дельфин3

- в чем ты видишь смысл существования нас? – спросила меня задумчивая ночная бабочка, расположившаяся по соседству со мной на кровати, сопроводив слова кольцом дыма.
- я не вижу смысл ни в чем, просто мне хорошо с тобой – спокойно говорю я. В эту ночь я долго не мог заснуть, ворочался, клал голову под подушку, слушал ее дыхание и равномерный томный голос никогда не засыпающего города, но все равно сон никак не приходил ко мне. Веки уже бессильно опустились в надежде никогда не подняться обратно, руки смирно упали на живот, губы чуть приоткрылись, чтобы впускать кислород в легкие, и тут она поворачивается ко мне, делает огромную затяжку и спрашивает тот самый вопрос, на который я уже давно готовился ей ответить. Мой ответ ей понравился, я разглядел насколько смог в темноте ночи белые зубы и подскочившие уголки губ. Глаза блестели как две маленькие далекие звездочки на иссиня черном небе, среди других таких же.  Они были для меня как два колодца спокойствия, куда я могу прыгнуть и утонуть в беспечности на некоторое время. Она кладет руку мне на живот и делает указательным пальцем сначала один круг, потом второй, потом еще один, и с каждой пройденной секундой их становится все больше и больше, радиус расширяется, и вот ее пальчик охватывает уже всю поверхность моего живота. Но на этом моя проказница не останавливается. Она щупает мои выпирающие ребра, дергает за колечки в сосках (моя недавно приобретенная милая дикость), ведет к ключицам, опускает палец в ложбинку между плечом и ключицы и трет там кончиком пальца. Я весь сжимаюсь, напрягаю каждый мускул, а язык самопроизвольно облизывает пересохшие губы. Моя кисть поднимается, находит ее худую и тонкую руку, хватает ее и лишь нежно сжимает, чтобы показать, что я здесь, боясь причинить ей боль, оторвать ее от соблазнительного и многообещающего действа. Тем временем кончик ее пальца добирается до правого плеча, твердым и сильным нажатием проходится по нему, от чего я рефлекторно дергаю другим плечом, а она успокаивающе смотрит на меня, затягивается моментально и продолжает свои исследования. Вот она уже на шее, после подушечкой пальца мягко, даже еле касаясь, ведет к искусанным в кровь губам, не замирает и не задерживает внимание на них, что мне кажется весьма странным и удивительным, ведь она так любит гладить мои губы, целовать их, оттягивать своими зубками нижнюю губу, просить поцеловать ее в разные интересные места. Вместо этого она  идет полосой ко лбу, зарывается всей пятерней в средней длину челку, ерошит волосы и снова улыбается в темноте. Я уже успеваю огорчиться и внутренне расслабиться, как Мия вдруг прижимается ко мне всем своим тщедушным тельцом, самостоятельно обнимает себя за плечи моей длинной рукой и целует в ладонь. В глубине души я хотел более интригующего продолжения. Черт, да я хотел раздеть ее и исцеловать каждый квадратный сантиметр ее звездного тела. Поэтому я целую ее в макушку, глажу по руке, а потом провожу ей по спине, чувствуя под хлопком футболки тепло ее бархатной кожи. Как бы случайно задеваю резинку трусиков с приятными девчачьими оборками и как бы невзначай оставляю ладонь лежать на ее выпирающей тазобедренной кости. Тут ее лицо обращается к моему, нижнюю часть прорезает дьявольская усмешка, она одним быстрым движением прыгает на меня и шепчет в ухо : «ах ты засранец!». От этого замечания даже я улыбаюсь и без стеснения сую руки под резинку ее трусиков. Какое же удовольствие прикасаться к ней, возбуждаться от ее вздохов, от вскидывания головы, дабы убрать надоедливую гриву волос с лица, от ее обходительных касаний, разговоров не понятно о чем и не понятно зачем, возбуждаться лишь от ощущения ее упругой попы в своих огромных ладонях. Даже я, испуганный, забитый, молчаливый и с виду беспристрастный человек, хочу вечно и больше быть с ней в одной кровати. Я люблю ее той любовью, какой наркоманы любят своих дилеров. Точнее не так. Они их не любят. Они нуждаются в них. Я так же нуждаюсь в моей всеобъемлющей вселенной.
Ясно, чем заканчиваются такие страстные признания в голове, красный румянец щек, неуклюжие движения путающихся рук, странные ухмылки друг другу и подобное. Мы так живем и по сей день. В чем смысл данной истории? Не знаю, если говорить откровенно. Я бы хотел запечатлеть эти моменты на чем-то твердом, чтобы не забывать их и при необходимости вспоминать. Я готов отдать все, что угодно, лишь бы хоть один из них можно было прожить еще разок. Мия больше не сможет трогать меня. Шутить надо мной. Кидаться в меня книжками и просыпаться с потягиванием как котик. Ее больше нет. Она ушла из моей жизни, из жизни в целом. Ее не стало. И меня не стало. Я кончился. Умираю в теле, которому показано жить еще как минимум лет шестьдесят. Гнию, разлагаюсь, не нахожу ни в чем радости. Не могу улыбаться, ходить на работу, готовить себе еду. Ненавижу свое отражение где бы то ни было, пусть даже в поверхности чая. Ненавижу все, что меня окружает. Сейчас я держу пистолет в руке, и она дрожит мелкой дрожью. Ей чужд холод стали, она будто отрекается от оружия. Предостерегает хозяина от опасности. А он уже все решил. Я достал его у друга, бывшего торговца нелегальным оружием. По сути, меня могли бы сейчас арестовать, сковать наручниками и увезти в полицейский участок. Но это сделать некому. Я один. Во всем мире. Во всем этом дерьме. Она посмела оставить меня один на один со своими демонами. Хотя никогда не клялась, что мы на вечно. Я ее не виню. Я собираюсь к ней.
Рука медленно подносит дуло пистолета к виску. Сейчас я нажму на курок, и мои кровь и кусочки мозгов заляпают тысячи ее драгоценных книг. Череп разлетится как бомба на тысячи осколков. Что ж, это мой выбор. Мне плевать на все. Она нужна мне. Как наркоману дилер. Иди ко мне, мой маленький прелестный поставщик любви.
Палец сжимает курок. Он скользит вниз. Ближе, ближе. Выстрел. Я не чувствую боли. Я вижу перед собой окно. Закат. Кроваво-красное небо приветливо смотрит на меня и словно улыбается. Одобряет мой поступок. Спасибо, небо. Я иду к тебе, моя сумасшедшая Мия. Прощай, небо. Конец.