Раса господ

Из архива Бюро Расследований по делу Ордена Дагона в Гадус-Морхуа и в Иннсмуте. Данные записи были найдены в квартире Ирвина Непаса, покончившего с собой через повешение 17 сентября 1926 года.

Я пишу эти строки и уже сомневаюсь в необходимости рассказывать о случившемся. Вполне возможно, что я скорее делаю это для себя, чтобы выговориться, как у священника в исповедальне, хотя сия жалкая попытка вряд ли облегчит ту разъедающую нутро тяжесть, которая оттягивает мое сознание в бездну отчаяния и вселенского ужаса.
Человечество глупо верит, будто оно достигло невероятного прогресса, возвышающего его над природой, гордится своими пароходами и паровозами, победой над незначительной частью болезней и при этом даже не представляет размер той чудовищной пропасти, что простирается между его иллюзорными представлениями о реальности и настоящим положением вещей.
Космос не имеет конца и края или, во всяком случае, пределы его не поддаются воображению потомков обезьян. Без сомнения, безумен тот, кто предпочитает верить, что мы одни в этом бескрайнем террариуме, созданном могучей силой неведомого творца. Однако еще более безрассудным можно называть того, кто полагает, что существа эти имеют схожие моральные ценности, что и мы. Ко всему прочему, если они даже и имеет таковые, то вряд ли они распространяется на нас. Скажите, много ли у вас жалости по отношению к насекомым? Само собой, вы не станете их фанатично преследовать и изничтожать, но если они помешают вашим бытовым делам, вы без раздумий отравите их химикатами.
Как и всякий средний обыватель, я никогда не анализировал тему пришельцев по-настоящему глубоко, стыдясь делать это даже больше перед собой, нежели перед окружающими людьми. Безусловно, идея сокрытия правительством существования внеземных цивилизаций, если таковые были обнаружены, более чем логична. Тем не менее, покуда данный вопрос не имеет научной окраски, всякий побоится поднимать его со всей серьезностью из страха сойти за умалишенного. Как ни говорите, все мы зависим от мнения коллектива, просто у каждого он свой, со своими ценностями.
Должен заметить, что только истинно высокоинтеллектуальная личность признается себе в абсолютном невежестве касательно знаний о нашем мире, который день ото дня словно бы доказывает нам, что он чужой и мы в нем лишь случайные гости.
Печально, с каким старанием в обществе избегаются темы, должные, по сути, быть главенствующими. Мы зарываемся с головой в житейские проблемы и нелепые личностные конфликты, а они так ничтожны в глазах вселенной. Причем делается это с лицами, полными ответственности, а на деле-то мы не больше чем дети, играющие во взрослых и считающие, что делаем что-то безумно важное, в то время как любой зрелый индивид – это все тот же ребенок, который продолжает притворяться взрослым.
Чем сложнее тема, тем с большим рвением она оттесняется к тематике пошлого юмора и показательного недоумения. Чрезмерно озабоченные проблемой мироустройства люди осуждаются и страдают от несерьезного отношения, словно подобные экзистенциальные вопросы давно решены, как нечто само собой разумеющееся, что есть ложь, ибо эти вопросы были просто отложены на неопределенный срок, потому что свойство человеческой натуры тщательно избегать все то, что выводит из равновесия ее шаткую зону комфорта.
Как и многих других меня погубило обычное любопытство, а ведь у меня был шанс развернуться и убежать прочь от засасывающей бездны мрака. Я поддался этому сладостному искушению заглянуть в запретные угодья, хотя и помыслить не мог, что платой за это будет колоссальное по своему масштабу откровение, которое разум человека просто не в состоянии осмыслить, и жизнь моя отныне никогда не будет прежней! Можно ли, как ни в чем, ни бывало, есть, спать и вести сносное существование, когда трагедия, произошедшая со мной, обесценила саму суть людского бытия.
Я понимаю, что все, что я собираюсь описать здесь, может вызвать лишь страстное желание исследовать все самолично, позабыв о безопасности, но взываю к вашему благоразумию, не повторяйте моего легкомыслия и всячески избегайте Гадус-Морхуа, который мне суждено было посетить два месяца тому назад.
Моя тетка, жившая в вышеупомянутом портовом городе, скоропостижно скончалась от тяжелого недуга сосудов, что я узнал из письма, отправленного мне нотариусом, в котором также сообщалось, что мне оставлено некое имущество. Сестру своей матери я никогда не любил, правда, скорее, по причине того, что провел с ней с ней слишком мало времени.
Дело в том, что мы с матерью переехали из провинциального Гадус-Морхуа в Вайт-Сэнд-Таун еще тридцать лет назад вскоре после смерти отца, правда отнюдь не из-за этого.
Мать тогда постоянно твердила о том, что многие в нашей коммуне стали поклонятся «ложному богу», хотя я списывал это на то, что она всегда была слишком набожной и ментально неспокойной, посему её могло смутить любое незначительное расхождение по вопросам религии. Однако до самой своей смерти она неустанно повторяла, что сестра ее предала, и она не желает, чтобы кто-то из нас когда-либо поддерживал с ней связь.
Тем удивительнее было для меня получить сообщение о том, что тетка что-то оставила мне в своем завещании, так как с момента нашего отъезда она не проявляла ни малейшей заинтересованности своими племянниками и отослала буквально пару писем матери, кои не были удостоены ответа и были преданы огню нераспечатанными.
В письме было сказано, что мне необходимо явиться к нотариусу Дж. К. Джордану для оформления документов. Скорее всего, мне была отдана какая-то недвижимость, и в этом случае стоило продать ее по возможности сразу, потому что переезд обратно был теперь совершенно неразумен - Гадус-Морхуа абсолютно не подходил для создания успешной карьеры, а в своей конторе я уже дослужился до звания старшего управляющего.
Я незамедлительно собрал необходимые вещи и отправился утренним пятичасовым поездом в путь, рассчитывая вернуться уже в ночь или на следующий день в самом крайнем случае, если бумажная волокита затянется.
Когда поезд выехал из Вайт-Сэнд тауна и городские постройки сменились изумрудными пейзажами загорода с изредка мелькающими хибарками, у меня в голове стали проноситься воспоминания детства. Я вспоминал наш старый дом, который мы однажды так спешно оставили.
Я точно помню, что тогда была ночь и мать разбудила меня вся бледная и почти безумная. Она бормотала, как одержимая, о грехе и об осквернении людской плоти нечистым. Мы покинули родные края практически без вещей, не попрощавшись ни теткой, ни со знакомыми. Возможно, ссора матери с сестрой накануне затронула и еще кого-то, потому что она вряд ли бы уехала только из-за тетки.
Я совсем не помню, о чем они тогда говорили, помню лишь, что меня сильно удивил контраст их голосов: мать кричала, как в исступлении, а тетка напротив - была спокойна.
Я открыл глаза. Оказалось, что я пробыл в забытье всю дорогу. Выйдя на платформу, я поразился тем необычайнейшим фактом, что на перроне не было вообще ни единого человека. Я невольно ощутил какое-то липкое и прохладное перекатывание внутри себя. Конечно, Гадус-Морхуа не был крупным городом, но хотя бы кто-то должен был быть здесь в полдень.
Поскольку я жил в этом городе до 11 лет, мне не составило труда добраться до юридической конторы минут за пятнадцать. По дороге я все же умудрился встретить двух человек, и у меня даже улучшилось настроение. Почти сразу я очень пожалел о своей находке из-за невыносимой рыбной вони, которая исходила от них на несколько десятков футов. Может, это были рыбаки, однако запах был с примесью какой-то утробной гнили и настолько едкий и сильный, что я предпочел не приближаться к ним слишком близко.
Пока я шел по знакомым кварталам, я обратил внимание на то, что многие дороги были в полуразрушенном состоянии, им явно требовался ремонт, а большая часть окон в зданиях была заколочена. В принципе это место никогда не являлось густонаселенным, жизнь всегда текла здесь по-сельски неспешно и спокойно. И все-таки такого запустения определенно никогда не наблюдалось. Подойдя к конторе, я обнаружил, что она закрыта. Тут я вспомнил, что с самого отъезда у меня во рту не было ни крошки.
Я решил перекусить и побрел к старому трактиру на побережье. Зайдя в заведение, я увидел фигуру, неспешно протирающую стол у окна. Приблизившись к нему, я с отвращением снова ощутил рыбий запах с гнильцой, а когда человек повернулся ко мне, я отшатнулся от него из-за невольного испуга.
Трактирщика определенно поразила какая-то хворь: лицо было зеленоватого цвета, глаза навыкате, на шее виднелись глубокие складчатые морщины. Он был лыс, но волосы выпали неравномерно, и кое-где торчали клочки.
Странный человек поздоровался, как-то слишком апатично для, вероятно, единственного клиента за день.
Я решил, что надо быстро сделать заказ и поскорее убраться отсюда, чтобы не подхватить эту невиданную мной доселе заразу.
Меня поразило то, что заказать можно было только рыбу, а из напитков была одна лишь вода. И если рыба в силу нахождения забегаловки у порта не могла быть несвежей, то вода же была какой-то кисло-горькой, как бы то ни было, жажда была слишком сильна, поэтому я просто выпил ее залпом.
Вдруг я увидел в окне, как по дороге пробежал паренек. В какой-то миг, он посмотрел на меня, и я опять увидел признаки той болезни, которая поразила предыдущих встретившихся мне обитателей, хотя у мальчугана они проявлялись слабо.
Расспросив хозяина трактира о том, в каком часу может вернуться нотариус, я получил с некоторым трудом информацию, о том, что он сейчас не работает и мне следует наведаться к нему домой на Брокеншип-стрит, 9. Эта новость меня не слишком обрадовала, потому что я не хотел оставаться здесь на ночь.
Нужный мне дом, к счастью, находился совсем не далеко и, идя туда, я лишний раз убедился, что этот город имел мало общего с местом, где я родился.
Неожиданно я услышал очень необычное пение. Я проходил как раз мимо церкви, и оно слышалось оттуда. Я поразился тому, что эта, по всей видимости, молитва абсолютно не была похожа на христианское богослужение.
Я обратил внимание, что на церкви не было крестов - они были спилены, а над дверями висела конструкция, представляющая собой совершенно неописуемый символ, от неестественного вида которого у меня мурашки пробежали по телу. Он словно был не от мира сего. Невольно мне вспомнились слова матери о «ложном боге». Мне инстинктивно захотелось как можно быстрее уйти подальше, и я ускорил шаг.
О, да! Гадус-Морхуа сильно изменился. Облезлые и покосившиеся дома были словно пропитаны каким-то отчаянием и тоской. По городу как будто пронеслась безжалостная чума. Он стал лишь призраком, тенью некогда заурядного рыбацкого поселка, и в настоящий момент от Гадус-Морхуа веяло такой безысходностью, что возникало паническое желание бежать прочь, что есть мочи из этого зловещего городка.
Приблизившись к жилищу нотариуса, я обратил внимание на то, что крыльцо и лужайка перед дверью были весьма опрятными. Я поднялся по ступенькам и постучался. Когда дверь открыли, я не без радости увидел первого жителя с обычной человеческой внешностью. Это был высокий мужчина с рыжими волосами, оказавшийся мистером Джорданом.
После обмена формальными приветствиями, меня пригласи войти. Внутри дом выглядел гораздо лучше, чем снаружи, и хотя он явно знавал лучшие дни, мебель в нем была новая и, по всей видимости, недешевая.
Первое время мне все никак не удавалось перейти непосредственно к теме моего завещания, потому что мистер Джордан без конца перебивал меня предложениями чая, кофе, расспросами о политике и о жизни в Вайт-Сэнд тауне, откуда, как оказалось, он сам был родом, а в Гадус-Морхуа приехал исключительно по деловому вопросу. Складывалось впечатление, что он всеми силами желал отодвинуть начало обсуждения основной причины нашей с ним встречи.
Решив, что для приличия прошло достаточно времени, я перебил его прямым вопросом о моем деле и сказал, что не могу с этим тянуть, так как мой поезд отбывает в 7 часов вечера. Тут на лице Джордана появилась гримаса человека, смирившегося с чем-то, безусловно, необходимым и неприятным одновременно.
Нотариус начал рассказывать о возымевшем большое влияние в Гадус-Морхуа и его окрестностях культе морского бога Дагона, чьи адепты совершали ритуалы, не уступающие по бесчеловечности и фанатичности древнейшим языческим обрядам. Оказалось, что в этом городе последователи Дагона создали свой Орден и подмяли под себя городские власти с церковью почти вскоре после моего с матерью отъезда тридцать лет назад. Постепенно все стало проясняться, и я понял, почему моя семья столь спешно покинула это место.
Ко всему прочему, эта секта имела дурную славу, практикуя жертвоприношения. Всякие попытки провести расследование заканчивались тем, что люди просто исчезали. Подобные случаи были замяты мэром города – Грегором Малвисом, который не просто не препятствовал распространению влияния культа, а даже стал его главой. Он платил за молчание колоссальные деньги. Дело в том, что при общем запустении города, экономически он процветал не только благодаря избытку рыбы, но и самому настоящему золоту.
По словам Джордана, он был в ловушке: до сих пор ему сохраняли жизнь, потому что он помогал администрации города с махинациями. Необходимо было скрывать такой неестественно огромный уровень золотодобычи, так как власти штата могли этим заинтересоваться, что для Грегора Малвиса была совсем нежелательно.
Также мой новый знакомый добавил, что случай в Гадус-Морхуа вовсе не уникален. В городе Иннсмуте, находившемся в паре десятков километров по береговой линии отсюда, подобный культ набрал силу еще в прошлом веке.

Дальнейшее мое повествование станет самым настоящим испытанием на доверие, потому что вам придется поверить мне на слово, а то, что я сейчас собираюсь описать находится за гранью мыслимого даже для самых безрассудных почитателей мистики.
Мой собеседник сказал, что местные стали замечать, что он проявляет интерес к их религии, и было очевидно, что это лишь вопрос времени, когда его устранят. Джордан стал описывать нечто фантастическое. Он лично убедился, что трактаты местных вовсе не вымысел, и что все, что в них описывается сущая правда. Там говорилось, что много лет назад еще до существования самых древних предков человека из дальних глубин космоса прибыли неведомые твари, один вид которых способен вызвать безумие. Они живут в океане, а людей не трогают, лишь потому, что пока еще не пришло для этого время.
Тем не менее, культы служения тварям расположены по всей Земле с незапамятных времен, а древние шумеры даже открыто поклонялись им. Однако лишь недавно чудовища решили увеличить свою численность. Когда-то Земля была ареной для войн между различными инопланетными цивилизациями и с большими потерями Глубоководные одержали победу, но все же силы их истощились и, будучи бессмертными, они легли в спячку. И вот теперь пришло их время, и они жаждут абсолютного могущества.
Имея проблемы с численностью женских особей, они решили спариваться с людьми. Гибриды, получающиеся в результате этого богопротивного и мерзостного соития с возрастом приобретают черты Глубоководных, и полностью переродившись, имеют возможность уплыть в подводный город в на дне океана и жить там вечно. Со временем полукровки теряют волосы, покрываются чешуей и обзаводятся жабрами. За человеческие жертвы и возможность совокупления с женщинами демонические создания стали приносить множество рыбы и несметные сокровища из морской пучины. Дагон – их бог и покровитель - редко поднимается на поверхность, правда ходят слухи, что его можно вызвать особым ритуалом и получить его особое покровительство.
Поначалу община города сильно противилась новым порядкам и, несмотря на власть и давление мэра, многие жители по-настоящему взбунтовались и сражались с прислужниками Ордена Дагона, потому что не хотели, чтобы их дочери были отданы в жены морским тварям даже за неисчисляемое количество золота. Тех женщин, которые переходили на сторону иноверцев и соглашались вынашивать уродов, называли шлюхами сатаны и многих убили. Это сильно прогневило Дагона, и он наслала полчища Глубоководных в Гадус-Морхуа. Ряды их были неисчислимы, они перебили большую часть жителей города, оставив только тех, кто доказал свою лояльность морскому богу.
С тех пор уже начало расти второе поколение гибридов. Пока они молодые, признаки Глубоководных не сильно заметны. Но уже в отрочестве они теряют большую часть волос, отличаются лупоглазостью и источают сильный рыбий запах, а на шее начинают формироваться жабры. Я невольно вспомнил ребенка, которого видел в трактире.
Под городом чудовища прорыли множество смежных с океаном ходов и посему могут подслушивать разговоры в любом доме. Тут Джордан стал горячо заверять меня, что лично видел одну из тварей в погребе своего дома.
Пока я его слушал, я сделал кое-какие выводы. Несомненно, этот образованный человек провел слишком много времени в этом вырожденческом городе, где преступная секта держала его в страхе, а значит, рассудок его пострадал, и он принял близко к сердцу глупые легенды. Безусловно, эта секта преступна и заслуживает разоблачения, но, само собой, россказни о древних богах и армии тварей, живущих в подводном городе, были похожи на горячку.
И вместе с тем, при мысли, что в его словах каким-то невероятным образом могла быть хотя бы частица истины, мной овладевал такой сильный животный ужас, словно мою душу засасывало в небытие. Когда Джордан прервал свою тираду, я ощутил, что мое положение откровенно печально. Пускай его абсурдные истории о космических амфибиях - чепуха. Как-никак, Гадус-Морхуа был во власти бандитов, и, выходит, моя жизнь действительно подвергалась опасности.

Потом нотариус признался, что никакого завещания вовсе не было, а меня он хитростью заманил в этот город, ведь по его словам никто кроме меня не мог ему помочь. Жители коммуны не позволяли чужакам совать нос в их дела, а у меня были привилегии, потому что моя родственница была у них до самой смерти на хорошем счету.
Я не знал, что более тягостно: знать, что моя тетка связала жизнь с жестокой сектой или же, что я нахожусь в их логове практически беспомощным, уповая лишь на волю случая.

Я спросил у своего заточителя, что, по его мнению, я должен делать. Он стал меня уверять, что иного пути, кроме как пойти прямо в Орден, резиденция которого находилась в здании мэрии, у меня просто нет. Если я попытаюсь сбежать, то меня непременно поймают, ввиду того, что городские посты расположены по дороге на много миль от города, а перрон, как и весь город, на самом деле, тщательно охраняется, поскольку из подземных туннелей есть много выходов наружу по всему Гадус-Морхуа и его окрестностям. Пойдя же к мэру – главе Ордена, я имею возможность быть признанным служителями культа. Самого Джордана к Ордену не подпускали, он лишь делал бумажную работу на дому, а специальный посыльный передавал необходимые документы.
Нотариус рассказал, что в кабинете Грегора Малвиса хранились все бумаги, данных о махинациях и об убийствах людей в которых было достаточно, чтобы началось крупномасштабное расследование правительства. И хотя власти не сильно помогут в борьбе с армией чудовищ, будет лучше, если правда всплывет наружу - тогда у человечества появится пускай и ничтожный, но все же шанс на спасение.
Джордан уверял, что когда я добуду необходимые улики, мы сможем бежать из города. Одному ему это было не под силу, однако вдвоем мы могли прорваться через подземные ходы, он также упомянул, что у него имеется в наличии Смит-энд-Вессон с двумя обоймами. При всем при том, что Глубоководные были бессмертными, они могли погибнуть от насильственной смерти.
Здесь я решился поговорить начистоту и ответил, что считаю это все потоком бреда. Я хотел иметь стоящий план побега, а не уповать на ходы, прорытые мифическими созданиями.
Тогда Джордан провел меня в соседнюю комнату, где прямо посередине, совершенно не к месту стоял огромный шкаф, и попросил меня помочь его сдвинуть, после чего откинул ковер, и я увидел люк, ведущий в погреб. Со словами, что тот, кто создал нашу вселенную явно не благодетель, он поднял люк. Сначала я ничего не увидел в полутьме, однако спустя некоторое время мои глаза различили зияющую на дне погреба дыру, а рядом с ней лежало нечто зеленоватое. Неподвижное существо, в котором отдаленно угадывался человек, обладало чешуйчатым телом, перепончатыми лапами, белым животом и лысой головой с жабрами по бокам и глазами навыкате.

После ряда инструкций полученных мной от Джордана я отправился в здание Ордена. Свой револьвер юрист мне не дал. По его словам, его все равно бы отняли при обыске, а ему он был нужнее. Сгущались сумерки, и город стал еще более мрачным и негостеприимным. Мэрия находилась неподалеку от церкви. Когда я проходил мимо нее, служение как раз закончилось, и оттуда вывалилась толпа адептов. Они молча уставились на меня немигающими глазами, и пока я шел, двигались за мной плотной стеной. У меня задрожала спина, я уже начал жалеть о том, что согласился на эту авантюру.
Сектанты преследовали меня до самых дверей, оказавшихся незапертыми. Я быстро прошмыгнул туда, даром, что там меня могло ждать что-то намного более опасное.
Внутри убранство практически не отличалось от других подобных административных помещений, если не считать висящих повсюду символов, как над входом в церковь. Ко мне быстро приблизилось двое пучеглазых громил, источающих знакомую едкую вонь, и резво схватили меня за руки.
На лестнице, ведущей наверх, я увидел существо, которое продвинулось в своей мутации намного дальше, чем остальные виденные мной ранее жители, но на Глубоководного из подвала Джордана оно все же еще не походило. Его голову украшала тиара необычной формы, а туловище было облачено в красивую изумрудную мантию с золотыми нашивками. Я понял, что это был кто-то главный и закричал, что я племянник Агнесс Уэйленд.
Существо на лестнице окликнуло державших меня охранников. Голос его был абсолютно нечеловеческим. Он был очень низким, немного хриплым, каким-то лающим, и все же я смог разобрать вполне английское «остановитесь».
Последующие полчаса я провел в невероятном страхе, как в самом дурном сне. Меня представили мэру Гадус-Морхуа Грегору Малвису. Моя нервная система была в жутком смятении, а тело стало ватным и не слушалось меня. Должен сказать, я был в таком ужасе, что подробно не сохранил в памяти весь наш диалог.
Малвис признал меня, а я смутно угадывал в нем мэра, которого видел в детстве. С трудом верилось, что это тот самый человек. Носа и ушей у него теперь не было вовсе, тело было перекошено, как у самого жуткого горбуна, а на шее образовались глубокие складки.
Я нес какую-то околесицу, о том, что хочу быть принятым в Орден и служить истинному богу Дагону. Существо, по всей видимости, согласилось, если согласием можно считать утробный звук, похожий на кваканье. Затем Малвис удалился, а его телохранители сказали, чтобы я ожидал окончательного решения.
Я остался совершенно один в кабинете мэра. У меня появился шанс, и я стал обыскивать помещение. Неожиданно за дверью послышались шаги. Мое сердце заколотилось, а в груди неприятно защемило. Пути назад не было, потому что я уже не успевал прибрать за собой весь беспорядок. Нужные документы все никак не попадались.
Почти все найденные мной бумаги являлись какими-то манускриптами, где описывались войны между Глубоководными и какими-то Древними. И вот ручка двери заскрипела. Я почти отчаялся и приготовился к мучительной смерти. В кабинете не было выходов, кроме окна. Но все-таки последний момент я решился прыгнуть. Схватив со стола какую-то шкатулку с орнаментом в виде головы страшного существа, я на ходу выбил плечом стекло и полетел в темноту ночи.
Острая боль пронзила мою правую ногу, я не смог сдержать вопль. Бежать было невозможно. Я увидел, как во двор с обеих сторон ко мне бегут мутанты. Из-за сломанной ноги у меня начала кружиться голова. В какой-то момент страх отступил, и мне стало абсолютно все равно, что со мной будет.
Внезапно я почувствовал, как меня с силой кто-то потащил за руку куда-то вниз. Джордан! Оказывается, он воспользовался подземным ходом, чтобы вытащить меня из передряги. Я уже почти потерял сознание и слышал сквозь пелену, как он говорил, что по пути пришлось убить нескольких тварей, а одна его даже поранила, ведь их чешуя образует плотный панцирь, поэтому застрелить Глубоководного сразу сложно. Тут я упал в обморок.
То, что мне придется поведать вам дальше, невозможно воспроизвести достоверно на бумаге, и все же, дабы представить хотя бы толику того, что перенес я, вспомните ваш самый гнетущий кошмар, самый чудовищный сон или самую опустошающую нечеловеческую тоску, когда - либо навещавшую вас.
А теперь я скажу, что все это ничтожно по сравнению с тем безумным отчаянием, которое пронзило мой разум и не отпускает и по сей день с той самой ночи, когда Джордан привязал меня к жертвенному алтарю на рифе, чтобы совершить ритуал по призванию одной из тех тварей, для которых даже ад слишком уютен.

Я очнулся не сразу. Сознание возвращалось постепенно. Сначала я слышал какую-то непонятную крикливую речь и шум волн, затем я почувствовал капли дождя на коже, и только потом я вспомнил, что со мной произошло за последние сутки. Тогда я резко открыл глаза.
Картина, представшая передо мной достойна книг самого Эдгара По. Сам я был прикреплен веревкой к гладкому каменному овалу, стоявшему вертикально. Руки, ноги и голова ложились в специально сделанные углубления, из чего становилось очевидно, что конструкция создана преднамеренно и использовалась не раз. Вокруг меня простиралось море, где-то вдалеке были видны редкие огни, по всей видимости, Гадус-Морхуа. Я увидел человека, который стоял на коленях и, стараясь заглушить шум волн, громко читал текст на непонятном языке по книге у своих ног. Этим человеком был мой нотариус Джордан. Оказалось, что мы были на рифе, куда он привез меня на лодке. Посудина была привязана к имевшемуся здесь кнехту. Риф имел небольшую площадку, где также располагался и столб, к которому я был прикован.
Спустя минуту я понял, что это - то самое место, где вот уже почти тридцать лет людей приносили в жертву жителям морских глубин. Здесь многие годы мужья и отцы, жены и матери, сыновья и дочери были отданы на растерзание склизким чудовищам. Те, кто совершал эти гнусные преступления, были хуже Иуды, ведь они предали весь род людской.
Сей же час я осознал, как сильно не хочу умирать. Что поделать, только когда высшие силы отнимают что-то у человека, он по-настоящему начинает это ценить. Многие сейчас живут скучной, как им кажется, жизнью и знать не знают, каким сокровищем они обладают. К сожалению, я получил нечто более ужасное, чем даже смерть - я приобрел тяжкое бремя невыносимого для человеческого мозга знания и почти обезумел после того, что я собираюсь вам сейчас описать.
Конечно же, я кричал, умолял, обещал все, что у меня есть и чего у меня никогда не было, чтобы Джордан меня отпустил. Но он оставался глух к моим мольбам. Его глаза светились настоящим сумасшествием, мерзавец даже не смотрел в мою сторону. Кто знает, когда ему пришла в голову эта мысль. Может он спланировал все с самого начала, а может, решился, когда нашел книгу в шкатулке, которую я похитил у Малвиса.
Нотариус провел в этом проклятом месте слишком много времени и, возможно, психика многих в подобном случае дала бы сбой. В какой-то момент он стал повторять только одну фразу, причем с особым упоением, будто с любовью, приплясывая в демоническом танце и смеясь. Я запомнил её, потому что она впечаталась в мое сознание, как клеймо, напоминающее о том, что все это действительно произошло со мной, и заставляет меня просыпаться по ночам, когда во сне я вновь и вновь слышу эти дьявольские слова: «Пх’нглуэ мглв’насх Дагон ргах’нагл тха’ниар!»
Вдруг Джордан подошел ко мне. С истеричной гримасой на лице он сказал, что только глупец, боящийся всего нового, станет утверждать, что нескончаемая жизнь в морском городе не прекрасна, и мне выпала великая честь узреть того, кого большинство сектантов видели только на фресках, узреть бога и господина всех Глубоководных – Великого Дагона!
Судя по всему, он верил, что ритуал поможет ему быть допущенным до перерождения. Как выяснилось, до этого в Гадус-Морхуа подобные ритуал проводил только мэр, который не был гибридом, однако после призыва высшего чудовища начал приобретать свойства Глубоководных и удостоился высшего почета.
Вдруг вода сильно забурлила и волны, бывшие до этого почти спокойными, стали с силой ударять в риф, а вскоре и вовсе заливать его. Дождь тоже усилился и лил с таким рвением, что вода, казалось, заполонила целиком все пространство.
Тут из воды показалось нечто, настолько нереальное для нашего мира, что именно тот факт, что оно настоящее, становился совершенно нетерпимым для всего моего естества. Без сомнения это был он. Отец и покровитель Глубоководных гадов. Размеры его были величественны, а внешность вызывала отвращение и трепет: невероятно большое тело, покрытое чешуей, и зловонная пасть были так омерзительны, как сама смерть во плоти.
Издавая дикие ритмичные звуки, амфибия уцепилась когтистыми лапами за край рифа. Джордан упал на колени и стал вопить очередной поток слов на языке преисподнии. Дагон, как будто в ответ, испустил вой. Нет, правильнее сказать гул тысячи животных. Я ощутил, как из моих ушей пошла кровь, и заметил, как по воде пошли волны от звуковой вибрации. Это продолжалось, наверное, пять минут, а мне почудилось, что прошла целая вечность. Потоки воды с яростью хлестали мое тело.
И тогда я услышал внутри себя голос. Неужели тварь вторглась в мою голову? Я не знаю, что это были за слова, однако в тот момент я точно все понимал. Похоже, Джордана тоже посетил этот голос. Я увидел, как на мгновение он замер, а затем резким движением проткнул свои глаза пальцами, так просто, как если бы он вогнал гвозди в масло. Он кричал от боли, но продолжал сверлить свои глазницы, не двигая больше ни единым мускулом.
Мне впервые за последнее время повезло - я был накрепко привязан к алтарю, хотя изо всех сил старался разорвать путы, пока этот голос контролировал мое тело. И в тот миг я встретился с Ним взглядом. Я как будто посмотрел в бездну, и моя душа навеки осталась там.
Больше я ничего не помню из событий той ужасной ночи. По всей видимости, опять потерял сознание. Как потом рассказывали, меня нашли в море и подобрали матросы корабля «Стрейнджер», который доставил меня в порт Вайт-Сэнд-Тауна, откуда я был отвезен в госпиталь Св. Елены, где пробыл в полубреду около двух недель.
Мои показания о золоте чрезвычайно заинтересовали Бюро Расследований, остальную же часть своего визита в Гадус-Морхуа я решил держать в тайне. Все равно бы мне никто не поверил, к тому же это бы обесценило мои слова о золотых приисках. Я лишь хотел привлечь внимание властей к городу, поэтому все, что им стало известно - это то, что одному несчастному не повезло стать жертвой организованной преступности.
И вот я закончил свое повествование, мои силы иссякли, я больше не могу держать себя в руках, я не в состоянии и дальше бороться со своим прошлым. Более того, скажу я вам, во сне мне часто стали являться морские города с их жителями, и я постоянно слышу тот страшный голос бога океана. Чудовище зовет меня.
Я выполнил свой последний долг, написав эти строки, открывающие безумную правду, и теперь моя жизнь потеряла всякий смысл. Я твердо вознамерился лишить себя жизни, и ничто не удержит меня от этого давно задуманного решения.