Terra Sancta

Как мы приникли к иллюминатору, когда c высоты двух километров увидели берег Палестины! Как неотрывно следили мы за изрезанной кромкой суши, о которую бились стройные ряды волн! Самолет заходил на посадку со стороны Средиземного моря и медленно снижался к аэропорту Бен-Гурион. После четырех часов полета, после нескончаемой гряды облаков, выступила, сверкая на солнце гребнями холмов, Святая земля. Я столько раз писал о ней там, на холодном севере, описывал ее города и народы, дворцы и храмы, что казалось, я знаю о ней все до последней черточки, до последнего камушка, но только теперь приближался к ней наяву и напряженно всматривался в нее как во что-то неведомое и загадочное.

Она все ближе и ближе; уже различается паутина шоссейных дорог, белые кубики зданий, полоски зелени, пальмовые рощи, блестящие капоты автомобилей, наконец, провода, фонари и рекламные щиты на автострадах. Когда вылетали из Пулкова, стояла мерзлая слякоть, а здесь уже давно весна и теплынь, и можно сомневаться, что здесь вообще бывает зима. Впрочем, сама посадка была ужасной. От рева моторов заложило уши, самолет вздрагивал и трясся как контуженный, и у меня даже мелькнула мысль, что если и суждено нам разбиться, то утешением будет то, что случится это не где-нибудь, а на земле Обетованной, то есть почти в раю. Полагаю, кое-кто из почтенных евреев, летевших с нами, успел прочесть молитву, что, видимо, и подействовало, потому что шасси, наконец, коснулись бетона, самолет содрогнулся в последний раз, выровнялся и бодро покатил по посадочной полосе.

Итак, Святая земля приняла нас вполне благосклонно. Аэропорт нам все же напомнил, что мы находимся прежде всего в государстве Израиль. У трапа самолета в две шеренги выстроились стражи безопасности: крепко сбитые парни с бейджами на отворотах пиджаков. Мою идею: а не исполнить ли обычай паломников — припасть к Святой земле, — тут же пришлось отвергнуть как совершенно несуразную. Во-первых: к чему тут припадать? К бетонным плитам аэродрома? Во-вторых, судя по взглядам парней, стоящих у трапа, подобные телодвижения были бы им весьма подозрительны, и я рисковал бы провести ближайшие часы в объяснениях с ними. Словом, мы с Юлией, моим редактором и моей спутницей, постарались стереть на своих лицах эмоции и проявления чувств, и так непринужденно запрыгнули в аэродромный автобус, точно всю жизнь только и делали, что сновали между Питером и Тель-Авивом.

От аэропорта имени Бен-Гуриона до Бат-Яма немного дальше, чем от Пулкова до Питера. На такси — 20 минут езды. И вот уже через полчаса мы избавляемся от дорожных сумок в просторной квартире пятиэтажного дома и выходим на балкон, с которого открывается роскошный вид на море. Кажется, что оно плещется у твоих ног. Умеют же устраиваться некоторые! Хозяин квартиры задерживается по делам, и вместо него еще в аэропорту нас встретила его юная супруга. Она и привезла нас в Бат-Ям. Даже предложенный чай мы просим вынести на балкон, потому что еще не насладились восхитительным зрелищем. Ах, как пахнет морем!

Бат-Ям — это пригород Тель-Авива, вполне современный город, где проживает немало бывших советских евреев, и по главной улице тянутся магазины с русскими вывесками для тех, кто еще не освоил иврит, где звучит русская речь, а продавцы и покупатели давно знают друг друга и обращаются по именам. На наш вопрос: можно ли прожить в Израиле, не владея ивритом, нам объясняют, что можно, если, конечно, мы не собираемся поступить на государственную службу или дебатировать в Кнессете.

Небольшая сценка на рынке. Мы идем вдоль торговых рядов, где продают всякую всячину для приезжих иностранцев. Слышу, за моей спиной голос одного из продавцов: «Mister, your bag is open!..». Оборачиваюсь, смотрю на свою сумку, перекинутую через плечо, и вижу, что она распахнута настежь. «Ах ты, черт! — вырывается у меня невольное восклицание. — Надо застегнуть молнию». «Вот и я тебе говорю: закрой сумку, — переходит продавец на чистый русский язык. — От греха подальше. Потом спасибо скажешь».

Стоимость продуктов в Бат-Яме на порядок ниже, чем в иных городах. Интересно сопоставить эти цены с нашими. Килограмм картофеля стоит 2 шекеля (14 рублей), килограмм помидоров — 3 шекеля (21 рубль), а килограмм краковской колбасы — 18 шекелей (126 рублей). Шаверма на улице продается за 12 шекелей (84 рубля), а одна порция кускуса в дешевеньком кафе обходится в 20 шекелей (140 рублей). Но это все еще терпимо. Зато цена самой дешевой пачки сигарет, какая у нас стоит 5, от силы 6 рублей, здесь — 10 шекелей (70 рублей)! Так же дороги одежда, обувь, бакалея, книги. Впрочем, цены как в любой приличной капстране.

Израиль-то он Израиль, но для нас это прежде всего Палестина, земля трех тысячелетий, где родилась Библия, где бывали Александр Великий и Цезарь, Ричард Львиное Сердце и Наполеон Бонапарт, и где на заре нашей эры по горным тропам спешил с учениками Иисус. Государства приходят и уходят, а земля остается. И Россия имеет к ней непосредственное отношение. Сюда с незапамятных времен текли русские паломники, и еще в домонгольскую эпоху киевский игумен Даниил обошел все ее святыни и оставил подробное описание своего путешествия.

«Аз, недостойный игумен Даниил, худший из всех монахов, одержимый многими грехами, понужден был своими помыслами и нетерпением, захотел видеть святой град Иерусалим и землю Обетованную... Хотя и был ограничен в средствах, но щедро одарял проводников, чтобы они добросовестно показывали мне святые места».

Это было в 1105 году. Следом за Даниилом устремились и другие русские паломники. В 1389–1405 годах к святым местам ходил Игнатий Смолнянин, в 1419–22 гг. — инок Зосима, в 1558–61 гг. — купец Василий Поздняков, в 1593–96 гг. — Трифон Коробейников, в 1649–53 гг. — Арсений Суханов. И все они написали свои «Хождения». К концу XIX века паломничество из России сделалось повальным. Оно прервалось при Советской власти и по существу не восстановлено до сих пор, хотя кое-что и предпринимается.