С ностальгией по детству

   "Я родился на Советской 15". Эта плоская шутка, на первый взгляд, воспринимается моими сегодняшними друзьями по работе с достаточной долей иронии. В нашем городе на Советской 15 располагается отделение милиции, которая защищает кого-то от кого-то. К нам же, рабочим, работа милиции не относится ни с какого бока: защищать нас не от кого и незачем, не нужны мы ни мошенникам, ни грабителям с нашей сегодняшней нищетой. Да и вряд ли наши доблестные органы кинуться защищать нас, ежели что: ведь мы изначально всегда виноваты, определены в козлы отпущения. Так что наши защитники получают от нас в ответ соответствующее ироническое отношение.
   Тогда же, в те далёкие времена, в другом городе Андижане, на Советской15…

   Тогда ещё ни у кого не было телевизоров, и мы, пацаны, насыщались нашими сумасшедшими идеями в летнем кинотеатре. Попасть туда была масса способов, самый честный: выпросить у мамы пять копеек на детский билет. Денег можно было и не выпрашивать: вахтёром стояла наша соседка, тётя Клава, в гости к которой я мог заходить без предварительного приглашения. Надо было только заверить её, что мама отпустила меня в кино.
   Если же шла "Анжелика", приходилось как-то выкручиваться, шустро пролазить за спиной у тёти Клавы, которая делала вид, что не заметила моей проказы. Правда после таких выходок мама выкрикивала меня в кинотеатре ещё во время прогона "Фитиля".
   Самым надёжным способом просмотреть фильм до конца возможно было с забора, на который меня всегда подсаживали старшие. За их спинами можно было спрятаться в темноте и не откликаться на окрики родителей: фильм стоил того. Вечернюю взбучку  за позднее возвращение можно было перетерпеть ради кино.
   Лимонадный Джо, Гойко Митич, "Генералы", Луи де Финес… Однажды я сбежал с кинотеатра (вы не расскажете никому о моей слабинке?), с фильма "Снежная женщина" японского производства. После, помню, неделю кинотеатр не посещал. Сейчас фильмы ужасов намного ужаснее той наивности, которой я испугался тогда, но современные фильмы меня нисколечко не страшат, ни сейчас, ни когда я первый раз увидел их по "видаку".

   Не все же вечера из детства следует отдавать кино: фильмы повторяются и надоедают, а иногда прогоняют "фигню", которую и смотреть-то не стоит. Потом в зиму кинотеатр не работает, хотя снег в Узбекистане лежит по нескольку дней, а зимние температуры там вертятся вокруг ноля.
   В такие "некиношные" вечера мы зачастую  выходили на "Тропу войны", в просторечии - шухарили. "Надо протянуть нитку через дорогу, - советовал мне Юрка, зачинщик всех наших мальчишеских проказ. - Машина осветит нитку фарами, и нитка покажется шофёру тросом. Вот он испугается"! За вечер по Советской проходила одна машина, не больше. Если же мы не могли дождаться своей жертвы, приходилось проверять целостность нашего капкана на машину утром, когда Юрка шёл в школу, а я в детсад.

   -Слышь, Юрка? Мы с тобой неправильно штабы делаем. Наши шалаши твои родители постоянно разбирают. Надо землянку рыть. Я в кино видел - "в три наката". Под землёй, что бы не заметил никто. А к землянке надо тайный проход прорыть, лаз.
   Сказано, сделано - у настоящих пацанов слова с делами не расходятся. Начали с лаза. Проверенная детская мудрость: "голова пролезет, остальное всё пройдёт"… Мы промеряли лаз по месту, поочерёдно суя голову в небольшую лунку, что бы уши не застревали, что бы лишнего не копать. В конце концов было принято единственно правильное решение - промерять следует по плечам. В нашем случае "голова не пролезет" не сработает.
    Выкопали штыка на два более чем за час. Ну не всё же сразу! Интересные дела следует оставлять на потом, растягивать, смаковать. Перекрыли яму палками, накрыли брезентом, прикопали, что бы никто не раскрыл нашей новой тайны. Завтра продолжим, как только домашнее задание будет выполнено и предъявлено для проверки родителям.
    -Юрка!!! Юрка! Тёть Кира, а Юрка выйдет?
    -Нет! Он наказан. Юрий! Иди, сам расскажи Игорю, за что ты наказан.
    -Баба Оля вечером вышла во двор и провалилась в нашу яму.

    Наши родители были мудры: они вняли нашим романтическим настроениям и выстроили нам штаб, настоящий, из кирпича, что бы наши неумелые постройки случайно не обвалились нам на головы. Небольшой домик, чуть больше квартирки пана Тыквы из сказок Джани Родари, вполне удовлетворял нашим мальчишеским притязаниям. Здесь мы разрабатывали стратегии наших хулиганских выходок несколько месяцев. У нас висела на стене настоящая военная карта, была скамейка, на которой можно было прилечь одному, или уместиться вдвоём впритирку. К осени нам соорудили небольшую кирпичную печку и вывели шиферную трубу.
   В этом штабе я первый раз попробовал табак: настоящие индейцы должны достойно переносить курение и не кашлять от дыма. Юрка выискал тогда в сарае морской табак с датировкой 1914 год и трубку - чёрта с рубиновыми глазами.
   -Затягивайся в себя! Не держи дым во рту! - Юрка был опытен в этих делах и учил меня, как старший. Я достойно перенёс первый опыт курения, меня не вырвало, я сдержался, только отлежался какое-то время в домике, на свежем воздухе.
   -Если ещё хоть раз я почую от тебя запах никотина! - мой отец бросил курить, и я не помню его с сигаретой. - Ты будешь выдран, как Сидорова коза! - до сих пор я страшусь участи этой таинственной "Сидоровой козы".
   Осенью мы растопили печь в штабе. Юрка занимался рекогносцировкой, а я вышел во двор за дровами. Моя отлучка уберегла меня от взрыва: от нагрева разлетелась шиферная труба и повредила Юрке ухо. Рана была неопасной, шрама на Юркином ухе не осталось, но наш штаб разобрали.

   -Игорь! В Космос хочешь?
   -Конечно!                -Пошли!
   Юрка завёл меня в сарай, уложил на сено, положил мне в ноги два кирпича и поджёг: "Лети"!
   Я бегал по двору и орал от восторга: "Огонь! Костёр"!
   Юрка выбросил спички в туалет: "Мама! (плача) Я никогда больше не буду брать спичек"!
   Сарай тушили в три двора. Он не сгорел дотла, соседи помогли вовремя. Не вспомню сейчас, на какое время нам был определён домашний арест и на сколько дней мы были отлучены с Юркой друг от друга.

   Юркин отец закончил Нахимовское училище. После войны он служил в СМЕРШе, в Белоруссии, вылавливал Лесных Братьев. Не знаю, почему он не остался на Флоте. По-моему, что-то со здоровьем у Юркиного отца случилось, об этом он не рассказывал. После службы он стал ведущим архитектором Узбекистана, его постройки красовались в Андижане и в Ташкенте. В столице он и проживал большее время, изредка посещая семью.
   В пятом классе (Юрка в шестом) мы с другом заболели морем. "У меня остались завязки в Нахимовском, - поддержал нашу морскую романтику Юркин отец. - Помогу вам. Учитесь"!
   Юрке было проще - я учил в школе немецкий язык. За лето я прошёл два класса английского самостоятельно и перешёл в параллельный класс.
   Наши матери рассудили по-своему: сначала Юрка по какой-то причине перешёл в девятый, а через год и я бросил по злобе школу, всеми обманутый и обиженный на несостоявшуюся жизнь, и легко поступил в техникум. Так сложилась жизнь… Быть может, если мать не верила бы в меня настолько, поощряемая моими учителями, пророчащими мне высшее образование, может быть, я сейчас стоял бы рядом с Серёгой Капитаном на капитанском мостике? Но жизнь не любит сослагательных наклонений.

   Я заезжал часто к Юрке после армии, хотел продолжить нашу детскую дружбу. Юрка учился в Москве, и я его никак не мог застать - в то время я уже переехал в Фергану. Разговаривал с тётей Кирой, Юркиной мамой. В юности я вырабатывал свой оригинальный разговорный стиль, основанный на парадоксах и неожиданных ответах. Таким образом я пытался понравиться окружающим, а в особенности - женщинам.
   -Приезжай ещё, - приглашала меня тётя Кира. - С тобой интересно беседовать.
   Со временем мои поездки в родной город стали всё реже: семья, повышение ответственности на работе. С Юркой встретиться мне так и не удалось.  Как сложилась его жизнь, мне неизвестно, но узнать о Юркиной судьбе с каждым годом мне хочется всё больше.