У родника. Без правки

У родника.
    
      Утро, граждане, - самое тяжёлое время жизни, а такое утречко, как выдалось нонче у меня, так и вообще… суши вёсла и бельё. Вот вы сами судите, дорогие: стою я, значится, у родника в позе вопросительного знака, жестяным ковшичком водицу по вёдрам разливаю, а сам в зелёную даль смотрю неотрывно и не потому, что видами очарован (видал я эти виды в гробу, да в белой китайской обувке), а от того, что у меня ломота в спине и в шее единовременно приключилась. А всё от чего? А всё от осознания того факта, что в эту самую даль, -  будь она многократно неладна! – мне предстоит тащить воду на собственном горбу, а я, как на грех, именно сегодня не совсем в форме.
      И какой злодей придумал такое издевательство над людями, размещать родники у подножия холмов, тогда, как деревни имеют обыкновение вольготно располагаться на вершинах?
      О чём это я?.. Ага… не в форме я ныне по причине затевания моей благоверной грандиозных постирушек. Кто там ляпнул, будто я с бодуна?! Да, я с бодуна! Но это, как раз моё естественное состояние, а стирка, - язви её в лопухи! – это аномалия, - во! Моя Зинка, - заноза такая! – три года не стирала, и ни чё… жили же… Нет ведь, надоела спокойная жисть – приспичило. А в деревне, к тем порам, уже цельный месяц как воды не было: насос, едри его за ногу, - сгорел. Эвон, какой случай обозначился! Сколько ж разов мне, грешному, сегодня сюды таскаться? Я поскрёб пятернёй лысеющий затылок и внимательно прислушался к музыкальному потрескиванию своих позвонков. Высота холма навевала на меня тяжкие думы и, вообще, действовала  угнетающе. Мне стало себя жалко до слёз.
О чём это я? Ага, о том, что насос на водокачке накрылся. Только не спрашивайте чем.
Говорите, что не велика беда: насос и починить можно или, в крайнем случае, на новый заменить. Так-то оно так, но… Должны же вы, граждане, делать скидку на национальные особенности, удобренные местом обитания. Где вы такое чудо видывали, чтобы у нас в Верхних Родниках с чем ни будь поспешали? Нельзя, по нашим представлениям о жизни, сразу кидаться и ремонтировать. Надо не торопясь собраться, где ни будь в кузне и коллективно, а правильнее будет выразиться – коллегиально, всё обмозговать, обсудить, обкумекать: что, где и как?..
Что будем делать и пить?
Где достать запчасти и закуску?
Как ставить эту тяжеленную железяку на место и объяснять своим жёнам, по какой такой уважительной причине мы опять упились до поросячьего визга?
Во, сколько трудноразрешимых проблем в одночасье сваливается на наши больные головы!
А бабы – враги всего думающего человечества! Это я вам со всей ответственностью заявляю. Приходишь, скажем, домой усталый, руки и ноги едва по земле переставляешь, а там тебе сразу учиняют допрос с пристрастием, будто ты не до родной избы добрался, а случайно забрёл на огонёк к Мюллеру, в гестапо. Пытают оне, негодницы, люто и немилосердно: долго «пилят» голосами пронзительными, задают вопросы наводящие, ответа на них не дожидаясь; а когда особливо разойдутся могут и веником, и сковородой, и черенком от вил, а то и непосредственно самим инструментом… сам видел!
С мужиками, оно завсегда куды как проще. Мы и про насос поговорим, и про внутреннюю политику. Не оставляем без внимания международное положение. Сколько людей соберётся, столько точек зрения будет высказано. А закуски-то всего – кружка воды, да перегоревший предохранитель, для аромату. Слово за слово, мордой по столу! Вот и поговорили. Вот мнениями и обменялись. Как только дошло дело до мордобоя, Георгич, он у нас мужик рассуждений здравых, кулаком по столешнице – хрясь! «Хорош, - говорит, - мужики! Хватит на  сегодня насос чинить, надо же и на завтрева чего ни будь оставить». Золотая голова, одним словом.
Утром следующего дня мы опять на работу – в кузню. Являемся туды все, как штык, без прогулов, выходных и опозданий, от бригадира и до… кого чёрт притащит. Интересуетесь, по какой такой причине народишко не в поле, и не на ферме? Удовлетворяю ваше любопытство: в наших Верхних Родниках топливо едва ли не стаканами отмеряют. Какая ж тут работа? Мужики едва себе сенцо поставят, а для колхозу, или как его там теперь обзывают? – и рады бы, да трактора без соляры робить не желают. Куды трактористу податься? Ясное дело – к нам. Кто ни будь спирту принесёт. Мы в кружок сядем чин чином, в центре – насос, закуску я вам уже обрисовал, и как начнём… совещаться. Кто спросил, почему без колбаски и огурчиков работаем? Отвечаю по существу вопроса: «По тому, любезные сограждане, что у нас в Верхних Родниках зарплату ужо шестой год кряду, а может и более того, выдают, в лучшем случае, буханкой хлеба. Вот и встаёт извечный вопрос: пить или не пить? Дуралей Гамлет ответа не знал и от того страдал невыносимо. Ну, а мы ведь не Гамлеты какие. Мы – мужики головастые. Мозги один раз напрягли при самом рождении и на всю жизнь. Вывод ясен?»
Так, что разливай, Георгич!!!
Георгич – мужик рассуждений здравых, его два раза просить не надо. Он завсегда с коллективом и ради него готов на многое. Вот, как сейчас помню: сидим мы в кузне с известным вам набором и скорбно выпиваем по какому-то очень значительному поводу, ни то коровник сгорел, ни то Лёха-сторож себе по пальцу молотком попал, когда в жену целился. Дружно приговорили энное количество горючей жидкости и так затосковали, что хоть за новой порцией беги, а ведь правду сказать, загашник свой мы ещё и не трогали. И тут Георгич, видя наши мучения, соскакивает и орёт:
- Баста, карапузики! Надо закусывать, а то чего доброго, и плохое приключится может.
Мы его конечно дружно, хотя и не в один голос, поддержали. Даже я высказал своё полное согласие с этим его высказыванием из-под стола, куда до этого удалился от мирской суеты, и где грезил о высоком. Но тут, во весь свой огромадный рост, встал вопрос: и где её, окаянную брать? «Её», в смысле закусь-прикусь. Но Георгич, он не даром мужик рассуждений здравых, он нашу проблему в раз разрешил, пальцем на электрические провода указав, что между столбами натянуты… Ну да вы знать должны, не совсем же вы тёмные.
О чём это я? А-а, вспомнил… о закуске… Так вот эти провода, были почти сплошником  усижены, или обсижены… не знаю как правильнее свою мысль сформировать и высказать, но вы конечно поняли, что я в виду имею… гусями, и гуси эти, прям, как по команде, нестись начали. Яйцы крупные – в два кулака! Георгич свой треух с головы сорвал – хорошо, что он его и зимой и летом носит, - и ну гусиные фрукты ловить. Мы, было, кинулись ему помогать, но, какое там… Георгич, страсть какой недоверчивый, как рявкнет: - «Сидеть! Сам наловлю!» Мы и сели… и я сел… там, где до этого лежал. Жалко, что ли, пусть в одиночку трудится. Он и трудился, как истинный стахановец: в итоге – ни одно из яиц разбито не было. Молодец просто наш Георгич! Общественность, за такое радение, ему благодарность вынесла и стакашек приподнесла. Всё, как у людей: выпили, глазуньей закусили…
Когда я домой заявился, то обстоятельно своей «занозе» всё обсказал. Подробненько так изложил, чтобы моя «тёмная» половина всю ситуацию своим куцым умишком охватить смогла. Ей ведь по сотне раз повторять надо. Что взять с деревенщины, если у ней всего шесть классов образования. У меня-то ого-го – дай бог каждому! Два раза оставляли меня на второй год злыдни учителя, но я, на зло им, и наперекор судьбе постиг-таки науки на уровне восьмого класса. Умище-то природный не спрячешь, не утаишь! Вот откуда все мои знания о строении вселенной, а так же память на слова в моей местности редко употребляемые.
О чём это я? Ага, вспомнил!..  О женской подлючести и коварстве!
Вечерком, как полагается, разинул я глазоньки и ахнул… Мир вокруг меня приобрёл нездоровый серый цвет: наволочки серые, простыня серая, стены и потолок того же не радостного колера. В аккурат супротив меня на койке сидел и раскачивался в тяжком раздумье серый Георгич. Только в дверях, большим радостно-белым пятном, маячил мужчинка в халате и чепчике.
Я Георгичу говорю: «Чего надумал?» А он мне: «То же, что и ты». Ловко так от прямого ответа увернулся. Я ему: «В дурничке мы с тобой, друг ситный». «А ты Дементий – голова», - отвечает. Я маковку почесал и черту под беседою подвёл: «Стало быть, твоя грымза правдивому рассказу про гусей на проводах тоже не очень поверила». Георгич только вздохнул тяжело. Чего только нам, мужикам, не приходиться сносить от жён своих? Каких несправедливостей мы, бедолаги, от их каверзного семени не терпим? Не доверяют оне нашему брату, хоть тресни, и обижают нас тем самым до глубины души.
О чём это я? Ага…
Стою это я, значить, у родника, и всё никак не могу решиться на отчаянный штурм проклятущего холма. Тут из-за него солнышко нарисовалось – фиг сотрёшь. Жара началась. Условия моего бытия сделались совсем экстремальными. Настроение стало соответствующим, то бишь – гадостным. И не малейшего шанса увильнуть от водоносной каторги. Мне оставалось надеяться только на чудо. И чудо явилось! Было оно двух с лишком аршин росту, вертлявое, синюшное с зеленью, с большими глазищами в количестве шести штук (зачем ему столько?) и ушами на лбу. Я ведь до гениальности  чуток не дотянул, и по этой причине почти сразу сообразил, кто передо мной. Кто, кто?.. Ясное ж дело – пришелец, инопланетянин. Гуманоид, будь он неладен!
Я вёдра из рук выпустил, героический вид на себя напустил и столбиком притворился, авось эта образина меня за украшение ландшафта примет. Ни тут-то было, углядел-таки, обормот шестиглазый. Я инициативу в свои руки беру, то есть изо всех сил пытаюсь её взять… Хочу приветственную речь двинуть. Но затея эта невнятным мычанием оборачивается, поскольку язык мой от страха, то бишь от волнительности, к нёбу прилип накрепко. Но гуманоид оказался с понятием: лапу свою мне протягивает – здоровкается, значить, и говорит человечьим голосом… А чего он спервоначалу брякнул я не расслышал, поскольку мужественно боролся с одолевающим моё естество душевным трепетом и противной дрожью в коленках. Но, совладав с собой, беседу поддержал на должном уровне – ляпнул что-то на счёт межпланетной дружбы и солидарности. Смотрю, мой пришелец перекосилси весь, словно бы клюквы полным ртом хватил. Я тогда ему про происки США рассказывать начал, про капиталистов тамошних и прочее загнивание культуры. От этого плавно перешёл на патриотическую тему – обрисовал вкратце экономическое положение России и близлежащих государств: в политике-то я разбираюсь – это ж не насос. А он как заорёт дурминушкой: «Хватит чушь нести, сосед по разуму!» Я язык свой прикусил и про себя думку думаю: «Не сболтнул ли чего лишнего? Может какой государственный секрет выдал этому злодею? По всему видать – он межгалактический шпион. И как это я лопухнулся, сразу его не раскусил? Видимо по причине малого опыта общения с внеземными формами разумной жизни!»
Но волнения мои напрасными были. Синюшный нормальным мужиком оказался. Просто он к нам в Верхние Родники по делу прибыл, а я его сразу политикой огорошил. Вот ведь проклятая образованность, до чего приличного человека довести может, чуть было из-за неё первый в мире Контакт не провалил. Впервые в жизни я пожалел, что до восьмого класса в школе парился. Надо было её ещё в младшем звене бросать, окаянную! Глядишь, и этого казуса вселенского масштаба не случилось бы. Пришелец ушками пошевелил, глазками на длинных стебельках поморгал, меня за учёность простил и молвил:
- Мы за вами давно наблюдаем. Сами покуда от контактов прямых воздерживались и вам не показывались, поскольку ещё не время…
Тут я не сдержался:
- Как так не показывались?.. Да мы с Георгичем вас в нашей кузне разов двести видели и даже выпить вам предлагали. Только вы шибко гордые – без закуски употреблять отказываетесь. А где, я тебя спрашиваю, нам на вас её напастись, коли в державе катоклизьмы и экономический хаос?
Вот в таких, примерно, словах и выражениях высказал я ему своё глубокое возмущение ихним невежливым поведением. И надулась образина разноцветная, видать, сильно была раздосадована тем фактом, что мы с Георгичем после выпитых двух литров их тайных агентов на раз-два вычисляем. Ругаться он со мною не стал, только махнул всеми восемью лапами и больше к этой, болезненной для себя, теме не возвращался:
- Мы, наблюдая за вами, сэкономили большие деньги.
- Это как? – поинтересовался я. Гуманоид ломаться не стал и выложил всё, как на духу.
- Эксперименты и опыты, которые вы сами на себе ставите и проводите ни одно лабораторное животное вынести не в силах. А вам хоть бы что!.. Мы на орбите расположились и все данные фиксируем: ни тебе лабораторий дорогостоящих, ни крыс подопытных, ни кроликов. Сиди себе в тепле и сухости, да результаты опытов записывай. Результаты, надо заметить, поразительные!.. Вот и решили мы отблагодарить вас, за ваш неоценимый вклад в нашу науку.
Я насторожился: «Чего они там надумали, метеоритом звездонутые?»
- Поставим мы вам неломающийся насос!..
Я даже конца фразы не дождался, так и запрыгал от великой радости. Вот тут-то он меня и ошеломил.
- Только с одним условием, чтобы все мужики и бабы в Верхних Родниках пить бросили.
Вот ведь сволочь!
Я даже на землю не сразу опустился. Как подпрыгнул, так и висел некоторое время, злокозненность инопланетян переживая. Он же, гад восьмилапый, в воздухе растаял ответа моего не дожидаясь.
Что тут поделаешь?
Приземлился я на мокрый суглинок пятой своею точкою, как мог плавно и по возможности бережно, на ноги себя воздел, как мог грациознее, вёдра подобрал, как можно шустрее, выпрямился, как мог… и домой – дёру.
Бегу, а сам соображаю, чтобы мне такого правдоподобного бабе своей наплести, чтоб поверила, или хотя бы вид сделала, что верит. А то ведь, не ровен час, опять в район звонить будет (зачем только, я её кнопки на телефонном аппарате нажимать научил?), вдругорядь вызовет машину с жёлтой полосой, и повлекут меня, орла мокрохвоста, в уже известный мне серый домишко, на свиданку с грубым дядькою в белом халате. Но ничего дельного придумать не успел – так шибко бежал, торопился. Только порог переступил, Зинка, «заноза» моя, на шее у меня повисла, радостная: «Гумноиды прилетали, - орёт. – Гумноиды обещались насос неломающийся дать, ежели вы, обормоты, в три горла лакать перестанете!»
Такой подлости я даже от инопланетянина не ожидал. Кто ж баб в мужские дела посвящает… э-эх… Теперь попробуй, отвертись!
Я вёдра – в угол, жену – на лавку, сам через огород – в кузню… Не тут-то было… Зинку со скамьи, будто пружиной подбросило. Она меня за шиворот хвать: «Куды намылилси, - горланит, - чёрт непутёвый!?» - «В кузню, - отвечаю по чести, - с мужиками положение создавшееся обмозговать, обкумекать. Опять же с Георгичем посоветоваться необходимо. Он у нас мужик рассуждений здравых. Как без его участия такое дело решить?» Зинка мой воротник отпустила и в хату – нырк. За ухватом помчалась, оглашенная. Сейчас возвернётся и будет из меня пыль выбивать. Дура- баба! Кто ж добычу из рук выпускает?
Я её, дело понятное, дожидаться не стал – штаны подтянул, и через плетень, огородами соседскими к точке сбора, что было сил и духу, припустил. Опыт быстрого перемещения по сложнопересечённой местности имею немалый: сколь годов на своей «швабре» женат? В миг домчался до пункта назначения, а мужики уже там.
Такой трагичной, смело можно сказать, душераздирающей картины мне ранее видеть не доводилось. Сидят мои друзья кружком к плечу плечо, носами шмыгают, челюстями двигают, бровями шевелят, а глаза, как у побитых собак – жалостливые и нацелены в одну точку. Я ещё увидеть не успел, на что они смотрят, а вещее сердце бесчувственному разуму уже подсказало, и так мне сделалось тоскливо в этом суетном и несправедливом мире обитать, что и слов таких я подобрать был не в силах, дабы полностью ту тоску выразить. Георгич масла в огонь подлил:
- Только мы её купили. Только собрались посидеть, как человеки. Являются злыдни залётные с насосом и садистским условием. А водку куды девать!? Не выливать же её, родимую. Да и у какого нелюдя на такое преступление  совести хватит?
Правду молвить, я тоже поначалу опешил. Но волю в кулак собрал, ум свой недюжинный сконцен… сконцип… напряг, и всё в порядке – есть разумное решение, которое должно удовлетворить… ф-у-у-у… ух… обе стороны! «Георгич, - говорю, - ты вроде мужик рассуждений здравых, а такую простенькую задачку разрешить не могёшь». Георгич аж ушами запрядал, стало сразу заметно, что у человека интерес к жизни проснулся.
- Додумался? – вопросил он с надеждой.
- А то, как же, - ответствовал я не без гордости. – Всё очень просто… Нам пить запретили?
Георгич мрачно кивнул.
- А обмывать обнову нам ведь никто не воспрещал, верно?
Мужики заулыбались, начиная потихоньку кумекать, что к чему.
- Ты рассуди, Георгич, - продолжил я, - штука эта, ну, насос… он ведь из какой дали сюды доставлен? Ведь на сколь километров  дальше, чем из Китаю?.. А про адап… адап-та-ци-ю, - я вздохнул с облегчением великим, - оне не подумали. А ну, как в наших суровых условиях техника инопланетная нагрузок не выдержит? Это ж и им, и нам прямой убыток. Мы ведь с вами знаем, что привозные агрегаты дюже не прочные. К тому ж, национальные традиции велят… Без традиций, сами понимаете, народ – не народ, а народонаселение. Не будем их блюсти – выродимся, как мамонты. Так что разливай, Георгич!
После первой опрокинутой, я ещё подумал: «Вот сегодня обмоем и всё… Завтрева уже за ум возьмёмся… Хотя, нет… Завтрева похмелимся, а уж послезавтра точно… Лучше, конечно, дня через три, или даже четыре… А впрочем, о чём это я?»
               
                Под сим подписуюсь:                обличитель собственных 
                пороков Дементий,          
по батюшке величать ещё
    рановато, а по фамилии
  Митрофанов.