Камни Старого города

4–5 марта. Следующие два дня все наше внимание было приковано к Иерусалиму, столице древней Иудеи и столице нынешнего Израиля. Мы знакомились с ним по заранее выработанному плану. Сначала обошли старый город вдоль стены, посетили Еврейский и Армянский кварталы, на другой день прошлись по Мусульманскому и Христианскому кварталам. Еще один дополнительный день посвятили прилегающим памятникам: так называемому Нижнему городу, долине Хинном, долине Иосафата, Елеонской горе и «могиле сада». Может быть, этот маршрут и не самый удачный (в путеводителях предлагаются и другие), но он позволили нам в сжатые сроки ознакомится с важнейшими памятниками.

Старый город, намеченный еще во времена Ирода и его преемников, и в границах которого Иерусалим пребывал почти до конца XIX века, ныне с трех сторон окружен новыми жилыми массивами. За каких-нибудь пятьдесят лет город вырос в десять раз. Посетивший Иерусалим в конце прошлого столетия американский сатирик Марк Твен нашел его «совсем маленьким» и «каким-то шишковатым» («Простаки за границей»). Впечатление шишковатости возникло у Твена от множества куполов старого города. Действительно, если взглянуть на средневековые миниатюры, изображающие Иерусалим, мы увидим почти сплошные купола разной величины: начиная от гигантского купола Мечети Омара и ротонды храма Гроба Господня, и кончая малюсенькими купольчиками различных церквей, башенок и гробниц. Ныне от этой «шишковатости» остался лишь купол Мечети Омара, по-прежнему сияющий горою золота, да еще пара-тройка заметных сфер. При взгляде с Елеонской горы старый город состоит из плоских кровель домов, кое-где перемежаемых островерхими башнями и тонкими высокими минаретами. Все это «плосковерхие» особенно бросается в глаза на фоне взметнувшихся в небо небоскребов нового города, массивных корпусов гостиниц и административных зданий.

По рассказам паломников, вечерами Иерусалим бывает бесподобен. Камень, из которого сложены дома, ослепительно белый днем, на закате солнца приобретает золотистый оттенок, и тогда Иерусалим становится поистине «златым градом». В дни нашего пребывания священный город не блистал ни особенной белизной, ни золотистостью; возможно, от того, что нас не баловало солнце, то и дело набегали тучи и начинал накрапывать дождик. Высокогорье давало о себе знать: днем можно ходить в одной рубашке и потеть на крутых подъемах, а к вечеру попасть под шквальный ветер и внезапный ливень. Погода в Иерусалиме, по крайней мере ранней весной, очень и очень непостоянная и полна всяческих неожиданностей. Мы даже были склонны поверить евангелистам, описывающим внезапную тьму, упавшую на город в «шестом часу дня», когда Иисус умирал на кресте (а распят он был именно весною).

Напрасно Изя назвал Иерусалим лишь только одним из населенных пунктов Палестины. Город этот своеобразный уже в силу своего уникальной роли средоточия трех религий. Надо слышать его звуки, когда почти одновременно с колокольным звоном раздается азан — призыв мусульман на молитву. Надо видеть, как на перекрестках сталкиваются раввин, монах и муфтий, и расходятся, косо глядя друг на друга (впрочем, нам рассказывали и о возникающих в таких случаях перебранках и потасовках). Надо пройтись по покатым и извилистым улочкам старого города, иногда открытым, иногда проходящим внутри сводов, таким узким, что зачастую, вытянув в стороны руки, упираешься в стены. Надо встретить вездесущих арабских мальчишек, которые, едва завидев иностранца, ту же окружают его голосистой толпой: «Дай шекель! Дай шекель!» Ради этого они готовы на всевозможные услуги: показать, провести, поднести, подержать, покараулить.

«Иерусалим — пуп земли, — писал арабский географ X века Ибн аль-Факих. — Рай будет перенесен к Иерусалиму, и врата неба будут открыты над Иерусалимом. Кто помолился в Иерусалиме, то как будто помолился на небе. Одна молитва в Иерусалиме лучше, чем тысяча молитв в ином месте. Бог прощает тому, кто пришел в Иерусалим; он освобождается от своих грехов. Кто посетил Иерусалим, тот войдет в рай. Иерусалим посетили все пророки и умилились. Кто постился в Иерусалиме в течение одного дня, тот избавлен от ада. Если кто придет в Иерусалим, чтобы просить у Бога даровать ему то, в чем нуждается, он не успеет еще попросить, как уже получит просимое».

К слову сказать, Иерусалимом или Ершалаимом называют этот город только евреи и христиане. Мусульмане зовут его: Бейт аль-Макдис («Дом святости»), аль-Кудс («Святой»), либо: Илия, — производным от римского Элия Капитолина, как официально назывался этот город во II–V вв. По сообщению Иосифа Флавия, во внешней стене Иерусалима насчитывалось 90 башен; сейчас имеется только 34. От прежних двенадцати или тринадцати ворот сохранились семь (плюс Новые ворота, построенные в 1887 г.).

Самые красивые Дамасские ворота, в римское время бывшие парадными воротами города, перестали быть проездными: там ходят только пешеходы и действует бойкий рынок, на котором продают всякую всячину, в том числе чудо-лепешки по шекелю каждая, попробовав которые, мы брали уже только их. Золотые ворота в восточной стене, там, где она идет вдоль храмовой горы, были замурованы турками еще в 1536 году. Позже вокруг этих ворот возникло множество легенд. Стали думать, что это те самые ворота, о которых пророчествовал Иезекииль: «Ворота сии будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими; ибо Господь, Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены» (44:2). Христиане связали это пророчество с Иисусом Христом: возникло предание, что он вошел в Иерусалим в Вербное воскресение именно этими воротами. Такое предание несколько странно, потому что Золотые ворота вели не в город, а на храмовую площадь. В храме же Иисус появился, следуя трем первым евангелистам, лишь на второй или на третий день по прибытию в Иерусалим. У раввинов тоже есть предания, связанные с этими воротами. Распространено поверье, что они снова откроются, когда придет Машиах — Мессия Израилев.

Через Навозные ворота приближаемся к знаменитой «Стене плача» — главной святыне иудаизма. «Стеной плача» или даже «стеной плача еврейского» это место называют христиане. Сами евреи никакого «плача» не признают и именуют свой сакральный участок просто Западной стеной (то есть западной стеной бывшего храмового комплекса). Все же молящиеся здесь люди, стоящие со склоненными головами лицом к стене, вплотную к каменной кладке, издали и в самом деле похожи на плачущих. Сам еврейский Храм, как известно, был разрушен римлянами в 70 г. н. э., а его территория давно уже принадлежит мусульманам и является их святыней. Кстати, одной из задач грядущего Машиаха — еврейского Мессии — считается восстановление во всем величии Дома Йахве. Христиане, памятуя учение Иисуса о том, что «не на горе сей (=Гаризиме) и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу» (Ин 4:21), относятся к этой идее индифферентно.

До 1967 года, до т. н. Шестидневной войны, когда израильтяне овладели восточной частью Иерусалима, «Стена плача» отделялась от жилых кварталов тесной улочкой, по которой арабы проводили свой вьючный скот и мешали евреям молиться. Овладев восточным городом, израильтяне снесли весь квартал перед священным участком и вымостили довольно просторную площадь. Перед нею полицейский пост: все туристы должны пройти досмотр на предмет наличия оружия и взрывчатых веществ; мера, по мнению Юлии, разумная, поскольку на площади полным полно всякого люда, а по-моему, чрезмерная. Участок «Стены плача» поделен на две неравные половины, подобные тем, которые мы видели в синагоге. Так что нам с Юлией вновь пришлось разделиться. Входящие в свою половину мужчины обязаны надевать на голову кипу: для этого перед оградкой стоит корзина с соответствующими изделиями, выполненными из картона. Надевая кипу, я вспомнил американского раввина Йосефа Телушкина, автора популярной книги «Еврейский мир», в которой он уверяет, что ношение кипы на еврейских религиозных церемониях вовсе не обязательно, что это не закон, а обычай, и что к этому никого не принуждают, тем более оказавшихся на церемонии гоев. Надо бы того раввина подвести к этой корзине.

Картонная кипа постоянно соскальзывала с моей макушки, так что мне приходилось придерживать ее левой рукой, в то время как правая была занята видеокамерой. Впрочем, мою работу прервали, сказав, что в священную субботу съемки недопустимы. Как и в случае с автомобилем, подобный запрет является в иудаизме нововведением: во времена Талмуда подобной техники не знали, хотя субботних запретов хватало и тогда.

На широких столах, на красной парче горы молитвенников. Особенно набожные евреи углубляются в сводчатый зал рядом с площадкой, где могут молится часами, не тревожимые палящим солнцем. Все углубления и расселины нижних блоков «Стены плача» утыканы записками. Еврейский обычай обращаться к Богу таким образом передался и иноверцам: теперь все, кому не лень, пишут записки и помещают в указанное место. По мнению археологов, нижние блоки стены сохранились со времен Второго Храма, который воздвиг Ирод Великий. Верхняя кладка стены состоит из камней заметно меньшей величины: их положили арабы и турки. В последний раз этой стеной, как и всеми укреплениями Иерусалима, занимался султан Сулейман Великолепный в XVI веке. Надо сказать, что традиция почитания западной стены возникла у евреев не так давно. Раньше они молились у восточной стены в районе Золотых ворот; о том мы можем прочесть у Маймонида (XIII в.) в его трактате «О почитании Храма». Было время, когда евреи чтили и мусульманскую Мечеть Омара, стоящую на храмовой горе. На некоторых средневековых еврейских печатях мы можем встретить ее изображение с надписью: «Храм Соломона». В источниках встречаются указания, что во времена арабов и крестоносцев евреи поднимались на храмовую гору и совершали там какие-то обряды.

Пора, собственно говоря, подняться туда и нам, — пройти в Харам аш-Шариф, священное место всех мусульман. Здесь нас вновь встречает израильский полицейский пост. Хотя вход на храмовую гору сторожат израильтяне, на ней самой заведует всем мусульманское духовенство. Если хотите войти в важнейшие святыни — Мечеть Омара или мечеть аль-Акса, извольте снять обувь. Пол в них устлан драгоценными коврами, такими мягкими, что не слышно звука шагов. Конечно, мы устремились прежде всего в восьмиугольную Мечеть Омара. Мечетью Омара она называется условно и известна под таким названием только у европейцев (почему я и пишу здесь слово «мечеть» с большой буквы). Это красивейшее здание храмовой горы, ставшее символом Иерусалима, не является мечетью и было построено не халифом Омаром, завоевавшим в 637 году город, а халифом Абд аль-Маликом в конце того же века, о чем свидетельствует надпись на внутренней стороне купола. Арабы называют это здание Куббат ас-Сахра — «Купол Скалы». Под его сводами покоится выступ скальной породы довольно внушительных размеров, вдобавок с небольшой пещеркой внутри.

Средневековые евреи называли эту скалу: Эвен Штия — «Камень основания [мира]», связывая с ней множество легенд. Игумен Даниил в 1115 году так описывал увиденное: «Под куполом же тем самым имеется пещера в каменной расселине: и в той пещере был убит Захария пророк, тут же и гроб его был, и кровь Захариина тут же была. И есть там еще один камень, вне пещеры той под куполом, и на том камне спал Иаков и тут сон видел; и, встав от сна, Иаков сказал: это место есть Дом Божий и суть врата небесные... От древнего строения [Храма] остались только пещера и камень, которые под куполом церкви, а эту нынешнюю церковь создал старейшина сарацинов именем Амир (=Омар)».

Кажется, со времен Даниила тут ничего не изменилось. Та же пещерка, тот же камень рядом, хранящийся в высоком ларце с железной решеткой. Только у мусульман с ними связаны свои предания. Со скалы пророк Мухаммед вознесся в небо на крылатом коне аль-Бураке, а на камне (собственно говоря, это сколок с этой скалы) имеется отпечаток стопы пророка: в будние дни до него можно дотронуться сквозь небольшое круглое отверстие, устроенное в решетке; проделав это, паломники-мусульмане целуют свою руку и отирают ею лицо. В праздничные дни ларец открывают и выносят камень для всеобщего обозрения.

«Фотосъемки внутри мечети аль-Акса и Куполе Скалы запрещены, — по-английски написано на наших входных билетах, — но в особых случаях можно получить разрешение у Администратора Awqaf». Стражи на входе в Купол Скалы зорко следят за тем, чтобы входящие не имели ни сумок, ни какой-либо аппаратуры. Моя спутница остается снаружи караулить ручную кладь и обувь, а я иду во внутрь, пряча видеокамеру под пиджаком. Администратора Awqaf искать уже поздно: мое внимание привлекает некий мужчина, деловито шныряющий между туристами и оказывающийся мусульманским гидом. За несколько шекелей он водит посетителей по Куббат ас-Сахре и, если нужно, совершает за них молитву. Я сую ему 10-ти шекелевую монету (2,5 доллара) и знаками прошу прикрыть меня от посторонних взоров, пока я буду водить видеокамерой. После того, как таким образом мы оканчиваем съемки под куполом, я, не выключая камеры, устремляюсь в пещеру. Возмущенный было гид успокаивается, получив еще два шекеля, и полминуты прикрывает мои съемки в святая святых. Вполне довольный выхожу наружу, принимаю вещи и терпеливо дожидаюсь, пока Юлия повторит мой маршрут. Так мы и заходим по очереди в главные святыни.

Мечеть аль-Акса, то есть «Дальняя», упоминается в Коране. Поссорившись с мекканцами, Мухаммед несколько лет со своим окружением молился не на Каабу, святыню Мекки, а на Иерусалим, на «Дальнюю мечеть», как именовалась тогда храмовая гора. Когда арабы овладели Иерусалимом, они и впрямь воздвигли на храмовой горе мечеть аль-Акса. Здесь и по сей день совершается всеобщий намаз, в мечеть стекаются верующие, и в такие часы мусульманские служители удаляют всех неверных, то есть туристов, вообще с территории горы. Мы дважды поднимались в Харам аш-Шариф, и дважды нам не удавалось осмотреть как следует все достопримечательности: через какой-нибудь час-другой с минарета раздавался азан, к нам подходили сторожа и указывали на ворота.

Но, конечно, мы не могли уйти с храмовой горы, не побывав на том месте, хотя бы и пред-положительном, где некогда стоял древнееврейский храм, точнее говоря Второй Храм, кото-рый с необычайным размахом воздвиг царь Ирод, надеясь поразить мир его блеском и роско-шью. От этого грандиозного сооружения не осталось и следа и точное местонахождение его до сих пор не установлено. Предполагают, что на месте Иродова храма ныне высится Куббат ас-Сахра, а скала под куполом когда-то была в Святая святых еврейского храма. В талмудическом трактате Иома говорится, что в Святая святых храма находился «штия» (камень), но в данном случае, вероятно, имеется в виду просто каменный фундамент. Иосиф Флавий писал о Святая святых как о совершенно пустом помещении. Если сопоставить данные археологии с описаниями храма у Иосифа Флавия, можно склониться к точке зрения тех, кто считает, что древний храм располагался немного севернее мусульманской святыни. По моим расчетам, задняя стена Давира — Святая святых Иродова храма — находилась между Куббат аль-Арвах и Куббат аль-Мирадж, небольших часовен к северо-западу от Мечети Омара. Что мы чувствовали, став на заповедное место, о котором в эллинском мире ходили всевозможные слухи, куда не имели доступа даже евреи за исключением одного первосвященника? Представить себе далекое прошлое мешал несносный гомон арабских мальчишек, верно, учащихся какого-нибудь медресе, которые расположены по краям Харам аш-Шарифа: они гурьбой бегали меж памятников, играли в пятнашки и швырялись друг в друга камешками. Для кого святыни, а для кого простой школьный двор. Нас покоробило это зрелище, и мы удалились с горы с чувством некоторого разочарования.

Юлии не терпелось на Виа Долороза — «Скорбный путь», — обязательный маршрут всех христианских паломников. Она начинается близ северо-западного угла храмовой горы, там, где стояла крепость Антония, служившая преторием Понтию Пилату, и где он свершил суд над Иисусом. Улица довольно ухоженная и вначале идет прямо, постепенно поднимаясь в гору. На каждом шагу встречаются таблички, указывающие одну из четырнадцати станций, то есть остановок Иисуса, когда он нес крест на Голгофу: здесь, говорится, он упал на мостовую, здесь Вероника отерла его лицо платом, здесь Симон Киренеянин принял у него крест. Сделав пару поворотов, Виа Долороза попадает в гущу торговых рядов, таких узких, что паломникам приходится буквально протискиваться сквозь толпу. Остро пахнет восточными специями, под ногами то и дело попадаются обрезки овощей и фруктов, обувь скользит по лужам крови, истекающей из мясных лавок. Надо быть истово верующим человеком, чтобы в этой невообразимой толкотне, среди базарного гомона сохранить должное благоговение. Храм Гроба Господня уже недалеко. Впрочем, лишенные гидов, мы находим его не сразу и долго петляем по базару и Муристану, выспрашивая у прохожих и продавцов, как нам попасть в Holy Sepulcher. Наконец, нам указывают проем в какой-то стене, едва ли не щель, протиснувшись в которую, мы оказываемся в атрии главнейшего христианского святилища.

От былой базилики Константина Великого, построенной в 335 году, здесь сохранилось очень немного. Храм много раз разрушался и перестраивался вплоть до конца XIX века; ныне со всех сторон его подпирают мусульманские мечети и медресе. И все-таки храм сохраняет свое величие. Огромная ротонда нависает над старинной церквушкой, называемой по-гречески Кувуклией, внутри которой хранится Гроб Господень. Чтобы пройти внутрь Кувуклии, нужно наклониться и тем самым совершить поклон: такой высоты этот вход. Две небольшие каменные плиты положены на «лавку», где покоилось тело Иисуса, — это все, что осталось от древней гробницы. В торжественном полумраке сверкают золотые лампады и кадильницы, свисающие с потолка. Входящие благоговейно молчат, а если разговаривают, то только шепотом.

Собственно говоря, храм Гроба Господня вмещает в себя как скалу распятия Иисуса (остатки ее показывают в отдельном помещении), так и его гробницу, и крипту, сооруженную на месте обретения креста царицей Еленой, матерью Константина. Паломники видят алтари Поругания, Ризоразделения, Распятия, Камень миропомазания (он и сейчас поливается мирром), алтарь Явления воскресшего Иисуса Марии Магдалине и многое другое. Практически каждому евангельскому стиху здесь посвящено соответствующее место.

Весь храм разбит на участки и приделы, принадлежащие разным христианским конфессиям. В свое время Марк Твен по этому поводу ехидно заметил, что «давно стало ясно, что христиане не в состоянии все вместе молиться у могилы своего Господа». Пусть этот выпад расценивают кто как хочет. Скажу лишь, что в храме соблюдается порядок, чтобы богослужение одной конфессии не мешало другой. Сначала мы присутствовали на православной литургии у Кувуклии, а когда пришли в другой раз, наблюдали за армянским крестным ходом вокруг всего храма. Вообще кажется, что армяне владеют в храме наиболее древними его частями — церковью святой Елены и криптой Обретения креста. Не говоря уже о том, что армянам принадлежит отдельный квартал в старом городе, в то время как остальные крещеные народы теснятся на такой же территории под общей вывеской: Христианский квартал. Наверное, всеобщее недовольство армянами отражает рассказ о трещине в одной из колонн при входе в храм. Этот рассказ записан во всех православных путеводителях, и его добросовестно передала моей спутнице наша соседка по Миссии, сестра Татьяна. Хотя, положа руку на сердце, надо признать, что армяне заслужили свое привилегированное положение. В то время, как европейцы приходили и уходили, армяне стойко держались в святом граде и при арабах, и при турках, во все века. Порою они оставались единственными христианами в Иерусалиме, заботящимися о его христианских святынях.

Очень забавна часовня коптов, примыкающая к Кувуклии. Хотя она и крохотная, но зато у самого Гроба. Проходя, мы увидели в ней сидящего на лавочке коптского священника, росточком подобного его пределу, тоскливо поглядывающего на снующих вокруг туристов. Право, у нас возникло чувство умиления и жалости: такой маленький одинокий копт, напоминающий диковинного зверька, помещенного в клетку для обозрения прохожих. Если бы мы говорили по-коптски, мы бы непременно высказали ему что-нибудь ободряющее.

Что же касается протестантов, которым не нашлось места в храме Гроба Господня, то после длительных мытарств они обрели свою отдельную «Голгофу» и «могилу Иисуса». В середине XIX века к северу от Дамасских ворот была открыта хорошо сохранившаяся гробница, бывшая в многократном употреблении с давних времен. В 1882 году английский генерал Гордон объявил, что это и есть место погребения Христа. Согласно Евангелию от Иоанна, Иисуса похоронили в саду недалеко от места распятия. В соответствии с этим небольшая площадка перед гробницей сделалась «садом Иосифа Аримафейского», а Голгофой — небольшая скала, расположенная в 30 метрах юго-восточнее, там, где теперь шумит автобусная станция. Гордон разглядел в трещинах и углублениях этой скалы подобие «морщинистого лица» и связал его с арамейским топонимом Гулгалта–Голгофа–«Череп». Попечение над всем участком взяла на себя специально учрежденная в Лондоне «Община Сада Гроба Господня». Можно с усмешкой воспринимать все эти «открытия», но посетить «могилу сада» все же стоит. Англичане очень заботливо благоустроили свой участок, превратив его в сплошную оранжерею. При входе посетителям вручают буклет с историей «сада». Узнав, что мы из России, нам дают буклет на русском языке: весьма похвальная предусмотрительность!

Идем по «саду», следуя поставленным табличкам-указателям. Со смотровой беседки вглядываемся в крутой склон скалы, пытаясь рассмотреть «морщинистое лицо». Не очень выходит. К тому же евангелисты перевели слово «Голгофа» как «Лобное место» (Кранион топос), имея в виду именно округлую гору, по форме напоминающую человеческий череп; «лицо», «морщины» и прочее тут не при чем. Приходим к гробнице. Нет слов, зрелище впечатляющее. В отвесной стене чернеет дверной проем, за которым открывается комнатка-пещерка с двумя лежаками. Мы явились за 10 минут до закрытия «сада», когда посетители уже удалились, и в этом безлюдье и безмолвии крипта кажется особенно таинственной. Во всяком случае, с протестантами в одном можно согласиться: примерно так и выглядела гробница Иисуса.

Если же говорить по сути, то с местом распятия и погребения Иисуса по-прежнему далеко не все ясно. Евангелисты сообщают лишь то, что его вывели из претория Пилата (то есть из крепости Антонии), привели на место, называемое Голгофой, и там распяли. Следуя Иоанну, повторимся, погребение состоялось поблизости от распятия. Принято считать, что Голгофа находилась вне городских стен, где-то в северном пригороде. Остается установить, где проходила северная городская стена во времена Иисуса. Нынешняя стена с Дамасскими воротами была намечена только при Ироде Агриппе в 40-х годах I века. Иосиф Флавий в «Иудейской войне» называет эту последнюю стену «третьей», а стену, которой мы интересуемся — «второй», и сообщает о ней кратко, что она начиналась у «ворот Генната» (?), обнимала северное предместье и доходила до крепости Антонии, то есть проходила по территории нынешних Христианского и Мусульманского кварталов старого города. Но как именно она пролегала? Археологи не скрывают, что вопрос о «второй стене» является чрезвычайно трудным. Предложены самые разные схемы ее конфигурации. Некоторые ученые (например, Р. Гамильтон, М. Ави-Йона) предполагают даже, что эта стена достигала на севере нынешних Дамасских ворот (!). Что же касается той «второй стены», какую мы видим сейчас на многочисленных картах и макетах Иерусалима времен Иисуса, — она столь же гипотетическая, и ее угодливый прогиб внутрь города перед круглым холмом — местом нынешнего храма Гроба Господня — есть уступка ученых христианской традиции. Но, положим, стена так и проходила. И что же? В пользу того, что Голгофа находилась на традиционно почитаемом христианами месте, то есть на месте храма Гроба Господня, говорит следующее:

— поблизости, в Муристане, открыты захоронения I в. до н. э. — I в. н. э.;
— здесь имелась какая-то скала либо скальная порода, на что указывает открытая археологами каменоломня; она пролегает под Муристаном до северо-западного угла Еврейского квартала, где, по мнению Н. Авигада, и находились упомянутые Флавием «ворота Генната».

Эти данные подкрепляют христианскую традицию. Однако есть и сомнения. Первое. Если Голгофа располагалась на месте храма Гроба Господня, то получается, что Иисуса повели из крепости Антонии на запад через всю новую часть города, едва ли не вдоль всей «второй стены». Спрашивается: зачем водить осужденного так далеко, когда на север от претория, прямо напротив крепости, метрах в 100–150 начинался ряд скалистых холмов, образующих возвышенность Бецету (ныне средняя и восточная часть Мусульманского квартала) ? И это место, следуя описанию Иосифа Флавия, действительно находилось тогда вне городских стен. Второе. Надо учесть, что публичные казни обычно совершались римлянами в людных местах, на площадях, у ворот, часто даже по обочинам дорог. Насколько можно судить, тот участок, на котором сейчас стоит храм Гроба Господня, в начале I века был достаточно нелюдимым. Ближайшие к нему «ворота Генната», следуя Н. Авигаду, располагались в двухстах метрах южнее. Зато северо-западнее крепости Антонии по Бецете пролегала оживленная дорога на Сихем и Дамаск. Если Голгофа действительно существовала, то логичнее искать ее в Бецете, на территории нынешнего Мусульманского квартала, между Дамасскими воротами и северо-западном углом храмовой горы, — ближе к углу.

7 марта. Я позволю себе хронологически забежать немного вперед, чтобы, не прерываясь, поделиться впечатлениями еще о кое-каких иерусалимских достопримечательностях. Не в меньшей степени мы интересовались Нижним городом, который во времена Иисуса находился внутри городских стен, но в мусульманскую эпоху оказался за ее пределами. В наши дни Нижний город представляет собою неухоженный арабский район, почти трущобы. Кругом неимоверные перепады высот. Мы долго двигались по какой-то улочке, которая проходила то в углублениях, то едва ли не по крышам домов, пока не вывела нас в чей-то двор и оказалась тупиком. Не удивительно, что в эдакой мешанине мы чуть было не проскочили Силоамскую купель и остановились перед ней только потому, что из какого-то дворика выходил не загорелый араб, а белолицый европеец с фотоаппаратом на шее. Сама купель не производит впечатления: небольшой бассейн на глубине 10–15 метров от поверхности земли, вероятно, сильно сокращенный с течением времени возникающими вокруг строениями. Ее славу поддерживают только Евангелия: здесь, согласно Иоанну, Иисус исцелил одного слепорожденного (9:7,11), и здесь же, согласно Луке, обрушилась башня, побившая восемнадцать человек (13:4).

После Силоама мы прошлись по долине Гинном (или Бет Гинном), огибающую Нижний город с юга и больше похожую на ущелье. Как и во времена Иисуса здесь по прежнему пылится городская свалка, и это, пожалуй, самое неприглядное место в Иерусалиме. Не удивительно, что нам не встретилось ни одного туриста. Евангельский термин «геенна огненная» происходит от названия этой долины. Существует версия, что слово Гинном–Геенна стало нарицательным из-за того, что эта долина была завалена нечистотами, которые, дабы предотвратить их гниение, сжигались на огромных кострах. Пылающая огнями долина Гинном источала зловоние, и иерусалимлянам казалось, что так и должен выглядеть ад. Сейчас, правда, костры не горят, но мусора в долине предостаточно.

Взбираемся по Кедронской долине на Елеонскую гору, осматривая по пути древние гробницы в скале. Почти все они пребывают в заброшенном состоянии, загажены и завалены всяким хламом вроде бумажных оберток и пластмассовых бутылок из-под пепсиколы. А ведь где-то здесь, следуя Библии, должно начаться воскресение мертвых в конце мира! Я думаю, мертвые не восстанут, пока живые не уберут эти грязные бутылки и не приведут долину в надлежащий вид. Выше древних гробниц на склоне горы открывается нынешнее еврейское кладбище: на плитах надгробий сложена горка камней. Позже мы узнали, что таков местный обычай: при каждом посещении могилы родственники усопшего кладут на плиту камень.

Наконец, начинаются христианские святилища. В церкви Всех наций (которая, однако, принадлежит католикам) идет торжественная месса. Толпы туристов обходят церковный двор, где растут несколько оливковых деревьев. Надпись на воротах извещает, что это и есть тот самый Гефсиманский сад, где Иисус молился в ночь перед арестом и где он был схвачен. В каменной стене показывают стоящую в нише небольшую колонну, обозначающую то место, где Иисуса поцеловал предатель Иуда.

Выше церкви Всех наций располагается превосходная православная церковь, построенная в конце XIX столетия и посвященная Марии Магдалине. Владеет ею русская Зарубежная церковь, не признающая Московскую патриархию. В этой церкви мы услышали родную речь, хотя и с заметным акцентом. Послушница по имени Татьяна поведала нам, что родилась в Париже в русской эмигрантской семье, окончила духовную семинарию и была послана служить на Святую землю. В России никогда не бывала.

— А вы откуда? — спросила она нас в свою очередь.
— Из Петербурга.
— Правда?! — просияла послушница. — Значит, вы привезли масло Ксении Петербургской?!

Мы виновато развели руками, и, тронутые этим возгласом, твердо обещали, что в другой раз непременно доставим сей чудесный элексир.

На прощание она вручила нам несколько церковных буклетов, между прочим, печатное воззвание русской Зарубежной церкви, протестующей против экспансии на Святой земле Московской патриархии. Недавно, говорится в воззвании, при содействии автоматчиков Ясера Арафата московские духовные чины совершили очередной захват, изгнав служителей Зарубежной церкви из одного подворья в Иерихоне. Теперь авторы воззвания опасаются, что такая же участь постигнет и церковь Марии Магладины.

По возвращении в Миссию я навел справки о собственности Российской церкви в Израиле. Список получился небольшой, но показательный. Помимо здания Миссии церковь владеет в Иерусалиме Троицким собором, женским Горненским монастырем в Айн-Кареме, монастырями в Хевроне и Яффе, обителью Марии Магдалины в Тверии, храмом Илии-пророка в Хайфе и, теперь получается, подворьем в Иерихоне. Многие из этих объектов принадлежали раньше единой Русской православной церкви, после Революции и церковного раскола испытали разную судьбу, но постепенно стали переходить к Российской церкви, которую местные власти всегда уважали больше, чем русскую Зарубежную церковь.

О тех днях, которые мы провели в Миссии, нельзя вспоминать без теплых чувств. Окружающие относились к нам весьма благожелательно. Вместо того, чтобы стучать в нашу дверь, громко читали молитву Богородице, а мы должны были отвечать: «Аминь!», что означает: «Входите». Длинный стол в трапезной, за который мы садились в урочное время вместе с одним из тамошних работников, а чаще одни, всегда ломился от блюд. Входящие приветствовали нас: «Ангел за трапезой!» Котлеты с пюре, тушеный картофель с тунцом, копченая осетрина, лосось, ветчина, колбаса, русские блины, разнообразные салаты, всевозможные соусы и соки, фрукты, конфеты, пирожное, — давно уже я так вкусно не обедал и не объедался до такой степени. Даже когда мы задержались в поездке и прибыли с опозданием на два часа, стол все еще не убирали, дожидаясь нас, а остывшие блюда тут же разогрели на плите. Полагаю, из всего, что мы видели в Иерусалиме, обильный стол в Миссии запомнится обязательно.

В трапезную заглядывали насельницы, приносили нам посылки и передачи для своих родственников в России, обещая за это помянуть наши имена в молитве у Гроба Господня, а на другой день сообщали, что уже молятся, и дело это движется очень хорошо. Конечно, завязывались разговоры. Всех интересовало: как там, на Родине? Иные из здешних обитателей живут в Иерусалиме уже много лет. Телевизор не смотрят, и все новости узнают из приходящих писем и от посетителей Миссии.

— А правду говорят, что в Москве ввели какие-то номера для каждого человека, и всякий обязан этот номер иметь? Говорят, что это и есть та Антихристова печать, о которой пророчествует Писание. А если так, то скоро и конец света.

Мы не сразу взяли в толк, что тут имеется в виду. Переспрашивая, догадались, что речь идет об ИНН. Попытались успокоить сестер, что Антихрист тут не при чем, что это нужно государству, озабоченному налогами, и примерно так же поступают во всех цивилизованных странах.

В другой раз речь зашла о иерусалимских святынях. Одна весьма пожилая послушница, зная уже, что перед ней историк, спросила у меня: мог ли сохраниться до наших дней крест, на котором был распят Господь? Я отвечал со всей серьезностью, опираясь на опыт археологов, что все зависит от климата и от среды, в которую помещена древесина, что есть целый ряд физических характеристик, определяющих, как долго она может сохраниться: если это земля, то скорое сгнивание обеспечено, если вода — продержится столько-то, если горная порода — столько-то. «Ах, — вздохнула старушка, — я и сама думаю, что две тысячи лет — это слишком долго, чтобы крест сохранился».

Когда мы остались одни, Юлия недоуменно пожала плечами:
— Вот так да! Как же она может сомневаться? Как вообще она могла тебя спрашивать? Она должна была послать тебя ко всем чертям вместе с твоей археологией и ответить, что это не древесина, а Святое древо, и к нему обычные природные законы не приложимы.

— Но почему же? Она просто нормально мыслящий человек.
— Мыслящий? Нет, сомневающийся! Неверие, неверие поразило сердце Иерусалима.
— Может, ты и права, — согласился я с улыбкой. — Однако, что есть вера? И во что верить? То, о чем ты говоришь, это не вера, а мощепоклонство. Правда, именно на этом и держится Святая земля.