В-пятых... трусиха...

          *** Предыдущая часть: http://www.proza.ru/2014/02/07/1663

          Валентины предложили окончание производственной практики отметить в общежитии с ребятами со стройки и устроить танцы. В одной комнате было тесновато вечер организовать, и придумали, что стол будет в комнате у Наташи с маленькой Валей, а в комнате большой Валентины - можно попеть под гитару и потанцевать. 
          Наташа слушала девушек, ничем не выказывая своего отношения, - не хотела как-то повлиять на их решение и на то настроение, которое завладело ими в последние дни производственной практики.
         
          ***
          Она, конечно, танцевала и в школе на вечерах, и в посёлке на танцплощадку в парк ходила с Ирой, и на институтские вечера с девушками из общежития… - хоть это было всегда сложно из-за её высокого роста. Потому девушка предпочитала танцевать, если в паре, то быстрые танцы и на расстоянии вытянутой руки друг напротив друга, а когда желающих набиралось больше, то её устраивало, что все становились небольшим кругом. 
          Нравилось, когда напротив кто-то хорошо танцевал. Нарочно повторяла движения, - смотрела в лицо, улыбалась, баловалась, «строя глазки», можно сказать, гримасничала, если это был кто-то из хорошо знакомых.
          В девятом классе зимой Наташе наложили гипс на колено, и ходить в школу пришлось в валенках, так как в сапог нога из-за отёка не просовывалась.
          И всё из-за Вовки, из-за его плясок на новогоднем огоньке в школе. 
          Это мама расспрашивала, что да как было на вечере…
          –  Танцы были?  …И что?  …Ты танцевала?
          –  Да, танцевала, мама. Тан-це-ва-ла-а-а! …Ля-ля-ля…ля-ля… ля-ля-ля… 
          –  Покажи. …Это разве танцы? …Вот мой отец, - дед твой, Пётр  Ермилович, - «камаринскую» плясал!..
          –  «Камаринскую»? …Может, «барыню»?
          –  Нет, это разные пляски.
          –  Мамочка, сейчас твист и шейк танцуют, и  …смотри, как танцевал Вовка на вечере.               
          Наташа приседала до самого пола около пианино в большой комнате, напевая себе: «Жил да был чёрный кот за углом…», вставала и снова приседала, -  крутила коленками вправо и влево.
          И вдруг свалилась от острой боли, чуть не задев головой инструмент:
          – Ой!! Ой, как больно!..
          Папа тогда прибежал в комнату из кухни, тянул руки к её голове, а дочь показывала на ногу и всхлипывала. Мама же смеялась, сразу не поверив, что что-то серьёзное. 
          Когда же в сопровождении отца доковыляла до больницы, то доктор сказал, что это вывих коленного сустава, мол, слабый мениск.  Оказывается, коленная чашечка обычно плавно движется на своём ложе, а у неё вдруг не захотела, - и наложили гипс на колено, а она потом всем объясняла в классе: «Вылетела чашечка из ложечки…», но про  Вовку и что она танцевала дома, не говорила, ни доктору, никому, и родителей попросила не выдавать тайну.
          ***
         
          Почему-то сейчас не могла представить, как положит руку на плечо этому парню со стройки, а он возьмёт её ладонь в свою, а другой рукой будет держать за талию...

          Практика заканчивалась. Оформляли отчёты, собирали различные бланки, заполняя их, и на работу ходили, прихватив фотоаппарат. Наташа пыталась вникать, но как-то само собой доверилась девушкам, узнав, что отчёт о прохождении производственной практики не оценивается дифференцировано, - ставится не оценка, а просто «зачёт», и потому все её с Валентинами совместные усилия свелись к тому, чтобы папка с отчётом у каждой была объёмнее.   
          Сначала Наташе хотелось раздобыть хоть что-то из проекта  организации строительства этого огромного промышленного предприятия, хоть какую-то малую часть организационно-технологической схемы, касающуюся тех цехов, административных зданий и подсобных сооружений, на которых они - студентки участвовали в заливке фундаментов под оборудование и колонны, или занимались уборкой и мыли окна. Но оказалось, что у мастеров этого ничего не было, а обращаться к кому-то из прорабов или идти к высшему руководству девушка не решилась.
          Наташа понимала, что студенты на строительстве учтены в графике потребности в рабочих кадрах по каждому объекту стройки, который прилагался к календарному плану производства работ. Поражало девушку то, что им, - студенткам, всегда находили работу, при этом они никому не мешали, и создавалось впечатление, что были нужны, - даже необходимы.   

          Фотографии печатала сама. В полуподвальном помещении общежития была оборудована для этих целей комната. Вечером начала печатать и почти до утра сушила глянцевателем. 
          Правда, проявляла плёнку у себя в комнате, в новом, купленном ею бачке, так как старый - треснул. Обмотав руки одеялом, а вернее, сделав из одеяла трубу и просунув туда руки, Наташа вставляла плёнку в сердцевину бачка на ощупь. Девочки для надёжности накинули на её руки и плечи ещё одно одеяло. Найдя язычок плёнки в кассете, и защемив его в оси сердцевины бачка, девушка крутила эту сердцевину пока полностью не перегнала плёнку в неё, а потом сердцевину со спирально зафиксированной  плёнкой вставила в бачок. Заливала по порядку заранее приготовленные реактивы, засекала время, и садилась к кульману, так как надо было оформить листы в папку с отчётом.
          Когда фотки высохли, то отрезала себя на всех фотографиях и отдала девушкам.
          Наташа и так старалась не попадать в кадр.

          Когда стропальщик с фотоаппаратом  махал и кричал им что-то сверху с металлической фермы, было понятно, что он хотел, чтобы студентки как-то встали и приготовились к съёмке, но Наташа, как стояла к нему спиной, так и осталась стоять. Только большая Валентина, подхватив бетон совковой лопатой, изображала, что работает, - она и попросила рабочего взять с собой фотоаппарат, когда он полез на ферму устранять какие-то неполадки. 
          В тот день студенткам нужно было выровнять до краёв опалубки монолитные ступенчатые фундаменты под колонны.
          Бадью с бетоном к ним на участок притянул кран на гусеничном ходу, а у них не заладилось что-то с задвижкой этой бадьи. Навешенный над ёмкостью «башмак» с бетоном покачивался, задвижку залитую раствором заклинило, и так как снизу не было видно причины, то никак не получалось её выбить, чтобы бетон вылился в приготовленную ёмкость, –  такой же «башмак», только лежачий на земле. Но стоило крановщику, подчиняясь взмахам женщины из бригады, опустить бадью на землю в стороне от ёмкости, как задвижка соскочила, и бетон хлынул под ноги. Маленькая Валя пыталась закрыть задвижку, чтобы не весь бетон вылился на землю, помогая женщине, приставленной к студенткам в тот день. 
          Вот в это самое время большая Валентина и позировала рабочему с фотоаппаратом, а у Наташи не было никакого настроения, так как предстояло подбирать бетон. «Неужели трудно было проверить задвижку до того, как заполнить бетоном бадью?..» - крутились в голове Наташи досадные мысли.
 
          Поставили к ним тогда в помощь на подборку бетона Людочку из Наташиной группы, но даже рабочие, наблюдавшие, как она работает, не выдерживали:
          –  Людмила, ты завтракала сегодня?   
          –  Люда, что же ты как «условница» работаешь? 
          Но Людочка и «ухом не вела», цепляла краем совковой лопаты буквально с кулачок бетона и осторожно несла его перед собой, словно боялась, что погаснет пламя воображаемой свечки. Без смеха нельзя было смотреть на это действо, но Людмила была своеобразной девушкой, и никто из студенток не приставал с претензиями к ней, - это было бесполезно.
         
          ***
          Как-то в институте в перерыве между занятиями Людочка, взяв Наташу под локоть и «стреляя глазками» в сторону Миши, нашептывала на ухо «ужасную историю», произошедшую в пустой аудитории:
          –  Ты представляешь, вроде тихий такой, а пытался поймать меня, и я бегала по рядам между столами от него. Бегу в одну сторону, а он через парту и навстречу, я тогда в другую, а он за мной и пришлось оставить сумку, -  чуть выскочила из аудитории в дверь... 
          –  И где сумка сейчас?
          Спросила сочувственно Наташа, смотря в широко раскрытые глаза Людмилы, хоть и трудно было не улыбнуться, представляя эту картину. 
          –  Да он тогда принёс на следующую лекцию и сумку, и конспект с ручкой… – Махнув кистью свободной руки, успокоила Людочка.
          А Миша - невысокого роста крепкий молодой человек  с пружинистой походкой спортсмена и чуть заикающийся от волнения, когда начинал говорить своим тихим голосом, поймав любопытный взгляд Наташи, уткнулся в конспект, смутившись. Наверно, догадался, что девушки шепчутся о нём.
 
          Когда-то ещё на первом курсе Наташе показали номер институтской газеты с фотографией, на которой она и Людочка сидели рядом на лекции. Наташа тогда критически рассматривала себя на фото, но коротко взглянув на то, как получилась Люда, улыбнулась, догадавшись, что этим неожиданным вниманием фотографа она обязана её необычной причёске, яркому макияжу, манере одеваться, говорить, смеяться и даже просто смотреть.
          ***

          Татьяна была не против «прощального» вечера перед тем, как все разъедутся на каникулы. Практику Таня проходила в своём городе и где-то на стройке по-настоящему штукатурила, а приехала оформить и сдать отчёт. 
          –  Ой, как я вовремя! Девочки, я привезла варенье из лесной клубники, - к чаю как раз пойдёт. Клубника с наших гор, очень ароматная!  С мамой и Надеждой собирали…
          Вечером устроившись с ногами на кровати, Наташа открыла книгу, которую потихоньку взяла у Тани, но как-то не получалось вчитаться в текст. Какой-то дискомфорт ощущался, когда она пыталась понять, что там происходит в организме, когда парень и девушка решаются на близкие отношения. Но Таня-то книгу читает, и она это видела. 
          Поговорить с Татьяной не решалась, хоть та сама как-то разоткровенничалась, и было это на первой весенней сессии…

          ***
          Наташа тогда читала, готовилась к экзамену, как вдруг услышала  голос Тани:
          – Мне нравится парень на потоке…
          Нехотя оторвав взгляд от книги,  так как  только вчиталась в текст и начала понимать  написанное, очень удивилась, когда увидела, что Таня стоит около окна и что-то происходящее на улице, привлекло внимание настолько, что казалось, девушка совершенно забыла про завтрашний экзамен, - конспект лекций лежал закрытым на столе. А ведь всего каких-то минут пять назад Татьяна  устанавливала в комнате тишину, требуя, чтобы её не отвлекали, и вдруг сказала о каком-то парне.
          Наташа молчала, ждала, - не хотела спугнуть доверчивость  Татьяны, и услышала:
          – Его Сергей зовут. Подойди. Посмотри. Вон он там, среди ребят стоит. Представляешь, Сергей живёт в моём городе!  Я увидела его в вагоне,  когда ехала домой.
          Положив открытую книгу на кровать, Наташа подошла и, пытаясь разглядеть лица студентов, стоящих небольшой группой под окном, прижалась лбом к тёплому стеклу, за день нагретому весенним солнцем. И вдруг мгновенно поняла, что совсем не хочется, чтобы Сергей, которого узнала, и был тем парнем.
          – Вон тот, который стоит к нам лицом и сейчас что-то говорит…
          – Да, я поняла…
          – Правда, он симпатичный?
          – Да, да!
          Кивнула, улыбаясь и, спряталась за спину  Татьяны, а потом и вовсе отошла, так как не хотела, чтобы Сергей, подняв голову, увидел их в окне. Не хотела, чтобы парень подумал, что это она рассказывает о нём Тане. Татьяна же, стоя около окна, продолжала рассказывать про встречу с Сергеем по пути домой и совсем не боялась быть замеченной.
Пользуясь тем, что Таня не глядит в её сторону, Наташа поспешно взяла книгу и села, уткнув лицо в страницы учебника. Почувствовала, что краснеет, так как буквально за дня три - четыре до Татьяниного признания Сергей заговорил с ней около общежития, и они познакомились, да и разговор-то получился таким неожиданно простым и лёгким…
          – Здравствуй. Меня Сергей зовут. Видел тебя на лекциях.
          – Привет! Я тоже видела тебя на потоке... И ты в общежитии живёшь?  Вон наше окно… 
          –  Знаю…, – сказал он, наверно, про окно, когда девушка назвала своё имя. –  …Не будешь против, если я буду ожидать тебя здесь, когда буду свободен?
          – Хорошо, договорились… 

          Наташа и теперь признавалась себе, что почти с первых совместных лекций заметила Сергея, и тогда при встрече в коридорах или аудиториях института он всегда улыбался, казалось, одними глазами, и девушку наполняло какой-то светлой радостью это его лучистое внимание.  С чуть заметной улыбкой проявлялись ямочки на его щеках…
          «Как хорошо, что Таня не видела, как мы с Сергеем стояли вот также на тротуаре под окном комнаты, и разговаривали», - подумалось  с облегчением, так как было бесконечно жаль что-то хорошее, что уже витало в комнате, в которой они с Таней, присматриваясь друг к дружке, прожили  почти первый учебный год. Она вспомнила свою растерянность  и ту непонятную грусть-печаль о Сергее, которая обволокла и зазвучала вопросом: «Что же делать?» 
          Да, сейчас Наташа поступила бы не так, а тогда….
          После разговора с Таней, когда шла с занятий, то ещё издали увидела Сергея и, догадываясь, что он ждёт её, нарочно заговорила с кем-то из девушек, что шли рядом и как бы за увлечённостью беседой, не заметила его, - прошла мимо. Не могла представить, чтобы  Таня, выглянув в окно, увидела их разговаривающими. Девушки же не ответили, когда она поинтересовалась: «Не видели Таню? …Где она?»
          И всё же прежде чем войти в кем-то открытую дверь в общежитие,  Наташа не удержалась и глянула на него, и … - лучше бы она этого не делала…
          Каким недоуменным был взгляд Сергея. Погасшим. Без тени улыбки. Нет, он не смотрел на неё. Сергей глядел перед собой, и казалось, что увидел что-то такое, что поразило его, оглушив и лишив жизненного блеска в глазах и он, всматриваясь куда-то глубоко в себя, ничего не видел вокруг, пытаясь понять и осмыслить то, что произошло.
          С освещённого ярким солнцем крыльца девушка нырнула в темноватое и прохладное фойе общежития. Не замечая  никого и не обращая ни на кого внимания, задевая кого-то и тут же извиняясь, через ступеньку вбежала по лестнице на третий этаж… - ей стало так плохо, так неловко, так стыдно, что она словно пыталась убежать от себя, и от него, и от того, что натворила.
          Вошла, почти вбежала в комнату, сильно распахнув дверь.
          – За тобой что, гнались? 
          – Нет! …Боялась, что вы уйдёте обедать без меня… 
          Увидела, что Таня не около своей кровати у окна, а занята книгами в шкафчике около двери, и поняла, что могла поговорить с  Сергеем… 
          Но Наташа ещё надеялась, что сможет как-то всё исправить...
          «Может, сказать ему, что он нравится  Тане? – подумалось девушке, когда увидела его в аудитории перед лекцией по математике. Но взгляд Сергея, отрешённо скользнув по её лицу, улетел куда-то поверх её головы под потолок аудитории, и тогда мысли, как выстрелы, казалось, открыли стрельбу по мозгам, как по мишени, и попадали в «десятку», - в цель: «Ну и пусть!  Ты же хотела этого? А как по-другому? …Так надо!»
          Покачав отрицательно головой Тане, помахавшей ей, что около неё есть место, и чтобы забыть и не чувствовать спиной  где-то за собой в аудитории  Сергея, Наташа, открыв конспект, посмотрела в сторону доски, откуда раздавался стук каблучков по деревянному возвышению, говоривший о том, что лектор уже в аудитории. 
          Александра  Фёдоровна собиралась заранее написать на доске вывод  какой-то формулы, но тряпка была сухая и она не смогла вытереть доску:
          – Кто-нибудь намочите тряпку, или будете сами  разбираться в учебнике?
          Несколько парней с ближних к доске парт бросились исполнять её просьбу. С сухой  же тряпкой из аудитории  выскочил один, а потом он сам вытер доску уже мокрой тряпкой…
          – Спасибо! – прозвучал в аудитории  красивый голос любимого и уважаемого всеми студентами лектора. Мел бойко на всю аудиторию застучал по коричневой доске, и почти сразу зазвенел звонок. Все стали рассаживаться и сами - собой установились тишина и внимание, говорящие о том контакте, который возникает, между учителем и учеником, когда последний испытывает благоговение перед педагогом, понимая, что знаниями, которыми владеет учитель ему никогда не овладеть в такой же мере. И особенно, если учитель – красивая женщина. Девушки ревниво поглядывали на ребят, и потихоньку осмотрев себя, что-то поправляли на себе только им заметное и усердно конспектировали.
          ***

          Вот уже третий курс закончили, - отстрелялись, сдав экзамены по высшей математике, и не читает им лекции Александра Фёдоровна,  но Тане Наташа ничего так и не сказала про Сергея. Да и говорить-то уже собственно нечего. Сергей, наверно, тоже практику проходит у себя в городе; кажется,  Таня что-то говорила про то, что видела его…

          Сегодня Наташа ушла со стройки с Ниной. Согласилась посмотреть квартиру, которую получила многодетная семья родителей Нины в городе, после того, как сгорел дом.
          Валентины в вагончике оживлённо переговаривались со строителями, показывали и раздавали фото. Наташа предупредила их, что уходит, склонившись к уху сначала одной, а потом другой. Подняла голову и тут же наткнулась на  внимательный взгляд Виктора, стоявшего у двери. 
          «Когда он вошёл  вагончик? И зачем надо было смотреть по сторонам, чтобы парень подумал, что ты ищешь его? - досадовала девушка на себя и старалась вспомнить - Была ли закрыта дверь в раздевалке, когда я переодевалась?..» 
          Да, кто-то прикрыл дверь снаружи, когда Наташа, натянув чистую спортивную майку и, взяв в руки мастерку от костюма, повернулась на скрип.
          Прошла мимо. Не посмотрела на парня. «Он что, не понимает, - стоит около выхода? А может, показалось, что качнуло меня в его сторону?..»
          Хорошо, что Нина заглянула в вагончик:
          – Ну, где ты там?  Идёшь?
          – Иду, иду!
          – Виталик, что ты там стоишь? Проходи и передай мне…. – услышала Наташа женский голос и оглянулась. Парень стоял около вагончика и смотрел им с  Ниной вслед.
          «Ну, и чего ты оглядывалась? » - сердилась девушка на себя. Всплыли в голове вдруг слова маленькой Вали: «Мне кажется, что ты нравишься  Валентину…»  Не понимая причину такого предположения, Наташа промолчала тогда, а сейчас шла за Ниной и думала: «Валентин?  А как же Виталик? Неужели никто ничего не видит, а она всё придумала себе и вообразила?»
          Слушала рассеянно Нину. Было, однако, интересно узнать, как успевали  родители Нины, когда столько детей в семье, и Наташе вспомнилось…

          ***
          Мама привезла их с сестрой ещё маленьких к тёте Марусе в деревянный дом в совхозе с названием «Лев Толстой» и утром посадили её, как старшую, со всеми детьми за стол, дав как и всем большую алюминиевую ложку.
          На стол поставили похожую на маленький тазик миску с творогом, разбитым с молоком и чуть-чуть с сахаром, и тарелку, на которой возвышалась настоящая гора из блинов, размером с тарелку и не тоненьких, которые тётя Параня называла каравайцами, а толстых, как мамины оладьи.
          «Как много!» - подумала девочка.
          Потянулась ложкой к миске, в которую быстро-быстро ныряли ложки детей, но творог там был уже только на самом дне. 
          Облизнула ложку, зацепив совсем чуть-чуть. 
          Вкусно! 
          Когда решила взять блин, то на тарелке лежал последний. 
          Смеясь, тётя Маруся пододвинула Наташе миску с остатками творога:
          – Я сейчас тебе ещё испеку блинка…
          – И мне…
          – Я тоже хочу…
          – Всем испеку.  …Только горячие они будут.  …Вот, пусть сначала остынет! – говорила тётя Маруся, выкладывая на тарелку новый блин.
          – Рот не разевай, -  улыбаясь, подмигнула мама, когда Наташа обернулась на неё, ища какой-то поддержки. Вера Петровна кушала за другим столом и кормила младшую дочку, держа Дашутку на коленях.
          Шестеро: пять дочерей и один сын  - столько детей было у маминой сестры, у тёти Марии и у дяди Коли. И Наташа запомнила, как тётушка, громко смеялась и шутила утром:
          – Ой, дайте, дайте девочке дорогу, а то она не успеет!.. 
          Так непривычно, что туалет был на улице, - не в доме, а во дворе и не всегда свободен, да и бежать к нему приходилось на виду у всех…
          А тётя  Паша, старшие дети которой  Миша и  Лида уже имели своих детей, а младший Анатолий только пришёл с армии, смутила Наташу тем, что утром, разбудив её соню, подала девочке прямо в постель сложенный конвертиком тоненький блинчик на тарелочке со словами:
          – Кушай, кушай! Может, когда вспомнишь мене-то, что я тебе в русской печи каравайцев напекла и подавала!  Вставай, - уже все петухи пропели подъём…   
          – Возьми, попробуй, - только после этих маминых слов, Наташка взяла тарелку и, поставив её осторожно на кровати, спустила босые ноги на пол. 
          ***

          Выслушав Нину, как прошёл день, и когда разговор перешёл на ребят со стройки, Наташа как можно беспечнее спросила: 
          – Ты ничего не рассказывай про себя, но, может, ты знаешь, что там происходит и что надо делать, когда парень и девушка… Ну, ты понимаешь?..
          – Ничего не надо знать, всё происходит само собой, когда любишь.  …Да, и мужчины обычно всё знают и всё делают сами...
          Наташа тут же вспомнила...

          ***
          На первом курсе приехавшая к ней мама, увидев вошедшего в комнату парня из параллельной группы, спросившего Антонину, когда он вышел, удивлённо и строго поглядев на Наташу и Таню, спросила: «А что это к вам в комнату ходят мужчины? Вы девушки и к вам должны ходить юноши!»   Тогда Наташа удивилась, как мама догадалась, что он женат. С Татьяной наперебой стали объяснять, что он учится в одной группе с Тоней и что много таких студентов, которые поступили не сразу после школы и есть, кто учится на дневном отделении по направлению от производства.
          Сочувствуя Антонине о невозможности отношений с тем парнем, Наташа похитила его работу - отмывку с выставки лучших работ в коридоре института.
          Таню попросила постоять и предупредить, если кто-то покажется в конце коридора.
          Сама же подошла к работе и, посмотрев, как она крепится, сняла.
          Повернула рисунком к другому планшету с натянутым на него ещё чистым листом ватмана, который держала в руке. Еле натянула Наташа тогда ватман на выданный на кафедре планшет, с которого содрала предыдущую работу, какого-то студента и девушке ещё предстояло сделать такую курсовую работу, лучший образец которой, она сняла со стены. 
          Похищенный планшет повесили над кроватью Антонины. Работа была очень красивая: домик необычной конфигурации среди стройных сосен на фоне далёких снежных гор.
          Вера Петровна привозила смородину на продажу в город на «Зелёный рынок», а у дочери после первого курса была геодезическая практика в парке рядом со студенческим городком.
          «На сахар для варенья, - говорила она Тане. – Быстро купили, так как дорого не просила».   
          «Столько много варенья мы уже съели за три года учёбы…», -  смеялась Таня в ответ.
          «Да! Как-то я попыталась поднять сумку, что Таня привезла зимой из Аши и чуть оторвала от пола», - рассказала дочь Вере Петровне.
          Варенье такое вкусное в общежитии, совсем не хотелось кушать дома.
          ***

          Ответ Нины обнадёживал и успокаивал… Раз мужчины  всё знают, - …Наташа положила книгу на стол и, выключив свет, закрыла глаза. От книги потянуло в сон.
          «Татьяна, однако, как-то читает…  Серьёзная девушка, не зря староста группы».
          ...Когда гадали на блюдечке на рождество, кто-то из девушек, наверно, это Ася спросила, а, может, Лиля задала вопрос.
          - Блюдечко, скажи, хорошая ли у нас староста группы?
          И …очень тихо хором девушки непроизвольно повторяли все буквы, на которые блюдечко указывало нарисованной на нём стрелочкой.
          – Т
          – А
          – К
          – С
          – Е
          – Б
          – Е
          – Так себе! -  подытожил кто-то, и все засмеялись, и Таня тоже…
          А чуть погодя Татьяна возмутилась.
          – Как это «так себе»?  Неправда!
          И все уже хохотали громко, от души, - еле успокоились…
          Обычно Люся начинала в полной тишине и в темноте при зажженной свечке:
          – Дух Пушкина… 
          Или называла ещё кого-нибудь из писателей, и если кто-то из девушек, не выдержав, прыскал сквозь плотно сжатые губы, Люся невозмутимо продолжала:
          – Дух Пушкина прости её… 
          И тут уже все зажимали свободной рукой рты, а пальчики другой тянули к блюдцу, предварительно нагретому над пламенем свечи, перевернутому вверх дном с нарисованной на нём стрелочкой и лежащему посередине листа ватмана, на котором по кругу были написаны буквы алфавита, и вверху ряд цифр… 
          Когда блюдечко, наконец, делало первое движение, все, устав уже держать ладони над столом, вдруг оживали и наперебой начинали задавать вопросы…  И потом каждая, молча, удивлялась тому быстрому движению блюдца, которое скользило по ватману, как фигурист по льду, но впечатлениями не делились за столом.
          Наташа улыбалась, засыпая, и …слышались вопросы затихая…
          – В каком году я выйду замуж?
          – Как звать моего будущего мужа?
          ***

          «Ах, потеряла в саду колечко…»  –  доносился в комнату голос большой Валентины, и было слышно, как она играет на гитаре и ей подпевают …
          Никто не уговаривал Наташу пойти танцевать и петь…   
          Всем, кто спрашивал или предлагал, девушка отвечала:
          –  Нет! Я не хочу… 
          И, что интересно, - никто не удивлялся и не настаивал.
          Валентинам было не до неё… 
          Девушки были в центре внимания, то и дело слышался их смех и голоса…
          Стол подготовили до прихода парней, и он протянулся от окна к двери, накрывали его с каким-то воодушевлением. Девушки сервировали, а Наташа помогала. Посидели очень хорошо, - зря волновалась. Ребята помогли девушкам разобрать длинный стол, который был составлен столами  из соседних комнат и разнести их, а потом все ушли… 
          Наташа помыла посуду и сидела в комнате за столом спиной к двери, когда кто-то постучал и вошёл после её слов:
          – Да. Открыто…
          Мельком взглянув, Наташа увидела Виктора и поразилась, - столь сильно он был взволнован.
          – Почему не танцуешь?
          Голос Виктора, казалось, ломался от волнения. 
          Наташа вся напряглась, испугавшись за него:
          – Нет настроения…
          – Из-за меня?  …Какая же ты трусиха!  …Чего ты боишься?
          Наташа, молча, пожала плечами… 
          Посмотрела в окно, - долгий летний день заканчивался…   
          И уже не слушала, что говорит  Виктор, а только слышала голос, полный какого-то отчаяния и это пугало… 
          Наташа уже хотела  как-то успокоить парня,  - что она просто не представляет, что будет дальше. Но девушка не смогла спросить: «Как же моя учёба?  …Поездка в альплагерь?.. Где ты и твоя работа на стройке? …А где я?»
          Да, она была трусиха!..
          Наташа вдруг вспомнила, как после второго курса поехала в  Свердловск переводиться в  Уральский политехнический  на архитектурный факультет, ничего не сказав родителям.
          Никому не сказала. Купила билет. Документы подготовила и взяла с собой.
          В городе же была один раз после восьмого класса летом, - отец взял с собой в командировку. Наташа тогда первый раз в жизни попробовала чёрный кофе. Фёдор Петрович купил дочери стакан виноградного сока – он был светлый, а себе – кофе, - он был чёрный.  Так и стояли в большом гастрономе на круглом столике два, таких разных по цвету содержимого гранёных стакана. Не было никого в зале, только они вдвоём, да продавщица, что посматривала на них. Фёдор Петрович, улыбаясь, предложил попробовать, и дочь глотнула осторожно… - один глоточек. Наташа тогда удивилась про себя: «Как можно пить это?» А папа улыбался и пил. Сок же был вкусным. Дочь тоже, пододвинув Фёдору Петровичу стакан сока, предложила попробовать. Сколько потом Наташа не пила виноградный сок – он не походил на тот, из командировки отца.
          В политехническом на первом этаже была выставка работ студентов, в том числе и будущих архитекторов. Наташа как увидела эти работы и всё…  Раз и всё! Не пошла выше по лестнице - на кафедру архитектуры. Испугалась, что так не сможет! 
          А вот сестра, вроде как играючи, поехала в Ленинград поступать и поступила, - не испугалась.
          «К альпинистам в секцию хожу, а лазить по скалам боюсь, - не могу, - боюсь высоты, а ведь страховка есть… - и в этот самый альплагерь собираюсь ехать… - побороть боязнь высоты…», -  мысленно говорила Наташа с Виктором. 
          …Он с какой-то ещё надеждой в голосе спросил:
          – Можно, я буду приходить?..
          – Когда?..  –  девушка пожала плечами…
          – Да, хоть каждый день после работы…  – казалось, вырвалось у парня.
          – Зачем?
          Плечи Наташи с недоумением поднялись и опустились. 
          Она вдруг кроме звука его голоса услышала какой-то шорох, - Виктор шагнул в комнату от двери,  и всем своим существом  Наташа почувствовала его совсем рядом. «Но зачем всё это продолжать говорить, да с такой болью в голосе?..» –  девушка не знала, что делать.
          Голова её непроизвольно откинулась, доверчиво ища его для опоры. Его, - удивительно сильного, и уверенного, и что-то знающего, чего не знает она…
          В комнате было уже почти темно. Свет проникал от фонаря на улице…

          –  Что это вы делаете в темноте? – услышала Наташа любопытство и подозрительность в голосе Татьяны и ещё щелчок выключателя, и как открылась и закрылась дверь.
          –  Ничего! – почувствовала девушка строгость и резкость в ответе Виктора. Голос его был низким и глухим.
          И снова звуки: - открылась, закрылась дверь и удаляющиеся шаги по коридору. Наташу поразило, что его «Ничего!» долетело от двери. Оглянулась. «Значит, мне показалось, что он подошёл?»  И Наташа обессилено положила голову на руки, лежащие на столе. Девушку знобило.
          –  Ты чего? …Он ушёл. Уже все ушли и давно. Мы у Валентины пили чай. Хочешь?  Сходи к ней, они ещё не спят, - Валентина распелась.
          – Ничего... Нет, я ничего не хочу...