Командировка. Неоконченный рассказ

Старпом наш Григорий Ефимович предложил мне сходить в Таллин, на завод получать МТБ (минно-торпедную баржу). Кто же откажется от такого удовольствия? Конечно, согласился, тем более иду на повышение, боцманом. Получив  командировочные сели на поезд до Риги. Я был молод, не было ещё и 20 лет. А капитан, старпом, стармех, да и электрик, и моторист были старше меня. Даже матросы года на три – четыре старше меня. Поэтому я тихонечко залез на верхнюю полку и постарался уснуть. А внизу приёмная команда принимала на «грудь». Так ночь и прошла. В Риге надо было пересесть на поезд, следующий в Таллин. Времени до вечера было много, и мы решили пообедать, а некоторым, поправить здоровье. Ресторан на вокзале в Риге, наверное, помнит ещё дореволюционное время. Всё выдержано в стиле рококо. На стенах вычурные панно, на потолке плафоны. И всё это богато расписано. Сидишь, как в музее, рот раскрывши. Заказали эскалоп со сложным гарниром. Позже сколько я не заказывал эскалоп во всех ресторанах, такого вкусного нигде не подавали. А уж по ресторанам я походил немало. Казалось, деньги небольшие зарабатывали, а вот могли себе позволить отдохнуть. Такова се ля ви, как говорят французы. Посидев в ресторане, старпом попросил меня сопроводить его навестить сестру. А что мне делать? Я в Риге первый раз, города не знаю, естественно согласился. Поехали на такси. Долго ехали,  Ефимыч забыл адрес, спросили в справочном, кое-как нашли. Там опять застолье, пришлось ещё гонять в магазин. Кэп крепок выпить, старой закваски. А меня вообще не брало, ещё не потерял чувство той чарки, за которой идёт опьянение. Умел вовремя остановиться. Короче засиделись. Вызвала его сестра такси, потом Ефимыча надо было ещё дотащить до машины. Приехали и в багажное отделение, а там наших вещей нет, ребята забрали. Если бы сразу рванули на перрон, мы бы успели сесть в поезд, а так поцеловали последний вагон. Увидели огонёк и всё. Что делать? Садимся на такси и едем в аэропорт. Самолёт вылетает в 23 30. До вылета два часа. Купили билеты (вот было время, билеты можно было купить, как на автобус, никаких проблем). Сидим болтаем. Ефимыч говорит: - Пошли в ресторан, чего здесь сидеть! Я не против, пошли. Ресторан наверху, надо по винтовой лестнице подниматься. Я ещё подумал, если кто примет на «грудь» не рассчитав, то катиться будет шариком. Сильно больно будет. На входе гардеробщик снял с нас пальто, дал номерки. Двери в ресторан открываются в обе стороны, видимо, когда клиент не найдет ручку двери вывалится в любом случае, и на вход и на выход. Сели за крайний столик, недалеко от выхода, отсюда слышно будет, когда объявят посадку. Заказали бутылочку водочки и по салату оливье.  Сидим, слушаем музыку, потягивая водочку.  Оркестр состоял из четырёх человек: аккордеон, гитара, контрабас и ударник. Больше всех мне понравился контрабасист, около двух метров, а может и выше, сухощавый, к тому же и прыщавый парень с очень длинной,  забинтованной шеей, возможно фурункул замучил его. Но играл как бог, просто виртуоз. Мне показалось, что он один создавал атмосферу этакого музыкального блаженства. К нам подсел мужчина, лет пятидесяти. Мы уже собирались уходить, водка закончилась, он предложил выпить, мы не отказались. А чего, на халяву уксус сладкий. Потом, когда мы выпили, не простившись, встали из-за стола и пошли на выход, я увидел его растерянное лицо. Он видимо хотел нас прокрутить, а у нас уже посадку объявили. Нам хорошо, мы налегке, вещи наши в поезде. Какое было удивление, когда сзади нас сидел и сопел недовольный гражданин. Ну да пусть. Не успели пристегнуться, как уже прилетели. Вышли из самолёта, а тут такая стужа, ну чисто северный полюс. Рига конечно южнее Таллина, но как холоднее просто ужас. Конец ноября, а здесь снежок. Морозец пощипывает за щёки и уши. Хотелось бы обрисовать себя, во что был одет. Пальтецо у меня было на рыбьем меху за 70 рублей, шарф длинный красного цвета. Под пальто костюмчик скромненький, рубашечка и жилеточка шерстяная, но тоненькая. На ногах туфельки на тоненькой кожаной подошве, когда стоишь, то они примерзают и отрываются от тротуара  со  щелканьем. На голове ничего не было. Шевелюра была густая обильная, так что голова не мёрзла. Таллин я тоже не знал ещё, всё для меня было.  Так что я держался Ефимыча, семенил за ним. Нам нужно было ехать в Петровскую гавань, а тут ночь. От вокзала не так далеко, но ветер холодный, да ещё как назло в лицо. Дотащились кое-как. Спрашиваем у дежурного по заводу, где нам прикорнуть, а он: - «не знаю ничего». В три часа ночи мы заявились в гости к старой любви кэпа. Этой «старой» было лет сорок. Симпатичная женщина уложила нас спать. Я вырубился моментально. Утром проснулись, позавтракали и на трамвай до Петровской гавани.  Выписали пропуска, и пошли смотреть своё судно.  Оно было в полуготовности, загрунтовано суриком, какое-то грязное, неуютное.  В общем, жить ещё не было условий. Пришлось устраиваться в гостинице.  А она находилась у «чёрта на куличках». Добираться надо было на трамвае, остановок шесть. Делать нечего,  поехали в разведку. То, что названо была гостиницей, было затрапезным общежитием. Длинный коридор, в котором круглые сутки горел свет, оттого что окон не было. По обе стороны двери  на приличном расстоянии друг от друга. Не помню № номера нашего пристанища, но когда мы вошли туда, поняли, что здесь можно жить полным нашим экипажем, да ещё и места останутся. Теперь понятно, почему двери друг от друга так далеко. Стоят армейские койки вдоль стен, видимо списанные давным-давно. Наверно помнят ещё революцию, судя по провалившимся сеткам. Все сразу поняли, в таких условиях жить невозможно. Надо выходить из положения. Есть альтернатива, можно конечно жить на судне, но там холодно. Ночью температура опускается до -20, борта не утеплены. А зачем? Суда считаются одноразовыми, зачем тратиться на утепление. Решили в кубрик на 6 человек поставить три трёхкиловаттных грелки и жить вчетвером. Решили объединиться:  стармех, старпом, электрик, и я боцман. Моторист и три матроса во  втором кубрике. Капитану досталась, конечно, его маленькая, но зато и  самая тёплая. Итак, устроились. Маляры заводские начали покраску наружного борта. Стармех, старпом и я начали приёмку  запчастей и  оборудования. Вечером выползали в город просто пошататься, поглазеть на витрины, денег всё равно нет. Когда ещё пришлют зарплату из Балтийска? Подружился с Юрой Ермилиным, балтийским поэтом-маринистом. Интересно то, что он  дальше Балтики нигде не был, а писал такие стихи, что казалось, что он морской волк. Вот такая метаморфоза. Интересное наблюдение, писал Юра обычно ночью, зажигая свечу и в основном под «градусом». Как я сейчас жалею, что не собирал его «забракованные» стихи. Что ему не нравилось, он комкал и бросал на пол. Я подбирал, читал, мне нравилось, но я ведь не поэт и судить не мне, а мастеру. Юра познакомился с  редактором  газеты «Молодёжь Эстонии». Ему пришлись по душе стихи, и он предложил приносить хоть каждый день. Ну, Юра и старался. Просто штамповал, так вошёл в раж. Стихи часто печатали даже на самой дорогой первой странице. Гонорар платили на удивление быстро. Юра смеялся, в «Калининградской правде» ждать приходилось больше месяца, а тут как у О.Бендера. Утром стулья, вечером деньги. Юра брал гонорар, и мы шли не в какую нибудь забегаловку, а в «Глорию». Это ресторан высшей категории. Что характерно, пускали мужчин, хоть по одному, хоть компанией. А вот женщин пускали только с кавалером. Так что, нам было очень просто. Оттягивались по - настоящему и что самое главное, успевали на судно до 24 00. После проходную закрывали.  Однажды, когда у Юры был упадок в творчестве, ну ничего не получалось путного, а он был очень требовательным к своему творчеству. Никогда не отдавал в печать то, что ему не нравилось, да даже и не показывал. Вот почему он писал, комкал и бросал свои неудавшиеся вирши.  Зашли на почту, Юра ждал, что Люда, его жена  вдруг прислала деньги, было так. Но надежда рухнула, а Юра вдруг так захотел выпить.  Идём, молчим. Под ногами  чавкает, вечером потеплело, и снег на тротуаре набрался воды и превратился в снежную жижу. Ботиночки мои на рыбьем меху намокли и стали стынуть ноги. Вдруг Юра остановился, как то задумчиво посмотрел на меня и говорит:  Саш, а пойдём - ка мы к Нине.  Значит так, я говорю, а ты киваешь, а лучше сделай постную рожу и молчи. Понял? Чего тут не понять? Увеличили ход, чтобы согреться. Заходим, Нина одна, что-то хлопочет на кухне. Обрадовалась, что мы зашли, но посмотрев на наши рожи, заволновалась.  Что случилось?  Юра помялся, помялся да и выложил. Представляешь Нина, у Сашки юбилей, а у нас как у латыша, в кармане ни шиша. Был январь 1963 года, у меня 20 лет в конце февраля. Ну, Юрка!  Но машина набрала уже ход, поздно давать задний. Меня, как самого молодого любили в  этой семье, может, имели виды выдать свою дочку за меня. А что, парень я был симпатичный, черненький, стройненький. На гитаре играет и поёт. За словом в карман не лезет. В общем, Нина даёт команду: «Чистить картошку?» Сама за телефон и стала названивать. Где по русски, где по эстонски, что-то говорит, какие-то команды даёт. Я чищу картошку, помалкиваю. Юра умчался в магазин за спиртным. Через какой-то час стали собираться гости. Кроме нашего кэпа никого не знаю. Юра тоже. Приехали на своей машине пара. Он эстонец Арвид, начальник шоколадного цеха фабрики  «Калев» она русская, симпатичная шатенка Анечка врач терапевт больницы водников. Привезли мне в подарок шоколадный торт. Такой красоты я не видел ни до, ни после. В центре шоколадная роза, а по краям в три ряда карамельные бутылочки с коньяком, ромом и ликёром. Конечно, всё это в конце под хороший кофе было уничтожено.