Студенты на картошке

      В семидесятые годы в СССР  продуктом массового потребления советского человека был картофель, и его уборка была всенародным делом. Колхозам хватало сил только посадить овощи, а убирали их всем миром: студенты, солдаты, рабочие заводов и даже ученые. Если погода была дождливой, то уборка затягивалась до первого снега и превращалась в настоящую битву за урожай, и власть следила, чтоб в земле не осталось ни одного корнеплода.
      Студентам приятней было дремать на лекциях в теплых аудиториях, чем ковыряться в мерзлой земле. Но Партия решила, и Комсомол поехал, иначе – прощай институт!
        Однокашники еще не успели до одури отметить начало учебного года, как грянула новость: четвертый курс едет на месяц в Зарайский район на «картошку».
        Коммунисты умели даже из грустного отъезда на тяжелые полевые работы сделать политический праздник. Вначале в актовом зале институтское руководство торжественно напутствовало студентов на трудовые свершения, не забыв припугнуть отчислением из ВУЗа за употребление алкоголя и уклонение от работы. Потом колонною из двадцати автобусов  прибыли в подшефный Зарайск, где на площади состоялся митинг по случаю прибытия долгожданных помощников. Пока на головы студентов лились звонкие призывы убрать без потерь богатый урожай, бывалые ребята из двадцать третьей группы, сплоченные учебой и работой в стройотрядах, купили по бутылочке вермута, спрятали их в автобусе и успели на закрытие митинга.
         Когда «Икарусы» раскачивались на колдобинах деревенских дорог, в железных кружках  счастливчиков из двадцать третьей плескался вермут, и они горланили под гитару  свою собственную песню:
         - Скоро нас сошлют в колхоз «Спартак»,
         Всучат нам пудовые лопаты,
         Скажут: «Вы – Егорьевский отряд,
         Мы на вас надеемся, ребята!»…
        Автобусы наконец-то остановились, и веселье сразу стихло. Двести парней и девушек молча смотрели на то, что будет их жильём. На окраине деревни Чулки – Соколово на берегу тихой речушки с громким именем Осетр стояли на бугре два серых деревянных барака, специально построенных для проживания бесплатной рабочей силы. Каждый мог разместить в своих десяти комнатах более ста человек. Из мебели были только железные кровати и крючки на стенах для одежды, из оборудования - голые электрические лампочки и трубы отопления. В гостиничный комплекс еще входили туалеты: два вонючих сарайчика с множеством отверстий в полу и умывальники: десяток алюминиевых рукомойников, прибитых к доскам под открытым небом. Ветер, дождь и огромная лужа у самого порога дополняли мрачную картину. Двери автобусов распахнулись, но никто не выходил. Студенты почувствовали себя униженными тем, что их - цвет советской молодежи хотят втоптать в эту грязь и начали роптать: «Здесь нельзя жить! Поехали назад!» Назревал бунт. Но седой председатель колхоза давно привык к такой реакции гостей. Он вышел на середину лужи, чтоб его все видели, и произнес короткую речь:
         - Дорогие ребята! Осталось не убранным одно поле. Оно перед вами, там где стог соломы - конец работы. Если поможете, то за две недели вместе управимся, и вы поедите домой. Москва для вас теперь за тем стогом! Сегодня родине нужны не ваши знания, а ваши руки!
         Слова председателя тронули только сердца, одухотворённые вермутом. Ребята из двадцать третьей молча вышли из автобуса с вещами, их поддержали девочки - одногруппницы. Количество «сознательных» стало быстро расти. Опустевшие автобусы направились в город, студенты – в бараки.
          Потянулись дни, наполненные нелегким деревенским бытом и тяжелым трудом. Что для селянина было нормой жизни, то для москвичей стало реальной угрозой здоровью. Неприятности начинались еще перед работой: очередь в туалет, ледяная вода в рукомойнике, километр по грязи до столовой, «пустой» завтрак, опять километр по грязи до поля. Там их ждали необозримые грядки, вспаханные копалкой, ведра, корзины и мешки. Сачковать не получалось, потому что были дневные нормы выработки, и уйти с поля можно было, только собрав нужное количество картофеля. Большинство студентов с трудом успевали выполнять норму до ужина, но ребята из двадцать третьей группы работали как заводные и заканчивали работу за два часа до ужина. У них появилось свободное время для деревенских приключений. Деньги закончились через неделю, питание в колхозной столовой было скудным, и потому юноши думали уже не о вермуте, а о любой еде.
           Четверо были москвичами, а пятый Саня Шишкин- из рязанской деревни. Он умел решать жизненные проблемы, но при этом часто возникали негативные последствия. Четвёрка постоянно «влипала» с отчаянным рязанским парнем в «некрасивые» истории. Однажды их всех доставили в милицию за попытку в нетрезвом состоянии проникнуть в женское общежитие, где жила знакомая Шишкина. На вахте их веселую компанию тормознули, но Саня всё же просочился, пообещав вернуться с красавицами – лимитчицами. Ребята вышли во двор и стали терпеливо ждать встречи с незнакомками.
            - Мужики, идите сюда! – прошипел Шишкин из окна второго этажа, - Здесь можно легко залезть.
            - Давайте к нам, мальчики! – щебетали фабричные девчонки.
            От улицы двор общежития отделяла кирпичная стена с металлическими воротами, там где она примыкала к зданию, метром выше было окно, из которого пальчиками манили симпатичные девушки. Забраться по воротам на стену не составляло труда, потом пять метров на четвереньках, и вот они - жаркие девичьи руки. Когда первый уже добрался до окна, а четвертый висел на воротах, появились дружинники. Шишкин остался в общежитии, товарищи попали в отделение. За такие шалости выгоняли из института и призывали в армию, но тот раз их спасло обыкновенное коммунистическое чудо. Лёха Кочетов уговорил пожилого дежурного позвонить его отцу. Майор набрал номер  и случилось чудо: услышав ответ, милиционер, не сказав ни слова, бросил трубку и приказал отпустить студентов. Оказывается, у Кочетова  отец работал помощником самого Леонида Ильича Брежнева и Лёха дал майору его служебный телефон. Когда в трубке женский голос произнёс: «Приёмная Генерального Секретаря» милиционер выронил трубку. Но майор мог и не позвонить, и образование могло стать незаконченным…
            Пятеро студентов, выполнив дневную норму, решили прогуляться по колхозным объектам, когда они проходили мимо птичника, огороженного высокой сеткой, заметили, что одна курица гуляла на воле сама по себе.
           - Тихонько окружаем и ловим, - скомандовал Шишкин.
           Ребята подумали, что Саня хочет вернуть заблудшую курицу колхозу, и поэтому активно включились в охоту. Птица была худой и бегала так быстро, что ноги её отрывались от земли, и она пролетала по несколько метров. Студенты увлеклись  погоней и не заметили потери в своих рядах. А между тем Колька Чижов, вдруг стал медленно проваливаться в грязь. От испуга он онемел и только махал руками. Мужичок, что ремонтировал крышу коровника, которого студенты не заметили, вперемешку с матом громко предупредил их сверху:
       - Хлопцы, там яма пять метров глубиной, полная говна коровьева. Утонет ваш друг, спасать надо!
        Все остановились, и только Шишкин продолжал преследовать курицу. Весь скотный двор заволокла грязная жижа, и определить границы этой страшной ямы было невозможно. Взявшись втроём за руки, студенты потихоньку стали приближаться к бедолаге Чижову, сапоги которого уже полностью ушли в грязь. Страшно было всем: и тонущему и спасателям.
      - Надо позвать подмогу, а то мы все утонем, и даже мой папа не поможет, - нервничал Лёха.
      - Никого не зовите, хотите, чтоб весь институт узнал, что я в говно провалился,- умолял Чижов, продолжая медленно уходить в трясину.
      Когда Колька погрузился в коровью мерзость почти по пояс, друзья, держась друг за   друга, вытащили его из колхозной западни. Жизнь была спасена, но как спасти парня от позора, если он весь в дерьме? Решили двигаться к жилищу. На полпути увидели, как из барака вышло несколько девиц, которые направились им навстречу. Чижов запаниковал, свернул с дороги и побрёл к реке.
       - Буду мыться и стираться! – принял он героическое решение, о котором друзья боялись даже намекнуть, потому что температура воздуха была чуть выше нуля.
       Берег был невысокий, но все же укрывал их от посторонних глаз. Колька разделся до трусов. Штаны он выкинул, из сапог вылил коровьи отходы. Друзья с трудом сдерживали смех. Пока Чижов плескался в ледяной воде, окончательно стемнело. Чтобы согреться побежали к баракам трусцой. Кольку пришлось затаскивать через окно, чтобы никто не увидел его «семейные» трусы. Чижова уложили в постель, для согрева. На ужин ребята опоздали, и пустые животы не давали мозгам покоя, рождая только негативные мысли. Уже в который раз Шишкин «заваривал кашу» и исчезал.
        - Наверное, давится сейчас в столовой нашими порциями!– бухтели студенты.
        После многих слов справедливого гнева москвичей, в дверях появился рязанский виновник их бед. Хитро улыбаясь, Шишкин спросил:
         - Жрать хотите?
         -Не трави душу, садист!
         - Тогда быстро собирайтесь, я вам ужин принёс, - он расстегнул куртку и показал голову курицы.
          Ребята поняли, что приключения  ещё не закончились. Валерий был законопослушный и имел дружеские отношения практически со всеми. Неконфликтный, остроумный он объединял вокруг себя двадцать третью группу. Валерий сочинял песни, которые исполняли всегда, когда появлялась гитара, писал юмористические рассказы про студенческую жизнь. Социальная активность не мешала ему иметь высокую успеваемость. Одним словом, парни его уважали, а девушки любили. Валерий решил своим авторитетом  воспрепятствовать беззаконию и высказал своё мнение:
         - Из-за этой курятины Чижов уже чуть не утонул в дерьме, теперь ты нас всех туда тащишь. Завтра мужик, который видел, как мы гонялись за ней, расскажет председателю и нас за воровство попрут из института.
         - Как я её поймал, никто не видел. На птичнике их тысячи голов, так что если и сто штук пропадёт – не заметят. Короче, кто есть хочет, пошли со мной.
         Голод великая сила, так что Валерий остался в меньшинстве, но оставаться в гордом одиночестве и голодным он не собирался, поэтому сказал:
        - Вчера гулял с девчонкой и нашел одно укромное местечко, там нас, точно, никто не увидит.
        Место, действительно, оказалось очень подходящим для ночного пикника, правда, дорога была не близкой. Посредине большого луга на возвышенности росли березки, а на краю поля стояли два стога, которые закрывали всю поляну от деревни. Было там и старое костровище с дровами и брёвна, чтоб сидеть.
        Ребята палили костёр, а Шишкин щипал курицу и перья бросал в огонь. Без верхней одежды колхозная несушка стала совсем маленькой. Саня разделил тушку на шесть кусков, которые поделили по справедливости: с закрытыми глазами. Едва не утонувшего на куриной охоте, наградили вторым куском мяса. Ждать углей не стали, каждый нанизал свою часть дичи на веточку и предал её огню. От запаха паленого мяса пустые желудки студентов начали урчать. Ребята, обжигаясь, заглотили полусырую, полугорелую курицу,  отчего аппетит разгулялся пуще прежнего. Шишкин поймал настроение друзей и предложил:
       - Пока за этой курицей гонялся, видел там еще одну, значит, где-то есть дырка. Завтра после работы пойдем опять гулять вдоль забора птичника.
       Возражать не стал даже Валерий. Шишкин прикормил группу и стал на время её вожаком. Как стая голодных волков бродили они вокруг птичника, но бог послал им  на ужин только липкие макароны, маленькие котлетки и холодный чай. Когда пришли в свою комнату, расстроенный Шишкин взял гитару и начал петь:
       - У бабушки под крышей сеновала
        Там курочка – молодка проживала,
        Не знала и не ведала греха,
        Пока не повстречала петуха…
        Саня вдруг прервал песню и сказал:
        - Точно! Нам нужен петух.
        - Петух – это уже частная собственность, а за неё можно от колхозников и по хребту лопатой схлопатать, - уточнил Валерий.
        - Да, я один всё сделаю, - не унимался Шишкин.
        - Саня, мне кажется, что ты, просто, уснуть не можешь, пока что-нибудь не сопрешь?- добивал Валерий.
        - Ну, спите голодными, - сказал Шишкин и выключил свет.
        На следующий день после завтрака ребята зашли в магазин, который был рядом со столовой, чтобы потратить последние копейки на сигареты. В этом «сельпо» продавалось всё, что могло понадобиться населению от продовольственных до промышленных товаров, правда, в очень бедном ассортименте. За прилавком была румяная дивчина, которая охотно кокетничала с москвичами. Шишкин осыпал её комплиментами и просил показать то банку с самой верхней полки, то брюки с вешалки. Продавщица понимала, что с ней просто заигрывают, что кроме пачки «Примы» ничего не купят, но ей было приятно общаться со студентами. Когда в магазин зашли бабки – реальные деревенские покупатели хлеба и сахара, ребята покинули торговую точку и побрели на работу.
        Заканчивалась третья неделя, студенты «добивали» картофельное поле и надеялись, что в субботу поедут в Москву. Настроение было дембельское, работа закипала лишь, когда приближалось институтское начальство, на колхозное уже не реагировали, нормы не выполняли. Мужики из двадцать третьей группы сели в кружок на ведра, чтобы перекурить переход от столовой до поля.
        - Кто хочет китайской тушоночки отведать? – спросил Шишкин и достал из-за пазухи килограммовую консервную банку, расписанную иероглифами.
        Никто из друзей не заметил, как он украл банку, и никто не стал его воспитывать, понимая, что этим должны были заниматься его родители  с раннего детства. Сейчас была другая проблема: как открыть жестяную банку без ножа? На почве хронического недоедания, ребята совсем одичали. Быстро перебежав в лесок, что граничил с полем, они стали бить банку камнями. Наконец, удалось сделать дырку, однако содержимое через неё не хотело появляться. Просунули тоненькую веточку в отверстие, осторожно лизнули то, что к ней прилипло. В банке оказалась яблочное повидло.
        - Наверное, ценник сдвинулся, - оправдывался Шишкин. – Конечно, не мясо, но тоже очень каллорийное, налетай мужики.
        Студенты по очереди извлекали палочками повидло, блаженно облизывали их и вновь «ныряли» за порцией. Вскоре банка перестала отдавать китайскую сладость и её опять стали долбить острым камнем. Изуродованную улику засунули в дупло. Повеселевшие студенты вернулись на свою грядку. И как раз вовремя: на поле появился  УАЗик. Попросили всех собраться вокруг машины. Студенты ждали объявление об окончании полевых работ и отъезде в Москву. Начал полевой митинг председатель:
        - Дорогие мои! Спасибо за помощь нашему колхозу! Завтра мы завершаем уборку и вас ждёт праздничный ужин.
        Над полем прокатилось спонтанное, но очень дружное и громкое «Ура». Председатель подождал, когда стихнет ликование, и продолжил:
        - А теперь я предоставляю слово первому секретарю Зарайского райкома партии.
        - Комсомольцы! Я знаю, что вы устали, что вы простужены, но в соседнем колхозе еще не убрано сто гектаров картофеля, а на следующей неделе обещают морозы. Партия мобилизовала тружеников  предприятий Зарайска, и на выходные приедет тысяча горожан, чтобы помочь колхозу, но без вас мы, все равно, не справимся. Жить будите здесь, на работу отвезут автобусы. Райком просит вас задержаться еще на два дня, в понедельник – домой! - закончил секретарь свою речь в полной тишине.
        От этого партийного поручения у комсомольцев онемели языки и свело спины, поэтому они не смогли ни ответить, ни пошевельнуться. Ошарашенные известием о новых трудовых горизонтах, они, молча, одними глазами проводили машину с партийнохозяйственным руководством. До самого ужина не расходились, к работе не приступали, а бурно митинговали.
        -  Мы своё поле убрали! Дальше пусть другие работают! – возмущалась расфуфыренная девица, руки которой, судя по маникюру, не были знакомы с картошкой.
         - Правильно! Давайте устроим лежачую забастовку, – прохрипел парень с замотанным горлом
        - Прямо на грядках?
        - Нет, в бараках на кроватях.
        - И с девочками!
        - Предлагаю голодную забастовку. Давайте не пойдём на ужин.
        - Вот только, давайте, без голодовки! – заорал Шишкин.
        Валерий не мог оставаться в стороне от всенародного гнева. Выждав пока все выскажутся, он предложил свой вариант резолюции студенческого митинга:
        - Завтра делаем молчаливую итальянскую забастовку. На работу выходим, ни чем не возмущаемся, но ничего не делаем. Даром кормить двести человек никто не будет, и нас  отправят в Москву. Возражений нет? Принято единогласно!
        В пятницу с утра светило солнце, земля за последние погожие дни подсохла, что позволило вывести на поле чудо-технику: комбайн для уборки картофеля, который помог зачистить поле от остатков клубней. В общем, начальство саботажа не заметило, потому что половина студентов смалодушничало. Праздничный ужин отличался от обычного наличием вареных яиц и пирожков с капустой. После сытной трапезы дух бунтарства совсем повыветрился  из студентов, и они спокойно заснули в своих бараках.
         В субботу после завтрака  повезли молодежь месить грязь в другую деревню. Когда доехали до места, увидели сначала десятка три автобусов, которые заполонили деревенскую площадь, перед зданием дома культуры. Потом перед их глазами предстала панорама  сражения  за картофель: по полю ломаной километровой цепью вытянулась серая масса трудового десанта. Уборка шла активно, видно работа была аккордной: сделали и домой. Вся ширина поля была занята тысячной армией суровых рабочих, которые рылись в земле, не разгибая спин. Студенты были, явно, лишними на этом празднике труда, просто райком перестраховался бесплатной рабочей силой, но коммунисты не учли, что безропотный комсомол был уже измотан крестьянским трудом и думал только о горячей ванне и домашней еде.
        Москвичей повели леском по краю поля на другой его конец, чтобы пустить их навстречу зарайцам. На исходную позицию добралась только половина студентов, остальные «потерялись» в кустах. Пока ждали подвоза вёдер и мешков, разбрелись и самые преданные делу партии комсомольцы. Плохая организация труда  и нерабочее настроение студентов, позволили последним дотянуть до обеда, не вступая в контакт с землёй. План Валерия начал действовать.
         Воспользовавшись неразберихой, мужики двадцать третьей группы  пошли обследовать окраины незнакомой деревни в поисках бесхозной дичи. Дважды им попадались небольшие стайки домашней птицы, которые беспечно гуляли вдали от жилья. Но первый раз на них напала здоровая собака, которая разогнала не только дичь, но и самих охотников. Во второй раз после полного окружения куриной семьи, появился  мужик и спросил:
         - Ребята, вы, наверное, самогон ищите? Так это вон в той избе у бабы Веры.
         Студенты поняли, что «засветились» и побрели в центр деревни к автобусам. И вот там их поджидали крупные представители местной фауны. Около дома культуры паслись водоплавающие: жирный гусь и две упитанные гусыни. Шишкин затрясся от радости и, чтоб не слышали водители, которые играли в карты на лавочке, прошептал:
         - Вы идите за здание, а я туда пригоню это мясо.
         Он стал прогуливаться перед гусями, оттесняя их за дом культуры. Когда дичь оказалась вне поля зрения шоферов, студенты стали полукругом и погнали свою добычу в ближайшие заросли. Птицы начали нервничать и громко кричать. Особенно надрывался гусак, который шипел и пытался нападать на людей, защищая свой малочисленный гарем.
         - Стойте! Мне их жалко, я не буду участвовать в этом! – вдруг сказал Валерий и пошел обратно к деревне.
          - Я тоже не хочу снова вляпаться в говно, - поддержал друга Чижов.
          - Пора завязывать с такими приключениями, - согласился Леха и догнал ребят.
          - Ну и черт с вами! Слабаки! – крикнул им Шишкин в след.
          До деревни они шли порознь: жалостливые москвичи, рязанский мясник и везучие гуси. У первых домов повстречалась бабка с палкой и с надеждой спросила:
          - Родненькие, вы не видели моих гусочек?
          - Видели, видели, бабушка. Вон они следом идут.
          Поняв, что от студентов пользы уже не будет, на следующее утро их отправили в Москву, без похвальных грамот. Мужики из двадцать третьей группы больше не принимали участие в рискованных  операциях рязанского однокашника. В итоге москвичи стали инженерно-техническими работниками среднего звена, а Шишкин превратился в крупного фермера. Такой парень и своего не упустит, и чужое прихватит. В бизнесе, как и в дикой природе, выживает сильнейший.