Колобок

На лавке возле окна, раскрытого настежь по случаю нестерпимо жаркого лета, уже вторую неделю лежал Колобок. Дурацкое имя, думал  он, - судя по всему, что-то таки пошло не так – боком ему выходит вся эта история.  Матом ругаться хотелось нестерпимо, однако, во-первых, никто его услышать не мог – старики, видимо, разбрелись по хозяйственным делам, старик в огород, а бабка в соседний сарай-курятник, а, во-вторых, действовали, и ничего с этим поделать было нельзя, запреты министерства культуры… Хочешь не хочешь, а приходилось сдерживаться. И главное, вот ведь какое дело – без нормальной человеческой речи, просто онемение какое-то наступило. Мысли стали путаться и обыкновенные вещи никак не хотели обретать своей словесной формы. (Это мысли Колобка, автора сюда не припутывать!)
Это я к тому, что чуть было, не написал слово «вербальное» и тут, слава Богу (разрешенный эвфемизм), вспомнил, что теперь надо использовать только исконно русские слова. Тут эффект (во, блин!) онемения настиг уже автора – какие слова «истинно русские», как он думал, не знали даже самые первые славяне переходившие вброд реку, которую называли не то на финно-угорский, не то по балтийски – Москва.
Одним словом, терпел Колобок, терпел, да и выдал – Ну, вы падлы и суки! Н..х (литературная форма из советских времен, намекающая на монгольские фонетические заимствования) было по сусекам-то скрести, ежели опосля не жрете меня не х..я! И што вам не ндраится-то? Я и сам чую в себе какие-то чуждые ингредиенты?.. элементы?.. тьфу, «части тела»… Табачное крошево затесалось, али яд крысиный, не пойму, но, чую, горит во мне штой-то адским огнем – будто холецистита обострение после уксусно-корейского закусона. Ну так что? Что меня тут на пекле-то держать-выдерживать? Можно подумать, что из меня что-то само выветрится – не .. – нет, нет и нет! И ведь отломили ж ведь кусочек уже, заделали прямо рану рваную и где? Прямо на макушке… И туда сор уже набился и мерещится мне горечь вкусовая, хотя с чего бы? Попробовать-то себя я никак не могу. Да и вообще, что за суета-то поднялась ни с того, ни с сего? То ходили, как зомбаки полудохлые, чуть ли не с жизнью прощались, поминальный пирог хотели испечь с курятиной – последнюю хохлатку на это дело извести собрались, а то раз и вместо кулебяки давай стряпать меня – было бы из чего и ради чего… Дед-то говорил, мол, бабка надо устроить прощеванье с жистью нашей прошлой, никудышной. Теря, говорил, заживем, как люди! Скреби, грил, старая, по сусекам-то – колобка за****ячь, чтобы, того, было, что запить…
И, кстати, что-то давненько не видать этого любителя закуси сдобной. Вот как отломил от моей макушки кусок, так и пропал, будто в прятки со мной играть вздумал… Да и хрен бы с ним, да только не для того сделан я, что бы на лавке в избе деревенской бока пролеживать. Вот, ей богу, бля… уйду я от них, терпежу моего нету больше – или кто съест меня седни, или брошусь в реку али в колодец… Растворюсь, так сказать, в небытии!
Не было никакой реакции ни на ругань Колобковую, ни на его сетованья. Будто стал он невидим и не слышим ни для кого в этом мире. Хоть и весь-то мир Колобка ограничен был темным лесом видным из окна.
Ну, неча, что ли, на зеркало-то пенять, вспомнил он присказку любимую бабкину, которую та произносила каждый раз, как видела свое отражение то в самоваре, то на стекле или, там, на поверхности воды в стакане, - не люб я, видать, родителям своим  и пойду я тада искать свово едока!
Тока кто бы мне, что ля, пенделя какого дал, а то без внешней силы мне из состояния покоя ни за что не вырваться…
Тут, то ли на его предыдущий матерный ор, то ли просто из любопытства в раскрытую дверь робко просочились, прокрались, сначала две тени, а потом и их непосредственные создатели.
Кура с мышью, завидев еще только первые «наброски» тени на дощатом полу горницы, понял Колобок и обрадовался – эти уж точно или склюют-сгрызут его без остатку, или придадут его жизни новый, катящийся смысл!
Ряба и безымянная мышь, совершено непохожая ни на Микки, ни на Джерри медленно и опасливо подошли к лавке, на которой маялся Колобок и замерли. Всем своим видом они выказывали недоумение и ужас, как будто над ними возвышалась не полузасохшая булка странной формы, а папа Лев из славного рода Борджиа.
Друзья, - обратился к новоявленной публике Колобок, вспоминая интонации вещавших, по не замолкающему ни на минуту радио, отцов нации, - вы сами видите, какой, так сказать, момент нашей истории стоит перед нами. Эту ситуацию никак нельзя оставить в ее нынешнем положении, ее следует развить вширь и вглубь, так сказать, углубить… Увидев, что такая манера обращения не сработала, Колобок сходу, не меняя скорости перешел к проникновенному – Братья и сестры! Над нами нависла нешуточная опасность… Что говорить дальше было совершенно непонятно! Но тут, слава Богу, ему на помощь пришла мудрая Ряба.
Вишь, дорогуша, - обратилась она к мыши, - какая напасть, а? А я-то думаю, чтой-то оглоеды-то наши нейдут в курятник уже столько дней. Нешто, думаю, за ум взялись? Ан, нет – совсем спятили!
Как ни странно, но мышь ответствовала курице на, ожидаемом для человеческого уха, сленге – «Пи-пи-пи…»
Ладно, - откликнулся Колобок – с Рябой все понятно, а ты-то кто? Вроде не иностранка, на Микки или Тома, или, там, Мини, ты не похожа, а ботаешь (сериал «Бандитский Петербург», будь он не ладен, проклюнулся) непонятно что!
Я, Норушка – поправилась Мышь.
Что происходит, други? Я уже устал лежать тут… Можно подумать, что меня прокляли!
Ряба с Норой, Колобок никак не хотел звать ее уменьшительно-ласкательно, снова переглянулись, а потом опять уставились на него – курица сверкала глазами язвительно, а мышь имела извиняющий вид.
Словно Холмс и Ватсон, - успел подумать Колобок прежде, чем их беседа продолжилась.
И действительно, небольшой гребень на голове Рябы напоминал-таки нелепую кепку известного по телесериалу детектива-любителя, а явное желание Норы быть в тени своей подруги, смахивало на поведение доктора Ватсона. Напрашивалось сакраментальное «Элементарно…»
Элементарно, дорогуша!
Обращалась курица правда не к своей спутнице, а к самому Колобку, но совпадение почему-то напрягло…
Похоже, что из тебя сделали наследника хобби ужасных Борджиа и Медичи… Всегда говорила Старухе, что сусеки не для мышиного яда! Видишь, Норушка, твои предки отомщены! Однако с этим Олухом надо что-то делать. Оставлять его рядом с нами, это невозможное дело, он словно Троянский конь – создан на радость, а несет смерть!
Что же делать? – пропищала на этот раз по-русски мышь – его же даже развеять нельзя – мертвая зона или река нам обеспечены!
Да уж… Закон здесь бессилен! Остается только положиться на карму и предоставить эту отраву самой себе. Но только, что бы духу его здесь не было!
Во, раскудахталась! Да я и сам хочу свалить отседова, только как? Мне бы оттолкнуться от чего-нибудь, так ведь нечем и не от чего! Просто шуньята какая-то! Может пособите чем, а, дорогуши? Меня только с места сдвинуть надо, а там я сам покачусь, куда глаза глядят!
Ишь, чего захотел! Я ему о кармических законах, а он, мол, давай бери на себя ответственность! Ты же воплощенный душегуб! Тебя же есть надо, а нельзя! Нет, с этим нужно что-то делать! Слушай, Норушка, а может, как и раньше бывало, ты хвостом поработаешь?
Что значит, Рябушка, поработаешь? Чуть что и подмахивай, да? Нет уж, я лучше на этот раз останусь в стороне…
И что же, как быть-то, сударыни – перешел вдруг на посконный язык Колобок.
Н-да, Ватсон, то бишь Нора, -  себя Ряба – остается применить смекалку, то есть дедукцию. Если мы не хотим наследить, так сказать запятнать свою карму, то остается нам только одно – лупить от борта!
То исть как это, Ряба?
Элементарно, Нора – курица на этот раз осечки себе не позволила, - вспомни шаббат – нельзя рукой, можно ветром, например, или водой…
Ты, что же, предлагаешь его подмочить или дуть на него? Что-то не верится в такую систему…
Да нет, Норочка, мы проявим сноровку и уроним скамью так, что бы эта отрава выкатилась через двери и понеслась вниз по косогору к дальнему лесу, глядишь, там кого и соблазнит на перекус…
Лавка была сделана из сосновых досок, тяжела была изрядно, так что двум товаркам пришлось изрядно попотеть… Это, конечно, эвфемизм чистой воды, так как потные мышь или курица точно из области сказок…
Ну да ладно, как бы там ни было, но дело их было правое и оно спорилось, несмотря ни на что! Подружки не ссорились, не кивали друг на друга, а, работая всеми шестью рабочими конечностями (крылья служили скорее для равновесия), в конце концов повалили скамью навзничь и, тяжело дыша, удовлетворенными взглядами проводили Колобка до самых ворот. Далее следить за перемещениями отравленной выпечки было невозможно, так как сразу за воротами начинался спуск, который иначе, как крутым маршрутом назвать было нельзя.
Впрочем, Ряба не поленилась добежать до ветхого забора и с третьей (как водится в русских сказаниях) попытки взлетела на приворотный столб. Убедившись, что Колобок докатился до опушки, за кустами которой разглядеть малого было невозможно, она вернулась к Норе, стоявшей в унылой позе перед трупами стариков. Что-то с ними надо было делать, но это, к счастью уже другая история  и нас она не касается!
Чего не скажешь о Колобке, который, влетев в лес, оказался к своему счастью на широкой дороге и, как водится в опасных местах (зонах риска), сразу же нарвался на первого кандидата в едоки. Им оказался заяц!
Небольшая характеристика косоглазого – он слыл в лесу за интеллигента, так сказать, ботаника! И то, ел он только вегетарианскую пищу, даже более – только сырую, превращаясь, таким образом, в вегана, был до неприличия озабочен сексом и не мог трех метров пройти по прямой, постоянно ища обходные пути! Вид имел куцый, глаза подозрительно раскосые, а норов крайне боязливый, чем до неприличия смахивал на «ходоков в народ».
Ловко притормозив Колобка лапой, заяц вытаращил глаза, изображая крайнюю степень удивления, и вежливо обратился к нему с небольшой речью!
Слушай, любезный мой Сударь! Что же Вы это так стремительно и небезопасно для нас, жителей леса, влетаете в наши, так сказать, пределы? Может у Вас есть весть какая, благая, например?  Или Вы чем торгуете? А, может, наоборот – Вы бежите от врага какого – так Вам повезло, милейший, так как я являюсь главным специалистом по части, так сказать, тиканья!
Выглядывая из-под заячьей лапы, Колобок думал о смысле жизни… Не своей, конечно, с этим-то проблем не было никаких, а вот лопоухий «осёл» со своей судьбой явно играл в пятнашки! Непонятно почему, но невыносимо тянуло запеть… то ли городской романс, то ли частушку… Ряба этого бы не одобрила, - почему-то эта фраза засвербила в мозгу. Однако не блюз же выть в лесу среднерусской возвышенности. А оперу Колобок полюбить не успел, да он ее вообще не знал, то есть не слышал.
- Ага, Заяц! Ты знаешь, какая тоска у меня на душе, мне хреново словно паяцу. Удивительно (авторская ремарка), как, не зная культуры Италии, подчас ненароком начинаешь говорить на языке родичей Леонкавалло. Понимаешь, я ведь создан для пира, а вынужден влачиться по грязным лесным дорогам. Дед с бабкой отказались от меня, так как их потянуло на скоромное – им, что ли, деньжат привалило и они выкинули меня из дома, предпочтя жирный мясной бургер. Будь он неладен! Эта заморщина портит нашего русского мужика, отвлекая его от духовной пищи, от соборности и святости! Знаешь, заяц, я ведь почти облатка, почти просвора…
Колобок был не прост, далеко не прост – он точно нащупал слабое место Косого (кличка у местной шпаны), которому безумно хотелось быть элитарным.
Хм, ты дар небес, так что ли? Смешно! Видел бы ты себя со стороны – грязный, истыканный мелкими камнями, измазанный какой-то субстанцией, подозрительно похожей на коровье дерьмо… Ха, да еще и эта несимпатичная дыра в голове… Ба, да ты надкусанный…
Заяц, конечно, ты прав – я действительно не похож на суперзвезду, так ведь мое выступление не стоит ни гроша, а я ведь не только накормлю тебя, но и исполню свой последний хит!
Я Колобок, Колобок…
Я по сусекам скребен,
Я для тебя сотворен!
Я бабку с дедом накормил,
Их до смерти уморил,
И тебя, Заяц, превращу,
В лесного Зомби обращу!
Заяц просто остолбенел.
Как это, что ты имеешь в виду? Неужели ты, сраная булка, взял на себя роль Рока? Да ты напрашиваешься… Ты, грязный, заплеванный кусок пережаренного теста надеешься, что я не побрезгую и съем хоть кусок твоего прогорклого тела? Кем же надо быть, что бы опуститься до подобного, а?
Косой, неужели ты не понимаешь, что меня сделали не для простой трапезы? Я, как ключ к вратам Вечного блаженства, я сделан волшебниками для того, что бы дарить своим «потребителям» (не помешает современного рекламного сленга) бессмертие и власть! Кто ты сейчас – жалкая прослойка между низшими существами Леса и его хозяевами! А ведь мог бы быть, уж, по крайней мере, вторым лицом в иерархии!
Опять попадание в яблочко, Косой безумно завидовал сурку (кличка Сурок), за то, что тот подвизался быть тайным нашептывателем Медведя и, практически, не слазил с Бурого (кличка косолапого) плеча…  Заяц мечтал стать советником хозяина леса, он был уверен не случайности корневого сходства в их прозвищах – действительно, от Косого до косолапого было рукой подать!
Давай, давай, Заяц – вкуси моего тела и ты станешь серым кардиналом Сумеречного царства – продолжал ворожбу Колобок.
У Косого вдруг закатились зрачки, превращая его морду в лик медитирующего тибетского монаха.
Пора, - понял Колобок и произвел «контрольный выстрел» - бессмертие, мой друг, бессмертие и полная власть!
Словно завороженный Косой протянул лапку к общипанной «голове» Колобка, отломил кусок и медленно, с видимым усилием, отправил его в рот…
Через минуту около бездыханного тельца зайца уже никого не было… Колобок с изрядно прохудившимся темечком весело подпрыгивал на бесчисленных камнях и корнях – Еще трое таких олухов и мое предназначение будет исполнено!
Здесь автора просто разносит от желания посвятить пару абзацев философии. Смыслу всего сущего и, точечно, жизни Колобка. Так сказать, его Дэ! Однако с этим произошло следующее – Колобок уже принял окончательное решение, так сказать пережил все сомнения, связанные с кризисом «среднего возраста» и оказался вне всех и всяческих доктрин.
Тем не менее, Колобок продолжил свой путь в глубину леса. То, что ему удалось уже второй раз за день стронуться с места, не имея конечностей, казалось ему чудом и божественным проведением, а, столь удачно сложившаяся встреча с Косым, превращала его в руку Судьбы. И то, правда, то, что заяц перед падением придерживал его лапой, наподобие волшебной ноги Месси, придало Колобку сильное инерционное движение, превращая его в посланника судьбы. Слава Богу, дорога продолжала идти под откос, правда все более пологий и поэтому, Колобка постоянно мучил страх, что любой камень, ветка или следующий холм могут стать его последним привалом.
Однако, как говорится – «долго сказка сказывается, да быстро дело делается». Буквально через сто метров тропу пересекал Волк. И, надо же, Колобка угораздило попасть прямиком ему под нос!  Если бы не суицидные намерения, Колобка точно охватил бы ужас! Так сказать – «шрек»! И не потому, что волк был страшен, как сказочный Орг-людоед, или похож на «Французского Ангела» - нет, дело в том, что у Волка была репутация жестокого подавителя любой неправильности, появляющейся в лесу. А Колобок был не просто пришлым, он был глубоко чужд естественному порядку вещей. Он не был ни хищником, так сказать, хозяином, ни натуральной пищей, за которой приятно было охотиться и держать в страхе. Нет, жандарму, бдительно следящим за «порядком вещей», на дороге, вытоптанной людьми, этими выскочками, встретилось существо подозрительное чрезвычайно – рукодельное, непонятное, но, в то де время, притягательное до дрожи… Так, что хотелось немедля ему перегрызть глотку… Которой не было, как не крути это хлебное изделие! И от него несло опасностью!
В Колобке же взыграло радостное чувство удачи – вот она, дичь!
Ты хто таков будешь? Что делаешь в моем лесу? Почему я тебя не знаю? – в голосе Волка чувствовались и злоба, и страх, и любопытство.
Ты че, Волк? Это же я Колобок с соседнего леса – понесло, почувствовавшего свою силу, новоявленного Авторитета. Да, что там, Авторитета, матерым диверсантом, разведчиком, Иоганном Вайсом и Штирлицем, вкупе с майором Вихрем возомнил себя засохший огрызок хлеба. Меня, к Вам послал ихний Держиморда – нанести визит, так сказать, и произвести рекогносцировку – что тута у вас и кто тута, чем ведает… Вот ты Волк кто в тутошнем лесу – санитар, сантехник, али этот, Санта-Клаус какой? И кто тут у вас, Волчара за главного-то будет, и кто евойная правая рука, а?  Вон я Вашего ботана встретил – так он, грил, что ты тута шестеришь при Потапыче! Верняк, али трепло этот Ваш Косой?
 Волк просто оторопел от такой наглости! По всему его телу растеклось узнаваемое ощущение леденящего холода, верный признак бешенной ярости. То ли кровь янычара стучала в его сердце, то ли норов берсеркера не давал ему покоя! Так что тебе сказал Косой? Что я, в натуре, шестерю? Ну, все, не будет больше зайцев в нашем лесу… Ты спрашиваешь, что творится в Лесу? Порядка здесь нет, вот что! Все распустились, потеряли уважение…
Это ты что ли, Волчара, с Косым разбираться решил? Да ты его поймай сначала! Ха, он говорил, что ты даже медведя не обгонишь, а его заячьего хвоста ты даже увидеть не сможешь. Слышь херр Полицай, да ты и со мной не совладаешь… Сча начнешь говорить, что начинка во мне не та, что  тебе мяса подавай!.. Вон, Косой, тоже грозился, что сделает со мной, что угодно, а на поверку – куснул раз и привет!..
То исть как это – «Привет»!
А так, я ему вставил – он и отлетел! И тебе, слышь, Держиморда, тоже заделаю так, что мало не покажется! А то, понимаешь, останавливают тут честных людей, грабят, съесть норовят… На кося выкуси!
Тут Волк потерял последнюю толику терпения и, клацнув зубами, уполовинил Колобка!
Так-то вот, - сглотнув, прохрипел он и свалился замертво…
А Колобок, хоть и с опозданием, да пропел ему свою песенку:
Я Колобок, Колобок…
Я по сусекам скребен,
Я для тебя сотворен!
Я бабку с дедом накормил,
Их до смерти уморил,
Косого с ходу отравил,
И тебя, Волк, превратил,
В лесного Зомби обратил!
Колобку казалось, что в лесу стало светлее – будто после долгой хмари из-за облаков выглянуло долгожданное солнышко. Хотелось (Колобку, да и Автору тоже) разлечься беззаботно в высокой траве, изобилующей папоротниками, черничными кустиками и дышать грибным воздухом… В голове, или что там осталось – запел Кобзон «С чего начинается Родина…»
Вот же, черт! – прервал непрошенную лирическую волну Колобок. На этот раз я попал – как же мне с места-то сдвинуться?
И тут из кустов орешника вышел медведь Потапыч. Местный царь, князь и пахан… Одним словом, владыка!
Однако Боги меня не оставляют! – пронеслось в… где-то внутри Колобка, - точнее один из них, Гадес, кажется!
Что за хреновина? Ты кто такой будешь, а?
Да, что это такое! Все задают один и тот же вопрос, как будто не видно – кто я!
Ну, видно – Колобок ты обгрызенный, что ли?!
Ну, Ваше превосходительство, ну, от Вас-то я никак не ожидал такого слепого следования внешним формам! Можно подумать, что я предстал пред очи не самого величественного и Великого вельможи здешних мест, а стою перед доской в классе местной медресе и пытаюсь вспомнить комментарий к первым трем словам Танах.
Чего ты несешь, а? Какая еще Танюха, какая такая мадера, а на три буквы я тя пошлю безо всякой школьной науки, понял?
Ваше сиятельство, а, Ваше сиятельство, извините слугу Вашего покорного, бес попутал, истинно говорю… Разрешите представиться – сэр Шарофф! Посол, полномочный вершить судьбы! Обратите внимание, Ваша светлость, на этих двух невеж да невежд – они посмели посягнуть на жизнь посла Небесных чертогов, и поплатились немедленным расставанием с жизнью!
То есть как?...
А то, Ваше величество, я ведь послан к Вам своей госпожой –  сиятельной птицей вещей, потомственной Фениксой, можно сказать птицей Счастья!.. А для чего послан, что бы Ваша милость, можно сказать, приобщились к сонму Богов, став Бессмертным и бессменным правителем здешних мест на века!..
Да ну?
Истинно говорю, Ваша светлость, истинно! Моя королева еще три жизни назад задалась целью создать тайное общество Великих зверей – хозяев этого мира и учинить повсеместный порядок и благоденствие! Общество было создано, центральный штаб был посажен в Тереме, что не низок – не высок и дело закипело… Вот, Драгоценнейший Вы мой – настала пора и Вам приобщиться к святому делу и войти в Совет Главнейших! 
Вона… И как же величают ваших членов-то?..
Масонами, естественно, а как же еще? Рядовые члены – масоны, а Верховные зовутся или Живомасоны, или Пти-масоны!
Ну,.. н-да… И что?...
Да вот, Ненаглядный Вы наш, меня к Вам и послали с приглашением и даже с ритуальным подношением, вкусив которое ВЫ немедля превратитесь в Бессмертного правителя! А Ваши оглоеды-интеллигенты и держиморды-полковники решили, значит, прибрать к рукам Вашу долю.. А это нельзя! Всем, кроме Вас немедленная смерть!.. Пища посвященных – это знаете, как амброзия Богов с Олимпа!
Ну, и где подношение-то?
Да ведь я, Батюшка Вы мой недогадливый! Я и есть та волшебная облатка, что немедля трансформирует Вас в Боги! Стоит Вам только вкусить малой даже толики и все! Дело сделано! Приступим?
М..м..м…
Сомневаетесь? Надо же, а с виду Вы истинный барин – хозяин здешних мест! Да вон и доказательства моих слов лежат бездыханные… Ну, что ж, нет, так нет! Так и доложу моей сиятельнейшей Госпоже – в здешних местах царей-королей нету! Прощевайте, значит, Потапыч, штоля!
Куда! Постой… Тя зачем сюда послали? Меня славить или ославлять? И как я пойму, что случилось это самое посвящение?
Да сразу и поймете… По секрету скажу – сразу же явятся к Вам видение главных семерых Живо и Пти масонов и воспоют Вам они осанну, и будете Вы вознесены в сонм Светлейших!..
Ага… Значит, кусну тебя и готово?
Лучше бы, конечно, заглотнуть!
Ну, ладно, давай что ли…
Медведь подхватил Колобка, запихнул его целиком в свою безразмерную пасть, клацнул зубами, переломив пополам и… половина одна свалилась наземь, а вторая вместе с замертво упавшим Потапычем, нашла свой покой!
Блин, прошамкал остатком рта Колобок – это ж надо опять двадцать пять! Ну, будет ли этому конец, а?
Хотел бы, я, как принято у Введенского с Хармсом сказать – тут все и кончилось, ан, нет!
Пришлось Колобку ждать еще какое-то время (долго ли, коротко ли) пока не вышла из кустов Лиса – последняя из могикан, так сказать!
Тощая, голодная вусмерть – только из тюряги! Вся в наколках и с бритой головой, она с изумлением уставилась на мертвого Медведя с волком.
Господи, неужели, бля, все так и есть? – издала она, сама того не ведая, риторический вопрос. Как же это и кто?... Это ж надо быть таким крутняком, что бы замочить всю контору?
Слышь, лиса – вновь закартавил Колобок – я это сделал, я! Теря ты коронована будешь рулить местными делами. Да, это, Лиса – подарок тебе! От пахана, что живет на холме… Помнишь, ты сидела с ним? Говорила, что, если станешь здесь главная, то быть Вам с ним в деле… Так что, все – дело сделано!
Ну, спасибо, ну, милок, ты мне угодил, так угодил! Говори, что желаешь?
Да, что я, Лиса, могу желать-то! Вишь осталось меня совсем чуток – ты бы схавала меня до устатку, что бы больше мне не болтаться в твоих краях!
Ха, схавала – ты сначала скажи, как ты их замочил-то!
Да, кореш твой снабдил меня иглами смертельными, и каждому из этих остолопов и воткнул их прямо в сердце! Но, теря иглы кончились – можешь проверить! И хочу я только одного – покоя!
Лиса взяла остатки колобковые, поднесла к глазам и долго высматривала какую-нибудь заковыку…
Ладноть, ни в жисть бы тебя не стала б жрать, да уж очень ты мне подфартил, да и похож ты на нашего вертухая одного – я б и его бы сожрала не подавилась, так хоть тобой побалуюсь…
Ам…
Ну, тут уж точно амба! – подумали Вы.
А, вот и нет!
На следующее утро, Ряба с Норушкой отправились по следам Колобковых подвигов. Не то, что они хотели разузнать, что же с ним случилось, а просто надо было им выбираться в соседнюю деревню. В которой и кочет жил, и зерна было вдосталь, и мыши водились…
За первым же поворотом лесной тропы обнаружили они эпическую картину празднества Смерти! Все лежали на своих местах. Еще никто не осмелился приблизиться к убиенным, разве что вездесущие муравьи… А Колобка, естественно, не было нигде!
Вот видишь, Норушка, прокудахтала Ряба – я же говорила, что малой-то наш справится!
И стали теперь Ряба с подруженцией своей мышью Норой жить припеваючи ЗА БУГРОМ!