Чёрный ход... 4. Подорожник

     Он лежал на спине в абсолютном мраке и пытался думать. Лампочка, допустим, погасла, это понятно, а вот почему он торчит в темноте и ничего не помнит? Неужели током шаркнуло? Он что-то делал, и сделал неправильно. Что именно? Вспоминай, нечего валяться на полу и баюкать руку. Руку? Руку свело холодом. Это уже кое-что, подбодрил внутренний голос, вспоминай дальше! Я дотронулся, и всё погасло, появилось следующее звено в цепи памяти.  Я прикоснулся к полу и свет погас. Так, так, подгонял внутренний голос, думай дальше, ты же любишь физику, которую начали проходить в Школе в этом году, что там про свет говорили? Свет... Лампочка... Электричество... Рука, земля, темнота.

     Точно! Ток! Что-то где–то коротнуло и меня дёрнуло током, свет погас. Да–а–а, дела... А ведь и убить могло, такой разряд и в сырую землю. Ладно, пора вставать и выбираться из подвала, пока ещё что-нибудь не коротнуло. Он сел, попытался встать, и тут же в голове словно что-то взорвалось, он потерял равновесие, падая, успел выставить руки и с ужасом почувствовал, что ладони погружаются в нечто мокрое и вязкое. Через мгновение это же почувствовала и пятая точка, на которую он приземлился мгновением позже. Вот почему коротнуло, вода в подвале. Да теперь же вовсе убьёт напрочь, надёжнее, чем на электрическом стуле! Сколько времени он провёл, не решаясь пошевелиться, на мокром полу, вспомнить не удалось.

     Время шло, током не дёргало, убивать не убивало. Напряжение постепенно отпускало, в переносном, разумеется, смысле. Видимо, после замыкания где-то вылетели пробки и подвал теперь обесточен. На том спасибо, подумал он и посмотрел по сторонам, пытаясь сориентироваться и определить, куда двигаться. По идее выход сзади, если только его не крутануло при первом падении, когда током шибануло. Однако светлого прямоугольника двери  сзади не наблюдалось. Не наблюдалось ни справа, ни слева, ни спереди. Двери вообще нигде не наблюдалось! Так, спокойно, дверь просто захлопнулась, только и всего, сейчас встаём и топаем по стеночке, по стеночке. Топаем и ищем дверь. И все дела!

     Он встал и снова голова взорвалась от боли. Да что же это такое? Хорошо, что не упал, а лишь присел, хватаясь за голову. На макушке набухала шишка. Та–а–к! Он ощупал многострадальную голову и легко нашёл набухающую шишку. Значит, это не голова взорвалась, а по ней стукнуло? Что за ерунда, потолок более, чем в двух метрах, никаких труб  в подвале нет, а шишка на макушке уже есть. Пошарил руками и сразу обнаружил потолок вовсе не в двух метрах, а буквально в полуметре над собой. Потолок был шершавый, влажный... Рука отдёрнулась, но он тут же сообразил, будь в подвале ток, давно бы уже дёрнуло. Осторожно ощупал потолок ещё раз. Шершавый, сырой, на штукатурку не похоже. Пальцы натолкнулись на щель, затем ещё одну и ещё. Да это же доски, необработанные доски над головой и сырость под ногами. По спине пробежал холодок. Блик, стеклянный звон, стоп, стоп, стоп! Только не это, подумал он, только не это, неужели опять...

     Что – опять? Опять чердак, опять лестница, опять... Опять реанимация? Спокойно, ты не свихнулся, спокойно,  совершенно спокойно выходи и... Что  дальше? Спускайся по лестнице с чердака, если это чердак, наплевать, что заходил в подвал, и выходи во двор. То, что было – было на самом деле, вот и всё, никакого сдвига по фазе, просто некий феномен, подвальный чердак или чердачный подвал, делов–то. Сейчас найдём дверь и выходим наружу, на лестницу, которая ведёт... Неважно куда, вверх или вниз, главное – она выведет во двор! Он вздохнул и принялся претворять план в жизнь. Через несколько мгновений нащупал стену, тоже оказавшуюся обшитой корявыми досками, а через несколько минут стало понятно, что помещение совсем маленькое и никакого выхода из него нет.

     Он привалился к дощатой стене, сидя на корточках и принялся размышлять над этой простой истиной. Выхода нет. Что по этому поводу подскажет память? Он сидел и перебирал обрывки воспоминаний. Вокруг стало чуточку светлее. Глаза привыкли к темноте, подумал он. Нет, не похоже. Просто вокруг действительно стало светлее. Он осмотрелся по сторонам и поднял глаза вверх. Над головой серели полосы посреди темноты. Он сидел и смотрел вверх, пока не понял, что это щели между досками. Наверху была дверь.

     Люк, поправился он, это люк на крышу, наша странная аномалия или как его, феномен, ведёт из подвала на чердак. Значит, люк ведёт на крышу. Непонятно что за сырой курятник его окружает, но над головой точно крыша и точно небо. Ну, что же, придётся полазать по крышам. Не впервой, в конце-то концов, плавали, знаем! А там либо через соседнее окошко влезть в другую секцию чердака, или по пожарной лестнице спуститься, только и всего. Он осторожно приподнялся, разминая затёкшие конечности, и толкнул люк наружу. Люк слегка приподнялся, впуская более широкую полосу серого света, и снова закрылся. Сделав несколько безуспешных попыток, он понял, люк заперт снаружи.

     Загнав поглубже трепыхающееся отчаяние, он стал изучать край люка. Вздохнул с облегчением, разобравшись в проблеме, и снова толкнул крышку, одновременно надавливая в сторону. Перекошенная крышка встала на место и легко поднялась вверх. Теперь осторожнее, чтобы не свалиться с крыши, подумал он, вылезая наружу и аккуратно опуская крышку наружу. В лицо дунул лёгкий ветерок, наполненный запахами травы, гнилья и характерным ароматом химических выхлопов не столь и далёкой Азотки. Только вот никакой крыши снаружи не было. Он стоял на краю торчавшего из земли деревянного щита, вокруг которого во все стороны простиралось самое натуральное болото.

     Болото было настоящее. С кочками, покрытыми ровненькой, словно  подстриженной травкой, извилистыми лентами тускло поблёскивающей коричневой воды, стайками чахлых берёзок, разрозненными кучками лебеды и чертополоха, утоптанными тропками направо и налево, сыростью, тяжёлым запахом, порывистым ветром и низко надвинутыми на небо тучами. Он посмотрел вокруг, ещё надеясь увидеть неподалёку ... что?

     Да хоть что-то, хоть что-нибудь, связывающее с реальным миром, со Школой, с Городом, с цивилизацией, со здравым смыслом, в конце концов! Ни первого, ни второго, ни третьего вокруг не наблюдалось. и никакого здравого смысла! Спокойствие, только спокойствие, подумал он, это очередное наваждение и только. Сейчас сделаю шаг и упрусь в стенку чердака. Или подвала. Неважно. Главное – этот кошмар закончится. Мальчик осмотрелся ещё раз.

     Под ногами расстилался  холмистый газон с подозрительно ровной травой неприятного бурого цвета, в низинах проблёскивала вода, неподалёку проходила узкая, но отчётливая тропка. Надо сделать один шаг, подумал он. Да, всего один шаг и наваждение рассеется.
Куда, спросил внутренний голос.
Что куда? Куда рассеется?
Куда шаг делать, терпеливо откликнулся голос.

     Ну, вот туда, например, подумал мальчик и задумался. Делать шаг было страшно, прошлый опыт подсказывал, что надо крепко подумать, прежде чем шагать. Он поднял голову и снова осмотрелся. Вдали болото окружал тёмный лес. Тайга. Со всех сторон была тайга. Впрочем, сзади, как оказалось, торчало ещё кое-что на границе болота и леса. Мальчик повертел головой, присматриваясь  уже конкретно и запрыгал по кочкам в сторону самой высокой кочки.

     Ну и как, рассеялось наваждение, съехидничал внутренний голос. Он мысленно отмахнулся. Добравшись до тропинки, пошёл спокойнее. Выбрался на пригорок и осмотрел горизонт. А ведь и правда, шаг уже сделан, и далеко не один, где же стенка, где чердак, где подвал, где рассеявшееся наваждение, где здравый смысл? Впрочем, наваждение-то как раз оставалось, вдобавок ничуть не рассеявшееся. Надо было признаться самому себе, фокус не удался, сделать шаг из кошмара не вышло.

     Вдали виднелись трубы. Много труб. Заводские дымящие трубы. Мальчик удивился. Он видел в Городе много труб над заводами, но дымили далеко не все и далеко не всегда. А вот тут целый лес труб и все, решительно все дымят чёрными, серыми, белыми, рыжими, сизыми, зелёными дымами, сливающимися наверху в многослойное и многоцветное облако. Под трубами виднелись многочисленные коробки строений: красные кирпичные, серые бревенчатые, белые оштукатуренные. Маленькие, средние, большие и просто огромные, они плотной стеной отделяли тайгу от дальнего края болота. Было в них что–то знакомое, смутно угадываемое, хотя он никогда не видел ни этого болота, ни этого сумбурного завода. Хотя...

     Вон там определённо торчат полосатые нелепые и уродливые кубы ТЭЦ-2, значит, слева у нас будет Азотка, а справа Старая сода. Это определённо были родные заводы. Вот, хотел реальности, получай полной ложкой, черпай до отвала эту реальность! После привязки к местности мальчик оглянулся ещё раз, уже более внимательно.

     Вон там торчит здоровенная крыша, это определённо фабрика–кухня, значит, вот тут должна быть Школа? Мальчик посмотрел вокруг. Школы не было. Она должна была быть прямо тут, вот здесь, но вокруг было только болото. Да что же это такое, подумал он, я же был в Школьном подвале, когда это... Что – это? Неважно сейчас, что именно, но когда это началось, он был в Школе! И значит, Школа должна быть вот тут, вокруг!

     Он повёл растерянным взглядом и приметил что-то чужеродное болоту. Присмотрелся. Ага, всё-таки Школа была! Разумеется, её не было в привычном виде, но как раз там, где Школа должна быть, из травы торчали пожелтевшие колышки с натянутой на них бечевкой, кое-где с намотанными на неё грязными, некогда красными тряпицами. Школа была на месте, вокруг него, только в виде верёвочного контура посреди болота.

     В пятую точку, изрядно уже отсыревшую, что-то больно ткнулось. Мальчик вздрогнул и обернулся. Сзади никого. Мгновением позже он понял, что сидит на холмике, а подкосившиеся ноги предательски подрагивают и отказываются выпрямляться сами и тем более отказываются поднимать тело. Голова, тем не менее, была ясная и спокойная.

     Итак... Я – дома. Я в Городе. Скорее всего, в Городе. Вот только Школы ещё нет, улицы Химиков  ещё нет, и не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться: вон там, в той стороне,  родного пятьдесят первого домика по проспекту Ленина тоже ещё нет.

     А что есть? А есть болото, есть тропинка, есть заводы на горизонте. Впрочем, что ему до заводов? Заводы – что есть они, что нету их вовсе, это ничего не даёт, от этого ни жарко, ни холодно. Не на завод же идти? А куда идти, интересно? Ну, это элементарно, Ватсон, идти туда, куда ведёт тропинка! А куда она идёт, кстати?

     Теперь ориентироваться стало несколько легче, он видел «Школу» и сразу понял, тропинка идёт из совсем уже непролазной заболоченной  чащобы со стороны будущей Юбилейной в сторону Ждановских полей. Старательно посмотрев в оба конца тропы, он сделал выбор и пошёл на Ждановские поля, старательно переступая скользкие места негодными для болота городскими ботиночками.

     Справа над бурьяном и густыми зарослями невесть чего колючего появились чёрные крыши бараков, память услужливо подсказывала привязку к реальности: это Северный переулок, несомненно, это именно он! Было в этом что-то от спасительной соломинки, цепляться за воспоминания об исчезнувшей Школе, о пропавшем Городе, обернувшемся болотом, о таких непривычных привычных местах, исхоженных вдоль и поперёк там, в Городе, от которого, похоже, остались только колышки и ленточки на болоте. Нет, скорее до которого ещё только колышки и ленточки, так будет правильнее, хотя и совершенно заумно и даже шизофренично.

     Про шизофрению он вычитал в книге «Человек побеждает безумие», найденной на верхней полке одного из папиных книжных шкафов. Когда-то мальчик её перечитал дважды, с затаённым страхом ожидая найти там причину всех своих странностей, но не преуспел. Зато неожиданно нашёл ответы на вопросы, возникавшие во время общения с некоторыми его одноклассниками.

     Да, именно так! Оказывается, кое-что из казавшегося дурацким в их поведении на поверку оказалось просто нормальным с точки зрения психиатрии симптомами некоторых отклонений от нормы.  Он тогда посмеялся, вот ведь как, искал свои закидоны, а нашёл чужие... Вот там и встретил это красивое слово «шизофрения». Слово-то конечно, красивое, но лучше держаться подальше.

     Торчащие из-за зарослей дымящие трубы бараков Северного переулка остались позади. Тропинка, сделав отворот в сторону переулка, вышла из зарослей и оборвалась на краю широкой полосы грязно–зелёной поверхности, местами разорванной пятнами открытой воды. Ряска, вспомнил он. Ряска, трясина, топь. Тропинка обрывалась у края трясины. Дальше шёл мостик, перекинутый через жутковатое порождение болотной фантазии. Впрочем, мостиком это можно было назвать условно. Всего лишь пара не слишком толстых брёвен перекинута через болотную жижу, тропинка за мостиком уходила дальше, огибая очередную группу колючих зарослей. Он огляделся в поисках вариантов. Их было три. Повернуть назад, идти по мостику вперёд и прыгать через протоку где–нибудь неподалёку. Третий вариант отпал быстро, как только стало ясно, что чемпионат по прыжкам в длину по болоту он проиграет этому самому болоту с большим недолётом. Идти назад не хотелось тоже. Вздохнув, он выбрал второй вариант и осторожно шагнул к мостику.

     Мостик оказался скользким, несмотря на серьёзно натоптанную землёй тропку по всей длине брёвен. Вспомнив свои похождения по крышам, мальчик внутренне собрался и скользящим шагом, тщательно держа равновесие, двинулся вперёд, аккуратно выбирая опору для гладких и скользючих подмёток. Шагов через десять мостик закончился и перешёл в такую же болотную тропку. Шагнув подальше от края мостика, он перевёл дух и осмотрелся. Болото не изменилось. Крыш поодаль виднелось меньше, чем он ожидал, но район определялся довольно точно. Сзади перекрёсток Северного переулка  и улицы Институтской. Где-то там, за спиной, должен быть его дом. Когда–нибудь обязательно будет, подумал мальчик и зашагал дальше. Всё более чётко вырисовывалось объяснение. Вероятное объяснение, поправился он. Школьный подвал выбросил его не на чердак, а на болото довоенных времён. Вокруг, скорее всего, Город, только ещё не совсем построенный. То есть он, мальчик, как бы дома, но только лет этак на полста раньше. Что было в те времена в Городе? Ждановские поля, улица Индустриализации, улица Ленина, проспект Сталина, Ардуановский переулок тоже должен быть, только вряд ли с таким названием, Стахановское движение запросто ещё не наступило, в Школе как раз проходили тему «Первые пятилетки».

     В Школе... Да уж, в Школе, вздохнул он. Представил свой класс, сидящий на кочках внутри огороженного колышками болота и слушающий сидящую на камушке учительницу. Настроение сразу поднялось. Немножко, но всё-таки поднялось. Внезапно заросли расступились. Опять болотистая речка, с тоской подумал он. Но трясины впереди не наблюдалось. Поперёк тропинки шла самая настоящая просека, проложенная сквозь виднеющиеся там и сям заросли на больших кочках. Просека уходила в обе стороны и скрывалась в сыром тумане. Влево просеку оживлял уходящий в даль ряд невысоких деревянных свай из хорошо обработанных брёвен и редких дощатых прямоугольных колонн такой же высоты. Впереди тропинка через несколько шагов упиралась в пологий серый дощатый настил с набитыми поперёк брусочками во всю ширину настила. Сооружение напоминало лестницу в самом примитивном исполнении.  Лестница поднималась на прямоугольную деревянную колонну, торчащую из болота. Направо просека уходила в туман, только сваи отсутствовали напрочь. Перекрёсток в чистом виде.

     Перекрёсток перекрёстком,  но выбор, как водится, невелик. Просека вправо, столбы влево и лестница прямо. Куда ты тропинка, меня привела, вспомнил он и шагнул к настилу.

     Наверху настила обнаружился мост. Не мостик, а именно мост. Длиннейший мост, пускай и скромной ширины, внушал уважение своей протяжённостью. С одного края моста устроены деревянные же перила, под ногами деревянные, донельзя грязные доски, с краёв сохранившие почти первозданную желтизну дерева. Мост уходил в низкий туман недалеко впереди и вёл в сторону заводских труб, торчащих из тумана во всю ширь горизонта. Мальчик озадачено смотрел вдоль моста и пытался сопоставить его с оставшимся в памяти образом Города.  Какая-то улица? Может быть...

     Вон та, поперечная, запросто Пролетарская, а эта, значит, Советский проспект? Не сходится, если там Северный, а это Пролетарская, то проспект должен быть намного дальше, вот сваи по Пролетарской запросто идут в сторону Советского проспекта, да. А зачем тут сваи? Пролетарская на сваях?  Что за чушь, тоже мне, индейский город на болоте из романа Фенимора Купера? Да и шире Пролетарская, раза в три шире.

     Пролетарская... Что-то ворохнулось в памяти о Пролетарской. Ах да, за Пролетарской он не раз бродил по ржавеющим на заболоченном пустыре рельсам и шастал на городскую свалку по трубе через болото. Труба! Точно, труба! Труба была над болотом приподнята на сваях, вот что!
Внимательно осмотрев мост, согласился со своими мыслями. Да, похоже. Правда, труба припоминалась на бетонных сваях, но ведь могли и поменять потом сваи-то? Да запросто могли за полсотни-то лет! А что, похоже, сваи для трубы проложены, а тут временно перекинули настил, чтобы дорогу на Химкомбинат сократить на добрый час, если не на два.

     Он прошелся по мосту, размышляя, что же делать, затем спустился вниз, захотелось посмотреть на этот мост снизу. Снизу всё было, как и на будущей Пролетарской. Вбитые в болото брёвна перемежались редкими прямоугольными деревянными колоннами из плохо обработанных  досок. Колонны были во всю ширину настила. Между колоннами помост опирался только на сваи, цепочкой проходящие по центру моста. Дёшево и сердито, подумал мальчик и похлопал колонну по боку. Звук был пустой, вопреки ожидаемому глухому звуку. Значит, это не сваи, обитые досками, а пустотелые колонны?  Может быть, может быть. Пнул колонну ногой. Доски глухо брякнули и... отошли от колонны.

     Однако, настороженно подумал он, как бы не рухнуло всё это дело на голову, вон как разваливается на глазах.  Попробовал приткнуть отвалившиеся доски обратно и понял, что это дверь. Добротная деревянная дверь, подвешенная зачем-то на хитроумных внутренних петлях, сделанных из полос резины от облезлых автопокрышек. Если бы не точный  пинок, обнаружить дверь практически невозможно. Почувствовав манящий запах тайны, он осторожно потянул дверь за торчащий краешек на себя и заглянул вовнутрь, ожидая увидеть... Что увидеть?

     Тайный склад, замаскированное жильё, секретный вход в бункер, да всё что угодно! Внутри и оказалось всё, что угодно, кроме ожидаемого. Внутри не было ничего. Совсем ничего. Утоптанный, неожиданно для болота сухой пол, шершавые дощатые стены, потолок с торчащими насквозь, загнутыми дугой громадными гвоздями и больше ничего! Самым интересным оказались гвозди. Привыкнув к плохо загнутым гвоздям, торчавшим из стен сараев, из заборов и штакетников, он удивился хитроумно загнутым концам гвоздей, аккуратно вбитых обратно в доски таким образом, что выпрямить их было практически невозможно, значит, ни зацепиться за остриё, ни расшатать и выдернуть гвоздь было одинаково нереально. Да, вздохнул мальчик, умели раньше делать на совесть, чего уж там! Он выпрямился и аккуратно прикрыл дверь, когда до слуха донесся звук. Сам по себе звук показался удивительным делом, на болоте стояла настолько вязкая тишина, что туман воспринимался ватным и плотным, забившим все вокруг и заглушающим любой звук. Но звук не померещился. Звук доносился из тумана и был каким-то странным, музыкально–дробным, напоминающим заковыристую барабанную дробь какого–нибудь музыкального ансамбля. Прислушался... Звук стал ощутимо громче и внезапно как бы рассыпался на составные части. Это были чьи-то шаги!

     За разросшимися кустами репейника и чертополоха бежали люди, шаги одного топотали более часто, другого... Нет, других... Да, их двое! Двое других  бежали размереннее и тяжелее, и все трое приближались с быстротой, внушающей опасение! Да, чего там, просто–таки страх они вызывали!  Незачем было торчать на том мосту, любуясь окрестностями, пришла трезвая мысль, теперь вот думай, что делать, догонят, добра не жди! Дёрнувшись поначалу в сторону лестницы на мост, сразу отбросил затею. На мосту видно за километр, нагонят, и не спрыгнешь ведь в болото. Спрятаться надо!  Метнулся обратно, к только что обнаруженному тайнику. Руки дёрнули назад плотно притворённую дверь, и мальчик нырнул вовнутрь, пригибаясь под низким потолком, благодаря неведомых мастеров за аккуратно загнанные в доски острия гвоздей, а то бы сейчас голову проткнул, очень даже запросто. Внутри было тесновато, развернувшись лицом к двери, он прижался к боковой стене справа от неё, на всякий случай придерживая створку кончиками пальцев, чтобы та не приотворилась, выдавая убежище. Присел на корточки, выпрямляя, наконец, шею и стараясь дышать через раз. Шум шагов звучал гораздо лучше. То ли помещение усиливало звук, как корпус музыкального инструмента, то ли просто вовремя смылся и погоня уже совсем близко.

     Быстрые шаги протопали по наклонному настилу и,  став громче, быстро удалились, и вдруг разом смолкли, а вскоре раздалось буханье  подкованных сапог. Неведомые преследователи достигли настила, буханье превратилось в грохот, пробарабанивший, казалось, прямо по голове, затем топот стал стихать, быстро отдаляясь в сторону завода. Кажется, пронесло, мелькнула мысль, теперь можно подумать, что делать дальше. Он расслабился, откинувшись на стенку, и перевёл дух.

     Быстрая тень мелькнула в щелях стенки прямо перед глазами, пальцы больно дёрнуло наружу, дверь вырвалась из рук и резко, но бесшумно распахнулась. Внутрь ворвался преследователь, заняв собой почти весь свободный объём маленького помещения. Вот и всё, подумал мальчик и обреченно замер, уставившись на черный контур преследователя. Попался как последний дурак! Первый преследователь спрыгнул на землю и тихонько вернулся назад, разгадав маневр беглеца. Сейчас его выволокут наружу и...

     Преследователь, однако, что-то не стал спешить. Издевается, гад, тоскливо подумал мальчик. Играет... Однако неизвестный, буквально ворвавшийся в убежище, издевался и играл со своей жертвой  как-то странно. Поначалу влетев в дверь, он сразу метнулся к своей жертве, а потом, наткнувшись на беглеца, вдруг шарахнулся в другую сторону, прижавшись спиной к левой стенке и, съёжившись на полу, левой рукой быстро, но осторожно затворил за собой дверь. После чего, не спуская с мальчика расширившихся глаз, замер напротив.

     Медленно, очень медленно шли секунды, шаги наверху совсем стихли, еле слышимые на фоне бешеного сердцебиения. Время шло, сердце успокаивалось, и уже не вырывалось из груди. Секунды побежали быстрее. В напряжённой тишине двое, не отрывая глаз,  сидели на полу напротив друг друга. Это не преследователь, мелькнула здравая мысль. Это явно не преследователь, как показалось раньше. Напротив мальчика сидел такой же беглец, только что скрывшийся от своей погони, случайно столкнувшийся с другим беглецом.

     Отлично, подумал он, способность соображать, кажется, вернулась. Странно, а почему он сидит прямо у самой двери, вон, сколько места у задней стенки, и дверь держать будет удобнее. Однозначно удобнее, а он, поди же ты, прижался к самой двери и глаз не сводит. Кто кого боится больше? Вон как глазищами сверкает в темноте, вжимаясь в стенку. Чего жмётся, спрашивается, отодвинулся бы дальше и все дела. Так и будем сидеть, упираясь коленками? Нет уж, спасибо!

     Мальчик приподнялся и стал двигаться к задней стене, в уголок, где было гораздо больше места. Сильная рука вцепилась в грудь и рванула назад. Больно стукнувшись плечом в переднюю стенку, мальчик вскинулся и приготовился ответить нахалу, но снова стукнулся коленками в колени соперника и снова откинулся спиной на стенку. В этакой-то тесноте и не повернёшься толком. Да что же это такое, снова напрягся он, и замер. Снаружи резко посветлело, со стороны двери через щель проникла, быстро набирая яркость, вертикальная полоска света. Внутри развиднелось, пыльный луч света лёг на рукав противника и ушёл на пол, осветив по пути его коленку. Коленка была голая.

     Мальчик напрочь забыл про намечавшееся сражение, и уставился на луч. Голая была не только коленка. Голая была вся нога, от юбки до надетых на босу ногу разношенных  бесформенных бот. Рука, прижимающая мальчика к стене, разжалась, мелькнула в луче света и натянула на коленки затрёпанную тёмно–синюю юбку. Напротив, подтянув к груди обтянутые теперь тканью коленки, сидела в меру чумазая, в меру взъерошенная девочка его лет и смотрела тёмными глазищами  со странной смесью страха, облегчения и  досады на лице. Мальчик присмотрелся. Страха в её глазах определённо становилось меньше, облегчения больше. Но вот чего не было в её глазах, так это удивления. Досада мелькала, да, но не удивление. Она шевельнулась и опустила глаза на полоску света, идущую по полу к её ногам. Одета нежданная соседка была странно, как дети подземелья из одноимённого фильма. На голове сбитая набок косынка, когда-то яркая, а сейчас просто пёстрая, покрывала выбивающиеся в стороны темные, блестящие в полумраке волосы. Голая шея торчала из крайне сильно заношенного ватника, местами протёртого почти до дыр. Из рукавов торчали голые руки, сейчас обнимавшие колени.  Юбка из толстой, видимо шерстяной ткани, добротная, но тоже вытертая и заношенная. Боты, сделанные из чего-то непонятного, но толстого, тоже были крайне заношенными.  При этом незнакомка не выглядела бродяжкой, невзирая на немытый облик, смотрелась домашним ребёнком, грязь явно была сиюминутной, а не въевшейся в кожу грязью бомжа. Он вспомнил виденного пару раз бомжа, вылезающего из колодца теплотрассы, сбоку от Старого Горисполкома. Не–е–е, чур меня, чур! Эта девочка – точно домашняя!

     Домашняя девочка встрепенулась, оторвав взгляд от полоски света на полу, повернулась всем телом, заглядывая себе  за спину. Что там ещё, занозу посадила в спину или куснул кто-то? Девочка явно интересовалась чем-то сзади настолько, что засуетилась и дёрнулась вправо, к задней стене помещения. Ну, наконец-то, отсядет подальше, чего коленками стукаться понапрасну. Однако незнакомка, отшатнувшись обратно к двери, уставилась на заднюю стену прямо таки с испугом. Что ж, не хочет она туда, ну и ладно, я пересяду, не гордый. Мальчик посмотрел на виднеющуюся слева от себя заднюю стенку, абсолютно ничем не примечательную и снова перевёл взгляд на сжавшуюся у входа фигурку.

     Та вдруг метнулась вперёд и, разворачиваясь на лету, прижалась к нему спиной, скользнула по телу и, не отрываясь от мальчика, сползла с него к стене, тесно прижавшись боком, взметнулась от резкого разворота синяя юбка. Мальчик окаменел от фейерверка акробатических пируэтов и заполнивших голову новых ощущений, совершенно сумбурных, мельтешащих и сбивающих с толку. Он так и остался сидеть на месте, прижатый слева соседкой по убежищу. Справа прижимала стена, но с этой-то стороны никаких эмоций не возникало. Девочка замерла, её чуть заметно колотило и она всё так же прижималась слева. Мысли путались в поисках сколько–нибудь внятных соображений. Нажим ослаб, послышался шумный выдох, слева зашевелилось, чуть отодвинулось, но именно что чуть. Из полумрака нервно хихикнули сквозь вздох и слегка пихнули локтем. 

     Мальчик дёрнулся, но снова был прижат к стене. 
  – Тихо, тихо, тихо! – жарко зашептали в ухо. – Не шевелись, а?

     Он затих. Девочка осторожно вытянула вперёд руку и потёрла ладонью стену, у которой только что сидела сама. Посмотрела на результат трудов, осталась недовольна и потёрла чуть дальше и вдруг зашипела кошкой, дёрнувшись всем телом. Мелькнула рука, ладонь прижалась к губам. Девочка пососала свою ладошку, отодвинула от лица. Посередине ладони, изрядно испачканной об стенку, выступила красная полоска. Рука потянулась к грязному рукаву ватника с явным намерением вытереть об него ладонь. Не задумываясь, мальчик перехватил, удержал дёрнувшуюся было руку и отрицательно помотал головой. Осторожно отпустив руку, погрозил пальцем, не суетись, мол, мгновение смотрел на замершую фигурку, убедился, что соседка вняла совету.

     Прислушался к тишине снаружи и выскочил в приоткрытую дверь. Обогнул, пригнувшись, спуск с моста и побежал вдоль тропинки, внимательно глядя под ноги. Нашёл, разумеется, быстро сорвал горсть овальных листиков и рванул обратно, не забывая пригибаться, зорко поглядывая по сторонам. Девчонка так и сидела с поднятой рукой, не спуская с двери глаз. Замерев на мгновение, бросив взгляд на мизерное пространство, в которое был втиснут минутой ранее, вздохнул и направился к задней стенке, но замер на полушаге, перехваченный не столько впившейся в левый рукав на удивление сильной рукой, сколько ужасом, вынырнувшим из тёмных глаз незнакомки. Рефлекс сработал мгновенно. Замерев, попытался повернуть в другую сторону, но снова был остановлен уже с меньшим ужасом в глазах, но крайне энергичным отрицательным движением головы. Рука потянула его назад. Смирившись, мальчик с мысленным вздохом втиснулся на старое место. Тщательно прикрыл дверь и занялся делом.

     Разжал руку, расправив сорванные листочки. Девчонка смотрела на него во все глаза, но ничего не предпринимала. Не теряя времени, он выбрал листик, вытер с него пыль и протянул к лицу незнакомки, жестом показав, что делать. После некоторого замешательства та послушно плюнула на листик, не спуская глаз, в которых появился-таки испуг. Не обращая внимания на взгляд, взял её раненую руку, осмотрел ладонь и осторожно вытер влажным листиком грязь. Выкинув листик в угол, поднял с колен следующий, протянул незнакомке. Та плюнула уже увереннее, продолжая молча следить за процедурой. Теперь ладонь была совершенно чистая, не считая снова проявившейся красной полоски. Заноза, обычная заноза, только большая. Разорвала кожу, но осталась в доске, в ране посторонних предметов не наблюдалось. Ну и ладно, не больно-то и хотелось! Подняв третий листик, отрицательно помотал головой наклонившейся было к его руке соседке и стал мять листик в кулаке. Вскоре покрытый выжатым соком листик был надёжно прижат к пострадавшей ладони. Сжав её руку в кулак, он облегчённо вздохнул.
  – Всё? – шепотом спросила незнакомка.
  – Всё, – так же шепотом ответил он.
  – Что это? – подняла она сжатый в кулаке листик.
  – Подорожник,  – удивлённо поднял он глаза.
  – Что? –  переспросила она.
  – Обычный подорожник, растение такое, лекарственное, – пожал он плечами, – неужели не знала?
  – Не знала, – сокрушённо подтвердила она. Вдруг пискнула,  встрепенулась, буквально подпрыгнув на месте, уставилась на противоположную стенку. От неожиданности мальчик едва не отпихнул её в сторону, но вовремя вспомнил, что это делать почему-то крайне нежелательно и замер, уставившись в ту же сторону. По стене, поднимаясь от пола, тянулся луч солнца, рядом, в нижней части стены, был процарапан чем-то острым  вертикальный штрих. Похоже, именно об него и поранилась соседка по убежищу.

     Та, не отрываясь плечом от мальчика, вытянула раненую руку и одним пальчиком осторожно потрогала царапину на стене и провела рукой  от неё к лучу солнца. Однако, оторопело подумал мальчик. Это что же, часы, солнечные часы? Однако, повторил он мысленно, куда она так спешит? Ещё раз приложив палец между лучом и царапиной от гвоздя, соседка вздохнула с явным облегчением и слегка отодвинулась в сторону. Она заметно расслабилась и теперь старалась быть независимой, насколько позволяли условия. Почему-то условия эти включали в себя не больше половины всего доступного внутри пространства, но хотя бы обозначить обособленность ей удалось. Кажется, пришло время для объяснений. Словно почувствовав его намерения, та пихнула локтем и кивнула в сторону двери. Ну вот, меня выставляют вон. Он вздохнул уже не таясь  и, перегибаясь вперёд, вынырнул наружу. Против ожиданий, дверь за ним не захлопнулась. Пихая обеими руками в спину, следом выползла незнакомка. Выпрямилась, с явным облегчением распрямляя спину. Ростом она оказалась вровень с ним, несказанно этим удивив. В его классе было всего две девчонки такого же роста, а стоял он на физкультуре правофланговым, и это несмотря на то, что большинство в классе было именно девчонок. Наблюдая краем глаза за рефлекторным прихорашиванием соседки, он прислушивался к болоту. Было тихо. Пахло по-прежнему странно. Смесь мерзкой химии и горьких ароматов сорняков давала весьма своеобразный результат. Хотелось дышать и дышать, не обращая внимания на уколы в легких, вызванные хлором и аммиаком при глубоких вдохах. Наконец незнакомка решила, что выглядит достойно и повернулась к нему. Да, что ни говори, умеют они быстро приводить себя в порядок. Сам он так и оставался в грязных пятнах, особенно сзади, потому и старался не поворачиваться к спутнице спиной. Глядя в спокойные тёмные глаза, понял, что начинать придётся ему и растерялся.  Вопросов было столько, что они толкались один на другом, не давая произнести вслух ни одного. Наконец, поймав хвостик нужной мысли, решился:
  – Где мы?

     Поймав смешинку в глазах, ощутил досаду.
  – Только не говори, что мы на болоте, ладно?

     Смешинка погасла. Собеседница повернулась и пошла на мост. Пришлось тащиться следом, терпеливо ожидая ответа. Наверху она остановилась и осмотрелась с таким видом, словно впервые увидела окружающий вид.
  – Вообще-то мы действительно на болоте, кстати, на торфяном. Ладно, ладно, не дуйся, вон там Советский проспект! – махнула она рукой. – Там Северный переулок, – махнула в другую сторону. – Там подальше Институтская, вот там улица Химиков, там Фрунзе.
  – Понятно, – перебил он и махнул рукой вдоль просеки, – а это что, Пролетарская?
  – Что? Ах да! –  тряхнула головой. – Нет, Пролетарская вон там.
  – А это что же тогда?
  – Не знаю! – безмятежно пожала она плечами. – Это вообще не улица, тут труба когда-то будет. Вот, пока трубу не привезли, проложили тут времянку для заводских шишек.
  – Шишек? – удивился он. – Шишки же на машинах по дороге ездят.
  – Машин тут нету, разве что на лошадках, но это долго, тут быстрее.
  – А рабочие?
  – Рабочие ходят там, – махнула рукой в сторону Советского проспекта. – По такой времянке толпа рабочих враз весь настил угрохает и мост рухнет.

     Да уж, подумал мальчик. Начальство, идущее на работу по мосту через болото, а рабочие топают по дороге. Странное время, странные люди!
  – Слушай, а как ты тут оказалась вообще? – задал он наконец самый важный вопрос.
  – Да так, гуляла, – пожала плечами незнакомка, – к подруге шла. А ты как?

     Я тоже гулял, хотел ляпнуть он, но передумал, вспомнив о своих проблемах.
  – Понятно, – кивнула собеседница, не дождавшись ответа, – случайно попал, да?
  – Да, – вздохнул он.
  – Где вышел? – деловито поинтересовалась девочка.

     Сообразив, что от него требуется, ответил:
  – Тут неподалёку подвал такой в болоте с люком в крыше.
  – Ага, Школа, – на мгновение задумавшись, откликнулась незнакомка и покрутила головой. – Ну, ты чокнутый, да? Проход тот  – дохлый!
  – Как это дохлый? – оторопел мальчик.
  – Да что-то там наперекосяк пошло, сбой какой-то прошёл недавно, с тех пор он выкидывает куда попало, скажи спасибо, что сюда попал, могло и занести куда подальше.

     Кажется, уже заносило, подумал он, вспоминая смутные приключения.
  – Слушай! – встрепенулся он. – А ты как узнала, что дохлый?
  – Что значит как? – удивилась та. – Видно же сразу, если пыль блестящая рассыпана, значит всё, накрылся Проход, держись подальше.

     Мальчик вздрогнул, вспомнив, как беспечно прикоснулся к этой самой блестящей пыли. Запоздало прошиб холодный пот. А ведь действительно, закинь его лет на сто назад и всё, капут, каюк, кирдык, хана полная и окончательная! Ни Города, ни людей! Одни болота!

     – Так! –  напомнила о себе спутница. – Времени мало, пора возвращаться. Слушай внимательно, надо...

     Она не договорила, замерев на полуслове. Мальчик тоже встрепенулся. Показалось? Нет, куда там! Шаги! По мосту бежали двое. Бежали к ним и весьма целеустремлённо. 
  – Блин! – с досадой выдохнула собеседница. – Как они меня достали!

     Через мгновение она, прижав к себе мальчика, рванулась к спуску. Перебирая ногами спиной вперёд, он старался не потерять равновесие, не собираясь вникать в суть манёвров явно более сведущей в здешних делах спутницы. Сбежав с моста и чудом не свалившись в грязь, она резко остановилась и, оторвав от себя мальчика, подтолкнула  к убежищу:
  – Быстро туда, сейчас откроется Проход, уходи немедленно!
  – А ты как?
  – Я вернусь позже, беги быстрее, они видели меня одну, за тобой не пойдут!

     Мальчик метнулся к двери, замер.
  – Чего тянешь, беги!!!
  – Я это, – растерялся он, – я не знаю как!

     Девчонка замерла на месте, разрываемая противоположными желаниями, на мгновение задумалась и махнула рукой, изображая полукруг:
  – Вдоль  задней стенки по стрелке, только не напорись там, смотри в оба!

     Почти над головой гремели подковки сапог. Подстёгнутый острейшим чувством смертельной опасности, он метнулся внутрь, затворив за собой дверь, и скользнул по боковой стенке назад. Прижался к задней стене каморки, с трудом удерживаясь на полусогнутых ногах. Шаги прогрохотали уже по спуску с моста и внезапно разделились.

     Первый преследователь побежал по тропинке, а вот второй, замерев на месте, шагнул под спуск моста. Заметили таки! С тончайшим стеклянным звоном прямо перед мальчиком возникла из воздуха тончайшая, радужно блеснувшая поверхность, почти впритык к груди. Инстинктивно распластавшись по стене, обдирая куртку об шершавые доски, он пополз, затаив дыхание, вдоль невидимой, выдающей себя только радужным бликом,  смертельно опасной границы. Он полз по стене, уже понимая, что не успевает, что дверь вот–вот распахнётся и появится смерть. Дверь распахнулась одновременно с тонким стеклянным звоном исчезающей радужной поверхности. Всё потонуло в ослепительной вспышке.

     Дверь распахнулась, в проёме появилась согнутая фигура, замерла на пороге. В руке блеснуло лезвие. Через несколько мгновений фигура исчезла, пряча в рукаве стальной блеск, и преследователь устремился за своим товарищем, уже преодолевшим мостик через трясину. Медленно и плавно закрылась на резиновых шарнирах предоставленная сама себе дверь.

     Ослепившая глаза белая вспышка растаяла, оставив после себя радужные пятна, мечущиеся перед глазами. Почувствовав за спиной пустоту, он инстинктивно прижался к стене, с ужасом представив себе, как напарывается грудью на острейшую прозрачную грань и снова проваливается в неизвестность. Привалившись спиной к стене, замер, ощущая, как отпускает растёкшийся по нервам ослепивший глаза свет. Что-то щекотало лицо. Это же ветер! Ветер пах крапивой, ржавчиной и собачьим дерьмом. А где же ставшее почти что родным болото?

     Глаза открылись. Он стоял на пятачке зелёной травы, окружённом зарослями крапивы. Спину холодила облупленная шершавая стена, в глаза светило с бесконечно чистого неба яркое солнце. Вернулся, подумал он.
Я вернулся!...




19.10.2014 г.
v3. 20.10.14.
г. Березники


Рецензии
Да, конечно, Автор не оставляет читателю ни минуты покоя и отдыха - сплошная беготня, страх, опасность, неведомое.... затаиваешь дыхание только вместе с мальчиком. Да и всё остальное - вместе с ним - и бежишь, и недоумеваешь... и далее по тексту. Только после многоточия в конце вдруг отпускает. И радость откуда-то, словно это не он, а ты вернулась из похода. Классно!
Пару раз возникло недоумение. В таком малом возрасте думаешь ли о чем-то: "Дешево и сердито"? И были ли тогда бомжи? Причем в таком количестве, что мальчику стало возможно отличить грязь на девочке и грязь бомжа?
...И даже читая такими малыми порциями, которые скупо выдает Автор, увлекаешься ... ага, на третьей строке проваливаешься в повествование (кажется, что многослойность Мира - она существует на самом деле...) и уже живешь как Мальчик (или Автор?), проживаешь его приключения, думаешь как он и сердце также бешено колотится в минуты опасности, и такое же ликование по поводу того, что вернулся. Ура!
Спасибо Автору. А продолжение будет?..

Екатерина Гилёва   19.10.2014 20:54     Заявить о нарушении
Благодарю ща добрые слова!
Бомжи, увы, были, а выражение "дёшево и сердито" лично я помню с детства.
Продолжение? Хм... Вообще-то это не конец, так что не продолжение, а окончание - точно будет.

Алексей Арсеньев   19.10.2014 21:18   Заявить о нарушении