Как меня лишили девственности

Всякий нормальный юноша, рано или поздно, перестаёт быть юношей, и становится, благодаря некой женщине, настоящим мужчиной. Хорошо, когда эта женщина добра, полногруда, и вселяет в юношу уверенность и оптимизм. Она просто любит его, открывает ему все эти сакральные тайны и, без проклятий и унижений, отпускает его от себя, давая ему путёвку в, так сказать, дальнейшую взрослую жизнь. Русский мужик называет, с некой долей презрения, таких женщин - б…,  а это не совсем справедливо. Такие женщины нужны, такие женщины важны!                В далёком, теперь уже, августе 1988г, меня, ереванского юношу, приютил один московский экскурсовод В.Е. Он жил в дивной, двухкомнатной квартире, в 10 минутах ходьбы от метро «Тушино». Туда частенько приезжали разные культурные люди, и там происходили разные экуменические чаепития и пьянки. По утрам, когда хозяин уезжал на работу, я садился на кухне, и рисовал тушью свои мрачно-эротические графики, а по вечерам же, ездил на Арбат. Там, с трепетом выставлял их, и таким вот образом, общался с окружающим миром. Всё было очень хорошо и гармонично: картинки мои вызывали большой интерес, и иностранцы, за небольшие деньги, скупали все мои тогдашние, искренние графические озарения. Я был свободен и счастлив, но одно только меня беспокоило, - я был девственником. В.Е. – это тоже, почему-то, беспокоило, и он предложил мне свою помощь, в решении этой важной проблемы: у него была подружка-художница, её звали Элен, и ей ничего не стоило посвятить меня в эти радости плоти. Я, с неким страхом, согласился, и в один августовский вечер, мы, купив несколько бутылок водки, поехали к ней, на «Каховскую». Хозяйка была высокая, сильно худая, 30 летняя длинноволосая блондинка, с большими голубыми глазами.  Её длинный аристократичный нос приятно гармонировал с её властными губами и характером. Она жила одна, не считая ирландского сеттера, которого звали - Марта. Элен, практически сразу же, приступила к делу, - мне, непьющему и некурящему, был выдан стакан водки и сигареты «BT». Через некоторое время, сработал спасительный рвотный рефлекс, и я очутился в туалетной комнате, - и там, в беспамятстве, я провёл очень долгое время. Пока меня не было, хозяйка успела чего-то там не поделить с моим другом, - они, очевидно, спорили на разные духовные темы. Когда же я выполз, то стал свидетелем, как грозная и властная Элен выталкивала пьяного В.Е. на улицу, а он же, ни в какую не хотел уходить, и  продолжал ломиться внутрь, с требованием чтобы ему чего-то там она «дала» по старой дружбе. Мой друг так никуда и не уехал, остался, и ходил туда-сюда по ночной и темной комнате, о чем-то всё время причитая и охая. Меня же, хозяйка, никуда не выгнала, а наоборот, положила на широкий диван и легла рядом.  В общем, под утро я обнаружил себя обнажённым, лежащим в обнимку с прекрасной Элен, а мой друг, же, мирно сопел на полу, в обнимку с собакой Мартой. Вскоре В.Е уехал, сильно чем-то недовольный, молчаливый  и опечаленный, а я же, остался  там жить и наслаждаться бытиём. Элен, была сильно культурная и духовно образованной барышней, из её уст я впервые услышал такое слово, как «Шамбала».  Я был сильно счастлив тем, что стал полноценным мужчиной и у меня всё получилось . Мы гуляли с собакой, глядели на звёздное небо, и жизнь была загадочна и многое обещала. Правда я перестал рисовать, и к тому же весь запас моей ереванской графики закончился, а потом закончились деньги, и через  месяц, я, как бы, столкнулся с реальностью.  Оказывается, если женщина недоедает, то она превращается в сущую мегеру! В эти голодные октябрьские дни я узнал, от Элен, такие про себя откровения, что это меня полностью обезволило и лишило детских иллюзий. Я разом понял, что мне, с моим инфантильным характером, не стать, ни отцом счастливого семейства, ни успешным художником, ни чего-то стоящим мужиком. Я узнал про все свои физические и душевные недостатки. Элен была сущей ницшеанкой, не знающей ни пощады, ни жалости. Когда же наступил холодный и голодный ноябрь, а денег я всё ни как не мог добыть, мне прозрачно намекнули, что пора сваливать в свой Ереван. В Ереван я не вернулся. Я вернулся обратно в тёплую, гостеприимную тушинскую холостяцкую квартиру, где ещё пожил какое-то время. В.Е. зла не помнил, и меня, сильно страдающего и похудевшего, без слов, принял обратно.  Я еще долго приходил в себя, - всё лежал у себя в комнатке, и всё время курил и страдал, курил и страдал. В.E. всячески меня успокаивал, подбадривал и говорил добрые слова…