2. Loading

начало http://proza.ru/2014/10/08/1846
--------------------

Сталкер скептически оглядел новую знакомую.
- Слышь, тебе хоть повоевать-то пришлось, нет?
- Пришлось, представь себе.
Наемник криво ухмыльнулся:
- И где же это? В штабе с дыроколом?
Макарона с трудом проглотила насмешку. Раньше за подобный тон обращения вспыльчивая девица просто набила бы морду, но ее теперешнее положение и состояние сейчас были не лучшими.
- Ханкала, Надтеречный, станица Червленая – как можно безразличнее перечислила она. Наемник, не ожидавший таких подробностей, удовлетворенно крякнул. Но вслух лишь издевательски полюбопытствовал:
-Ну и как впечатления?
Не понимая, к чему тот клонит, Макарона осторожно ответила:
- Война как война – она пожала плечами, и, помолчав, добавила, - Как и любая другая, наверное.
- Страшно?  - не отстал Сталкер. Людка начала злиться.
- Мне за себя бояться не положено было тогда – огрызнулась она.
- А сейчас? Сейчас-то страшно?
Как кривую ржавую спицу внутри провернули. Не успевшая утихнуть боль снова наотмашь хлестнула по глазам, наполняя их соленой влагой. Не уберегла… зачем выжила одна… никому не нужная…. Некуда идти.
- Нет, не страшно. – Макрона с трудом узнавала свой охрипший голос. – я найду тех сук, вчетверо порвусь, а найду.
- Каких сук? – заинтересовался наемник.
- Тех, кто моих ребят положил в ущелье. И Леху.
-Ты б лучше нашла ту суку, что вас на верную смерть отправила – насмешливо перебил ее Сталкер. – Толку будет больше. Да и вообще, чего ты хотела, на твоем месте мог кто угодно оказаться. Шансов убиться тут немало.
На этот раз Макарона молчала долго, собираясь с мыслями.
- За полгода я здесь много чего повидала, да – тихо начала она – В пару-тройку рейдов ребят сводить, все было: и перестрелки, а один раз нас так в ущелье зажали, что я уж «Живый в помощи» вслух читать начала по рации. Короче, в штабе с дыроколами мы точно не сидели. Ну так вот: за все это время, за шесть месяцев то есть, мой взвод был единственным, где не было никаких потерь вообще. Не было, понимаешь? – она быстро взглянула на Сталкера, но тот никак не отреагировал. – И тут вдруг в одночасье все. И пока те твари в землю не лягут, я не успокоюсь.
- О-о, вендетта?  - понимающе протянул наемник. Почесал в затылке и, махнув рукой, добавил. – Нудно это и долго, а хотя дело твое. Жить пока можешь у меня в норе…
И не успела Людка благодарно кивнуть, продолжил:
- Ну, за определенную плату, разумеется… В конце концов благодарность менее ста баксов считается оскорблением.
- У меня нет денег.
- Ну ладно, - пожал плечами Сталкер. – За спасение твоей шкурки так и быть потом рассчитаешься. Но и пока я кормить и поить тебя не собираюсь, ясно?
И он наклонился та, чтобы его глаза оказались на одном уровне с лицом маленького прапора.
- А… - потрясенная Макарона ловила ртом воздух, не в силах ответить. Тогда Алескандр Владимирович брезгливо, точно блохастого щенка, взял ее за шкирку и приблизившись вплотную, произнес:
- Иди работай, бля! Ясно?
- Как?
Да мне вообще-то похуй как. Можешь, вон, ****ью в баре – тоже дело. Я уже сказал, что кормить тебя просто так не собираюсь… Ну ладно, шутки в сторону -  наемник лениво зевнул. – Ты вообще кроме как на плацу орать «Смирно» что-нибудь еще умеешь?
- Крестиком на машинке вышиваю. – безразлично отозвалась Макарона. - Ну… когда-то еще считалось, что я стреляю неплохо.
- Да пороховую гарь-то на роже я уже видел. Короче так, прапор. С работой я тебе на первое время, так и быть, помогу. Один ***, мне самому столько заказов не поднять, а так хоть какая-то помощь. Понимаешь, о чем я?
Мозг Макароны, обычно такой сообразительный и находчивый, сейчас гнал одни только файлы бесконечной загрузки. Пялясь в броник Сталкера на уровне груди, она молчала. Весь этот день, его события были до идиотизма нереальными как мерзкий похмельный сон. Прежняя жизнь расползалась в руках точно платье, из которого повыдергивали все нитки, обнажая гротескно-уродливое тело судьбы. В этом вывернутом наизнанку мире было нормальным явлением и предательство, и плата за любую оказанную услугу.
- Соболезную, - словно бы услышав ее мысли, ухмыльнулся Сталкер. – Придется привыкать, я меняться не собираюсь. А вот тебе рекомендую, если жрать хочешь, конечно.
- А тут и привыкать нечего! – в Макароне наконец-то проснулась принципиальность и чувство собственного достоинства -  я не собираюсь долго терпеть ваше общество, товарищ Сталкер или как вас там. Свой долг я тебе верну. Откуда я достану деньги – это уже не ваше горе, а насчет «заказов»  - это не ко мне, я убийцей становиться не собираюсь. Я найду способ вернуться обратно… - она сжала кулаки до хруста, зная, что вся ее речь – блеф чистейшей воды. Единственное, что ей хорошо удалось – это презрительный взгляд в сторону наемника.  Однако извращенный мозг Сталкера не оценил порыва патриотизма и истолковал последние слова Макароны иначе.
- Во! Правильно рассуждаешь – оскалился он – Чем раньше заработаешь, тем быстрее домой поедешь, к мамке и коту. Вообще, во всем надо видеть положительные стороны, тебе ведь на самом-то деле здорово повезло: где ты еще столько бабла нарубишь, как не здесь?
Макарона прищурила правый глаз так, словно философствующий наемник маячил у нее в прицеле.
- Это называется предательство.
Выгоревшие брови Сталкера удивленно взмыли вверх «домиком»
- И когда же я кого предал по-твоему?
- Ты вообще-то присягу… - начала Людка, но тот досадливым жестом заставил ее замолчать.
- Какая еще присяга? Той страны, которой я присягал и которой честно отдал свой долг с 79ого до самого вывода, больше нет на карте. Я свободен от всех своих обязательств и обещаний, поэтому я теперь служу себе, ясно? С это новой страной – слова прозвучали как плевок – мы не поладили. Я ей не нравлюсь, она мне – тоже, на гражданке ловить нечего, а здесь я на месте. Считай, что я так коплю на старость и чистые документы.
- Кроме чистых документов неплохо бы еще и совесть чистую иметь, - буркнула Макарона. Она с трудом сдерживала желание сапогом сбить циничную ухмылку с этой мерзкой рожи.
- Ути мы какие правильные, - засюсюкал Сталкер, глядя в потемневшие от бешенства глаза Макароны. – И на *** сесть, и рыбку съесть, значит? Кровью ручки пачкать не хотим? Ну-ну…Ладно, пока просто посидишь в ухоронке подумаешь одна. Как кишки скрутит, ты только свистни.
- Я. Не буду. Наемным. Убийцей. – отчеканила Макарона.
Пока Сталкер ухмылялся, она расстегнула нагрудный карман. Где же они… блин… - пальцы повстречались с форменным беретом, уколовшись об усик крепления кокарды. Не то… Карта. Не то… Хорошо, сука, я сыграю с тобой по твоим правилам. Вот оно, нашла!
- Сколько стоит фляга спирта? – спокойно спросила девушка, по-прежнему держа руку в кармане.
- А у тебя чего – деньги внезапно завелись? – наемник прекрасно помнил содержимое прапорских карманов, поэтому предвкушал веселуху.
-Ну сколько?
-Нк, сейчас соображу… - он с видом завзятого торгаша почесал в затылке, возведя очи горе. – Эээ, ну, скажем, семь баксов. Или нет, лучше десятью Устраивает?
- Ладно. А патрон для снайперской винтовки? – лицо у Макароны было натурально убитое, но глаза ехидно поблескивали.
- Патрон? На *** тебе патрон, дура? Меня мочить что ли собралась?
Людка улыбнулся со всем обаянием, на которое только была способна.
- Вопрос звучал так: какова цена одного ставосьмимиллиметрового патрона?
- Ставосьми.. На ***, у тебя же драгуновское «весло»? Там патрон-то дру…
- Сколько?
- Ну-у… ну, бакса четыре, учитывая редкость использования. А что?
-А то, что в одном из твоих карманов сейчас лежат пять таких патронов плюс два полных автоматных рожка – короче, все то, что ты у меня позаимствовал. По самым скромным подсчетам весь металлолом тянет на полсотни баксов. И даже за вычетом десятки за спирт все равно остается полтинник! – и она торжествующе помахала двумя мятыми зелеными бумажками перед носом у обалдевшего наемника.
- Ну ты, бля, даешь! – протянул тот, ероша в замешательстве коротко стриженную макушку.
- ****и будут тебе давать! – равнодушно пожала плечами Макарона. – Значит так: мне два литра спирта, три пачки сигарет и.. пока все. А, ну как придем, можешь еще центов пятьдесят на чай взять. Лады?
И она растянула лыбу, наблюдая за отвисшей челюстью Сталкера.
Остаток пути до ухоронки они проделали в молчании.




Всю ночь и последовавший за нею день Сталкер имел возможность лицезреть определенный вид морального разложения «куска армии», называемые словом «запой». Поначалу зрелище его веселило, но затем, с удивлением заметив, в каких количествах это мелкое создание потребляет спирт, он ощутил нечто среднее между раздражением и гордостью за родные поднебесные войска. И если последнее было вполне оправданно, то первое нуждается в пояснении: нетрезвое бормотание (в основном, нецензурного содержания) и периодические удары по безвинной стене мешали наемнику спать. Промучившись часа два в безнадежном ожидании ласковых объятий Морфея, Александр Владимирович встал, скрипя зубами, с твердым намерением кинуть чем-нибудь тяжелым в буйную квартирантку. Под руку попался его собственный ботинок. Зажав снаряд в руке, он подкрался к двери. Выглянув в небольшой коридорчик, он увидел, что Макарона с зажатой в зубах сигаретой сидит н полу и, слегка раскачиваясь, методично наносит удары по земле. Быстро оценив ситуацию, Сталкер понял, что маленький прапор впала в истерику. Ничего особенного в этом он не видел: с девицами это часто случается. С небольшим лишь отличием: нормальные девицы не разбивают в кровь костяшки о камни, предварительно нализавшись до свинского состояния, и не завязывают узлом алюминиевые ложки. А глаза Макароны были сухими и такими же стеклянными, как тогда, на втором перевале. Наемник смотрел на девушку без жалости, но с пониманием.  Взлетающий в воздух окровавленный кулак снова и снова спечатывается меж хрустящих каменных обломков. Бесконечная безысходность. Еще и еще, она, похоже, не чувствует боли. Сталкер окликнул Макарону. Реакция, как и следовало ожидать, была нулевая.
Сталкер зевнул еще раз и, поудобнее перехватив изделие фирмы «Garsing» без замаха кинул, метя в вихрастую голову. Ее резкое и осмысленное движение заставило наемника вздрогнуть от неожиданности: быстрый поворот – и выставленный навстречу ботинку локоть сбил снаряд в конце траектории. Но дело было сделано: пьяная в дым Макарона, наконец, повернулась в его сторону.
- Че надо?  - заплетающимся языком вопросила она сразу у двух Сталкеров.
- Спи давай уже, а?  - буркнули оба. – И хорош ***ней страдать, тебе пальцы беречь надо. Слышишь?
Получив долгий кивок в качестве ответа он снова, уже в который раз зевнул и добавил:
- Иди спать, заебала уже…




Всю ночь и последовавший за нею день Сталкер имел возможность лицезреть определенный вид морального разложения «куска армии», называемые словом «запой». Поначалу зрелище его веселило, но затем, с удивлением заметив, в каких количествах это мелкое создание потребляет спирт, он ощутил нечто среднее между раздражением и гордостью за родные поднебесные войска. И если последнее было вполне оправданно, то первое нуждается в пояснении: нетрезвое бормотание (в основном, нецензурного содержания) и периодические удары по безвинной стене мешали наемнику спать. Промучившись часа два в безнадежном ожидании ласковых объятий Морфея, Александр Владимирович встал, скрипя зубами, с твердым намерением кинуть чем-нибудь тяжелым в буйную квартирантку. Под руку попался его собственный ботинок. Зажав снаряд в руке, он подкрался к двери. Выглянув в небольшой коридорчик, он увидел, что Макарона с зажатой в зубах сигаретой сидит н полу и, слегка раскачиваясь, методично наносит удары по земле. Быстро оценив ситуацию, Сталкер понял, что маленький прапор впала в истерику. Ничего особенного в этом он не видел: с девицами это часто случается. С небольшим лишь отличием: нормальные девицы не разбивают в кровь костяшки о камни, предварительно нализавшись до свинского состояния, и не завязывают узлом алюминиевые ложки. А глаза Макароны были сухими и такими же стеклянными, как тогда, на втором перевале. Наемник смотрел на девушку без жалости, но с пониманием.  Взлетающий в воздух окровавленный кулак снова и снова спечатывается меж хрустящих каменных обломков. Бесконечная безысходность. Еще и еще, она, похоже, не чувствует боли. Сталкер окликнул Макарону. Реакция, как и следовало ожидать, была нулевая.
Сталкер зевнул еще раз и, поудобнее перехватив изделие фирмы «Garsing» без замаха кинул, метя в вихрастую голову. Ее резкое и осмысленное движение заставило наемника вздрогнуть от неожиданности: быстрый поворот – и выставленный навстречу ботинку локоть сбил снаряд в конце траектории. Но дело было сделано: пьяная в дым Макарона, наконец, повернулась в его сторону.
- Че надо?  - заплетающимся языком вопросила она сразу у двух Сталкеров.
- Спи давай уже, а?  - буркнули оба. – И хорош ***ней страдать, тебе пальцы беречь надо. Слышишь?
Получив долгий кивок в качестве ответа он снова, уже в который раз зевнул и добавил:
- Иди спать, заебала уже…



Пьяные сны быстры и бессмысленны. Многие пьют на ночь именно для того чтобы покрепче уснуть без сновидений, но, к сожалению, это сильно зависит от состояния нервной системы. Спокойный человек, напившись пьяным, действительно, отрубается как неисправный трансформатор, но вот против тупой душевной боли спирт, убивающий все известные микробы, зачастую бессилен.
… Сияющий беретами цвета неба и плохо скрываемыми улыбками ровный строй курсантов на сером асфальтовом плацу. Это выпуск 2000го года, лето. Предпоследней по росту стоит носатая девчонка, из-под берета на спину ложится каштановая косичка. Ветер играет кистями тяжелого знамени в такт торжественным словам….

Страница из книги медленно начинает рваться по корке переплета, и чья-то рука подносит спичку. Рисунок извивается в острых когтях пламени, серый пепел пачкает пальцы, и вот лишь черные пятна – единственное доказательство того, что листок когда-то существовал в природе. На его месте тотчас появляется следующий.

… Противный моросящий дождь. Через болото, обрамленное чахлыми кривыми березками, тащится группа из десяти человек в полной экипировке. Все измучены, мокры и грязны – ну еще бы, только что из болота! Но лейтенант Макаренко горда собой и своими ребятами, они на верном пути, и уже перекушен телефонный провод – последняя надежда группы «синих». Бегущий первым солдат перебирает проволоку широкими движениями, точно плывет через лес кролем. Макаренко победно встряхивает грязными, неровно остриженными волосами – пропитанная болотной жижей каштановая косичка осталась лежать на краю трясины, безжалостно отсеченная взмахом штык-ножа своей хозяйки. Потерявшему связь с внешним миром штабу «синих» остается лишь смириться со своим неминуемым поражением. На этот раз в учениях победу одержали «зеленые»!

… Казенная однушка в пятиэтажном доме. Шумная офицерская пьянка. Громко играет музыка, за столом – знакомые лица, молодые и не очень. Обстановка небогата, но в углу на тумбочке стоит главное сокровище хозяйки – контрабандная японская видеодвойка «Samsung». На окнах белоснежные занавески, на столе – накрахмаленная скатерть, а на обоях в мелкий цветочек – причина торжества: почетная грамота за победу в тактико-полевых учениях. Под стол свешивается рука с кусочком жареной курицы, и обалдевшая от обилия народу кошка Сонька с благодарностью принимает угощение – гулять так гулять!

… С треском распахивается дверь казармы, вспыхивает под потолком свет. На полу в позе эмбриона – парнишка первогодок из роты охраны аэродрома, а у противоположной стены пятеро дедов методично пинают второго «духа». Третий первогодок пытается остановить избиение, но получает пинка и отлетает в сторону. Умоляющий взгляд лежащего на полу мальчишки… В глазах поднимается тьма животной ярости и тьма эта рвется наружу. Удар в прыжке отбрасывает одного из нападавших от его жертвы. Второй пытается схватить вертящуюся как угорь девчонку за плечи, ведь весу в ней всего ничего. Ага, щаз, сладили одни такие впятером на десантуру! Вырвавшийся «дух» поднимает своего товарища по несчастью с пола, неуклюже придерживая под руки: похоже, сломаны ребра. Тот из молодых, которому меньше всего досталось, с готовностью ныряет в карусель продолжающейся драки, но на лестнице уже слышен топот и крики.  «Макаренко, ты охуела! Прекратить!!!!» - орет кто-то неузнаваемый, а удар приклада караульного ставит в этой фразе восклицательный знак.

… Ледяной холод карцера. Ноют отбитые костяшки, голень и раскалывается от боли голова. Форменные брюки без ремня слишком велики в талии и постоянно сползают вниз, в голенища лишенных шнурков берец. Лязг замка и длинный коридор, конвоир с автоматом на шее. Долгая и нудная речь военного прокурора, в которой понятны только отдельные слова «превышение должностных…»,  «случай неуставных отношений…»,  «выговор с понижением в звании…» Наглая ухмылка старлея Шавлина. Снег. За окном – конец ноября.

… Белые крыши ангаров и хозяйственных построек. Все в снегу, но взлетно-посадочная полоса темнеет чистым бетоном в любую погоду. Прапорщик Макаренко смотрит вверх, где полосатая аэродромная «колбаса» наполняет бока ветром. Северный, три-четыре метра в секунду. В памяти еще свежи воспоминания недавнего дня рождения: хор двадцати здоровых глоток, исполняющий на марше «Червону руту» вместо строевой песни. Макаренко идет, сгребая снежок носками зимних берцев. Это ее последний день рождения на авиабазе, уже позади недолгие сборы. Прощаться особенно не с кем: кошка Сонька и видеодвойка «Samsung» отданы на вечное хранение медсестре Марине. Через два часа – самолет в Ханкалу.

Страницы сгорают одна за другой. Это уже где-то было, в какой-то книге, но сейчас разве вспомнишь – в какой именно?

… Мертвый полуразрушенный город. Лица друзей и однокурсников. Леха Коктебельский, почему-то с гитарой, тепло и горит свет. Стрекот вертушки, стропы, уходящие в небо, резкий ветер. Заснеженные горы огрызаются минометным огнем. Руки, примерзшие к снайперской винтовке, шкала поправок в хрусталике прицела. Из засевшей за склоном банды уйти удалось торим, а у нас без потерь как всегда. Снова Коктебельский и чей-то кассетный плейер с «Битлами». Повоюем, ничего.
… По весенней грязи ночной улицы бежит девушка в разорванной одежде. Кидается на шею и с криком «Помогите!» прячется за спину. Пять фигур в темноте подворотни между обрушенной кирпичной стеной и остовом выгоревшей, изрешеченной пулями машины. «Беги до конца улицы, потом - налево!» - тихонько толкая полуголую девчонку в спину – «Советская, 17, не пустят на КПП – ори через забор!»  - Макарона делает шаг навстречу неудачливым насильникам.

… дым сигареты майора Феофанова. На столе белый листок приказа назначения, почти готовая похоронка. Глаза спотыкаются о цифры «13/74». Ну что ж, дальше фронта не пошлют, как говорится. Сборы, движки урчат под толстой шкурой бронетранспортера…

Последняя станица вспыхивает в руках, пеплом осыпаясь на пустой переплет. Всё… Синяя корка воняет гарью и дерматином. Non fatum.

____________
Макарона приоткрыла глаза. Ухоронку наполнял слабый утренний свет. Стряхивая остатки ночного кошмара, она протерла опухшие глаза и огляделась. Под головой вместо подушки обнаружился иностранный военный ботинок с клеймом  «44» на подошве, а сама она лежала на полу одетая и обутая. Людка прислушалась: в комнате, где дрых дядя Саня, было тихо. Неужели, ушел? Похоже на то. Взгляд снова упал на сапог, и Макарона не смогла удержаться от глупого смешка, представив себе наемника, бредущего по горам в одном сапоге. Мозг работал стремительно, просчитывая выгоду, которую возможно извлечь из временного одиночества. Сталкеру она доверяла ровно настолько, насколько это может делать человек, привыкший учиться на своих ошибках и сатанеющего, когда его этого права пытаются лишить. Верить предателю – глупое и опасное занятие. Макарона отлично видела, что спасая ее, тот преследовал некие собственные цели, лишь маскируя их под благородный порыв. Намерения эти могла оказаться любыми: от дополнительного источника денег или сведений до обратного билета в законопослушную жизнью Значит, надо валить отсюда, причем немедленно, потому что следующая встреча наемника и десантницы для кого-то из них может оказаться последней. Девушка наскоро умылась водой из большого котелка, одновременно с этим пытаясь застегнуть на себе броник. Борьба с настырной амуницией продолжалась пару минут с переменным успехом, но завершилась торжеством человеческого разума. Сунув в рукав штык-нож, Макарона выбежала вон.
Ясное горное солнце обожгло глаза, привыкшие к полумраку ухоронки. Эта нора некогда была одним из потайных убежищ, разбросанных по горам дальновидными федералами для собственных нужд. Оно и понятно: граница недалеко, а в случае необходимости в таком убежище может разместиться на ночь небольшой мобильный отряд из десяти-двенадцати бойцов.  Случаи вообще бывают разные. С началом войны сам смысл этих временных убежищ попросту исчез: боевики передвигались большими группами человек по пятьдесят, а федералы – и более того. Для ведения затяжных боев эти ухоронки не предназначались, поэтому ни местные, ни федералы ими не заинтересовались. Поэтому находчивый наемник дядя Сталкер обустроил в такой ухоронке свое логово, внеся в конструкцию некоторые изменения с тем, чтобы здесь можно было не просто переночевать, но и пересидеть в течение длительного времени.
Ближайший аул находился в трех километрах к юго-юго-востоку, но эта дорога была Макароне незнакома. То есть по карте теоретически дойти было возможно, но только теоретически. Проведя на Кавказе более полугода, прапорщик Макаренко успела ознакомиться с мелкими военными хитростями местных: растяжек  и прочей пакости здесь не ставил только ленивый, и их взаимное расположение было столь запутанным, что не могло быть нанесено ни на одну карту. Лишь немногие помнили, что здесь где, кем и когда натыкано. Следовало соблюдать осторожность, поэтому, наплевав на близость населенного пункта, Людка пошла той дорогой, которой ее привел сюда вчера Сталкер. В памяти всплыла карта: через три километра будет развилка? Налево – к бесславно погибшему блокпосту, направо – к аулу, но с другой стороны. Правда, до аула еще надо дойти: придется свернуть с дороги и тащиться с черепашьей скоростью, поминутно рискуя нарваться на растяжку или еще чего похуже. Все лучше, чем торчать в ухоронке в компании продажной циничной твари и зарабатывать на жизнь как он  - от такой мысли Макарону перекосило от возмущения. Должна дойти, если впредь намерена следовать своим принципам, потому что здесь пока выбор только из двух вариантов: превратиться в подобие Сталкера или сдохнуть с голоду. Оба Людку не устраивали, разумеется, но в измученном бесконечными потерями мозгу неожиданно крепко засели слова наемника о «слитом» блокпосте. Впервые у нее появились сомнения: а вдруг Сталкер прав, и в случае возвращения ее ждет лишь быстрая смерть, ну, или в лучшем случае, срок? Нет, желание действовать у нее не пропало, но после всех этих разговоров первоначальный план «возвращения блудного прапора» претерпел изменения, в него добавились некоторые звенья.  Сам внешний вид наглядно демонстрировал уверенность в собственных силах: Макарона не стала брать с собой автомат, ибо при самом худшем раскладе намеревалась примазаться под амнистию для добровольно сложивших оружие боевиков. Разумеется, это означало бы полный капец для военной карьеры, но Людка надеялась, что прибегать к такому варианту не придется. Равно как и сдавать Сталкера – каким бы моральным уродом тот ни был, он все-таки ей жизнь спас, пусть и ценой сотрясения мозга. Ты меня не пристрелил в горах, а я не стану тебя упоминать в показаниях – живи как хошь.
До населенки Макарона дотащилась в сумерках. Правда, это ее не очень тревожило: она изначально не планировала возвращаться в логово Сталкера, а переночевать где-нибудь да пустят. Прилепившийся к скале аул, так и оставшийся безыменным,  поразил Макарону: за полгода на Северное Кавказе ей почти не доводилось встречать мирных жителей. Вернее, приходилось, конечно, но все они носили на себе печать войны. Когда хорошо вооруженные банды с завидной регулярностью прорываются через заставы, паля по всему, что шевелится, очень трудно представить себе, что где-то совсем рядом есть тихие места, подобные этому. Прямо посреди улицы мальчишка лет пяти в здоровенных сапогах дрессировал ленивую лохматую дворнягу, женщина в платке, высунувшись из окна, смахнула во двор крошки на радость курам. За облезлым штакетником, изображавшим гараж, торчала темно-зеленая «Нива». Ни БТРов, ни бородатых бандитов с «Калашами», ни укуренных шахидок с пустыми глазами маленькому прапору не попалось, и если б не горный пейзаж, то аул вообще здорово смахивал на поселок близ станции Узловая Тульской области. Даже какой-то кабак имелся, с непроизносимым названием. Макарона решительно поднялась по кирпичному крылечку и толкнула дверь. Всякий знавший прапорщика Макаренко в прежние времена, решил бы, что с нею творится неладное: обошлось без пинка, простым поворотом ручки.
В темноте зала за пластиковыми столиками, какие бывают в любой привокзальной шаурмечной, обретался самый разношерстный народ. Компания из шести бородатых мужиков весьма подозрительно и неприятно принялась разглядывать вошедшую Макарону, да так, что ее передернуло. Аул-то, может, и мирный, но все ж хорошо, что знаков различия на зеленке нет. Просканировав помещение на момент источников угрозы, она решительно приблизилась к стойке, где обитал бармен со снулыми глазами и печальным носом, и попросила телефон. Не меняя выражения лица, повелитель кружек и стаканов вытащил из-под стойки старенький дисковый аппарат, предположительно приходившийся прапору ровесником. Людка вздохнула, она-то ожидала, что здесь есть мобильный. А с таким чудом техники 80-х поговорить в сторонку не отойдешь, придется прямо в баре, набитом какими-то бандюками….
- По межгороду можно позвонить? – понизив голос, спросила Макарона.
- Смотря куда, - грустно моргая, отвечал ей бармен.
Макаренко опасливо оглянулась и гудящим шепотом произнесла «Ханкала». Хозяин стойки совершенно не удивился, он вообще не выказал никаких эмоций.
- Пять баксов.
Макарона заняла место по другую сторону стойки, ее палец нерешительно потянулся к диску аппарата.
- Коммутатор?
- Эээ… восемь семь двенадцать, вроде.
Какого черта? Это ж грозненский код? Ладно, попробуем. Макарона положила деньги на стойку и выразительным взглядом попросила бармена отойти в сторону. Пусть хотя б он не подслушивает. Давненько Макаренко не ощущала себя настолько глупо и беспомощно, ей казалось, что все без исключения глаза следят за ее движениями, и вскоре станут читать по губам. Ситуация здорово напомнила ей анекдот про онаниста со свечой на арене цирка, испуганного в разгаре процесса возмущенным возгласом из темного зала.
Восемь…семь… один… два… - палец поворачивал диск телефона. Ну же, давай быстрее. Телефон штаба всплыл в памяти без труда. Интересно, на месте ли Феофанов? Фраза была уже готова: «Мы располагаем информацией, что на дороге, ведущей к блокпосту, два дня назад были расстреляны бронетранспортеры. Один из членов экипажа жив и сейчас, предположительно находится в плену». Дальше, для убедительности, нужно уточнить квадрат по карте, и дело в берете. Жаль, что нельзя будет проследить за выражением лица собеседника, только за голосом. Как выкручиваться дальше, Макарона еще не придумала, но собиралась действовать по принципу «война план подскажет». Гудок… Два… Четыре гудка, уснули они там, что ли?
Высокая и широкая фигура заслонила свет, и Людка вздрогнула, когда рука в перчатке-укороченке легла на рычажки аппарата. В трубке воцарилось молчание. Очень медленно девушка подняла глаза: перед нею стоял Сталкер, и взгляд его не предвещал ничего хорошего. Наемник легко отобрал у остолбеневшей Людки телефонную трубку и водрузи е на аппарат. Взяв тощего прапора за грудки, дядя Саня без особых усилий поднял ее в воздух и выволок из-за стойки. Посетители заоборачивались. Наемника здесь в лицо знали, поэтому наблюдали за странной сценой с искренним интересом. Но, к разочарованию завсегдатаев заведения никакой драки или воплей не последовало: придерживая извлеченную из-за барной стойки девицу, наемник за шиворот провел ее к выходу и аккуратно прикрыл за собою дверь.
В двух шагах от крылечка Сталкер выпустил воротник кителя и развернул Макарону к себе лицом.
- Че, прапор, уже своим стучишь потихоньку?  - хмуро поинтересовался он, держа локоть на прикладе АКМС.
Людка чуть прищурилась, глядя снизу вверх в холодные серые глаза.
- По себе судишь, дядя Саня? Сука ты, конечно, еще та, но сдавать я тебя не собираюсь, можешь поверить. Мне вот звонок по межгороду оплачивать ради такой фигни жалко, чесслово. Не стоишь ты пяти баксов.
Видя, что терять больше нечего, прапор хамила открыто и бесстрашно.
- Не стою, говоришь? – хмыкнул тот, - Все относительно, прапор. А, к примеру, многие в этой тошниловке считают иначе. И потом, вот я твою жизнь в сотню баксов оценил… мне теперь даже как-то обидно.
Макарона презрительно молчала.
- Но вообще ты, похоже, не врешь, - задумчиво протянул наемник. – Иначе зачесала б что-нить этакое про большую любовь или вечную благодарность. Че, ну, неужели маме звонила, а?
Автомат наемник передвинул в привычное положение – за спину, дулом вниз, а сам теперь смотрел на Людку насмешливо, но беззлобно. Видя это, Макарона с силой провела по лицу, словно пыль вытирала, в задумчивости пощипала кончик немаленького носа.
- Нет. Не маме и не домой. Я, действительно, звонила в свою часть.
-Ну и нах?
- Да потому что я не очень верю в твои  рассуждения о невозвращенцах, дядь Сань. Ну правда, с какого хера  мне тебе верить-то?
Наемник досадливо поморщился, качая головой, будто услышал несусветную чушь.
- Че, мне не веришь, решила сама проверить? А гондону, командиру части вашему, который тебя на смерть отправил, поверишь, да?
Ответа Макароны он не услышал, но, в принципе, и не ожидал его.
- Ну и дура, - констатировал он, пожав плечами. – Даже если посмотреть с веселой стороны: вот тебе велели немедленно явиться в часть, и ты на попутках да на ишаках за два «спасибо» добралась до места. Тебя там встретили как гонца с того света, охают, ахают все. Думаешь, этот хер тебе позволит дать показания? Просто так будет сидеть, сложа лапки, и слушать, как ты его темные делишки наружу вытаскиваешь? Вот как сама думаешь: - палец в перчатке потыкал в Макарону, -  долго ты после своих «показаний» проживешь? И я не говорю, что твоя затея вообще глуха на корню, и вся эта история на самом деле закончится как только ты окажешься на расстоянии выстрела от ближайшего блокпоста федералов.
- Не закончится.
- Мне тебе ****ить резона нет, ты ж никто вообще! – он пожал плечами. – Ноль без палочки, прапор без звездочки.
Судя по тому, как хохотнул Сталкер, ему собственный каламбур понравился. Людка поморщилась. Ну да, в общем-то здесь она теперь и правда «никто». И логика в словах наемника была, причем настолько убийственная, что… Нет! Не затем она сюда полдня тащилась по минным полям, чтобы пройдя краткий курс промывки мозгов, тупо покивать и снова вернуться в ухоронку! Это уж хрен! Эх, если б точно знать, что в части ее встретят нормально, да никакой Сталкер ее б не удержал, даром что из оружия при себе – нож да сапоги! Ну, вот ведь сука – знал, что денег на второй звонок у нее уже нет, да и опасно теперь в бар возвращаться. А до КПП рукой подать.
- Значит, ты так думаешь, да? - протянула она, пытаясь в темноте рассмотреть выражение лица дяди Сани. – Твою точку зрения я понимаю, но разделить не могу. Ты ведь позвонить-то мне так и не дал. Может, боялся, что настучу, а может – что съебусь отсюда с первой же попуткой, а? Че-то нет у меня доверия…
В этот момент Макарона заметила, что Сталкер попросту развернулся и пошел вдоль забора. Она невольно сделала несколько шагов ему вослед и почти не удивилась, когда тот резко остановился.
= Запомни, прапор, - скучающим голосом, в котором, однако, проступала скрытая угроза, заметил наемник, чуть повернув голову. – Я ничего не боялся, это ты себе льстишь. А насчет несостоявшегося звонка… Знаешь, у меня есть идя получше. По телефону с****еть недолго, глаз-то не видно.
Людка вздрогнула. Он что, мысли ее читает?
- Пойдем со мной, я тебе просто покажу, что могло бы быть. Демо-версия для самых недоверчивых.
Он хохотнул, и на этот раз сухой смешок собеседника вызвал у девушки не раздражение, а резкий упадок уверенности в своих силах.
- Пошли-пошли!  Чего встала? – торопил Сталкер. – Мне не веришь, так я тебе наглядно покажу на простых примерах, раз для тебя федералы – такой авторитет.
Он сгреб растерянную Макарону за плечи и повлек за собой.