море цветов. Я даже на¬чала рисовать под влиянием этих поездок. Вот посмотрите, - она протянула мне рисунок.
На небольшом куске ватмана были изображены две пожилые женщины и маленькая девочка. Они идут вдоль берега моря. Линии почему-то были не сплошные, а пунктирные. Цвета - прозрач¬но-голубой, белый, зеленый. В их сочетании была своеобразная гармония.
Вдруг на полу что-то зашевелилось. Я вздрогнула от нео¬жиданности. Белый пушистый комочек на полу оказался собакой. Болонка открыла глаза, зевнула и спокойно уставилась на меня красными глазами.
- Не бойтесь, это Маркиза. - Она погладила собаку по го¬лове. Вы знаете, и она стала совсем другой, с тех пор, как изменилась я. Раньше бывало никого не впустит, будет гавкать, пока человек не уйдет, в еде привередничает, то скулит без причины, то царапается. А теперь какая-то ласковая, спокойная стала, видите и вас не трогает.
Болонка подошла ко мне, обнюхала. Затем взобралась на кресло, где лежала куча детских носочков, разворошила их и снова улеглась.
- Это ты связала? И много дают за них?
- Нет, я их связала для детского дома, я дружу с ними. Открою вам свой секрет. Они обещали дать мне на воспитание девоч¬ку. Машенька давно приглянулась мне, бегает за мной, держится за юбку, просит поносить на руках. - Наталья мягко улыбнулась, достала из ящика стола фотографию: нежное доверчивое сущес¬тво с красным бантом на голове.
- А любовь? Была ли она?
- Была, и в молодости и после. Но как только мужчины уз¬навали, что я больна, тотчас покидали меня. У меня есть друг.
- Тушин?
- Да. Он пожалел и полюбил меня. Я забыла вам сказать, что  он невропатолог по специальности и работал в той больнице, но до нас. Мне повезло, что я попала к нему, хотя и поздно...
- Вы не вместе живете?
- Нет, у него семья, дети, одному семнадцать, другому шестнадцать, он не может оставить их. Жена у него закоренелая материалистка, считает его сумасшедшим, но терпит, ведь он со¬держит семью, заботится о детях.
- Он не может ее перевоспитать?
- Нет. Она химик, кандидат наук. Бывают такие люди, их ни в чем не убедишь. Да, у них мало взаимопонимания.
Прошло несколько минут. Вдруг она грустно вздохнула:
Самое печальное, что я, наверное, скоро расстанусь с Тушиным. - Слезы навернулись на ее глаза. Губы по-детски при¬открылись.
- Почему? Дети почти выросли, он может перейти к тебе.
- Нет, нет, это не то, он уходит и вернется ли обратно, неизвестно.
- Что он еще задумал? Неужели ему мало Самадхи?
- Ему всего мало. Вначале он хотел уехать в Индию. Что¬бы стать настоящим йогом, надо хотя бы на время уйти из жизни. Но теперь у него другая идея. Недавно он познакомился с кни¬гами Станислава Грофа...
Я недоуменно взглянула на нее.
- Ну, понимаете, это другой, европейский путь... Он ре¬шил отождествить свое сознание с сознанием клетки, чтобы расшифровать структуру ДНК. Но ему и этого недостаточно. “В оп¬ределенный момент, - говорит он, - человек функционирует как безграничное поле сознания, преодолевающее как пределы физи¬ческого тела, так и ньютоновское время, пространство”. Я по¬няла так, что он хочет слиться с Космосом.
- Невероятно! Но удастся ли ему это? Ведь это опасно. Вернется ли он обратно?
- Да, - огорченно вздохнула он . - Я боюсь его потерять.
- Что же будет с тобой?
- Он сказал, что будет всегда рядом. Вы слушали, навер¬ное, о бодисатвах... А потом, потом я знаю, как жить и для чего. - Она улыбнулась, глядя на фотокарточку, лежавшую у нее на коленях.
“Бедный человек, - невольно подумала я. - В этом огром¬ном мире может жить и не затеряться благодаря привязанности к такому же существу, как он сам. И в двадцать, и в сорок лет он одинаково чувствует свою беззащитность. Какой-то несчастный случай или чья-то злая воля навсегда могут искалечить жизнь. В минуты тоски он хочет   прильнуть к любимому человеку и ощутить в себе силу перед громадным Космосом...”               
Мы проговорили всю ночь. Уснули в креслах. Наутро были уже друзьями, словно целую вечность провели вместе.  Вышли в прихожую. Я стала надевать сапоги, потянулась к вешал¬ке за пальто, она была очень высокая.  Приподнялась нa цыпоч¬ки, напряглась. В это время Наталья стояла у двери, о чем-то задумавшись. Мое напряжение, видимо, передалось ей. Она поры¬висто кинулась к вешалке, мы столкнулись лбами, рассмеялись... Я вышла на улицу. Было светло, но небо вдруг начало темнеть. Нa тротуарах валялись обертки от жвачек, продавали га¬зеты с фотографиями голых женщин, везде висели объявления о купле-продаже, прохожие говорили о покупках, жевали пирожки, запивали “Фантой”, на каждом шагу сверкали коммерческие ки¬оски. Стало еще темнее, и пошел снег. Он падал медленно, плавно, слегка кружась на ветру. Одинокие крупные снежинки опускались на землю. Я нагнулась над сугробом, чтобы рассмо¬треть их получше. Все они были разные: одни, как цветы, дру¬гие, как звезды, третьи – неправильной геометрической формы. Они лежали ле-сенками, словно боялись сломать друг друга. На небе пролете¬ла и потухла яркая точка. “Наверное, - это Тушин, - подумала я, - умчался в Космос, осуществил свою давнюю мечту... О, гос¬поди, хоть бы он вернулся, ведь его так ждут...”

                Асия Турашкызы






Дождь       Асия Турашкызы
Спросят: как перейти жизнь?               
                Отвечайте - как по струне бездну –                Красиво, бережно и стремительно.                Агни-Йога

Познакомилась я с Натальей несколько лет назад в город¬ской больнице. Ожидая дежурного врача, смотрела на больных, проходивших по коридору. Мое внимание привлекла стройная де¬вушка в сером больничном халате, едва прикрывавшем колени. Она проходила по коридору, спускалась вниз, затем возвращалась в палату, но через несколько минут снова выходила в коридор. При этом всякий раз хлопала дверями, так что нас, новоприбывших, то и дело обдавало холодом. Белые ладные ноги мелькали по сту¬пенькам лестницы. Пышные волосы развевались по плечам. Губы, красные, потрескавшиеся, по-детски приоткрыты, в синих, чуть раскосых глазах равноду¬шие. Мне показалось, что я уже где-то видела ее.
Вскоре пришел дежурный врач, молодой, энергичный чело¬век с чуть суровым и чуть веселым лицом. Он направил меня в неврологическое отделение, в палату, где у большого окна, за¬навешенного белыми шторами, нервно перелистывая книгу, сидела та же особа. Мы познакомились, заговорили о том, что привело нас сюда...
Весенний дождливый вечер. В окнах домов уютно горит свет. С шумом и брызгами проносятся машины, по тротуарам бе¬гут мутные ручьи. Капли воды барабанят по крышам, булькают в лужах. Мокрые, отяжелевшие ветви деревьев повисли над тротуа¬рами. Листья и лица в струях дождя. Стайка молодых людей за¬полнила остановку. Среди них Наталья. Она убрала со лба слип¬шиеся волосы, сняла мокрые туфли. Подъехал трамвай. Вырвавшись вперед, она первой ступила на подножку трамвая и вдруг упала навзничь. Кто-то схватил ее за полу жакета и отволок в сторону. Вызвали “скорую”, отвезли в больницу. С тех пор ее мучают головные боли, она стала нервной, раздражительной...
Читая книгу, Наталья вдруг устремляла взгляд в простран¬ство, о чем-то напряженно думала, затем падала на подушку и подолгу рыдала. Успокоить ее было невозможно. Затихнув, она подходила к лежавшей у окна совершенно неподвижной женщине. Присаживалась на краешек кровати и железным гребешком расчесы¬вала ей волосы. В глазах стояли крупные светлые слезы.
По вечерам, когда сумерки спускались на город, а над крышами домов кружили и белели голуби, мы сидели в палате и рассказывали друг другу о себе. Раньше у Натальи было много друзей. Они часто устраивали вечеринки, ездили за город. На¬талья была влюблена в одного веселого парня. Она пересказала одну из его многочисленных веселых историй.
- Знаешь, Наталья, мне кажется, я уже это слышала. И по¬жалуй, даже видела его. Возле Лермонтовского театра. Кажется были гастроли Большого  Драматического...
- Да, да, ответила она возбужденно. Игopexa говорил, что всю ночь стоял за билетами на БДТ. Расскажи.
Я вспомнила ту теплую ионьскую ночь. Часов около десяти мы подошли к театру, Возле него уже толпились люди. К полу¬ночи многие разошлись, осталось человек двадцать.. Мы стояли, прислонившись к железному забору, смотрели в ночное небо. Раз¬давались негромкие мужские голоса, мелькали огоньки сигарет. Обстановка невольно пробуждала интерес друг к другу. Каждому хотелось рассказать что-нибудь смешное, занимательное. Вдруг от группы мужчин отделился молодой человек и подошел к нам. Вначале он слушал разговор, лишь изредка вставляя замечания.
А потом полностью завладел нашим вниманием. Он буквально сыпал шутками, анекдотами, комическими историями из своей жизни. Смех не замолкал возле нас ни на минуту. Женщины смотрели на него с нескрываемым восхищением, мужчины - с завистью. По словам Натальи сейчас он был в городе.
Знал о ее болезни.
И ни разу не пришел к ней.
Наталья же постоянно думала о нем. Вне всякой связи о действительностью она часто говорила, что выходит замуж за Игореху. Казалось, все мысли ее сосредоточились на этом жела¬нии.
Однажды в воскресенье она нарядно оделась, аккуратно при¬чесала волосы и отправилась в город. Не прошло и часа, как она вернулась - еще более грустная, чем была.
- Тебе хорошо, - вдруг зло проронила она, - устремив на меня недовольный взгляд. - Твой увалень  каждый день приходит.
Резко встала, направилась к выходу, остановилась в дверях, еще раз насмешливо посмотрела на меня и, высоко вскинув голову, вышла. Гулко раздались ее шаги в тишине. Мне стало больно и грустно. И не раз она грубила мне и другим больным в палате. После одной из ее выходок я вдруг   вспомнила, где ее раньше ви¬дела.
Большой комфортабельный автобус стремительно несется к морю. За окном бескрайний простор пустыни. На горизонте бирю¬зовой полоской мелькает море. На передних сиденьях расположи¬лись парни и девушки в ярких рубашках, джинсах. Они болтают, поют под гитару. Рядом с самоуверенным красивым юношей сине¬глазая бойкая девчонка. Она вся искрится от безудержного веселья. Компания словно не замечает пожилых мужчину и женщину, севших в автобус в пути. Все, кто рядом, испытывают неловкость, но молчат. Наконец, кто-то не выдерживает, просит уступить мес¬то старикам. Красивый юноша отвечает с любезной улыбкой: “Ведь это не город. Билеты куплены с местом”. Худенький парнишка с нервным дергающимся лицом кричит водителю:” Эй, кучер, хва¬тит, не сажай больше!” И вся компания дружно хохочет. Глядя на их веселые беззаботные лица, я думаю, что они никогда не поступятся своим благополучием ради других. А взгляд се¬дой женщины так и врезался в память - смущенный и какой-то виноватый...
Время шло, палата с каждым днем пустела. Больные выздоравливали. Все свободное время от процедур Наталья про¬сиживала в коридоре на подоконнике с Андреем, высоким лохма¬тым парнем. Она объясняла ему приемы вязания, которыми вла¬дела в совершенстве. Они вязали что-то невообразимо яркое, пе¬строе. Придя в палату, она рассказывала соседке, как Андрей ее уважает, как он ласков и внимателен к ней, и, быть может, он влюблен в нее (чего никак нельзя было сказать по равнодуш¬ной ко всему, кроме вязания, физиономии студента). Спустя некоторое время ее тоже выписали, не сообщив ничего определенного о ее болезни, совершенно больную с признаками тяжелого нервного расстройства. Перед моими глазами все еще стоит эта тяжелая, надрывающая душу сцена. Двери палаты неслышно открываются. На пороге стоит наш лечащий врач.
- Лесицкая, - окликает он Наталью, склонившуюся над ши¬тьем, - завтра вам можно идти домой.
Наталья поднимает голову, зубы ее стиснуты,   в глазах - горькое недоумение.
- А что мне делать дальше? – сдавленным голосом спрашивает она.
- У нас вы получили все. Продолжайте обследование в ней¬рохирургии, - быстро отвечает врач и поспешно уходит.
За окном лепетал дождь. По стеклу бежали прозрачные струйки. Размытым зеленым пятном - деревья. Сквозь пелену дож¬дя видна железная ограда, за которой пробежала женщина в чем-то красном, держа ребенка за руку. Мужчина, в халате, с про¬дуктовой сумкой, наполненной свертками и бутылками, входил в ворота больницы. А вот и знакомая стройная фигурка в коротком плаще, медленно и неуверенно, словно боясь оступиться, пере-секла больничный двор и скрылась за оградой.
Прошло несколько лет. В моей жизни было много перемен, хороших и плохих, в которых события тех дней забылись, стер¬лись из памяти. Но Наталья так и стоит передо мной, прикусив губу, и синие глаза в окружении черных ресниц недоуменно смо¬трят на меня.
 Где ты?
Что с тобой стало?
Как ты живешь?
Верится в это, конечно, с трудом, но когда живешь в одном городе, можно встретиться с человеком и через двадцать лет. Время пролетело незаметно. К той поре наш интерес к ли¬тературе, разоблачающей ужасы сталинизма, сменился философской и духовной. От чисто материалистических книг мы вдруг потяну¬лись к религиозным, теософским. Читала я их с интересом. Мно¬гое вызывало недоумение, многое интриговало. Они убеждали в существовании трансцендентного мира, не подвластного нашему ра¬зуму. У меня возникало желание проникнуть в этот мир, в какой-то момент я почувствовала, как относительна грань между чувство¬ванием тонкого мира и безумием, как трудно исповедовать рели¬гию и следовать философскому учению. Возникали и другие вопросы. Мне захотелось пообщаться с людьми, читающими такие книги, и я отправилась в общество Рерихов.
Публика собралась довольно разнообразная: пенсионеры, ин-теллигентные женщины среднего возраста, несколько молодых пар, студенты, даже дети. Лица людей были одухотворены. Но в неко¬торых чувствовалась какая-то странность, болезненность. “Быть может, здесь ищут не только душевного успокоения, ответов на свои сокровенные вопросы, но и избавления от болезней”, - не¬вольно подумала я. Выступал лектор из общества “Знание”, рас¬сказывал о философском учении йоги, затем он пригласил ассис¬тентку для демонстрации оздоровительных асан. Между рядами про¬шла молодая женщина с пепельными волосами. Она повернулась к залу. На меня взглянули знакомые чуть раскосые глаза. “Вертинские”, - так я их называла. Это была Наталья. Лицо ее было поч¬ти таким же, что и двадцать лет назад, только слегка потяжеле¬ло и округлилось, да мелкая сеточка морщин осеняла прищур глаз, взгляд которых, как мне показалось, потеплел. Мне захотелось подойти к ней, заговорить. Когда занятие закончилось, я стала. поджидать ее у входа. Она простилась с лектором, направилась к выходу.
- Извините, - обратилась к ней, - вы Наталья?
- Да... А что? - вопросительно посмотрела она. - А подож¬дите, я, кажется, вас помню. Мы с вами лежали в больнице. Лет ... дцать назад?
- В роли подопытных кроликов?
- А вы об этом? Ну не стоит об этом помнить. Давайте пройдемся, а лучше поедем ко мне.
Мы сели в трамвай, проехали несколько остановок и вскоре были в крошечной микрорайоновской квартире, где кухня, как ку¬пе в поезде. Комната больше, скромно обставлена, очень много книг в синих и зеленых переплетах, фотографии природы: безбрежное поле ромашек, стога, пасущиеся кони, горная речка. Наталья приготовила чай, пригласила к столу.
- Да, я вас хорошо помню, я часто думала о тех днях, ну и доставалось вам от меня... Теперь я уже не та... Вы и не уз¬наете.
- Как вы жили эти годы, что было хорошего?
- По-разному, было и хорошее, и плохое.
- После той больницы попала в нейрохирургию. Вот вы переживаете, что вас направили на тот злополучный анализ, а со мной это проделали несколько раз, но толку никакого.   Десять лет моталась по больницам, не работала, замучила мать. Так бы, наверное, и подохла, если бы не “случай-бог-изобретатель”. У каждого, на¬верное, есть человек, который кардинально меняет его жизнь... Отправились мы как-то на море... Ну, выпили немного пива, за¬плыла я вдруг далеко, подруги остались позади. Неожиданно ме¬ня охватил страх,  растерялась, чувствую - не хватает воздуха, тянет вниз. Ну, думаю конец моим несчастьям пришел. Чест¬но говоря, и страшно стало, и в то же время легко. А ведь нет. Чувствую, кто-то тянет меня за волосы вверх и над ухом муж¬ской голос: “Вдохни глубоко! Ложись на воду! Ты лежишь на дос¬ке. Я веду  тебя к берегу”.
Хорошо день был безветренный, я лежала и чувствовала, что тело мое легко, мне стало как-то спокойно, откуда-то по¬явилась уверенность, что я не утону, что я буду всегда. На бе¬регу он помог мне прийти в себя и оставил меня, совершенно рас¬терянную, подругам. На прощание он спросил: “На что вы жалуе¬тесь?” Он был высокий, худой. В глазах что-то странное, неуло¬вимое. Я показала на голову. Он написал на листке: “Экстрасенс Тушин” и номер телефона. Его имя уже тогда было известно мно¬гим. Я долго думала, идти ли к нему на прием. Ведь так много говорили плохого об экстрасенсах, о психических сдвигах после сеансов. И тут я впервые прислушалась к себе. Внутренний голос говорил мне идти, подруги другое. Но сколько добрых знаков подается в жизни, особенно во сне. Еще в детстве мама учила ме¬ня прислушиваться к снам. Не помню, что я видела, но что-то очень хорошее, светлое, после чего уже не сомневалась. Так на-чалось это счастливое знакомство. Тушин понял меня всю сразу - и мою боль, и мою неприкаянную жизнь. Его сеансы снимали боль. В его руках такая сила - вы не поверите. Беседы с ним успокаи¬вали меня. Он давал мне “Агни-Йогу”, еще в списках. Это изу¬мительная книга, ведь в ней можно найти ответ на любой вопрос. Сам он давно занимается йогой, с тех пор, когда еще  эти книги были под запретом. Кто ищет - находит. Он нашел ее, где бы вы думали - в литературных памятниках “Махабхарате”,  “Бхагаватгите”... Да, раньше я читала только для того, чтобы не отстать от своей компании. У нас было модно упомянуть чье-то имя. “Сэлинджер, “Мориак”, - она сделала манерный жест рукой. - Сейчас я читаю совсем по-другому. И знаете, он лечил меня совершенно бесплат¬но, - глаза ее оживились. Ведь сколько стариков, инвалидов сидело у его дверей, и он с них ничего не брал. Нe могу забыть один случай. Я сидела у него в кабинете. Зашла маленькая тол¬стая старушка в потрепанном бархатном пальто с костылем в ру¬ках. Морщась от боли, тяжело хромая, она подошла к нему, про¬тянула измятые рубли. В глазах ее стояли слезы. “Помоги, сы-нок”, - она показала на ногу. Он взял ее деньги, положил ей в карман, бережно усадил на стул и стал своими чудесными руками снимать боль. Не представляете, какое лицо у нее было - удив¬ленное, благодарное, морщины слегка распрямились, лицо посвет¬лело. И в эту минуту я поняла, что такое сострадание. Оно глубже любви, оно не знает границ...
Еще был случай. Он повел меня в детскую больницу, в от¬деление, где находились дети-сироты. Как мне было тяжело смо¬треть на этих детишек. Они лежали мокрые, голодные, полуодетые. В соседней палате была совсем другая картина - рядом бы¬ли мамы. Эти же бедные существа сидели в своих манежах-клет¬ках и вопросительно смотрели на нас. Одна крошечная девчурка ковыряла пальцем в своих какашках, а затем совала его в рот. Тушин не выдержал, вызвал санитарок, велел принести чистое белье, одежду, и мы сами начали переодевать детей, менять пос¬тели, кормить детей с ложки. Санитарок он заставил вымыть па¬лату. Так вместо сеанса терапии мы занялись работой нянечек... После этого я задумалась над своей жизнью: откликалась ли я на просьбы людей? Оказалось, не всегда, в основном, по настрое¬нию. Я поняла, что главное в человеке - отзывчивость, если ее нет, нет и человека. Я мысленно перебирала свою жизнь, искала в ней моменты, где поступала недобро и в одно мгновение вспом¬нила вас. Хорошо, что мы встретились, я хочу извиниться за прошлое.
- Нет, нет, не надо извинений. Мы ведь были больны.
- Это не оправдание, - грустно возразила она.
- Меня больше мучает другое. Я часто думаю о нашем враче, об его анализах. Ему,  видимо, нужны были данные для диссер¬тации. У тебя, конечно, было серьезное заболевание, а у меня, как позже выяснилось, нет. Достаточно было хорошего отдыха. Вскоре у меня стали болеть все суставы. Я долго лечилась. Стало намного лучше. Но все равно не могу поднимать тяжелое, нельзя остывать, холодная вода - враг.Но разве кто-то счита¬ется с этим? Да... Где бог на таких людей?.. Иногда мне так хочется отомстить за себя...
- Ни в коем случае. Не увеличивайте зло в этом мире. Я вам прочитаю выписки из Юрия Иванова, писала сегодня утром: “Желания и мысли человека должны быть положительными - важное условие хорошей кармы. Если у нас постоянно по¬ложительные мысли о хорошем здоровье, о любви, терпимости, тогда сила клеток будет направлена на восстановление организма. Человек не должен брать на себя функции выполнения закона кармы, собственная карма обидчика     накажет его, если не в этом воплощении, так следующем...”
- Поэтому нужно прощать врагов?
- Да.
- Это и в Библии, и у Толстого, но от этого ничуть не легче. Наша жизнь сосредоточена в этом мире. И возмездие, и радость мы хотим получить здесь...
-Нет, не надо мстить, не только потому, что зло наказуе¬мо. Ведь, совершая зло, страдает, прежде всего, сам человек. Заметьте, как учащается дыхание, сжимается сердце, когда при¬ходится иногда лгать.
- Знаешь, Наташа, (я вдруг перешла на “ты”, как  прежде). Сколько бы я ни обращалась к духовной литературе, я всегда “отрезвляюсь”, все прочитанное мне кажется сказкой, мистерией. Это было и с “Розой мира”, и с йогой. Мне нравится в этих книгах стремление к состраданию, человечности, а ведь все это есть в искусстве, в литературе, без них не мыслю жизни... Может и этого достаточно человеку?
- Да, помню, как в больнице вы не отрывались от книг, хо¬тя вам нельзя было читать, что-то объясняли мне. Это вер¬но, через искусство, литературу можно прийти к просветлению, но духовная литература мне гораздо ближе.
- Можно еще один вопрос: Я  хочу поменять       квартиру, как ее  выбрать не знаю.
- Как? Нужно постоянно прислуживаться к себе, мы ведь не бесчувственны, мы должны развивать интуицию...
- Легко сказать, - подумала я, глядя в окно, - но трудно осуществить это. Мы так погружены в наш вещественный мир, что потеряли тонкие ощущения. Нам уже ничего не подсказывает внутреннее чувство, мы не знаем, как поступить в той или иной ситуации, полагаемся больше на логику, которая зачастую нас обманывает. Заходя в незнакомое жилище, мы не чувствуем в нем радиоактивности, ни подземных зон, ни тех лю¬дей, которые жили в нем. Это от того, что жизнь наша настоль¬ко переполнена вещами, что мы не находим времени поразмыслить: кем же они даны? Прочитаем что-то духовное, тут же и забудем, и живем - по-прежнему...
 - Пожалуй, только в одном мы не утратили себя это в сновидениях, - продолжила я вслух. - Я часто вижу людей во сне, потом выясняется, что они думали обо мне, и с ними случается то, что приснилось мне.
- Это ли не доказательство тонкого мира! – воскликнула Наталья.- Почему снится человек? Верно. Потому что он думает о вас. И его мысли сквозь пространство проникают в мозг . Снимок мысли получен еще в начале века. Да, охотно люди говорят о прили¬вах и отливах, о световых и звуковых волнах, но психическая энергия остается забытой...
- А ты веришъ в бога?- спросила я. - Ведь очень много лю¬дей, особенно в эти семьдесят лет, обходились без него, осо¬бенно ученые...
Вы меня, как будто исповедуете, - улыбнулась она.- Ну, хорошо, отвечу. Я верю, но по-своему. Я думаю, если жизнь моя будет чистой, то и всевышние силы позаботятся обо мне. Все разумное, доброе, сострадающее - это бог... Из всех учений о боге мне ближе всего опять-таки йога. Оно, пожалуй, и самое древнее. Мне нравится мысль, что к богу нужно обращаться как к близкому человеку, и он будет рядом. Бог не сидит, словно царь на престоле. Он живет в воде, растениях, в нас. Страдания людей не наказание или проявление гнева бога, жизнь людей определяется их кармой. И йоги доказали, возьмем к примеру, левитацию, что их учение не выдумка. Древний человек воспри¬нимал себя и природу, как нечто целое. Мы же все разделили на части...
- И больше всего боимся смерти? Ты боишься?
- Да, раньше боялась, даже какой-то животный страх был перед ней. Теперь нет. После чтения духовной литературы. Толь¬ко тяжелая болезнь страшна, все    остальное - нет... Главное быть спокойным, выдержанным, чтобы ни случилось, надеяться на хорошее. Хотя при нынешних обстоятельствах это весьма сложно. Но все равно, не надо дрожать за жизнь, нужно просто жить... Кстати, вы сегодня боялись переходить улицу?..
Я смутилась:
- Да, это уж точно, боялась. Мнительность, страх. Откуда они?
- Сама жизнь, ее неудачи сделали вас такой. Но ведь в ней много и хорошего. Нужно преодолевать страх, воспитывать волю. Ну, допустим, вы нетерпеливы, а вы нетерпеливы, я пом¬ню. Каждый день мысленно представляйте себе ситуацию, где вы должны вытерпеть. Постепенно эта мысль укоренится , ста¬нет второй привычкой и в реальной ситуации вы уже будете сдержанны. Меня учил этому Тушин. Вначале ничего не получалось. Я все бросала, нервничала, а он приходил, и как ни в чем не бы¬вало, начинал все заново.
Слушая ее, я невольно подумала, что она говорит его сло¬вами. Когда тесно общаешься с человеком, невольно копируешь его жесты, слова.
- А то, что ты не ешь мяса - тоже его заслуга? - я заметила, что на столе вообще не было ничего мясного: картошка, хлеб, варенье, салат из свеклы. - Ведь сейчас все страшно дорого, го¬раздо экономнее стол с мясом.
- Мясо? Но вы же едите труп животного, - не обращая вни¬мания на мою иронию, - ответила она. - Клетки, как известно, разлагаются сразу. Да и убивать жестоко. Можете ли вы убить хотя бы курицу, кролика?
- Нет.
- Я закупаю крупы, овсянку, гречку, овощи. Это ведь очень вкусно и полезно. Нужно только привыкнуть. Я чувствую себя намного лучше, как перестала есть мясо. Один раз в неделю голо¬даю , выходят шлаки.
- А как с работой, ведь зарплаты сейчас никому не хва¬тает. Нe торгуешь?
- Нет, я даже стараюсь не посещать эти места. Мне кажет¬ся, что это грязные места, скопления нечистой энергии. Я ра¬ботаю медсестрой. Буквально все умею делать, вязать, как вы помните, шить, а еще консервировать. У меня есть участок за городом. Зарплаты хватает на одежду, мне много не нужно, как в молодости, квартира осталась от мамы...
- А за городом бываешь? Помню, очень любила горы?
- Да, обязательно. Вы не представляете, как Тушин научил меня любить работать в огороде, когда вокруг все цветет, скользить на лыжах по заснеженным полям, где каждый куст в синеве утренних полутонов, подниматься в горы на закате солнца. Все это, конечно, понемногу, постепенно, мне ведь нельзя пере¬утомляться. Летом в поле, где море цветов. Я даже на¬чала рисовать под влиянием этих поездок. Вот посмотрите, - она протянула мне рисунок.
На небольшом куске ватмана были изображены две пожилые женщины и маленькая девочка. Они идут вдоль берега моря. Линии почему-то были не сплошные, а пунктирные. Цвета - прозрач¬но-голубой, белый, зеленый. В их сочетании была своеобразная гармония.
Вдруг на полу что-то зашевелилось. Я вздрогнула от нео¬жиданности. Белый пушистый комочек на полу оказался собакой. Болонка открыла глаза, зевнула и спокойно уставилась на меня красными глазами.
- Не бойтесь, это Маркиза. - Она погладила собаку по го¬лове. Вы знаете, и она стала совсем другой, с тех пор, как изменилась я. Раньше бывало никого не впустит, будет гавкать, пока человек не уйдет, в еде привередничает, то скулит без причины, то царапается. А теперь какая-то ласковая, спокойная стала, видите и вас не трогает.
Болонка подошла ко мне, обнюхала. Затем взобралась на кресло, где лежала куча детских носочков, разворошила их и снова улеглась.
- Это ты связала? И много дают за них?
- Нет, я их связала для детского дома, я дружу с ними. Открою вам свой секрет. Они обещали дать мне на воспитание девоч¬ку. Машенька давно приглянулась мне, бегает за мной, держится за юбку, просит поносить на руках. - Наталья мягко улыбнулась, достала из ящика стола фотографию: нежное доверчивое сущес¬тво с красным бантом на голове.
- А любовь? Была ли она?
- Была, и в молодости и после. Но как только мужчины уз¬навали, что я больна, тотчас покидали меня. У меня есть друг.
- Тушин?
- Да. Он пожалел и полюбил меня. Я забыла вам сказать, что  он невропатолог по специальности и работал в той больнице, но до нас. Мне повезло, что я попала к нему, хотя и поздно...
- Вы не вместе живете?
- Нет, у него семья, дети, одному семнадцать, другому шестнадцать, он не может оставить их. Жена у него закоренелая материалистка, считает его сумасшедшим, но терпит, ведь он со¬держит семью, заботится о детях.
- Он не может ее перевоспитать?
- Нет. Она химик, кандидат наук. Бывают такие люди, их ни в чем не убедишь. Да, у них мало взаимопонимания.
Прошло несколько минут. Вдруг она грустно вздохнула:
Самое печальное, что я, наверное, скоро расстанусь с Тушиным. - Слезы навернулись на ее глаза. Губы по-детски при¬открылись.
- Почему? Дети почти выросли, он может перейти к тебе.
- Нет, нет, это не то, он уходит и вернется ли обратно, неизвестно.
- Что он еще задумал? Неужели ему мало Самадхи?
- Ему всего мало. Вначале он хотел уехать в Индию. Что¬бы стать настоящим йогом, надо хотя бы на время уйти из жизни. Но теперь у него другая идея. Недавно он познакомился с кни¬гами Станислава Грофа...
Я недоуменно взглянула на нее.
- Ну, понимаете, это другой, европейский путь... Он ре¬шил отождествить свое сознание с сознанием клетки, чтобы расшифровать структуру ДНК. Но ему и этого недостаточно. “В оп¬ределенный момент, - говорит он, - человек функционирует как безграничное поле сознания, преодолевающее как пределы физи¬ческого тела, так и ньютоновское время, пространство”. Я по¬няла так, что он хочет слиться с Космосом.
- Невероятно! Но удастся ли ему это? Ведь это опасно. Вернется ли он обратно?
- Да, - огорченно вздохнула он . - Я боюсь его потерять.
- Что же будет с тобой?
- Он сказал, что будет всегда рядом. Вы слушали, навер¬ное, о бодисатвах... А потом, потом я знаю, как жить и для чего. - Она улыбнулась, глядя на фотокарточку, лежавшую у нее на коленях.
“Бедный человек, - невольно подумала я. - В этом огром¬ном мире может жить и не затеряться благодаря привязанности к такому же существу, как он сам. И в двадцать, и в сорок лет он одинаково чувствует свою беззащитность. Какой-то несчастный случай или чья-то злая воля навсегда могут искалечить жизнь. В минуты тоски он хочет   прильнуть к любимому человеку и ощутить в себе силу перед громадным Космосом...”               
Мы проговорили всю ночь. Уснули в креслах. Наутро были уже друзьями, словно целую вечность провели вместе.  Вышли в прихожую. Я стала надевать сапоги, потянулась к вешал¬ке за пальто, она была очень высокая.  Приподнялась нa цыпоч¬ки, напряглась. В это время Наталья стояла у двери, о чем-то задумавшись. Мое напряжение, видимо, передалось ей. Она поры¬висто кинулась к вешалке, мы столкнулись лбами, рассмеялись... Я вышла на улицу. Было светло, но небо вдруг начало темнеть. Нa тротуарах валялись обертки от жвачек, продавали га¬зеты с фотографиями голых женщин, везде висели объявления о купле-продаже, прохожие говорили о покупках, жевали пирожки, запивали “Фантой”, на каждом шагу сверкали коммерческие ки¬оски. Стало еще темнее, и пошел снег. Он падал медленно, плавно, слегка кружась на ветру. Одинокие крупные снежинки опускались на землю. Я нагнулась над сугробом, чтобы рассмо¬треть их получше. Все они были разные: одни, как цветы, дру¬гие, как звезды, третьи – неправильной геометрической формы. Они лежали ле-сенками, словно боялись сломать друг друга. На небе пролете¬ла и потухла яркая точка. “Наверное, - это Тушин, - подумала я, - умчался в Космос, осуществил свою давнюю мечту... О, гос¬поди, хоть бы он вернулся, ведь его так ждут...”

                Асия Турашкызы






Дождь       Асия Турашкызы
Спросят: как перейти жизнь?               
                Отвечайте - как по струне бездну –                Красиво, бережно и стремительно.                Агни-Йога

Познакомилась я с Натальей несколько лет назад в город¬ской больнице. Ожидая дежурного врача, смотрела на больных, проходивших по коридору. Мое внимание привлекла стройная де¬вушка в сером больничном халате, едва прикрывавшем колени. Она проходила по коридору, спускалась вниз, затем возвращалась в палату, но через несколько минут снова выходила в коридор. При этом всякий раз хлопала дверями, так что нас, новоприбывших, то и дело обдавало холодом. Белые ладные ноги мелькали по сту¬пенькам лестницы. Пышные волосы развевались по плечам. Губы, красные, потрескавшиеся, по-детски приоткрыты, в синих, чуть раскосых глазах равноду¬шие. Мне показалось, что я уже где-то видела ее.
Вскоре пришел дежурный врач, молодой, энергичный чело¬век с чуть суровым и чуть веселым лицом. Он направил меня в неврологическое отделение, в палату, где у большого окна, за¬навешенного белыми шторами, нервно перелистывая книгу, сидела та же особа. Мы познакомились, заговорили о том, что привело нас сюда...
Весенний дождливый вечер. В окнах домов уютно горит свет. С шумом и брызгами проносятся машины, по тротуарам бе¬гут мутные ручьи. Капли воды барабанят по крышам, булькают в лужах. Мокрые, отяжелевшие ветви деревьев повисли над тротуа¬рами. Листья и лица в струях дождя. Стайка молодых людей за¬полнила остановку. Среди них Наталья. Она убрала со лба слип¬шиеся волосы, сняла мокрые туфли. Подъехал трамвай. Вырвавшись вперед, она первой ступила на подножку трамвая и вдруг упала навзничь. Кто-то схватил ее за полу жакета и отволок в сторону. Вызвали “скорую”, отвезли в больницу. С тех пор ее мучают головные боли, она стала нервной, раздражительной...
Читая книгу, Наталья вдруг устремляла взгляд в простран¬ство, о чем-то напряженно думала, затем падала на подушку и подолгу рыдала. Успокоить ее было невозможно. Затихнув, она подходила к лежавшей у окна совершенно неподвижной женщине. Присаживалась на краешек кровати и железным гребешком расчесы¬вала ей волосы. В глазах стояли крупные светлые слезы.
По вечерам, когда сумерки спускались на город, а над крышами домов кружили и белели голуби, мы сидели в палате и рассказывали друг другу о себе. Раньше у Натальи было много друзей. Они часто устраивали вечеринки, ездили за город. На¬талья была влюблена в одного веселого парня. Она пересказала одну из его многочисленных веселых историй.
- Знаешь, Наталья, мне кажется, я уже это слышала. И по¬жалуй, даже видела его. Возле Лермонтовского театра. Кажется были гастроли Большого  Драматического...
- Да, да, ответила она возбужденно. Игopexa говорил, что всю ночь стоял за билетами на БДТ. Расскажи.
Я вспомнила ту теплую ионьскую ночь. Часов около десяти мы подошли к театру, Возле него уже толпились люди. К полу¬ночи многие разошлись, осталось человек двадцать.. Мы стояли, прислонившись к железному забору, смотрели в ночное небо. Раз¬давались негромкие мужские голоса, мелькали огоньки сигарет. Обстановка невольно пробуждала интерес друг к другу. Каждому хотелось рассказать что-нибудь смешное, занимательное. Вдруг от группы мужчин отделился молодой человек и подошел к нам. Вначале он слушал разговор, лишь изредка вставляя замечания.
А потом полностью завладел нашим вниманием. Он буквально сыпал шутками, анекдотами, комическими историями из своей жизни. Смех не замолкал возле нас ни на минуту. Женщины смотрели на него с нескрываемым восхищением, мужчины - с завистью. По словам Натальи сейчас он был в городе.
Знал о ее болезни.
И ни разу не пришел к ней.
Наталья же постоянно думала о нем. Вне всякой связи о действительностью она часто говорила, что выходит замуж за Игореху. Казалось, все мысли ее сосредоточились на этом жела¬нии.
Однажды в воскресенье она нарядно оделась, аккуратно при¬чесала волосы и отправилась в город. Не прошло и часа, как она вернулась - еще более грустная, чем была.
- Тебе хорошо, - вдруг зло проронила она, - устремив на меня недовольный взгляд. - Твой увалень  каждый день приходит.
Резко встала, направилась к выходу, остановилась в дверях, еще раз насмешливо посмотрела на меня и, высоко вскинув голову, вышла. Гулко раздались ее шаги в тишине. Мне стало больно и грустно. И не раз она грубила мне и другим больным в палате. После одной из ее выходок я вдруг   вспомнила, где ее раньше ви¬дела.
Большой комфортабельный автобус стремительно несется к морю. За окном бескрайний простор пустыни. На горизонте бирю¬зовой полоской мелькает море. На передних сиденьях расположи¬лись парни и девушки в ярких рубашках, джинсах. Они болтают, поют под гитару. Рядом с самоуверенным красивым юношей сине¬глазая бойкая девчонка. Она вся искрится от безудержного веселья. Компания словно не замечает пожилых мужчину и женщину, севших в автобус в пути. Все, кто рядом, испытывают неловкость, но молчат. Наконец, кто-то не выдерживает, просит уступить мес¬то старикам. Красивый юноша отвечает с любезной улыбкой: “Ведь это не город. Билеты куплены с местом”. Худенький парнишка с нервным дергающимся лицом кричит водителю:” Эй, кучер, хва¬тит, не сажай больше!” И вся компания дружно хохочет. Глядя на их веселые беззаботные лица, я думаю, что они никогда не поступятся своим благополучием ради других. А взгляд се¬дой женщины так и врезался в память - смущенный и какой-то виноватый...
Время шло, палата с каждым днем пустела. Больные выздоравливали. Все свободное время от процедур Наталья про¬сиживала в коридоре на подоконнике с Андреем, высоким лохма¬тым парнем. Она объясняла ему приемы вязания, которыми вла¬дела в совершенстве. Они вязали что-то невообразимо яркое, пе¬строе. Придя в палату, она рассказывала соседке, как Андрей ее уважает, как он ласков и внимателен к ней, и, быть может, он влюблен в нее (чего никак нельзя было сказать по равнодуш¬ной ко всему, кроме вязания, физиономии студента). Спустя некоторое время ее тоже выписали, не сообщив ничего определенного о ее болезни, совершенно больную с признаками тяжелого нервного расстройства. Перед моими глазами все еще стоит эта тяжелая, надрывающая душу сцена. Двери палаты неслышно открываются. На пороге стоит наш лечащий врач.
- Лесицкая, - окликает он Наталью, склонившуюся над ши¬тьем, - завтра вам можно идти домой.
Наталья поднимает голову, зубы ее стиснуты,   в глазах - горькое недоумение.
- А что мне делать дальше? – сдавленным голосом спрашивает она.
- У нас вы получили все. Продолжайте обследование в ней¬рохирургии, - быстро отвечает врач и поспешно уходит.
За окном лепетал дождь. По стеклу бежали прозрачные струйки. Размытым зеленым пятном - деревья. Сквозь пелену дож¬дя видна железная ограда, за которой пробежала женщина в чем-то красном, держа ребенка за руку. Мужчина, в халате, с про¬дуктовой сумкой, наполненной свертками и бутылками, входил в ворота больницы. А вот и знакомая стройная фигурка в коротком плаще, медленно и неуверенно, словно боясь оступиться, пере-секла больничный двор и скрылась за оградой.
Прошло несколько лет. В моей жизни было много перемен, хороших и плохих, в которых события тех дней забылись, стер¬лись из памяти. Но Наталья так и стоит передо мной, прикусив губу, и синие глаза в окружении черных ресниц недоуменно смо¬трят на меня.
 Где ты?
Что с тобой стало?
Как ты живешь?
Верится в это, конечно, с трудом, но когда живешь в одном городе, можно встретиться с человеком и через двадцать лет. Время пролетело незаметно. К той поре наш интерес к ли¬тературе, разоблачающей ужасы сталинизма, сменился философской и духовной. От чисто материалистических книг мы вдруг потяну¬лись к религиозным, теософским. Читала я их с интересом. Мно¬гое вызывало недоумение, многое интриговало. Они убеждали в существовании трансцендентного мира, не подвластного нашему ра¬зуму. У меня возникало желание проникнуть в этот мир, в какой-то момент я почувствовала, как относительна грань между чувство¬ванием тонкого мира и безумием, как трудно исповедовать рели¬гию и следовать философскому учению. Возникали и другие вопросы. Мне захотелось пообщаться с людьми, читающими такие книги, и я отправилась в общество Рерихов.
Публика собралась довольно разнообразная: пенсионеры, ин-теллигентные женщины среднего возраста, несколько молодых пар, студенты, даже дети. Лица людей были одухотворены. Но в неко¬торых чувствовалась какая-то странность, болезненность. “Быть может, здесь ищут не только душевного успокоения, ответов на свои сокровенные вопросы, но и избавления от болезней”, - не¬вольно подумала я. Выступал лектор из общества “Знание”, рас¬сказывал о философском учении йоги, затем он пригласил ассис¬тентку для демонстрации оздоровительных асан. Между рядами про¬шла молодая женщина с пепельными волосами. Она повернулась к залу. На меня взглянули знакомые чуть раскосые глаза. “Вертинские”, - так я их называла. Это была Наталья. Лицо ее было поч¬ти таким же, что и двадцать лет назад, только слегка потяжеле¬ло и округлилось, да мелкая сеточка морщин осеняла прищур глаз, взгляд которых, как мне показалось, потеплел. Мне захотелось подойти к ней, заговорить. Когда занятие закончилось, я стала. поджидать ее у входа. Она простилась с лектором, направилась к выходу.
- Извините, - обратилась к ней, - вы Наталья?
- Да... А что? - вопросительно посмотрела она. - А подож¬дите, я, кажется, вас помню. Мы с вами лежали в больнице. Лет ... дцать назад?
- В роли подопытных кроликов?
- А вы об этом? Ну не стоит об этом помнить. Давайте пройдемся, а лучше поедем ко мне.
Мы сели в трамвай, проехали несколько остановок и вскоре были в крошечной микрорайоновской квартире, где кухня, как ку¬пе в поезде. Комната больше, скромно обставлена, очень много книг в синих и зеленых переплетах, фотографии природы: безбрежное поле ромашек, стога, пасущиеся кони, горная речка. Наталья приготовила чай, пригласила к столу.
- Да, я вас хорошо помню, я часто думала о тех днях, ну и доставалось вам от меня... Теперь я уже не та... Вы и не уз¬наете.
- Как вы жили эти годы, что было хорошего?
- По-разному, было и хорошее, и плохое.
- После той больницы попала в нейрохирургию. Вот вы переживаете, что вас направили на тот злополучный анализ, а со мной это проделали несколько раз, но толку никакого.   Десять лет моталась по больницам, не работала, замучила мать. Так бы, наверное, и подохла, если бы не “случай-бог-изобретатель”. У каждого, на¬верное, есть человек, который кардинально меняет его жизнь... Отправились мы как-то на море... Ну, выпили немного пива, за¬плыла я вдруг далеко, подруги остались позади. Неожиданно ме¬ня охватил страх,  растерялась, чувствую - не хватает воздуха, тянет вниз. Ну, думаю конец моим несчастьям пришел. Чест¬но говоря, и страшно стало, и в то же время легко. А ведь нет. Чувствую, кто-то тянет меня за волосы вверх и над ухом муж¬ской голос: “Вдохни глубоко! Ложись на воду! Ты лежишь на дос¬ке. Я веду  тебя к берегу”.
Хорошо день был безветренный, я лежала и чувствовала, что тело мое легко, мне стало как-то спокойно, откуда-то по¬явилась уверенность, что я не утону, что я буду всегда. На бе¬регу он помог мне прийти в себя и оставил меня, совершенно рас¬терянную, подругам. На прощание он спросил: “На что вы жалуе¬тесь?” Он был высокий, худой. В глазах что-то странное, неуло¬вимое. Я показала на голову. Он написал на листке: “Экстрасенс Тушин” и номер телефона. Его имя уже тогда было известно мно¬гим. Я долго думала, идти ли к нему на прием. Ведь так много говорили плохого об экстрасенсах, о психических сдвигах после сеансов. И тут я впервые прислушалась к себе. Внутренний голос говорил мне идти, подруги другое. Но сколько добрых знаков подается в жизни, особенно во сне. Еще в детстве мама учила ме¬ня прислушиваться к снам. Не помню, что я видела, но что-то очень хорошее, светлое, после чего уже не сомневалась. Так на-чалось это счастливое знакомство. Тушин понял меня всю сразу - и мою боль, и мою неприкаянную жизнь. Его сеансы снимали боль. В его руках такая сила - вы не поверите. Беседы с ним успокаи¬вали меня. Он давал мне “Агни-Йогу”, еще в списках. Это изу¬мительная книга, ведь в ней можно найти ответ на любой вопрос. Сам он давно занимается йогой, с тех пор, когда еще  эти книги были под запретом. Кто ищет - находит. Он нашел ее, где бы вы думали - в литературных памятниках “Махабхарате”,  “Бхагаватгите”... Да, раньше я читала только для того, чтобы не отстать от своей компании. У нас было модно упомянуть чье-то имя. “Сэлинджер, “Мориак”, - она сделала манерный жест рукой. - Сейчас я читаю совсем по-другому. И знаете, он лечил меня совершенно бесплат¬но, - глаза ее оживились. Ведь сколько стариков, инвалидов сидело у его дверей, и он с них ничего не брал. Нe могу забыть один случай. Я сидела у него в кабинете. Зашла маленькая тол¬стая старушка в потрепанном бархатном пальто с костылем в ру¬ках. Морщась от боли, тяжело хромая, она подошла к нему, про¬тянула измятые рубли. В глазах ее стояли слезы. “Помоги, сы-нок”, - она показала на ногу. Он взял ее деньги, положил ей в карман, бережно усадил на стул и стал своими чудесными руками снимать боль. Не представляете, какое лицо у нее было - удив¬ленное, благодарное, морщины слегка распрямились, лицо посвет¬лело. И в эту минуту я поняла, что такое сострадание. Оно глубже любви, оно не знает границ...
Еще был случай. Он повел меня в детскую больницу, в от¬деление, где находились дети-сироты. Как мне было тяжело смо¬треть на этих детишек. Они лежали мокрые, голодные, полуодетые. В соседней палате была совсем другая картина - рядом бы¬ли мамы. Эти же бедные существа сидели в своих манежах-клет¬ках и вопросительно смотрели на нас. Одна крошечная девчурка ковыряла пальцем в своих какашках, а затем совала его в рот. Тушин не выдержал, вызвал санитарок, велел принести чистое белье, одежду, и мы сами начали переодевать детей, менять пос¬тели, кормить детей с ложки. Санитарок он заставил вымыть па¬лату. Так вместо сеанса терапии мы занялись работой нянечек... После этого я задумалась над своей жизнью: откликалась ли я на просьбы людей? Оказалось, не всегда, в основном, по настрое¬нию. Я поняла, что главное в человеке - отзывчивость, если ее нет, нет и человека. Я мысленно перебирала свою жизнь, искала в ней моменты, где поступала недобро и в одно мгновение вспом¬нила вас. Хорошо, что мы встретились, я хочу извиниться за прошлое.
- Нет, нет, не надо извинений. Мы ведь были больны.
- Это не оправдание, - грустно возразила она.
- Меня больше мучает другое. Я часто думаю о нашем враче, об его анализах. Ему,  видимо, нужны были данные для диссер¬тации. У тебя, конечно, было серьезное заболевание, а у меня, как позже выяснилось, нет. Достаточно было хорошего отдыха. Вскоре у меня стали болеть все суставы. Я долго лечилась. Стало намного лучше. Но все равно не могу поднимать тяжелое, нельзя остывать, холодная вода - враг.Но разве кто-то счита¬ется с этим? Да... Где бог на таких людей?.. Иногда мне так хочется отомстить за себя...
- Ни в коем случае. Не увеличивайте зло в этом мире. Я вам прочитаю выписки из Юрия Иванова, писала сегодня утром: “Желания и мысли человека должны быть положительными - важное условие хорошей кармы. Если у нас постоянно по¬ложительные мысли о хорошем здоровье, о любви, терпимости, тогда сила клеток будет направлена на восстановление организма. Человек не должен брать на себя функции выполнения закона кармы, собственная карма обидчика     накажет его, если не в этом воплощении, так следующем...”
- Поэтому нужно прощать врагов?
- Да.
- Это и в Библии, и у Толстого, но от этого ничуть не легче. Наша жизнь сосредоточена в этом мире. И возмездие, и радость мы хотим получить здесь...
-Нет, не надо мстить, не только потому, что зло наказуе¬мо. Ведь, совершая зло, страдает, прежде всего, сам человек. Заметьте, как учащается дыхание, сжимается сердце, когда при¬ходится иногда лгать.
- Знаешь, Наташа, (я вдруг перешла на “ты”, как  прежде). Сколько бы я ни обращалась к духовной литературе, я всегда “отрезвляюсь”, все прочитанное мне кажется сказкой, мистерией. Это было и с “Розой мира”, и с йогой. Мне нравится в этих книгах стремление к состраданию, человечности, а ведь все это есть в искусстве, в литературе, без них не мыслю жизни... Может и этого достаточно человеку?
- Да, помню, как в больнице вы не отрывались от книг, хо¬тя вам нельзя было читать, что-то объясняли мне. Это вер¬но, через искусство, литературу можно прийти к просветлению, но духовная литература мне гораздо ближе.
- Можно еще один вопрос: Я  хочу поменять       квартиру, как ее  выбрать не знаю.
- Как? Нужно постоянно прислуживаться к себе, мы ведь не бесчувственны, мы должны развивать интуицию...
- Легко сказать, - подумала я, глядя в окно, - но трудно осуществить это. Мы так погружены в наш вещественный мир, что потеряли тонкие ощущения. Нам уже ничего не подсказывает внутреннее чувство, мы не знаем, как поступить в той или иной ситуации, полагаемся больше на логику, которая зачастую нас обманывает. Заходя в незнакомое жилище, мы не чувствуем в нем радиоактивности, ни подземных зон, ни тех лю¬дей, которые жили в нем. Это от того, что жизнь наша настоль¬ко переполнена вещами, что мы не находим времени поразмыслить: кем же они даны? Прочитаем что-то духовное, тут же и забудем, и живем - по-прежнему...
 - Пожалуй, только в одном мы не утратили себя это в сновидениях, - продолжила я вслух. - Я часто вижу людей во сне, потом выясняется, что они думали обо мне, и с ними случается то, что приснилось мне.
- Это ли не доказательство тонкого мира! – воскликнула Наталья.- Почему снится человек? Верно. Потому что он думает о вас. И его мысли сквозь пространство проникают в мозг . Снимок мысли получен еще в начале века. Да, охотно люди говорят о прили¬вах и отливах, о световых и звуковых волнах, но психическая энергия остается забытой...
- А ты веришъ в бога?- спросила я. - Ведь очень много лю¬дей, особенно в эти семьдесят лет, обходились без него, осо¬бенно ученые...
Вы меня, как будто исповедуете, - улыбнулась она.- Ну, хорошо, отвечу. Я верю, но по-своему. Я думаю, если жизнь моя будет чистой, то и всевышние силы позаботятся обо мне. Все разумное, доброе, сострадающее - это бог... Из всех учений о боге мне ближе всего опять-таки йога. Оно, пожалуй, и самое древнее. Мне нравится мысль, что к богу нужно обращаться как к близкому человеку, и он будет рядом. Бог не сидит, словно царь на престоле. Он живет в воде, растениях, в нас. Страдания людей не наказание или проявление гнева бога, жизнь людей определяется их кармой. И йоги доказали, возьмем к примеру, левитацию, что их учение не выдумка. Древний человек воспри¬нимал себя и природу, как нечто целое. Мы же все разделили на части...
- И больше всего боимся смерти? Ты боишься?
- Да, раньше боялась, даже какой-то животный страх был перед ней. Теперь нет. После чтения духовной литературы. Толь¬ко тяжелая болезнь страшна, все    остальное - нет... Главное быть спокойным, выдержанным, чтобы ни случилось, надеяться на хорошее. Хотя при нынешних обстоятельствах это весьма сложно. Но все равно, не надо дрожать за жизнь, нужно просто жить... Кстати, вы сегодня боялись переходить улицу?..
Я смутилась:
- Да, это уж точно, боялась. Мнительность, страх. Откуда они?
- Сама жизнь, ее неудачи сделали вас такой. Но ведь в ней много и хорошего. Нужно преодолевать страх, воспитывать волю. Ну, допустим, вы нетерпеливы, а вы нетерпеливы, я пом¬ню. Каждый день мысленно представляйте себе ситуацию, где вы должны вытерпеть. Постепенно эта мысль укоренится , ста¬нет второй привычкой и в реальной ситуации вы уже будете сдержанны. Меня учил этому Тушин. Вначале ничего не получалось. Я все бросала, нервничала, а он приходил, и как ни в чем не бы¬вало, начинал все заново.
Слушая ее, я невольно подумала, что она говорит его сло¬вами. Когда тесно общаешься с человеком, невольно копируешь его жесты, слова.
- А то, что ты не ешь мяса - тоже его заслуга? - я заметила, что на столе вообще не было ничего мясного: картошка, хлеб, варенье, салат из свеклы. - Ведь сейчас все страшно дорого, го¬раздо экономнее стол с мясом.
- Мясо? Но вы же едите труп животного, - не обращая вни¬мания на мою иронию, - ответила она. - Клетки, как известно, разлагаются сразу. Да и убивать жестоко. Можете ли вы убить хотя бы курицу, кролика?
- Нет.
- Я закупаю крупы, овсянку, гречку, овощи. Это ведь очень вкусно и полезно. Нужно только привыкнуть. Я чувствую себя намного лучше, как перестала есть мясо. Один раз в неделю голо¬даю , выходят шлаки.
- А как с работой, ведь зарплаты сейчас никому не хва¬тает. Нe торгуешь?
- Нет, я даже стараюсь не посещать эти места. Мне кажет¬ся, что это грязные места, скопления нечистой энергии. Я ра¬ботаю медсестрой. Буквально все умею делать, вязать, как вы помните, шить, а еще консервировать. У меня есть участок за городом. Зарплаты хватает на одежду, мне много не нужно, как в молодости, квартира осталась от мамы...
- А за городом бываешь? Помню, очень любила горы?
- Да, обязательно. Вы не представляете, как Тушин научил меня любить работать в огороде, когда вокруг все цветет, скользить на лыжах по заснеженным полям, где каждый куст в синеве утренних полутонов, подниматься в горы на закате солнца. Все это, конечно, понемногу, постепенно, мне ведь нельзя пере¬утомляться. Летом в поле, где море цветов. Я даже на¬чала рисовать под влиянием этих поездок. Вот посмотрите, - она протянула мне рисунок.
На небольшом куске ватмана были изображены две пожилые женщины и маленькая девочка. Они идут вдоль берега моря. Линии почему-то были не сплошные, а пунктирные. Цвета - прозрач¬но-голубой, белый, зеленый. В их сочетании была своеобразная гармония.
Вдруг на полу что-то зашевелилось. Я вздрогнула от нео¬жиданности. Белый пушистый комочек на полу оказался собакой. Болонка открыла глаза, зевнула и спокойно уставилась на меня красными глазами.
- Не бойтесь, это Маркиза. - Она погладила собаку по го¬лове. Вы знаете, и она стала совсем другой, с тех пор, как изменилась я. Раньше бывало никого не впустит, будет гавкать, пока человек не уйдет, в еде привередничает, то скулит без причины, то царапается. А теперь какая-то ласковая, спокойная стала, видите и вас не трогает.
Болонка подошла ко мне, обнюхала. Затем взобралась на кресло, где лежала куча детских носочков, разворошила их и снова улеглась.
- Это ты связала? И много дают за них?
- Нет, я их связала для детского дома, я дружу с ними. Открою вам свой секрет. Они обещали дать мне на воспитание девоч¬ку. Машенька давно приглянулась мне, бегает за мной, держится за юбку, просит поносить на руках. - Наталья мягко улыбнулась, достала из ящика стола фотографию: нежное доверчивое сущес¬тво с красным бантом на голове.
- А любовь? Была ли она?
- Была, и в молодости и после. Но как только мужчины уз¬навали, что я больна, тотчас покидали меня. У меня есть друг.
- Тушин?
- Да. Он пожалел и полюбил меня. Я забыла вам сказать, что  он невропатолог по специальности и работал в той больнице, но до нас. Мне повезло, что я попала к нему, хотя и поздно...
- Вы не вместе живете?
- Нет, у него семья, дети, одному семнадцать, другому шестнадцать, он не может оставить их. Жена у него закоренелая материалистка, считает его сумасшедшим, но терпит, ведь он со¬держит семью, заботится о детях.
- Он не может ее перевоспитать?
- Нет. Она химик, кандидат наук. Бывают такие люди, их ни в чем не убедишь. Да, у них мало взаимопонимания.
Прошло несколько минут. Вдруг она грустно вздохнула:
Самое печальное, что я, наверное, скоро расстанусь с Тушиным. - Слезы навернулись на ее глаза. Губы по-детски при¬открылись.
- Почему? Дети почти выросли, он может перейти к тебе.
- Нет, нет, это не то, он уходит и вернется ли обратно, неизвестно.
- Что он еще задумал? Неужели ему мало Самадхи?
- Ему всего мало. Вначале он хотел уехать в Индию. Что¬бы стать настоящим йогом, надо хотя бы на время уйти из жизни. Но теперь у него другая идея. Недавно он познакомился с кни¬гами Станислава Грофа...
Я недоуменно взглянула на нее.
- Ну, понимаете, это другой, европейский путь... Он ре¬шил отождествить свое сознание с сознанием клетки, чтобы расшифровать структуру ДНК. Но ему и этого недостаточно. “В оп¬ределенный момент, - говорит он, - человек функционирует как безграничное поле сознания, преодолевающее как пределы физи¬ческого тела, так и ньютоновское время, пространство”. Я по¬няла так, что он хочет слиться с Космосом.
- Невероятно! Но удастся ли ему это? Ведь это опасно. Вернется ли он обратно?
- Да, - огорченно вздохнула он . - Я боюсь его потерять.
- Что же будет с тобой?
- Он сказал, что будет всегда рядом. Вы слушали, навер¬ное, о бодисатвах... А потом, потом я знаю, как жить и для чего. - Она улыбнулась, глядя на фотокарточку, лежавшую у нее на коленях.
“Бедный человек, - невольно подумала я. - В этом огром¬ном мире может жить и не затеряться благодаря привязанности к такому же существу, как он сам. И в двадцать, и в сорок лет он одинаково чувствует свою беззащитность. Какой-то несчастный случай или чья-то злая воля навсегда могут искалечить жизнь. В минуты тоски он хочет   прильнуть к любимому человеку и ощутить в себе силу перед громадным Космосом...”               
Мы проговорили всю ночь. Уснули в креслах. Наутро были уже друзьями, словно целую вечность провели вместе.  Вышли в прихожую. Я стала надевать сапоги, потянулась к вешал¬ке за пальто, она была очень высокая.  Приподнялась нa цыпоч¬ки, напряглась. В это время Наталья стояла у двери, о чем-то задумавшись. Мое напряжение, видимо, передалось ей. Она поры¬висто кинулась к вешалке, мы столкнулись лбами, рассмеялись... Я вышла на улицу. Было светло, но небо вдруг начало темнеть. Нa тротуарах валялись обертки от жвачек, продавали га¬зеты с фотографиями голых женщин, везде висели объявления о купле-продаже, прохожие говорили о покупках, жевали пирожки, запивали “Фантой”, на каждом шагу сверкали коммерческие ки¬оски. Стало еще темнее, и пошел снег. Он падал медленно, плавно, слегка кружась на ветру. Одинокие крупные снежинки опускались на землю. Я нагнулась над сугробом, чтобы рассмо¬треть их получше. Все они были разные: одни, как цветы, дру¬гие, как звезды, третьи – неправильной геометрической формы. Они лежали ле-сенками, словно боялись сломать друг друга. На небе пролете¬ла и потухла яркая точка. “Наверное, - это Тушин, - подумала я, - умчался в Космос, осуществил свою давнюю мечту... О, гос¬поди, хоть бы он вернулся, ведь его так ждут...”

                Асия Турашкызы






Дождь       Асия Турашкызы
Спросят: как перейти жизнь?               
                Отвечайте - как по струне бездну –                Красиво, бережно и стремительно.                Агни-Йога

Познакомилась я с Натальей несколько лет назад в город¬ской больнице. Ожидая дежурного врача, смотрела на больных, проходивших по коридору. Мое внимание привлекла стройная де¬вушка в сером больничном халате, едва прикрывавшем колени. Она проходила по коридору, спускалась вниз, затем возвращалась в палату, но через несколько минут снова выходила в коридор. При этом всякий раз хлопала дверями, так что нас, новоприбывших, то и дело обдавало холодом. Белые ладные ноги мелькали по сту¬пенькам лестницы. Пышные волосы развевались по плечам. Губы, красные, потрескавшиеся, по-детски приоткрыты, в синих, чуть раскосых глазах равноду¬шие. Мне показалось, что я уже где-то видела ее.
Вскоре пришел дежурный врач, молодой, энергичный чело¬век с чуть суровым и чуть веселым лицом. Он направил меня в неврологическое отделение, в палату, где у большого окна, за¬навешенного белыми шторами, нервно перелистывая книгу, сидела та же особа. Мы познакомились, заговорили о том, что привело нас сюда...
Весенний дождливый вечер. В окнах домов уютно горит свет. С шумом и брызгами проносятся машины, по тротуарам бе¬гут мутные ручьи. Капли воды барабанят по крышам, булькают в лужах. Мокрые, отяжелевшие ветви деревьев повисли над тротуа¬рами. Листья и лица в струях дождя. Стайка молодых людей за¬полнила остановку. Среди них Наталья. Она убрала со лба слип¬шиеся волосы, сняла мокрые туфли. Подъехал трамвай. Вырвавшись вперед, она первой ступила на подножку трамвая и вдруг упала навзничь. Кто-то схватил ее за полу жакета и отволок в сторону. Вызвали “скорую”, отвезли в больницу. С тех пор ее мучают головные боли, она стала нервной, раздражительной...
Читая книгу, Наталья вдруг устремляла взгляд в простран¬ство, о чем-то напряженно думала, затем падала на подушку и подолгу рыдала. Успокоить ее было невозможно. Затихнув, она подходила к лежавшей у окна совершенно неподвижной женщине. Присаживалась на краешек кровати и железным гребешком расчесы¬вала ей волосы. В глазах стояли крупные светлые слезы.
По вечерам, когда сумерки спускались на город, а над крышами домов кружили и белели голуби, мы сидели в палате и рассказывали друг другу о себе. Раньше у Натальи было много друзей. Они часто устраивали вечеринки, ездили за город. На¬талья была влюблена в одного веселого парня. Она пересказала одну из его многочисленных веселых историй.
- Знаешь, Наталья, мне кажется, я уже это слышала. И по¬жалуй, даже видела его. Возле Лермонтовского театра. Кажется были гастроли Большого  Драматического...
- Да, да, ответила она возбужденно. Игopexa говорил, что всю ночь стоял за билетами на БДТ. Расскажи.
Я вспомнила ту теплую ионьскую ночь. Часов около десяти мы подошли к театру, Возле него уже толпились люди. К полу¬ночи многие разошлись, осталось человек двадцать.. Мы стояли, прислонившись к железному забору, смотрели в ночное небо. Раз¬давались негромкие мужские голоса, мелькали огоньки сигарет. Обстановка невольно пробуждала интерес друг к другу. Каждому хотелось рассказать что-нибудь смешное, занимательное. Вдруг от группы мужчин отделился молодой человек и подошел к нам. Вначале он слушал разговор, лишь изредка вставляя замечания.
А потом полностью завладел нашим вниманием. Он буквально сыпал шутками, анекдотами, комическими историями из своей жизни. Смех не замолкал возле нас ни на минуту. Женщины смотрели на него с нескрываемым восхищением, мужчины - с завистью. По словам Натальи сейчас он был в городе.
Знал о ее болезни.
И ни разу не пришел к ней.
Наталья же постоянно думала о нем. Вне всякой связи о действительностью она часто говорила, что выходит замуж за Игореху. Казалось, все мысли ее сосредоточились на этом жела¬нии.
Однажды в воскресенье она нарядно оделась, аккуратно при¬чесала волосы и отправилась в город. Не прошло и часа, как она вернулась - еще более грустная, чем была.
- Тебе хорошо, - вдруг зло проронила она, - устремив на меня недовольный взгляд. - Твой увалень  каждый день приходит.
Резко встала, направилась к выходу, остановилась в дверях, еще раз насмешливо посмотрела на меня и, высоко вскинув голову, вышла. Гулко раздались ее шаги в тишине. Мне стало больно и грустно. И не раз она грубила мне и другим больным в палате. После одной из ее выходок я вдруг   вспомнила, где ее раньше ви¬дела.
Большой комфортабельный автобус стремительно несется к морю. За окном бескрайний простор пустыни. На горизонте бирю¬зовой полоской мелькает море. На передних сиденьях расположи¬лись парни и девушки в ярких рубашках, джинсах. Они болтают, поют под гитару. Рядом с самоуверенным красивым юношей сине¬глазая бойкая девчонка. Она вся искрится от безудержного веселья. Компания словно не замечает пожилых мужчину и женщину, севших в автобус в пути. Все, кто рядом, испытывают неловкость, но молчат. Наконец, кто-то не выдерживает, просит уступить мес¬то старикам. Красивый юноша отвечает с любезной улыбкой: “Ведь это не город. Билеты куплены с местом”. Худенький парнишка с нервным дергающимся лицом кричит водителю:” Эй, кучер, хва¬тит, не сажай больше!” И вся компания дружно хохочет. Глядя на их веселые беззаботные лица, я думаю, что они никогда не поступятся своим благополучием ради других. А взгляд се¬дой женщины так и врезался в память - смущенный и какой-то виноватый...
Время шло, палата с каждым днем пустела. Больные выздоравливали. Все свободное время от процедур Наталья про¬сиживала в коридоре на подоконнике с Андреем, высоким лохма¬тым парнем. Она объясняла ему приемы вязания, которыми вла¬дела в совершенстве. Они вязали что-то невообразимо яркое, пе¬строе. Придя в палату, она рассказывала соседке, как Андрей ее уважает, как он ласков и внимателен к ней, и, быть может, он влюблен в нее (чего никак нельзя было сказать по равнодуш¬ной ко всему, кроме вязания, физиономии студента). Спустя некоторое время ее тоже выписали, не сообщив ничего определенного о ее болезни, совершенно больную с признаками тяжелого нервного расстройства. Перед моими глазами все еще стоит эта тяжелая, надрывающая душу сцена. Двери палаты неслышно открываются. На пороге стоит наш лечащий врач.
- Лесицкая, - окликает он Наталью, склонившуюся над ши¬тьем, - завтра вам можно идти домой.
Наталья поднимает голову, зубы ее стиснуты,   в глазах - горькое недоумение.
- А что мне делать дальше? – сдавленным голосом спрашивает она.
- У нас вы получили все. Продолжайте обследование в ней¬рохирургии, - быстро отвечает врач и поспешно уходит.
За окном лепетал дождь. По стеклу бежали прозрачные струйки. Размытым зеленым пятном - деревья. Сквозь пелену дож¬дя видна железная ограда, за которой пробежала женщина в чем-то красном, держа ребенка за руку. Мужчина, в халате, с про¬дуктовой сумкой, наполненной свертками и бутылками, входил в ворота больницы. А вот и знакомая стройная фигурка в коротком плаще, медленно и неуверенно, словно боясь оступиться, пере-секла больничный двор и скрылась за оградой.
Прошло несколько лет. В моей жизни было много перемен, хороших и плохих, в которых события тех дней забылись, стер¬лись из памяти. Но Наталья так и стоит передо мной, прикусив губу, и синие глаза в окружении черных ресниц недоуменно смо¬трят на меня.
 Где ты?
Что с тобой стало?
Как ты живешь?
Верится в это, конечно, с трудом, но когда живешь в одном городе, можно встретиться с человеком и через двадцать лет. Время пролетело незаметно. К той поре наш интерес к ли¬тературе, разоблачающей ужасы сталинизма, сменился философской и духовной. От чисто материалистических книг мы вдруг потяну¬лись к религиозным, теософским. Читала я их с интересом. Мно¬гое вызывало недоумение, многое интриговало. Они убеждали в существовании трансцендентного мира, не подвластного нашему ра¬зуму. У меня возникало желание проникнуть в этот мир, в какой-то момент я почувствовала, как относительна грань между чувство¬ванием тонкого мира и безумием, как трудно исповедовать рели¬гию и следовать философскому учению. Возникали и другие вопросы. Мне захотелось пообщаться с людьми, читающими такие книги, и я отправилась в общество Рерихов.
Публика собралась довольно разнообразная: пенсионеры, ин-теллигентные женщины среднего возраста, несколько молодых пар, студенты, даже дети. Лица людей были одухотворены. Но в неко¬торых чувствовалась какая-то странность, болезненность. “Быть может, здесь ищут не только душевного успокоения, ответов на свои сокровенные вопросы, но и избавления от болезней”, - не¬вольно подумала я. Выступал лектор из общества “Знание”, рас¬сказывал о философском учении йоги, затем он пригласил ассис¬тентку для демонстрации оздоровительных асан. Между рядами про¬шла молодая женщина с пепельными волосами. Она повернулась к залу. На меня взглянули знакомые чуть раскосые глаза. “Вертинские”, - так я их называла. Это была Наталья. Лицо ее было поч¬ти таким же, что и двадцать лет назад, только слегка потяжеле¬ло и округлилось, да мелкая сеточка морщин осеняла прищур глаз, взгляд которых, как мне показалось, потеплел. Мне захотелось подойти к ней, заговорить. Когда занятие закончилось, я стала. поджидать ее у входа. Она простилась с лектором, направилась к выходу.
- Извините, - обратилась к ней, - вы Наталья?
- Да... А что? - вопросительно посмотрела она. - А подож¬дите, я, кажется, вас помню. Мы с вами лежали в больнице. Лет ... дцать назад?
- В роли подопытных кроликов?
- А вы об этом? Ну не стоит об этом помнить. Давайте пройдемся, а лучше поедем ко мне.
Мы сели в трамвай, проехали несколько остановок и вскоре были в крошечной микрорайоновской квартире, где кухня, как ку¬пе в поезде. Комната больше, скромно обставлена, очень много книг в синих и зеленых переплетах, фотографии природы: безбрежное поле ромашек, стога, пасущиеся кони, горная речка. Наталья приготовила чай, пригласила к столу.
- Да, я вас хорошо помню, я часто думала о тех днях, ну и доставалось вам от меня... Теперь я уже не та... Вы и не уз¬наете.
- Как вы жили эти годы, что было хорошего?
- По-разному, было и хорошее, и плохое.
- После той больницы попала в нейрохирургию. Вот вы переживаете, что вас направили на тот злополучный анализ, а со мной это проделали несколько раз, но толку никакого.   Десять лет моталась по больницам, не работала, замучила мать. Так бы, наверное, и подохла, если бы не “случай-бог-изобретатель”. У каждого, на¬верное, есть человек, который кардинально меняет его жизнь... Отправились мы как-то на море... Ну, выпили немного пива, за¬плыла я вдруг далеко, подруги остались позади. Неожиданно ме¬ня охватил страх,  растерялась, чувствую - не хватает воздуха, тянет вниз. Ну, думаю конец моим несчастьям пришел. Чест¬но говоря, и страшно стало, и в то же время легко. А ведь нет. Чувствую, кто-то тянет меня за волосы вверх и над ухом муж¬ской голос: “Вдохни глубоко! Ложись на воду! Ты лежишь на дос¬ке. Я веду  тебя к берегу”.
Хорошо день был безветренный, я лежала и чувствовала, что тело мое легко, мне стало как-то спокойно, откуда-то по¬явилась уверенность, что я не утону, что я буду всегда. На бе¬регу он помог мне прийти в себя и оставил меня, совершенно рас¬терянную, подругам. На прощание он спросил: “На что вы жалуе¬тесь?” Он был высокий, худой. В глазах что-то странное, неуло¬вимое. Я показала на голову. Он написал на листке: “Экстрасенс Тушин” и номер телефона. Его имя уже тогда было известно мно¬гим. Я долго думала, идти ли к нему на прием. Ведь так много говорили плохого об экстрасенсах, о психических сдвигах после сеансов. И тут я впервые прислушалась к себе. Внутренний голос говорил мне идти, подруги другое. Но сколько добрых знаков подается в жизни, особенно во сне. Еще в детстве мама учила ме¬ня прислушиваться к снам. Не помню, что я видела, но что-то очень хорошее, светлое, после чего уже не сомневалась. Так на-чалось это счастливое знакомство. Тушин понял меня всю сразу - и мою боль, и мою неприкаянную жизнь. Его сеансы снимали боль. В его руках такая сила - вы не поверите. Беседы с ним успокаи¬вали меня. Он давал мне “Агни-Йогу”, еще в списках. Это изу¬мительная книга, ведь в ней можно найти ответ на любой вопрос. Сам он давно занимается йогой, с тех пор, когда еще  эти книги были под запретом. Кто ищет - находит. Он нашел ее, где бы вы думали - в литературных памятниках “Махабхарате”,  “Бхагаватгите”... Да, раньше я читала только для того, чтобы не отстать от своей компании. У нас было модно упомянуть чье-то имя. “Сэлинджер, “Мориак”, - она сделала манерный жест рукой. - Сейчас я читаю совсем по-другому. И знаете, он лечил меня совершенно бесплат¬но, - глаза ее оживились. Ведь сколько стариков, инвалидов сидело у его дверей, и он с них ничего не брал. Нe могу забыть один случай. Я сидела у него в кабинете. Зашла маленькая тол¬стая старушка в потрепанном бархатном пальто с костылем в ру¬ках. Морщась от боли, тяжело хромая, она подошла к нему, про¬тянула измятые рубли. В глазах ее стояли слезы. “Помоги, сы-нок”, - она показала на ногу. Он взял ее деньги, положил ей в карман, бережно усадил на стул и стал своими чудесными руками снимать боль. Не представляете, какое лицо у нее было - удив¬ленное, благодарное, морщины слегка распрямились, лицо посвет¬лело. И в эту минуту я поняла, что такое сострадание. Оно глубже любви, оно не знает границ...
Еще был случай. Он повел меня в детскую больницу, в от¬деление, где находились дети-сироты. Как мне было тяжело смо¬треть на этих детишек. Они лежали мокрые, голодные, полуодетые. В соседней палате была совсем другая картина - рядом бы¬ли мамы. Эти же бедные существа сидели в своих манежах-клет¬ках и вопросительно смотрели на нас. Одна крошечная девчурка ковыряла пальцем в своих какашках, а затем совала его в рот. Тушин не выдержал, вызвал санитарок, велел принести чистое белье, одежду, и мы сами начали переодевать детей, менять пос¬тели, кормить детей с ложки. Санитарок он заставил вымыть па¬лату. Так вместо сеанса терапии мы занялись работой нянечек... После этого я задумалась над своей жизнью: откликалась ли я на просьбы людей? Оказалось, не всегда, в основном, по настрое¬нию. Я поняла, что главное в человеке - отзывчивость, если ее нет, нет и человека. Я мысленно перебирала свою жизнь, искала в ней моменты, где поступала недобро и в одно мгновение вспом¬нила вас. Хорошо, что мы встретились, я хочу извиниться за прошлое.
- Нет, нет, не надо извинений. Мы ведь были больны.
- Это не оправдание, - грустно возразила она.
- Меня больше мучает другое. Я часто думаю о нашем враче, об его анализах. Ему,  видимо, нужны были данные для диссер¬тации. У тебя, конечно, было серьезное заболевание, а у меня, как позже выяснилось, нет. Достаточно было хорошего отдыха. Вскоре у меня стали болеть все суставы. Я долго лечилась. Стало намного лучше. Но все равно не могу поднимать тяжелое, нельзя остывать, холодная вода - враг.Но разве кто-то счита¬ется с этим? Да... Где бог на таких людей?.. Иногда мне так хочется отомстить за себя...
- Ни в коем случае. Не увеличивайте зло в этом мире. Я вам прочитаю выписки из Юрия Иванова, писала сегодня утром: “Желания и мысли человека должны быть положительными - важное условие хорошей кармы. Если у нас постоянно по¬ложительные мысли о хорошем здоровье, о любви, терпимости, тогда сила клеток будет направлена на восстановление организма. Человек не должен брать на себя функции выполнения закона кармы, собственная карма обидчика     накажет его, если не в этом воплощении, так следующем...”
- Поэтому нужно прощать врагов?
- Да.
- Это и в Библии, и у Толстого, но от этого ничуть не легче. Наша жизнь сосредоточена в этом мире. И возмездие, и радость мы хотим получить здесь...
-Нет, не надо мстить, не только потому, что зло наказуе¬мо. Ведь, совершая зло, страдает, прежде всего, сам человек. Заметьте, как учащается дыхание, сжимается сердце, когда при¬ходится иногда лгать.
- Знаешь, Наташа, (я вдруг перешла на “ты”, как  прежде). Сколько бы я ни обращалась к духовной литературе, я всегда “отрезвляюсь”, все прочитанное мне кажется сказкой, мистерией. Это было и с “Розой мира”, и с йогой. Мне нравится в этих книгах стремление к состраданию, человечности, а ведь все это есть в искусстве, в литературе, без них не мыслю жизни... Может и этого достаточно человеку?
- Да, помню, как в больнице вы не отрывались от книг, хо¬тя вам нельзя было читать, что-то объясняли мне. Это вер¬но, через искусство, литературу можно прийти к просветлению, но духовная литература мне гораздо ближе.
- Можно еще один вопрос: Я  хочу поменять       квартиру, как ее  выбрать не знаю.
- Как? Нужно постоянно прислуживаться к себе, мы ведь не бесчувственны, мы должны развивать интуицию...
- Легко сказать, - подумала я, глядя в окно, - но трудно осуществить это. Мы так погружены в наш вещественный мир, что потеряли тонкие ощущения. Нам уже ничего не подсказывает внутреннее чувство, мы не знаем, как поступить в той или иной ситуации, полагаемся больше на логику, которая зачастую нас обманывает. Заходя в незнакомое жилище, мы не чувствуем в нем радиоактивности, ни подземных зон, ни тех лю¬дей, которые жили в нем. Это от того, что жизнь наша настоль¬ко переполнена вещами, что мы не находим времени поразмыслить: кем же они даны? Прочитаем что-то духовное, тут же и забудем, и живем - по-прежнему...
 - Пожалуй, только в одном мы не утратили себя это в сновидениях, - продолжила я вслух. - Я часто вижу людей во сне, потом выясняется, что они думали обо мне, и с ними случается то, что приснилось мне.
- Это ли не доказательство тонкого мира! – воскликнула Наталья.- Почему снится человек? Верно. Потому что он думает о вас. И его мысли сквозь пространство проникают в мозг . Снимок мысли получен еще в начале века. Да, охотно люди говорят о прили¬вах и отливах, о световых и звуковых волнах, но психическая энергия остается забытой...
- А ты веришъ в бога?- спросила я. - Ведь очень много лю¬дей, особенно в эти семьдесят лет, обходились без него, осо¬бенно ученые...
Вы меня, как будто исповедуете, - улыбнулась она.- Ну, хорошо, отвечу. Я верю, но по-своему. Я думаю, если жизнь моя будет чистой, то и всевышние силы позаботятся обо мне. Все разумное, доброе, сострадающее - это бог... Из всех учений о боге мне ближе всего опять-таки йога. Оно, пожалуй, и самое древнее. Мне нравится мысль, что к богу нужно обращаться как к близкому человеку, и он будет рядом. Бог не сидит, словно царь на престоле. Он живет в воде, растениях, в нас. Страдания людей не наказание или проявление гнева бога, жизнь людей определяется их кармой. И йоги доказали, возьмем к примеру, левитацию, что их учение не выдумка. Древний человек воспри¬нимал себя и природу, как нечто целое. Мы же все разделили на части...
- И больше всего боимся смерти? Ты боишься?
- Да, раньше боялась, даже какой-то животный страх был перед ней. Теперь нет. После чтения духовной литературы. Толь¬ко тяжелая болезнь страшна, все    остальное - нет... Главное быть спокойным, выдержанным, чтобы ни случилось, надеяться на хорошее. Хотя при нынешних обстоятельствах это весьма сложно. Но все равно, не надо дрожать за жизнь, нужно просто жить... Кстати, вы сегодня боялись переходить улицу?..
Я смутилась:
- Да, это уж точно, боялась. Мнительность, страх. Откуда они?
- Сама жизнь, ее неудачи сделали вас такой. Но ведь в ней много и хорошего. Нужно преодолевать страх, воспитывать волю. Ну, допустим, вы нетерпеливы, а вы нетерпеливы, я пом¬ню. Каждый день мысленно представляйте себе ситуацию, где вы должны вытерпеть. Постепенно эта мысль укоренится , ста¬нет второй привычкой и в реальной ситуации вы уже будете сдержанны. Меня учил этому Тушин. Вначале ничего не получалось. Я все бросала, нервничала, а он приходил, и как ни в чем не бы¬вало, начинал все заново.
Слушая ее, я невольно подумала, что она говорит его сло¬вами. Когда тесно общаешься с человеком, невольно копируешь его жесты, слова.
- А то, что ты не ешь мяса - тоже его заслуга? - я заметила, что на столе вообще не было ничего мясного: картошка, хлеб, варенье, салат из свеклы. - Ведь сейчас все страшно дорого, го¬раздо экономнее стол с мясом.
- Мясо? Но вы же едите труп животного, - не обращая вни¬мания на мою иронию, - ответила она. - Клетки, как известно, разлагаются сразу. Да и убивать жестоко. Можете ли вы убить хотя бы курицу, кролика?
- Нет.
- Я закупаю крупы, овсянку, гречку, овощи. Это ведь очень вкусно и полезно. Нужно только привыкнуть. Я чувствую себя намного лучше, как перестала есть мясо. Один раз в неделю голо¬даю , выходят шлаки.
- А как с работой, ведь зарплаты сейчас никому не хва¬тает. Нe торгуешь?
- Нет, я даже стараюсь не посещать эти места. Мне кажет¬ся, что это грязные места, скопления нечистой энергии. Я ра¬ботаю медсестрой. Буквально все умею делать, вязать, как вы помните, шить, а еще консервировать. У меня есть участок за городом. Зарплаты хватает на одежду, мне много не нужно, как в молодости, квартира осталась от мамы...
- А за городом бываешь? Помню, очень любила горы?
- Да, обязательно. Вы не представляете, как Тушин научил меня любить работать в огороде, когда вокруг все цветет, скользить на лыжах по заснеженным полям, где каждый куст в синеве утренних полутонов, подниматься в горы на закате солнца. Все это, конечно, понемногу, постепенно, мне ведь нельзя пере¬утомляться. Летом в поле, где море цветов. Я даже на¬чала рисовать под влиянием этих поездок. Вот посмотрите, - она протянула мне рисунок.
На небольшом куске ватмана были изображены две пожилые женщины и маленькая девочка. Они идут вдоль берега моря. Линии почему-то были не сплошные, а пунктирные. Цвета - прозрач¬но-голубой, белый, зеленый. В их сочетании была своеобразная гармония.
Вдруг на полу что-то зашевелилось. Я вздрогнула от нео¬жиданности. Белый пушистый комочек на полу оказался собакой. Болонка открыла глаза, зевнула и спокойно уставилась на меня красными глазами.
- Не бойтесь, это Маркиза. - Она погладила собаку по го¬лове. Вы знаете, и она стала совсем другой, с тех пор, как изменилась я. Раньше бывало никого не впустит, будет гавкать, пока человек не уйдет, в еде привередничает, то скулит без причины, то царапается. А теперь какая-то ласковая, спокойная стала, видите и вас не трогает.
Болонка подошла ко мне, обнюхала. Затем взобралась на кресло, где лежала куча детских носочков, разворошила их и снова улеглась.
- Это ты связала? И много дают за них?
- Нет, я их связала для детского дома, я дружу с ними. Открою вам свой секрет. Они обещали дать мне на воспитание девоч¬ку. Машенька давно приглянулась мне, бегает за мной, держится за юбку, просит поносить на руках. - Наталья мягко улыбнулась, достала из ящика стола фотографию: нежное доверчивое сущес¬тво с красным бантом на голове.
- А любовь? Была ли она?
- Была, и в молодости и после. Но как только мужчины уз¬навали, что я больна, тотчас покидали меня. У меня есть друг.
- Тушин?
- Да. Он пожалел и полюбил меня. Я забыла вам сказать, что  он невропатолог по специальности и работал в той больнице, но до нас. Мне повезло, что я попала к нему, хотя и поздно...
- Вы не вместе живете?
- Нет, у него семья, дети, одному семнадцать, другому шестнадцать, он не может оставить их. Жена у него закоренелая материалистка, считает его сумасшедшим, но терпит, ведь он со¬держит семью, заботится о детях.
- Он не может ее перевоспитать?
- Нет. Она химик, кандидат наук. Бывают такие люди, их ни в чем не убедишь. Да, у них мало взаимопонимания.
Прошло несколько минут. Вдруг она грустно вздохнула:
Самое печальное, что я, наверное, скоро расстанусь с Тушиным. - Слезы навернулись на ее глаза. Губы по-детски при¬открылись.
- Почему? Дети почти выросли, он может перейти к тебе.
- Нет, нет, это не то, он уходит и вернется ли обратно, неизвестно.
- Что он еще задумал? Неужели ему мало Самадхи?
- Ему всего мало. Вначале он хотел уехать в Индию. Что¬бы стать настоящим йогом, надо хотя бы на время уйти из жизни. Но теперь у него другая идея. Недавно он познакомился с кни¬гами Станислава Грофа...
Я недоуменно взглянула на нее.
- Ну, понимаете, это другой, европейский путь... Он ре¬шил отождествить свое сознание с сознанием клетки, чтобы расшифровать структуру ДНК. Но ему и этого недостаточно. “В оп¬ределенный момент, - говорит он, - человек функционирует как безграничное поле сознания, преодолевающее как пределы физи¬ческого тела, так и ньютоновское время, пространство”. Я по¬няла так, что он хочет слиться с Космосом.
- Невероятно! Но удастся ли ему это? Ведь это опасно. Вернется ли он обратно?
- Да, - огорченно вздохнула он . - Я боюсь его потерять.
- Что же будет с тобой?
- Он сказал, что будет всегда рядом. Вы слушали, навер¬ное, о бодисатвах... А потом, потом я знаю, как жить и для чего. - Она улыбнулась, глядя на фотокарточку, лежавшую у нее на коленях.
“Бедный человек, - невольно подумала я. - В этом огром¬ном мире может жить и не затеряться благодаря привязанности к такому же существу, как он сам. И в двадцать, и в сорок лет он одинаково чувствует свою беззащитность. Какой-то несчастный случай или чья-то злая воля навсегда могут искалечить жизнь. В минуты тоски он хочет   прильнуть к любимому человеку и ощутить в себе силу перед громадным Космосом...”               
Мы проговорили всю ночь. Уснули в креслах. Наутро были уже друзьями, словно целую вечность провели вместе.  Вышли в прихожую. Я стала надевать сапоги, потянулась к вешал¬ке за пальто, она была очень высокая.  Приподнялась нa цыпоч¬ки, напряглась. В это время Наталья стояла у двери, о чем-то задумавшись. Мое напряжение, видимо, передалось ей. Она поры¬висто кинулась к вешалке, мы столкнулись лбами, рассмеялись... Я вышла на улицу. Было светло, но небо вдруг начало темнеть. Нa тротуарах валялись обертки от жвачек, продавали га¬зеты с фотографиями голых женщин, везде висели объявления о купле-продаже, прохожие говорили о покупках, жевали пирожки, запивали “Фантой”, на каждом шагу сверкали коммерческие ки¬оски. Стало еще темнее, и пошел снег. Он падал медленно, плавно, слегка кружась на ветру. Одинокие крупные снежинки опускались на землю. Я нагнулась над сугробом, чтобы рассмо¬треть их получше. Все они были разные: одни, как цветы, дру¬гие, как звезды, третьи – неправильной геометрической формы. Они лежали ле-сенками, словно боялись сломать друг друга. На небе пролете¬ла и потухла яркая точка. “Наверное, - это Тушин, - подумала я, - умчался в Космос, осуществил свою давнюю мечту... О, гос¬поди, хоть бы он вернулся, ведь его так ждут...”

                Асия Турашкызы






Дождь       Асия Турашкызы
Спросят: как перейти жизнь?               
                Отвечайте - как по струне бездну –                Красиво, бережно и стремительно.                Агни-Йога

Познакомилась я с Натальей несколько лет назад в город¬ской больнице. Ожидая дежурного врача, смотрела на больных, проходивших по коридору. Мое внимание привлекла стройная де¬вушка в сером больничном халате, едва прикрывавшем колени. Она проходила по коридору, спускалась вниз, затем возвращалась в палату, но через несколько минут снова выходила в коридор. При этом всякий раз хлопала дверями, так что нас, новоприбывших, то и дело обдавало холодом. Белые ладные ноги мелькали по сту¬пенькам лестницы. Пышные волосы развевались по плечам. Губы, красные, потрескавшиеся, по-детски приоткрыты, в синих, чуть раскосых глазах равноду¬шие. Мне показалось, что я уже где-то видела ее.
Вскоре пришел дежурный врач, молодой, энергичный чело¬век с чуть суровым и чуть веселым лицом. Он направил меня в неврологическое отделение, в палату, где у большого окна, за¬навешенного белыми шторами, нервно перелистывая книгу, сидела та же особа. Мы познакомились, заговорили о том, что привело нас сюда...
Весенний дождливый вечер. В окнах домов уютно горит свет. С шумом и брызгами проносятся машины, по тротуарам бе¬гут мутные ручьи. Капли воды барабанят по крышам, булькают в лужах. Мокрые, отяжелевшие ветви деревьев повисли над тротуа¬рами. Листья и лица в струях дождя. Стайка молодых людей за¬полнила остановку. Среди них Наталья. Она убрала со лба слип¬шиеся волосы, сняла мокрые туфли. Подъехал трамвай. Вырвавшись вперед, она первой ступила на подножку трамвая и вдруг упала навзничь. Кто-то схватил ее за полу жакета и отволок в сторону. Вызвали “скорую”, отвезли в больницу. С тех пор ее мучают головные боли, она стала нервной, раздражительной...
Читая книгу, Наталья вдруг устремляла взгляд в простран¬ство, о чем-то напряженно думала, затем падала на подушку и подолгу рыдала. Успокоить ее было невозможно. Затихнув, она подходила к лежавшей у окна совершенно неподвижной женщине. Присаживалась на краешек кровати и железным гребешком расчесы¬вала ей волосы. В глазах стояли крупные светлые слезы.
По вечерам, когда сумерки спускались на город, а над крышами домов кружили и белели голуби, мы сидели в палате и рассказывали друг другу о себе. Раньше у Натальи было много друзей. Они часто устраивали вечеринки, ездили за город. На¬талья была влюблена в одного веселого парня. Она пересказала одну из его многочисленных веселых историй.
- Знаешь, Наталья, мне кажется, я уже это слышала. И по¬жалуй, даже видела его. Возле Лермонтовского театра. Кажется были гастроли Большого  Драматического...
- Да, да, ответила она возбужденно. Игopexa говорил, что всю ночь стоял за билетами на БДТ. Расскажи.
Я вспомнила ту теплую ионьскую ночь. Часов около десяти мы подошли к театру, Возле него уже толпились люди. К полу¬ночи многие разошлись, осталось человек двадцать.. Мы стояли, прислонившись к железному забору, смотрели в ночное небо. Раз¬давались негромкие мужские голоса, мелькали огоньки сигарет. Обстановка невольно пробуждала интерес друг к другу. Каждому хотелось рассказать что-нибудь смешное, занимательное. Вдруг от группы мужчин отделился молодой человек и подошел к нам. Вначале он слушал разговор, лишь изредка вставляя замечания.
А потом полностью завладел нашим вниманием. Он буквально сыпал шутками, анекдотами, комическими историями из своей жизни. Смех не замолкал возле нас ни на минуту. Женщины смотрели на него с нескрываемым восхищением, мужчины - с завистью. По словам Натальи сейчас он был в городе.
Знал о ее болезни.
И ни разу не пришел к ней.
Наталья же постоянно думала о нем. Вне всякой связи о действительностью она часто говорила, что выходит замуж за Игореху. Казалось, все мысли ее сосредоточились на этом жела¬нии.
Однажды в воскресенье она нарядно оделась, аккуратно при¬чесала волосы и отправилась в город. Не прошло и часа, как она вернулась - еще более грустная, чем была.
- Тебе хорошо, - вдруг зло проронила она, - устремив на меня недовольный взгляд. - Твой увалень  каждый день приходит.
Резко встала, направилась к выходу, остановилась в дверях, еще раз насмешливо посмотрела на меня и, высоко вскинув голову, вышла. Гулко раздались ее шаги в тишине. Мне стало больно и грустно. И не раз она грубила мне и другим больным в палате. После одной из ее выходок я вдруг   вспомнила, где ее раньше ви¬дела.
Большой комфортабельный автобус стремительно несется к морю. За окном бескрайний простор пустыни. На горизонте бирю¬зовой полоской мелькает море. На передних сиденьях расположи¬лись парни и девушки в ярких рубашках, джинсах. Они болтают, поют под гитару. Рядом с самоуверенным красивым юношей сине¬глазая бойкая девчонка. Она вся искрится от безудержного веселья. Компания словно не замечает пожилых мужчину и женщину, севших в автобус в пути. Все, кто рядом, испытывают неловкость, но молчат. Наконец, кто-то не выдерживает, просит уступить мес¬то старикам. Красивый юноша отвечает с любезной улыбкой: “Ведь это не город. Билеты куплены с местом”. Худенький парнишка с нервным дергающимся лицом кричит водителю:” Эй, кучер, хва¬тит, не сажай больше!” И вся компания дружно хохочет. Глядя на их веселые беззаботные лица, я думаю, что они никогда не поступятся своим благополучием ради других. А взгляд се¬дой женщины так и врезался в память - смущенный и какой-то виноватый...
Время шло, палата с каждым днем пустела. Больные выздоравливали. Все свободное время от процедур Наталья про¬сиживала в коридоре на подоконнике с Андреем, высоким лохма¬тым парнем. Она объясняла ему приемы вязания, которыми вла¬дела в совершенстве. Они вязали что-то невообразимо яркое, пе¬строе. Придя в палату, она рассказывала соседке, как Андрей ее уважает, как он ласков и внимателен к ней, и, быть может, он влюблен в нее (чего никак нельзя было сказать по равнодуш¬ной ко всему, кроме вязания, физиономии студента). Спустя некоторое время ее тоже выписали, не сообщив ничего определенного о ее болезни, совершенно больную с признаками тяжелого нервного расстройства. Перед моими глазами все еще стоит эта тяжелая, надрывающая душу сцена. Двери палаты неслышно открываются. На пороге стоит наш лечащий врач.
- Лесицкая, - окликает он Наталью, склонившуюся над ши¬тьем, - завтра вам можно идти домой.
Наталья поднимает голову, зубы ее стиснуты,   в глазах - горькое недоумение.
- А что мне делать дальше? – сдавленным голосом спрашивает она.
- У нас вы получили все. Продолжайте обследование в ней¬рохирургии, - быстро отвечает врач и поспешно уходит.
За окном лепетал дождь. По стеклу бежали прозрачные струйки. Размытым зеленым пятном - деревья. Сквозь пелену дож¬дя видна железная ограда, за которой пробежала женщина в чем-то красном, держа ребенка за руку. Мужчина, в халате, с про¬дуктовой сумкой, наполненной свертками и бутылками, входил в ворота больницы. А вот и знакомая стройная фигурка в коротком плаще, медленно и неуверенно, словно боясь оступиться, пере-секла больничный двор и скрылась за оградой.
Прошло несколько лет. В моей жизни было много перемен, хороших и плохих, в которых события тех дней забылись, стер¬лись из памяти. Но Наталья так и стоит передо мной, прикусив губу, и синие глаза в окружении черных ресниц недоуменно смо¬трят на меня.
 Где ты?
Что с тобой стало?
Как ты живешь?
Верится в это, конечно, с трудом, но когда живешь в одном городе, можно встретиться с человеком и через двадцать лет. Время пролетело незаметно. К той поре наш интерес к ли¬тературе, разоблачающей ужасы сталинизма, сменился философской и духовной. От чисто материалистических книг мы вдруг потяну¬лись к религиозным, теософским. Читала я их с интересом. Мно¬гое вызывало недоумение, многое интриговало. Они убеждали в существовании трансцендентного мира, не подвластного нашему ра¬зуму. У меня возникало желание проникнуть в этот мир, в какой-то момент я почувствовала, как относительна грань между чувство¬ванием тонкого мира и безумием, как трудно исповедовать рели¬гию и следовать философскому учению. Возникали и другие вопросы. Мне захотелось пообщаться с людьми, читающими такие книги, и я отправилась в общество Рерихов.
Публика собралась довольно разнообразная: пенсионеры, ин-теллигентные женщины среднего возраста, несколько молодых пар, студенты, даже дети. Лица людей были одухотворены. Но в неко¬торых чувствовалась какая-то странность, болезненность. “Быть может, здесь ищут не только душевного успокоения, ответов на свои сокровенные вопросы, но и избавления от болезней”, - не¬вольно подумала я. Выступал лектор из общества “Знание”, рас¬сказывал о философском учении йоги, затем он пригласил ассис¬тентку для демонстрации оздоровительных асан. Между рядами про¬шла молодая женщина с пепельными волосами. Она повернулась к залу. На меня взглянули знакомые чуть раскосые глаза. “Вертинские”, - так я их называла. Это была Наталья. Лицо ее было поч¬ти таким же, что и двадцать лет назад, только слегка потяжеле¬ло и округлилось, да мелкая сеточка морщин осеняла прищур глаз, взгляд которых, как мне показалось, потеплел. Мне захотелось подойти к ней, заговорить. Когда занятие закончилось, я стала. поджидать ее у входа. Она простилась с лектором, направилась к выходу.
- Извините, - обратилась к ней, - вы Наталья?
- Да... А что? - вопросительно посмотрела она. - А подож¬дите, я, кажется, вас помню. Мы с вами лежали в больнице. Лет ... дцать назад?
- В роли подопытных кроликов?
- А вы об этом? Ну не стоит об этом помнить. Давайте пройдемся, а лучше поедем ко мне.
Мы сели в трамвай, проехали несколько остановок и вскоре были в крошечной микрорайоновской квартире, где кухня, как ку¬пе в поезде. Комната больше, скромно обставлена, очень много книг в синих и зеленых переплетах, фотографии природы: безбрежное поле ромашек, стога, пасущиеся кони, горная речка. Наталья приготовила чай, пригласила к столу.
- Да, я вас хорошо помню, я часто думала о тех днях, ну и доставалось вам от меня... Теперь я уже не та... Вы и не уз¬наете.
- Как вы жили эти годы, что было хорошего?
- По-разному, было и хорошее, и плохое.
- После той больницы попала в нейрохирургию. Вот вы переживаете, что вас направили на тот злополучный анализ, а со мной это проделали несколько раз, но толку никакого.   Десять лет моталась по больницам, не работала, замучила мать. Так бы, наверное, и подохла, если бы не “случай-бог-изобретатель”. У каждого, на¬верное, есть человек, который кардинально меняет его жизнь... Отправились мы как-то на море... Ну, выпили немного пива, за¬плыла я вдруг далеко, подруги остались позади. Неожиданно ме¬ня охватил страх,  растерялась, чувствую - не хватает воздуха, тянет вниз. Ну, думаю конец моим несчастьям пришел. Чест¬но говоря, и страшно стало, и в то же время легко. А ведь нет. Чувствую, кто-то тянет меня за волосы вверх и над ухом муж¬ской голос: “Вдохни глубоко! Ложись на воду! Ты лежишь на дос¬ке. Я веду  тебя к берегу”.
Хорошо день был безветренный, я лежала и чувствовала, что тело мое легко, мне стало как-то спокойно, откуда-то по¬явилась уверенность, что я не утону, что я буду всегда. На бе¬регу он помог мне прийти в себя и оставил меня, совершенно рас¬терянную, подругам. На прощание он спросил: “На что вы жалуе¬тесь?” Он был высокий, худой. В глазах что-то странное, неуло¬вимое. Я показала на голову. Он написал на листке: “Экстрасенс Тушин” и номер телефона. Его имя уже тогда было известно мно¬гим. Я долго думала, идти ли к нему на прием. Ведь так много говорили плохого об экстрасенсах, о психических сдвигах после сеансов. И тут я впервые прислушалась к себе. Внутренний голос говорил мне идти, подруги другое. Но сколько добрых знаков подается в жизни, особенно во сне. Еще в детстве мама учила ме¬ня прислушиваться к снам. Не помню, что я видела, но что-то очень хорошее, светлое, после чего уже не сомневалась. Так на-чалось это счастливое знакомство. Тушин понял меня всю сразу - и мою боль, и мою неприкаянную жизнь. Его сеансы снимали боль. В его руках такая сила - вы не поверите. Беседы с ним успокаи¬вали меня. Он давал мне “Агни-Йогу”, еще в списках. Это изу¬мительная книга, ведь в ней можно найти ответ на любой вопрос. Сам он давно занимается йогой, с тех пор, когда еще  эти книги были под запретом. Кто ищет - находит. Он нашел ее, где бы вы думали - в литературных памятниках “Махабхарате”,  “Бхагаватгите”... Да, раньше я читала только для того, чтобы не отстать от своей компании. У нас было модно упомянуть чье-то имя. “Сэлинджер, “Мориак”, - она сделала манерный жест рукой. - Сейчас я читаю совсем по-другому. И знаете, он лечил меня совершенно бесплат¬но, - глаза ее оживились. Ведь сколько стариков, инвалидов сидело у его дверей, и он с них ничего не брал. Нe могу забыть один случай. Я сидела у него в кабинете. Зашла маленькая тол¬стая старушка в потрепанном бархатном пальто с костылем в ру¬ках. Морщась от боли, тяжело хромая, она подошла к нему, про¬тянула измятые рубли. В глазах ее стояли слезы. “Помоги, сы-нок”, - она показала на ногу. Он взял ее деньги, положил ей в карман, бережно усадил на стул и стал своими чудесными руками снимать боль. Не представляете, какое лицо у нее было - удив¬ленное, благодарное, морщины слегка распрямились, лицо посвет¬лело. И в эту минуту я поняла, что такое сострадание. Оно глубже любви, оно не знает границ...
Еще был случай. Он повел меня в детскую больницу, в от¬деление, где находились дети-сироты. Как мне было тяжело смо¬треть на этих детишек. Они лежали мокрые, голодные, полуодетые. В соседней палате была совсем другая картина - рядом бы¬ли мамы. Эти же бедные существа сидели в своих манежах-клет¬ках и вопросительно смотрели на нас. Одна крошечная девчурка ковыряла пальцем в своих какашках, а затем совала его в рот. Тушин не выдержал, вызвал санитарок, велел принести чистое белье, одежду, и мы сами начали переодевать детей, менять пос¬тели, кормить детей с ложки. Санитарок он заставил вымыть па¬лату. Так вместо сеанса терапии мы занялись работой нянечек... После этого я задумалась над своей жизнью: откликалась ли я на просьбы людей? Оказалось, не всегда, в основном, по настрое¬нию. Я поняла, что главное в человеке - отзывчивость, если ее нет, нет и человека. Я мысленно перебирала свою жизнь, искала в ней моменты, где поступала недобро и в одно мгновение вспом¬нила вас. Хорошо, что мы встретились, я хочу извиниться за прошлое.
- Нет, нет, не надо извинений. Мы ведь были больны.
- Это не оправдание, - грустно возразила она.
- Меня больше мучает другое. Я часто думаю о нашем враче, об его анализах. Ему,  видимо, нужны были данные для диссер¬тации. У тебя, конечно, было серьезное заболевание, а у меня, как позже выяснилось, нет. Достаточно было хорошего отдыха. Вскоре у меня стали болеть все суставы. Я долго лечилась. Стало намного лучше. Но все равно не могу поднимать тяжелое, нельзя остывать, холодная вода - враг.Но разве кто-то счита¬ется с этим? Да... Где бог на таких людей?.. Иногда мне так хочется отомстить за себя...
- Ни в коем случае. Не увеличивайте зло в этом мире. Я вам прочитаю выписки из Юрия Иванова, писала сегодня утром: “Желания и мысли человека должны быть положительными - важное условие хорошей кармы. Если у нас постоянно по¬ложительные мысли о хорошем здоровье, о любви, терпимости, тогда сила клеток будет направлена на восстановление организма. Человек не должен брать на себя функции выполнения закона кармы, собственная карма обидчика     накажет его, если не в этом воплощении, так следующем...”
- Поэтому нужно прощать врагов?
- Да.
- Это и в Библии, и у Толстого, но от этого ничуть не легче. Наша жизнь сосредоточена в этом мире. И возмездие, и радость мы хотим получить здесь...
-Нет, не надо мстить, не только потому, что зло наказуе¬мо. Ведь, совершая зло, страдает, прежде всего, сам человек. Заметьте, как учащается дыхание, сжимается сердце, когда при¬ходится иногда лгать.
- Знаешь, Наташа, (я вдруг перешла на “ты”, как  прежде). Сколько бы я ни обращалась к духовной литературе, я всегда “отрезвляюсь”, все прочитанное мне кажется сказкой, мистерией. Это было и с “Розой мира”, и с йогой. Мне нравится в этих книгах стремление к состраданию, человечности, а ведь все это есть в искусстве, в литературе, без них не мыслю жизни... Может и этого достаточно человеку?
- Да, помню, как в больнице вы не отрывались от книг, хо¬тя вам нельзя было читать, что-то объясняли мне. Это вер¬но, через искусство, литературу можно прийти к просветлению, но духовная литература мне гораздо ближе.
- Можно еще один вопрос: Я  хочу поменять       квартиру, как ее  выбрать не знаю.
- Как? Нужно постоянно прислуживаться к себе, мы ведь не бесчувственны, мы должны развивать интуицию...
- Легко сказать, - подумала я, глядя в окно, - но трудно осуществить это. Мы так погружены в наш вещественный мир, что потеряли тонкие ощущения. Нам уже ничего не подсказывает внутреннее чувство, мы не знаем, как поступить в той или иной ситуации, полагаемся больше на логику, которая зачастую нас обманывает. Заходя в незнакомое жилище, мы не чувствуем в нем радиоактивности, ни подземных зон, ни тех лю¬дей, которые жили в нем. Это от того, что жизнь наша настоль¬ко переполнена вещами, что мы не находим времени поразмыслить: кем же они даны? Прочитаем что-то духовное, тут же и забудем, и живем - по-прежнему...
 - Пожалуй, только в одном мы не утратили себя это в сновидениях, - продолжила я вслух. - Я часто вижу людей во сне, потом выясняется, что они думали обо мне, и с ними случается то, что приснилось мне.
- Это ли не доказательство тонкого мира! – воскликнула Наталья.- Почему снится человек? Верно. Потому что он думает о вас. И его мысли сквозь пространство проникают в мозг . Снимок мысли получен еще в начале века. Да, охотно люди говорят о прили¬вах и отливах, о световых и звуковых волнах, но психическая энергия остается забытой...
- А ты веришъ в бога?- спросила я. - Ведь очень много лю¬дей, особенно в эти семьдесят лет, обходились без него, осо¬бенно ученые...
Вы меня, как будто исповедуете, - улыбнулась она.- Ну, хорошо, отвечу. Я верю, но по-своему. Я думаю, если жизнь моя будет чистой, то и всевышние силы позаботятся обо мне. Все разумное, доброе, сострадающее - это бог... Из всех учений о боге мне ближе всего опять-таки йога. Оно, пожалуй, и самое древнее. Мне нравится мысль, что к богу нужно обращаться как к близкому человеку, и он будет рядом. Бог не сидит, словно царь на престоле. Он живет в воде, растениях, в нас. Страдания людей не наказание или проявление гнева бога, жизнь людей определяется их кармой. И йоги доказали, возьмем к примеру, левитацию, что их учение не выдумка. Древний человек воспри¬нимал себя и природу, как нечто целое. Мы же все разделили на части...
- И больше всего боимся смерти? Ты боишься?
- Да, раньше боялась, даже какой-то животный страх был перед ней. Теперь нет. После чтения духовной литературы. Толь¬ко тяжелая болезнь страшна, все    остальное - нет... Главное быть спокойным, выдержанным, чтобы ни случилось, надеяться на хорошее. Хотя при нынешних обстоятельствах это весьма сложно. Но все равно, не надо дрожать за жизнь, нужно просто жить... Кстати, вы сегодня боялись переходить улицу?..
Я смутилась:
- Да, это уж точно, боялась. Мнительность, страх. Откуда они?
- Сама жизнь, ее неудачи сделали вас такой. Но ведь в ней много и хорошего. Нужно преодолевать страх, воспитывать волю. Ну, допустим, вы нетерпеливы, а вы нетерпеливы, я пом¬ню. Каждый день мысленно представляйте себе ситуацию, где вы должны вытерпеть. Постепенно эта мысль укоренится , ста¬нет второй привычкой и в реальной ситуации вы уже будете сдержанны. Меня учил этому Тушин. Вначале ничего не получалось. Я все бросала, нервничала, а он приходил, и как ни в чем не бы¬вало, начинал все заново.
Слушая ее, я невольно подумала, что она говорит его сло¬вами. Когда тесно общаешься с человеком, невольно копируешь его жесты, слова.
- А то, что ты не ешь мяса - тоже его заслуга? - я заметила, что на столе вообще не было ничего мясного: картошка, хлеб, варенье, салат из свеклы. - Ведь сейчас все страшно дорого, го¬раздо экономнее стол с мясом.
- Мясо? Но вы же едите труп животного, - не обращая вни¬мания на мою иронию, - ответила она. - Клетки, как известно, разлагаются сразу. Да и убивать жестоко. Можете ли вы убить хотя бы курицу, кролика?
- Нет.
- Я закупаю крупы, овсянку, гречку, овощи. Это ведь очень вкусно и полезно. Нужно только привыкнуть. Я чувствую себя намного лучше, как перестала есть мясо. Один раз в неделю голо¬даю , выходят шлаки.
- А как с работой, ведь зарплаты сейчас никому не хва¬тает. Нe торгуешь?
- Нет, я даже стараюсь не посещать эти места. Мне кажет¬ся, что это грязные места, скопления нечистой энергии. Я ра¬ботаю медсестрой. Буквально все умею делать, вязать, как вы помните, шить, а еще консервировать. У меня есть участок за городом. Зарплаты хватает на одежду, мне много не нужно, как в молодости, квартира осталась от мамы...
- А за городом бываешь? Помню, очень любила горы?
- Да, обязательно. Вы не представляете, как Тушин научил меня любить работать в огороде, когда вокруг все цветет, скользить на лыжах по заснеженным полям, где каждый куст в синеве утренних полутонов, подниматься в горы на закате солнца. Все это, конечно, понемногу, постепенно, мне ведь нельзя пере¬утомляться. Летом в поле, где море цветов. Я даже на¬чала рисовать под влиянием этих поездок. Вот посмотрите, - она протянула мне рисунок.
На небольшом куске ватмана были изображены две пожилые женщины и маленькая девочка. Они идут вдоль берега моря. Линии почему-то были не сплошные, а пунктирные. Цвета - прозрач¬но-голубой, белый, зеленый. В их сочетании была своеобразная гармония.
Вдруг на полу что-то зашевелилось. Я вздрогнула от нео¬жиданности. Белый пушистый комочек на полу оказался собакой. Болонка открыла глаза, зевнула и спокойно уставилась на меня красными глазами.
- Не бойтесь, это Маркиза. - Она погладила собаку по го¬лове. Вы знаете, и она стала совсем другой, с тех пор, как изменилась я. Раньше бывало никого не впустит, будет гавкать, пока человек не уйдет, в еде привередничает, то скулит без причины, то царапается. А теперь какая-то ласковая, спокойная стала, видите и вас не трогает.
Болонка подошла ко мне, обнюхала. Затем взобралась на кресло, где лежала куча детских носочков, разворошила их и снова улеглась.
- Это ты связала? И много дают за них?
- Нет, я их связала для детского дома, я дружу с ними. Открою вам свой секрет. Они обещали дать мне на воспитание девоч¬ку. Машенька давно приглянулась мне, бегает за мной, держится за юбку, просит поносить на руках. - Наталья мягко улыбнулась, достала из ящика стола фотографию: нежное доверчивое сущес¬тво с красным бантом на голове.
- А любовь? Была ли она?
- Была, и в молодости и после. Но как только мужчины уз¬навали, что я больна, тотчас покидали меня. У меня есть друг.
- Тушин?
- Да. Он пожалел и полюбил меня. Я забыла вам сказать, что  он невропатолог по специальности и работал в той больнице, но до нас. Мне повезло, что я попала к нему, хотя и поздно...
- Вы не вместе живете?
- Нет, у него семья, дети, одному семнадцать, другому шестнадцать, он не может оставить их. Жена у него закоренелая материалистка, считает его сумасшедшим, но терпит, ведь он со¬держит семью, заботится о детях.
- Он не может ее перевоспитать?
- Нет. Она химик, кандидат наук. Бывают такие люди, их ни в чем не убедишь. Да, у них мало взаимопонимания.
Прошло несколько минут. Вдруг она грустно вздохнула:
Самое печальное, что я, наверное, скоро расстанусь с Тушиным. - Слезы навернулись на ее глаза. Губы по-детски при¬открылись.
- Почему? Дети почти выросли, он может перейти к тебе.
- Нет, нет, это не то, он уходит и вернется ли обратно, неизвестно.
- Что он еще задумал? Неужели ему мало Самадхи?
- Ему всего мало. Вначале он хотел уехать в Индию. Что¬бы стать настоящим йогом, надо хотя бы на время уйти из жизни. Но теперь у него другая идея. Недавно он познакомился с кни¬гами Станислава Грофа...
Я недоуменно взглянула на нее.
- Ну, понимаете, это другой, европейский путь... Он ре¬шил отождествить свое сознание с сознанием клетки, чтобы расшифровать структуру ДНК. Но ему и этого недостаточно. “В оп¬ределенный момент, - говорит он, - человек функционирует как безграничное поле сознания, преодолевающее как пределы физи¬ческого тела, так и ньютоновское время, пространство”. Я по¬няла так, что он хочет слиться с Космосом.
- Невероятно! Но удастся ли ему это? Ведь это опасно. Вернется ли он обратно?
- Да, - огорченно вздохнула он . - Я боюсь его потерять.
- Что же будет с тобой?
- Он сказал, что будет всегда рядом. Вы слушали, навер¬ное, о бодисатвах... А потом, потом я знаю, как жить и для чего. - Она улыбнулась, глядя на фотокарточку, лежавшую у нее на коленях.
“Бедный человек, - невольно подумала я. - В этом огром¬ном мире может жить и не затеряться благодаря привязанности к такому же существу, как он сам. И в двадцать, и в сорок лет он одинаково чувствует свою беззащитность. Какой-то несчастный случай или чья-то злая воля навсегда могут искалечить жизнь. В минуты тоски он хочет   прильнуть к любимому человеку и ощутить в себе силу перед громадным Космосом...”               
Мы проговорили всю ночь. Уснули в креслах. Наутро были уже друзьями, словно целую вечность провели вместе.  Вышли в прихожую. Я стала надевать сапоги, потянулась к вешал¬ке за пальто, она была очень высокая.  Приподнялась нa цыпоч¬ки, напряглась. В это время Наталья стояла у двери, о чем-то задумавшись. Мое напряжение, видимо, передалось ей. Она поры¬висто кинулась к вешалке, мы столкнулись лбами, рассмеялись... Я вышла на улицу. Было светло, но небо вдруг начало темнеть. Нa тротуарах валялись обертки от жвачек, продавали га¬зеты с фотографиями голых женщин, везде висели объявления о купле-продаже, прохожие говорили о покупках, жевали пирожки, запивали “Фантой”, на каждом шагу сверкали коммерческие ки¬оски. Стало еще темнее, и пошел снег. Он падал медленно, плавно, слегка кружась на ветру. Одинокие крупные снежинки опускались на землю. Я нагнулась над сугробом, чтобы рассмо¬треть их получше. Все они были разные: одни, как цветы, дру¬гие, как звезды, третьи – неправильной геометрической формы. Они лежали ле-сенками, словно боялись сломать друг друга. На небе пролете¬ла и потухла яркая точка. “Наверное, - это Тушин, - подумала я, - умчался в Космос, осуществил свою давнюю мечту... О, гос¬поди, хоть бы он вернулся, ведь его так ждут...”

                Асия Турашкызы






Дождь       Асия Турашкызы
Спросят: как перейти жизнь?               
                Отвечайте - как по струне бездну –                Красиво, бережно и стремительно.                Агни-Йога

Познакомилась я с Натальей несколько лет назад в город¬ской больнице. Ожидая дежурного врача, смотрела на больных, проходивших по коридору. Мое внимание привлекла стройная де¬вушка в сером больничном халате, едва прикрывавшем колени. Она проходила по коридору, спускалась вниз, затем возвращалась в палату, но через несколько минут снова выходила в коридор. При этом всякий раз хлопала дверями, так что нас, новоприбывших, то и дело обдавало холодом. Белые ладные ноги мелькали по сту¬пенькам лестницы. Пышные волосы развевались по плечам. Губы, красные, потрескавшиеся, по-детски приоткрыты, в синих, чуть раскосых глазах равноду¬шие. Мне показалось, что я уже где-то видела ее.
Вскоре пришел дежурный врач, молодой, энергичный чело¬век с чуть суровым и чуть веселым лицом. Он направил меня в неврологическое отделение, в палату, где у большого окна, за¬навешенного белыми шторами, нервно перелистывая книгу, сидела та же особа. Мы познакомились, заговорили о том, что привело нас сюда...
Весенний дождливый вечер. В окнах домов уютно горит свет. С шумом и брызгами проносятся машины, по тротуарам бе¬гут мутные ручьи. Капли воды барабанят по крышам, булькают в лужах. Мокрые, отяжелевшие ветви деревьев повисли над тротуа¬рами. Листья и лица в струях дождя. Стайка молодых людей за¬полнила остановку. Среди них Наталья. Она убрала со лба слип¬шиеся волосы, сняла мокрые туфли. Подъехал трамвай. Вырвавшись вперед, она первой ступила на подножку трамвая и вдруг упала навзничь. Кто-то схватил ее за полу жакета и отволок в сторону. Вызвали “скорую”, отвезли в больницу. С тех пор ее мучают головные боли, она стала нервной, раздражительной...
Читая книгу, Наталья вдруг устремляла взгляд в простран¬ство, о чем-то напряженно думала, затем падала на подушку и подолгу рыдала. Успокоить ее было невозможно. Затихнув, она подходила к лежавшей у окна совершенно неподвижной женщине. Присаживалась на краешек кровати и железным гребешком расчесы¬вала ей волосы. В глазах стояли крупные светлые слезы.
По вечерам, когда сумерки спускались на город, а над крышами домов кружили и белели голуби, мы сидели в палате и рассказывали друг другу о себе. Раньше у Натальи было много друзей. Они часто устраивали вечеринки, ездили за город. На¬талья была влюблена в одного веселого парня. Она пересказала одну из его многочисленных веселых историй.
- Знаешь, Наталья, мне кажется, я уже это слышала. И по¬жалуй, даже видела его. Возле Лермонтовского театра. Кажется были гастроли Большого  Драматического...
- Да, да, ответила она возбужденно. Игopexa говорил, что всю ночь стоял за билетами на БДТ. Расскажи.
Я вспомнила ту теплую ионьскую ночь. Часов около десяти мы подошли к театру, Возле него уже толпились люди. К полу¬ночи многие разошлись, осталось человек двадцать.. Мы стояли, прислонившись к железному забору, смотрели в ночное небо. Раз¬давались негромкие мужские голоса, мелькали огоньки сигарет. Обстановка невольно пробуждала интерес друг к другу. Каждому хотелось рассказать что-нибудь смешное, занимательное. Вдруг от группы мужчин отделился молодой человек и подошел к нам. Вначале он слушал разговор, лишь изредка вставляя замечания.
А потом полностью завладел нашим вниманием. Он буквально сыпал шутками, анекдотами, комическими историями из своей жизни. Смех не замолкал возле нас ни на минуту. Женщины смотрели на него с нескрываемым восхищением, мужчины - с завистью. По словам Натальи сейчас он был в городе.
Знал о ее болезни.
И ни разу не пришел к ней.
Наталья же постоянно думала о нем. Вне всякой связи о действительностью она часто говорила, что выходит замуж за Игореху. Казалось, все мысли ее сосредоточились на этом жела¬нии.
Однажды в воскресенье она нарядно оделась, аккуратно при¬чесала волосы и отправилась в город. Не прошло и часа, как она вернулась - еще более грустная, чем была.
- Тебе хорошо, - вдруг зло проронила она, - устремив на меня недовольный взгляд. - Твой увалень  каждый день приходит.
Резко встала, направилась к выходу, остановилась в дверях, еще раз насмешливо посмотрела на меня и, высоко вскинув голову, вышла. Гулко раздались ее шаги в тишине. Мне стало больно и грустно. И не раз она грубила мне и другим больным в палате. После одной из ее выходок я вдруг   вспомнила, где ее раньше ви¬дела.
Большой комфортабельный автобус стремительно несется к морю. За окном бескрайний простор пустыни. На горизонте бирю¬зовой полоской мелькает море. На передних сиденьях расположи¬лись парни и девушки в ярких рубашках, джинсах. Они болтают, поют под гитару. Рядом с самоуверенным красивым юношей сине¬глазая бойкая девчонка. Она вся искрится от безудержного веселья. Компания словно не замечает пожилых мужчину и женщину, севших в автобус в пути. Все, кто рядом, испытывают неловкость, но молчат. Наконец, кто-то не выдерживает, просит уступить мес¬то старикам. Красивый юноша отвечает с любезной улыбкой: “Ведь это не город. Билеты куплены с местом”. Худенький парнишка с нервным дергающимся лицом кричит водителю:” Эй, кучер, хва¬тит, не сажай больше!” И вся компания дружно хохочет. Глядя на их веселые беззаботные лица, я думаю, что они никогда не поступятся своим благополучием ради других. А взгляд се¬дой женщины так и врезался в память - смущенный и какой-то виноватый...
Время шло, палата с каждым днем пустела. Больные выздоравливали. Все свободное время от процедур Наталья про¬сиживала в коридоре на подоконнике с Андреем, высоким лохма¬тым парнем. Она объясняла ему приемы вязания, которыми вла¬дела в совершенстве. Они вязали что-то невообразимо яркое, пе¬строе. Придя в палату, она рассказывала соседке, как Андрей ее уважает, как он ласков и внимателен к ней, и, быть может, он влюблен в нее (чего никак нельзя было сказать по равнодуш¬ной ко всему, кроме вязания, физиономии студента). Спустя некоторое время ее тоже выписали, не сообщив ничего определенного о ее болезни, совершенно больную с признаками тяжелого нервного расстройства. Перед моими глазами все еще стоит эта тяжелая, надрывающая душу сцена. Двери палаты неслышно открываются. На пороге стоит наш лечащий врач.
- Лесицкая, - окликает он Наталью, склонившуюся над ши¬тьем, - завтра вам можно идти домой.
Наталья поднимает голову, зубы ее стиснуты,   в глазах - горькое недоумение.
- А что мне делать дальше? – сдавленным голосом спрашивает она.
- У нас вы получили все. Продолжайте обследование в ней¬рохирургии, - быстро отвечает врач и поспешно уходит.
За окном лепетал дождь. По стеклу бежали прозрачные струйки. Размытым зеленым пятном - деревья. Сквозь пелену дож¬дя видна железная ограда, за которой пробежала женщина в чем-то красном, держа ребенка за руку. Мужчина, в халате, с про¬дуктовой сумкой, наполненной свертками и бутылками, входил в ворота больницы. А вот и знакомая стройная фигурка в коротком плаще, медленно и неуверенно, словно боясь оступиться, пере-секла больничный двор и скрылась за оградой.
Прошло несколько лет. В моей жизни было много перемен, хороших и плохих, в которых события тех дней забылись, стер¬лись из памяти. Но Наталья так и стоит передо мной, прикусив губу, и синие глаза в окружении черных ресниц недоуменно смо¬трят на меня.
 Где ты?
Что с тобой стало?
Как ты живешь?
Верится в это, конечно, с трудом, но когда живешь в одном городе, можно встретиться с человеком и через двадцать лет. Время пролетело незаметно. К той поре наш интерес к ли¬тературе, разоблачающей ужасы сталинизма, сменился философской и духовной. От чисто материалистических книг мы вдруг потяну¬лись к религиозным, теософским. Читала я их с интересом. Мно¬гое вызывало недоумение, многое интриговало. Они убеждали в существовании трансцендентного мира, не подвластного нашему ра¬зуму. У меня возникало желание проникнуть в этот мир, в какой-то момент я почувствовала, как относительна грань между чувство¬ванием тонкого мира и безумием, как трудно исповедовать рели¬гию и следовать философскому учению. Возникали и другие вопросы. Мне захотелось пообщаться с людьми, читающими такие книги, и я отправилась в общество Рерихов.
Публика собралась довольно разнообразная: пенсионеры, ин-теллигентные женщины среднего возраста, несколько молодых пар, студенты, даже дети. Лица людей были одухотворены. Но в неко¬торых чувствовалась какая-то странность, болезненность. “Быть может, здесь ищут не только душевного успокоения, ответов на свои сокровенные вопросы, но и избавления от болезней”, - не¬вольно подумала я. Выступал лектор из общества “Знание”, рас¬сказывал о философском учении йоги, затем он пригласил ассис¬тентку для демонстрации оздоровительных асан. Между рядами про¬шла молодая женщина с пепельными волосами. Она повернулась к залу. На меня взглянули знакомые чуть раскосые глаза. “Вертинские”, - так я их называла. Это была Наталья. Лицо ее было поч¬ти таким же, что и двадцать лет назад, только слегка потяжеле¬ло и округлилось, да мелкая сеточка морщин осеняла прищур глаз, взгляд которых, как мне показалось, потеплел. Мне захотелось подойти к ней, заговорить. Когда занятие закончилось, я стала. поджидать ее у входа. Она простилась с лектором, направилась к выходу.
- Извините, - обратилась к ней, - вы Наталья?
- Да... А что? - вопросительно посмотрела она. - А подож¬дите, я, кажется, вас помню. Мы с вами лежали в больнице. Лет ... дцать назад?
- В роли подопытных кроликов?
- А вы об этом? Ну не стоит об этом помнить. Давайте пройдемся, а лучше поедем ко мне.
Мы сели в трамвай, проехали несколько остановок и вскоре были в крошечной микрорайоновской квартире, где кухня, как ку¬пе в поезде. Комната больше, скромно обставлена, очень много книг в синих и зеленых переплетах, фотографии природы: безбрежное поле ромашек, стога, пасущиеся кони, горная речка. Наталья приготовила чай, пригласила к столу.
- Да, я вас хорошо помню, я часто думала о тех днях, ну и доставалось вам от меня... Теперь я уже не та... Вы и не уз¬наете.
- Как вы жили эти годы, что было хорошего?
- По-разному, было и хорошее, и плохое.
- После той больницы попала в нейрохирургию. Вот вы переживаете, что вас направили на тот злополучный анализ, а со мной это проделали несколько раз, но толку никакого.   Десять лет моталась по больницам, не работала, замучила мать. Так бы, наверное, и подохла, если бы не “случай-бог-изобретатель”. У каждого, на¬верное, есть человек, который кардинально меняет его жизнь... Отправились мы как-то на море... Ну, выпили немного пива, за¬плыла я вдруг далеко, подруги остались позади. Неожиданно ме¬ня охватил страх,  растерялась, чувствую - не хватает воздуха, тянет вниз. Ну, думаю конец моим несчастьям пришел. Чест¬но говоря, и страшно стало, и в то же время легко. А ведь нет. Чувствую, кто-то тянет меня за волосы вверх и над ухом муж¬ской голос: “Вдохни глубоко! Ложись на воду! Ты лежишь на дос¬ке. Я веду  тебя к берегу”.
Хорошо день был безветренный, я лежала и чувствовала, что тело мое легко, мне стало как-то спокойно, откуда-то по¬явилась уверенность, что я не утону, что я буду всегда. На бе¬регу он помог мне прийти в себя и оставил меня, совершенно рас¬терянную, подругам. На прощание он спросил: “На что вы жалуе¬тесь?” Он был высокий, худой. В глазах что-то странное, неуло¬вимое. Я показала на голову. Он написал на листке: “Экстрасенс Тушин” и номер телефона. Его имя уже тогда было известно мно¬гим. Я долго думала, идти ли к нему на прием. Ведь так много говорили плохого об экстрасенсах, о психических сдвигах после сеансов. И тут я впервые прислушалась к себе. Внутренний голос говорил мне идти, подруги другое. Но сколько добрых знаков подается в жизни, особенно во сне. Еще в детстве мама учила ме¬ня прислушиваться к снам. Не помню, что я видела, но что-то очень хорошее, светлое, после чего уже не сомневалась. Так на-чалось это счастливое знакомство. Тушин понял меня всю сразу - и мою боль, и мою неприкаянную жизнь. Его сеансы снимали боль. В его руках такая сила - вы не поверите. Беседы с ним успокаи¬вали меня. Он давал мне “Агни-Йогу”, еще в списках. Это изу¬мительная книга, ведь в ней можно найти ответ на любой вопрос. Сам он давно занимается йогой, с тех пор, когда еще  эти книги были под запретом. Кто ищет - находит. Он нашел ее, где бы вы думали - в литературных памятниках “Махабхарате”,  “Бхагаватгите”... Да, раньше я читала только для того, чтобы не отстать от своей компании. У нас было модно упомянуть чье-то имя. “Сэлинджер, “Мориак”, - она сделала манерный жест рукой. - Сейчас я читаю совсем по-другому. И знаете, он лечил меня совершенно бесплат¬но, - глаза ее оживились. Ведь сколько стариков, инвалидов сидело у его дверей, и он с них ничего не брал. Нe могу забыть один случай. Я сидела у него в кабинете. Зашла маленькая тол¬стая старушка в потрепанном бархатном пальто с костылем в ру¬ках. Морщась от боли, тяжело хромая, она подошла к нему, про¬тянула измятые рубли. В глазах ее стояли слезы. “Помоги, сы-нок”, - она показала на ногу. Он взял ее деньги, положил ей в карман, бережно усадил на стул и стал своими чудесными руками снимать боль. Не представляете, какое лицо у нее было - удив¬ленное, благодарное, морщины слегка распрямились, лицо посвет¬лело. И в эту минуту я поняла, что такое сострадание. Оно глубже любви, оно не знает границ...
Еще был случай. Он повел меня в детскую больницу, в от¬деление, где находились дети-сироты. Как мне было тяжело смо¬треть на этих детишек. Они лежали мокрые, голодные, полуодетые. В соседней палате была совсем другая картина - рядом бы¬ли мамы. Эти же бедные существа сидели в своих манежах-клет¬ках и вопросительно смотрели на нас. Одна крошечная девчурка ковыряла пальцем в своих какашках, а затем совала его в рот. Тушин не выдержал, вызвал санитарок, велел принести чистое белье, одежду, и мы сами начали переодевать детей, менять пос¬тели, кормить детей с ложки. Санитарок он заставил вымыть па¬лату. Так вместо сеанса терапии мы занялись работой нянечек... После этого я задумалась над своей жизнью: откликалась ли я на просьбы людей? Оказалось, не всегда, в основном, по настрое¬нию. Я поняла, что главное в человеке - отзывчивость, если ее нет, нет и человека. Я мысленно перебирала свою жизнь, искала в ней моменты, где поступала недобро и в одно мгновение вспом¬нила вас. Хорошо, что мы встретились, я хочу извиниться за прошлое.
- Нет, нет, не надо извинений. Мы ведь были больны.
- Это не оправдание, - грустно возразила она.
- Меня больше мучает другое. Я часто думаю о нашем враче, об его анализах. Ему,  видимо, нужны были данные для диссер¬тации. У тебя, конечно, было серьезное заболевание, а у меня, как позже выяснилось, нет. Достаточно было хорошего отдыха. Вскоре у меня стали болеть все суставы. Я долго лечилась. Стало намного лучше. Но все равно не могу поднимать тяжелое, нельзя остывать, холодная вода - враг.Но разве кто-то счита¬ется с этим? Да... Где бог на таких людей?.. Иногда мне так хочется отомстить за себя...
- Ни в коем случае. Не увеличивайте зло в этом мире. Я вам прочитаю выписки из Юрия Иванова, писала сегодня утром: “Желания и мысли человека должны быть положительными - важное условие хорошей кармы. Если у нас постоянно по¬ложительные мысли о хорошем здоровье, о любви, терпимости, тогда сила клеток будет направлена на восстановление организма. Человек не должен брать на себя функции выполнения закона кармы, собственная карма обидчика     накажет его, если не в этом воплощении, так следующем...”
- Поэтому нужно прощать врагов?
- Да.
- Это и в Библии, и у Толстого, но от этого ничуть не легче. Наша жизнь сосредоточена в этом мире. И возмездие, и радость мы хотим получить здесь...
-Нет, не надо мстить, не только потому, что зло наказуе¬мо. Ведь, совершая зло, страдает, прежде всего, сам человек. Заметьте, как учащается дыхание, сжимается сердце, когда при¬ходится иногда лгать.
- Знаешь, Наташа, (я вдруг перешла на “ты”, как  прежде). Сколько бы я ни обращалась к духовной литературе, я всегда “отрезвляюсь”, все прочитанное мне кажется сказкой, мистерией. Это было и с “Розой мира”, и с йогой. Мне нравится в этих книгах стремление к состраданию, человечности, а ведь все это есть в искусстве, в литературе, без них не мыслю жизни... Может и этого достаточно человеку?
- Да, помню, как в больнице вы не отрывались от книг, хо¬тя вам нельзя было читать, что-то объясняли мне. Это вер¬но, через искусство, литературу можно прийти к просветлению, но духовная литература мне гораздо ближе.
- Можно еще один вопрос: Я  хочу поменять       квартиру, как ее  выбрать не знаю.
- Как? Нужно постоянно прислуживаться к себе, мы ведь не бесчувственны, мы должны развивать интуицию...
- Легко сказать, - подумала я, глядя в окно, - но трудно осуществить это. Мы так погружены в наш вещественный мир, что потеряли тонкие ощущения. Нам уже ничего не подсказывает внутреннее чувство, мы не знаем, как поступить в той или иной ситуации, полагаемся больше на логику, которая зачастую нас обманывает. Заходя в незнакомое жилище, мы не чувствуем в нем радиоактивности, ни подземных зон, ни тех лю¬дей, которые жили в нем. Это от того, что жизнь наша настоль¬ко переполнена вещами, что мы не находим времени поразмыслить: кем же они даны? Прочитаем что-то духовное, тут же и забудем, и живем - по-прежнему...
 - Пожалуй, только в одном мы не утратили себя это в сновидениях, - продолжила я вслух. - Я часто вижу людей во сне, потом выясняется, что они думали обо мне, и с ними случается то, что приснилось мне.
- Это ли не доказательство тонкого мира! – воскликнула Наталья.- Почему снится человек? Верно. Потому что он думает о вас. И его мысли сквозь пространство проникают в мозг . Снимок мысли получен еще в начале века. Да, охотно люди говорят о прили¬вах и отливах, о световых и звуковых волнах, но психическая энергия остается забытой...
- А ты веришъ в бога?- спросила я. - Ведь очень много лю¬дей, особенно в эти семьдесят лет, обходились без него, осо¬бенно ученые...
Вы меня, как будто исповедуете, - улыбнулась она.- Ну, хорошо, отвечу. Я верю, но по-своему. Я думаю, если жизнь моя будет чистой, то и всевышние силы позаботятся обо мне. Все разумное, доброе, сострадающее - это бог... Из всех учений о боге мне ближе всего опять-таки йога. Оно, пожалуй, и самое древнее. Мне нравится мысль, что к богу нужно обращаться как к близкому человеку, и он будет рядом. Бог не сидит, словно царь на престоле. Он живет в воде, растениях, в нас. Страдания людей не наказание или проявление гнева бога, жизнь людей определяется их кармой. И йоги доказали, возьмем к примеру, левитацию, что их учение не выдумка. Древний человек воспри¬нимал себя и природу, как нечто целое. Мы же все разделили на части...
- И больше всего боимся смерти? Ты боишься?
- Да, раньше боялась, даже какой-то животный страх был перед ней. Теперь нет. После чтения духовной литературы. Толь¬ко тяжелая болезнь страшна, все    остальное - нет... Главное быть спокойным, выдержанным, чтобы ни случилось, надеяться на хорошее. Хотя при нынешних обстоятельствах это весьма сложно. Но все равно, не надо дрожать за жизнь, нужно просто жить... Кстати, вы сегодня боялись переходить улицу?..
Я смутилась:
- Да, это уж точно, боялась. Мнительность, страх. Откуда они?
- Сама жизнь, ее неудачи сделали вас такой. Но ведь в ней много и хорошего. Нужно преодолевать страх, воспитывать волю. Ну, допустим, вы нетерпеливы, а вы нетерпеливы, я пом¬ню. Каждый день мысленно представляйте себе ситуацию, где вы должны вытерпеть. Постепенно эта мысль укоренится , ста¬нет второй привычкой и в реальной ситуации вы уже будете сдержанны. Меня учил этому Тушин. Вначале ничего не получалось. Я все бросала, нервничала, а он приходил, и как ни в чем не бы¬вало, начинал все заново.
Слушая ее, я невольно подумала, что она говорит его сло¬вами. Когда тесно общаешься с человеком, невольно копируешь его жесты, слова.
- А то, что ты не ешь мяса - тоже его заслуга? - я заметила, что на столе вообще не было ничего мясного: картошка, хлеб, варенье, салат из свеклы. - Ведь сейчас все страшно дорого, го¬раздо экономнее стол с мясом.
- Мясо? Но вы же едите труп животного, - не обращая вни¬мания на мою иронию, - ответила она. - Клетки, как известно, разлагаются сразу. Да и убивать жестоко. Можете ли вы убить хотя бы курицу, кролика?
- Нет.
- Я закупаю крупы, овсянку, гречку, овощи. Это ведь очень вкусно и полезно. Нужно только привыкнуть. Я чувствую себя намного лучше, как перестала есть мясо. Один раз в неделю голо¬даю , выходят шлаки.
- А как с работой, ведь зарплаты сейчас никому не хва¬тает. Нe торгуешь?
- Нет, я даже стараюсь не посещать эти места. Мне кажет¬ся, что это грязные места, скопления нечистой энергии. Я ра¬ботаю медсестрой. Буквально все умею делать, вязать, как вы помните, шить, а еще консервировать. У меня есть участок за городом. Зарплаты хватает на одежду, мне много не нужно, как в молодости, квартира осталась от мамы...
- А за городом бываешь? Помню, очень любила горы?
- Да, обязательно. Вы не представляете, как Тушин научил меня любить работать в огороде, когда вокруг все цветет, скользить на лыжах по заснеженным полям, где каждый куст в синеве утренних полутонов, подниматься в горы на закате солнца. Все это, конечно, понемногу, постепенно, мне ведь нельзя пере¬утомляться. Летом в поле, где море цветов. Я даже на¬чала рисовать под влиянием этих поездок. Вот посмотрите, - она протянула мне рисунок.
На небольшом куске ватмана были изображены две пожилые женщины и маленькая девочка. Они идут вдоль берега моря. Линии почему-то были не сплошные, а пунктирные. Цвета - прозрач¬но-голубой, белый, зеленый. В их сочетании была своеобразная гармония.
Вдруг на полу что-то зашевелилось. Я вздрогнула от нео¬жиданности. Белый пушистый комочек на полу оказался собакой. Болонка открыла глаза, зевнула и спокойно уставилась на меня красными глазами.
- Не бойтесь, это Маркиза. - Она погладила собаку по го¬лове. Вы знаете, и она стала совсем другой, с тех пор, как изменилась я. Раньше бывало никого не впустит, будет гавкать, пока человек не уйдет, в еде привередничает, то скулит без причины, то царапается. А теперь какая-то ласковая, спокойная стала, видите и вас не трогает.
Болонка подошла ко мне, обнюхала. Затем взобралась на кресло, где лежала куча детских носочков, разворошила их и снова улеглась.
- Это ты связала? И много дают за них?
- Нет, я их связала для детского дома, я дружу с ними. Открою вам свой секрет. Они обещали дать мне на воспитание девоч¬ку. Машенька давно приглянулась мне, бегает за мной, держится за юбку, просит поносить на руках. - Наталья мягко улыбнулась, достала из ящика стола фотографию: нежное доверчивое сущес¬тво с красным бантом на голове.
- А любовь? Была ли она?
- Была, и в молодости и после. Но как только мужчины уз¬навали, что я больна, тотчас покидали меня. У меня есть друг.
- Тушин?
- Да. Он пожалел и полюбил меня. Я забыла вам сказать, что  он невропатолог по специальности и работал в той больнице, но до нас. Мне повезло, что я попала к нему, хотя и поздно...
- Вы не вместе живете?
- Нет, у него семья, дети, одному семнадцать, другому шестнадцать, он не может оставить их. Жена у него закоренелая материалистка, считает его сумасшедшим, но терпит, ведь он со¬держит семью, заботится о детях.
- Он не может ее перевоспитать?
- Нет. Она химик, кандидат наук. Бывают такие люди, их ни в чем не убедишь. Да, у них мало взаимопонимания.
Прошло несколько минут. Вдруг она грустно вздохнула:
Самое печальное, что я, наверное, скоро расстанусь с Тушиным. - Слезы навернулись на ее глаза. Губы по-детски при¬открылись.
- Почему? Дети почти выросли, он может перейти к тебе.
- Нет, нет, это не то, он уходит и вернется ли обратно, неизвестно.
- Что он еще задумал? Неужели ему мало Самадхи?
- Ему всего мало. Вначале он хотел уехать в Индию. Что¬бы стать настоящим йогом, надо хотя бы на время уйти из жизни. Но теперь у него другая идея. Недавно он познакомился с кни¬гами Станислава Грофа...
Я недоуменно взглянула на нее.
- Ну, понимаете, это другой, европейский путь... Он ре¬шил отождествить свое сознание с сознанием клетки, чтобы расшифровать структуру ДНК. Но ему и этого недостаточно. “В оп¬ределенный момент, - говорит он, - человек функционирует как безграничное поле сознания, преодолевающее как пределы физи¬ческого тела, так и ньютоновское время, пространство”. Я по¬няла так, что он хочет слиться с Космосом.
- Невероятно! Но удастся ли ему это? Ведь это опасно. Вернется ли он обратно?
- Да, - огорченно вздохнула он . - Я боюсь его потерять.
- Что же будет с тобой?
- Он сказал, что будет всегда рядом. Вы слушали, навер¬ное, о бодисатвах... А потом, потом я знаю, как жить и для чего. - Она улыбнулась, глядя на фотокарточку, лежавшую у нее на коленях.
“Бедный человек, - невольно подумала я. - В этом огром¬ном мире может жить и не затеряться благодаря привязанности к такому же существу, как он сам. И в двадцать, и в сорок лет он одинаково чувствует свою беззащитность. Какой-то несчастный случай или чья-то злая воля навсегда могут искалечить жизнь. В минуты тоски он хочет   прильнуть к любимому человеку и ощутить в себе силу перед громадным Космосом...”               
Мы проговорили всю ночь. Уснули в креслах. Наутро были уже друзьями, словно целую вечность провели вместе.  Вышли в прихожую. Я стала надевать сапоги, потянулась к вешал¬ке за пальто, она была очень высокая.  Приподнялась нa цыпоч¬ки, напряглась. В это время Наталья стояла у двери, о чем-то задумавшись. Мое напряжение, видимо, передалось ей. Она поры¬висто кинулась к вешалке, мы столкнулись лбами, рассмеялись... Я вышла на улицу. Было светло, но небо вдруг начало темнеть. Нa тротуарах валялись обертки от жвачек, продавали га¬зеты с фотографиями голых женщин, везде висели объявления о купле-продаже, прохожие говорили о покупках, жевали пирожки, запивали “Фантой”, на каждом шагу сверкали коммерческие ки¬оски. Стало еще темнее, и пошел снег. Он падал медленно, плавно, слегка кружась на ветру. Одинокие крупные снежинки опускались на землю. Я нагнулась над сугробом, чтобы рассмо¬треть их получше. Все они были разные: одни, как цветы, дру¬гие, как звезды, третьи – неправильной геометрической формы. Они лежали ле-сенками, словно боялись сломать друг друга. На небе пролете¬ла и потухла яркая точка. “Наверное, - это Тушин, - подумала я, - умчался в Космос, осуществил свою давнюю мечту... О, гос¬поди, хоть бы он вернулся, ведь его так ждут...”

                Асия Турашкызы