М Н

   Начало событий, о которых пойдёт речь в этом рассказе, по времени совпадают с возвращением автора из Казахстана осенью 1957 года. Поэтому, сначала у автора было желание объединить этот рассказ с предыдущим, «Моя целина». Но, хотя по времени одни события следовали одно за другим, автор решил, что по теме рассказы очень отличаются и объединять их не стоит. Рассказ назван  М&Н потому, что именно так мы подписываем наши электронные письма в Интернете.

                Осень 1957 года

   Осенью 1957 года занятия в институте начались не 1 сентября, а более чем на месяц позже,10 октября. Ведь только 5 октября мы вернулись с целины, где проработали "на благо родины" 4 месяца. Снова  начались лекции, семинары, курсовые проекты,  чертежи.
 
   Лекции по теории машин и механизмов нам читал нам академик Иван Иванович Артоболевский. Его мягкий слегка грассирующий голос завораживал, а сами лекции были так интересны, что на них ходили даже самые завзятые прогульщики. Начались лекции по сопротивлению материалов, сопромату. Предмет этот был поначалу трудный и малопонятный. Пожалуй, сопромат был самой сложной дисциплиной из тех, что нам преподавали в институте. Про него говорили: «Сдал сопромат – можешь жениться!» Но до экзаменационной сессии было ещё далеко, и мы, студенты, вели беззаботную жизнь, полностью оправдывая слова старой песни: «Студент бывает весел от сессии до сессии, сессии – всего два раза в год!»

   Студенческая жизнь бурлила. Она была насыщена многочисленными встречами в компаниях и на вечерах – так называли мы танцы, устраиваемые активистами курса в каком-нибудь арендуемом помещении. На эти вечера приглашали  «лабухов». Обычно это были небольшие коллективы из трёх музыкантов: саксофон, ударник и контрабас. Как правило, это были любители, но иногда удавалось привлечь и профессионалов. По традиции танцам предшествовал небольшой концерт самодеятельности.
 
   Наш курс был  небогат девочками, и мы приглашали девиц из других вузов – педагогических (их было 2 или 3 в Москве) или биофака МГУ, где сплошь учились девицы. Помимо наших танцевальных вечеров многие из нас посещали подобные вечера в других учебных заведениях. Я, например, часто бывал в МГУ. Пройти  в любое его здание было тогда делом трудным: надо, чтобы кто-то из тех, кто там учится, заказал пропуск. Обычно меня приглашала давняя знакомая Алла Ж.  С ней я был знаком ещё со школы: она была моей постоянной партнёршей в кружке бальных танцев, и одно время я был даже в неё влюблён. Я знал, что я ей тоже нравился, но не придавал этому никакого значения. На вечерах в МГУ Алла познакомила меня со своими подругами. Одна из них - Лена К. запомнилась тем, что была дочерью известного профессора физики МГУ, автора учебника по которому мы учились. Но это я узнал уже потом, после того, как мы вскоре расстались. А бабушка Лены была директором музейного комплекса Ново-Девичьего монастыря, и они жили на его территории в бывших помещениях монахов. Пару раз я бывал у них в гостях. Помню большущую комнату, из которой две лестницы вели в маленькие комнатки под потолком – вероятно, монашеские кельи. В одно из посещений Лена повела меня гулять, и мы попали на кладбище с интересными надгробиями. Только позже я узнал, что тогда невзначай посетил впервые знаменитое своими захоронениями Новодевичье кладбище.
 
   Вообще у Аллы часто собиралась большая компания молодёжи, и я довольно часто ходил к ней в гости. Там меня всегда очень радушно встречали её родители и старшая сестра Эмма. Отец девочек не запомнился, зато мама была женщиной яркой, весёлой и очень хлебосольной. Я познакомился с ней ещё тогда, когда их семья жила в нашем Военном городке, и с тех пор звал её только тётей Павой, а она меня – племянничком. Тётя Пава готовила всегда такие вкусности, а я был их восторженным ценителем. В ближнем Подмосковье у них была дача, и тётя Пава всегда угощала гостей домашним вареньем. Всех друзей мужского пола тётя Пава принимала как потенциальных женихов своих дочерей. Со старшей её дочерью Эммой я был знаком, пожалуй, ещё раньше, чем с самой Алкой.  Обе сестры были девицами весёлыми и компанейскими.
 
           Знакомство и первые встречи.

   В конце декабря 1957 года Эмма пригласила меня на свой день рождения. Первый, кого я там встретил, был мой знакомый Николай, с которым мы уже несколько раз виделись в этом доме. Оба мы были «женихи», и оба себя здесь таковыми не считали. Перед тем, как сесть за стол, мы, помню,  потанцевали и уже были готовы идти к столу, когда вдруг явились ещё две незнакомые девицы. Нас познакомили. Оказалось, что это две сестры Наташа и Нина. Девицы были весьма миловидные: обе - небольшого роста, изящные, скромно, но со вкусом одетые. Мы с Колей сразу же поделили их между собой. Я выбрал Наташу, Коля - Нину. К досаде Аллы почти весь вечер мы танцевали с нашими новыми знакомыми, часто обмениваясь партнёршами. Танцевали мы в основном модный тогда рок-н-ролл. Обе девушки были такими лёгкими и в танцах мы запросто бросали их через голову, и вообще выделывали чёрт знает что. Алка, наверное, обижалась, но так как она  была девицей довольно крупной, с ней такие «фигуры» делать нам было не под силу. Потому  для неё и для других оставались фокстроты и танго. В перерывах между танцами мы с моей новой знакомой выбегали охладиться в коридор или лестничную клетку, и там отчаянно целовались. Перед тем, как проститься с Наташей, мы договорился о новой встрече и я дал ей номер домашнего телефона (у неё телефона дома не было).

                Первый визит

   Наташа позвонила уже на следующий день. Она предложила встретиться у неё дома. Я был несколько озадачен таким приглашением и поехал по указанному адресу. Ехать пришлось долго: сначала трамваем до станции метро «Сокол», потом на метро до станции «Калужская» (теперь «Октябрьская»), и дальше троллейбусом по Калужскому шоссе (теперь Ленинскому проспекту). Поездка на троллейбусе заняла не менее получаса, а вся дорога – около полутора часов. Это оказалось и дорогим удовольствием: в то время в городских автобусах и троллейбусах плата взималась в зависимости от расстояния. В каждом общественном транспортном средстве сидела женщина-кондуктор, зорко следящая за тем, чтобы все пассажиры были «обилечены».

   Но вот, наконец, я доехал до нужной остановки, нашёл дом, поднялся на 7 этаж. Дверь открыла сама Наташа. Она была в том же платье, что и на вчерашнем дне рождения.  Наташа мне мило улыбнулась и пригласила пройти в свою комнату. Мы сели за стол, и Наташа стала меня потчевать нехитрой едой. Ну а дальше я начал активно за ней ухаживать, тем более, что обстановка располагала. Далеко, однако, мои ухаживания не зашли: Наташа решительно меня остановила.
 
   Потом мы сели на диван, и Наташа стала мне рассказывать о себе. Оказалось, что они с сестрой живут одни. На вопрос о родителях рассказала, что их мама умерла 4 года назад, когда Наташе было 18, а Нине 16 лет, что папа их два  года назад вторично женился, и теперь живёт у жены, где-то в центре Москвы. Ещё Наташа рассказала, что по окончании школы, в 1954 году, она пыталась поступить в медицинский институт, но по балам не прошла. И тогда устроилась работать медсестрой в больницу им. Боткина, где работает и теперь. Вместе с ней и тоже медсестрой работает  Эмма, они – подруги, вот та и пригласила её на свой день рождения. Ещё я узнал, что на следующий год, 1955, Наташа поступила на вечернее отделение Биологического факультета МГУ и теперь училась, как и я, на 3 курсе. Наташа рассказала, что её сестра Нина учится на дневном отделении Лесотехнического института. Она не работает и занимается домашним хозяйством.
Всё это я выслушал, и мне стало жаль обеих сестёр. В сравнении с ними, я жил так благополучно и беззаботно. Уже в тот вечер эта молодая девушка, которая мне сразу так доверилась, вдруг стала очень близкой. Это ещё была, конечно, ещё не любовь, но что-то  такое, трудно передаваемое словами.
 
   Мы с Наташей стали часто встречаться. Почти ежедневно она звонила мне по телефону, иногда по нескольку раз на день. Я ей звонить не мог – у неё в квартире телефона не было. Наша соседка по квартире сказала тогда моей маме, что, кажется, нашлась девушка, которая по-настоящему понравилась Мише. Она заметила, что телефон у нас дома, раньше с утра до вечера не умолкавший, вдруг стих – мне звонила только Наташа.
   
   Наступил новый 1958 год. И начался он с экзаменационной сессии. Мы с Наташей стали видеться реже, в основном перезванивались. Зато, когда наступили каникулы - почти не разлучались. Я приезжал к Наташе домой, там меня радостно встречали обе сестры, и мы устраивали вкусные и веселые посиделки. Иногда к вечеру у меня вдруг начинала «болеть голова», и девочки оставляли меня у себя ночевать. Оставалось только предупредить маму телефонным звонком.

   У сестёр часто собиралась большая компания. В основном это были их школьные друзья.Я сразу же стал среди них «своим».

                Сверчков переулок.

    - Хочу  тебя познакомить с моим папой, – сказала мне Наташа вскоре после зимней сессии 1958 года, – 1-го февраля у него день рождения, и они с женой нас с тобой приглашает.
     -  А где они живут?
     - В центре, недалеко от ст. метро «Кировская», в Свечковом переулке, знаешь такой?
         
        В назначенный день мы встретились с Наташей в вестибюле станции метро «Кировская» и пошли переулками, Телеграфному, потом по Кривоколенному и, наконец, пришли в Сверчков. Нужный дом располагался в глубине небольшого двора. Он был старинной постройки, каким-то чудом  сохранившийся среди современных жилых зданий. Через тяжёлую входную дверь вошли в тёмный вестибюль, только слегка освещённый: свет едва пробивался через маленькое давно не мытое  окно. Справа лестница вела на второй этаж, но мы прошли левее и оказались у двери нужной нам квартиры. Позвонили. Нам открыла дверь женщина довольно неприглядного вида.
   -  Это их соседка Зина, – пояснила Наташа.
 
   Мы прошли в квартиру, тут дверь одной из комнат открылась, и на пороге появился среднего роста немолодой уже мужчина, очень похожий на Наташу. Мы познакомились:
   -  Фёдор Фёдорович, – представился он мне.
 
   Мы вошли в комнату. Навстречу нам шла уже жена Наташиного папы, Татьяна Владимировна – женщина одного с ним роста, с крупными чертами лица и очень выразительными глазами. Мы познакомились. После этого мы с Наташей поздравили Фёдора Фёдоровича с днём рождения, и нас пригласили к столу. За столом уже сидела Нина, давно поджидавшая нас. Наверняка она уже всё о нас с Наташей рассказала, так что заочно меня уже здесь знали.

   Я оглядел комнату: высокий сводчатый потолок, два окна с широченными подоконниками. Проемы окон были очень глубокими, не менее метра. Снаружи на окнах решётки. Через небольшой дверной проём виднелась вторая комната меньших размеров. По площади  обе вместе они были не более 25 кв.метров. В обеих комнатах вся мебель была старинной, будто только что из музея: стол, стулья, два буфета, горка, небольшой диван. На входе в первую комнату слева располагалась настоящая печь, а справа – столик со столешницей из темно-зеленого с прожилками мрамора, на котором стояли фаянсовый таз и в нём кувшин, наполовину наполненный водой. Проход между печкой и столиком был очень узким. Потом я узнал, что Наташа с Ниной называли этот проход  «Дарданеллами».

   Татьяна Владимировна предложила мне помыть руки, и Наташа, взяв  тяжёлый кувшин, стала поливать мне из него. Вода сливалась в таз – всё было так непривычно. Потом мы сели за старинный с витыми ножками стол. Стулья тоже были старинные с высокими спинками. Их, наверное, давно не ремонтировали – подо мной стул слегка качался, угрожая развалиться.
   
   Мы очень мило побеседовали. Меня ни о чём особенно не спрашивали, а если что и узнали, то только по моей инициативе. Наташа заметно нервничала: ей очень хотелось, чтобы я понравился папе и Татьяне Владимировне. Так оно, наверное, и случилось: по окончании вечера они пригласили нас прийти к ним ещё раз.
Честно говоря, я плохо помню день нашего знакомства – всё заслонили наши последующие визиты к родителям. А случались они довольно часто, практически еженедельно, особенно после рождения сына Мити.
 
   Как-то однажды, во время нашего очередного визита, я  заметил, что проходная комната как бы разделена на две части (это было видно по потолочному декору), причём вторая и большая часть комнаты, по-видимому, принадлежала соседям.

   - Да, - подтвердила Татьяна Владимировна, - и вторая часть, да и вообще весь первый этаж этого дома занимала раньше моя семья. После революции нас стали уплотнять: отняли одну, потом вторую комнату, а после того, как отца первый раз арестовали и посадили (1932 год, так называемая «Рабочая оппозиция») нам с мамой и братом оставили только 2 комнаты. После второго ареста и гибели отца отрезали и часть большей комнаты.

   То, что она мне всё это доверительно рассказала, свидетельствовало о том, что оба они, и Фёдор Фёдорович, и Татьяна Владимировна, расположились ко мне, и мне это, конечно, очень льстило.
 
                Воскресенск.

   Следующие родственники, с которыми мне предстояло познакомиться - старшая Наташина сестра Женя и её муж Михаил Астапенков. Они жили в Воскресенске, в 88 км от Москвы. Но сначала я познакомился с двумя их дочерьми, Ларисой и Таней. Обеих в конце марта привезли на весенние школьные каникулы к бабушке, тогда ещё жившей в Москве. Если быть точным, то бабушка эта, Валентина Константиновна Яралова, была бабушкой не девочкам, а их маме, т.е. Жене. Девочкам она приходилась прабабушкой.  Старшей, Ларисе, тогда было 9, а Тане 8 лет. Они были очень милыми созданиями, но всё время ссорились из-за шариков, сладостей и т.д. Младшая, Танька, ни в чём не уступала Ларисе и даже претендовала на первенство в их непростых отношениях. Мы с Наташей сводили девочек в зоопарк, в расположенный недалеко детский кинотеатр «Баррикады», ещё куда-то – и мало нам это не показалось. Когда школьные каникулы закончились, за девочками приехали родители. Тут-то и состоялось наше знакомство.

   Перед самым их приездом Наташа по секрету сообщила мне, что Женя не родная, а единоутробная сестра, то есть у них была одна мама, но разные отцы.
 
     - Ну а Нина-то твоя родная сестра? – поинтересовался я.
     - Родная, родная, - успокоила она меня Наташа.

    Женя, Евгения Борисовна Астапенкова, произвела на меня большое впечатление. Пожалуй, она была, самой яркой из трёх сестёр. Красивые чёрные цыганские глаза, шикарные чёрные волосы, женская стать. Рядом с ней её муж Михаил, несколько проигрывал. Но это было только первое впечатление. Позже я узнал, что в прошлом Михаил офицер-капитан, прошедший всю войну. И, несмотря на значительную разницу в возрасте я с ним очень подружился.
   
   В то время семья занимала 2 комнаты в коммунальной 3-х комнатной квартире. Девочки подрастали, и им, конечно, было тесно. Оба работали на Воскресенском химкомбинате: Михаил слесарем, Женя машинисткой. Жизнь их была нелёгкой: надо было зарабатывать деньги, бегать по магазинам, поднимать дочерей. С продуктами в магазинах в Воскресенске, как и в большинстве российских городов, было плохо. За всем надо было «гоняться», стоять в долгих очередях. И качество того, что удавалось купить, оставляло желать лучшего. Помню, как уже при первом нашем визите в Воскресенск, мы везли туда купленные накануне буханки белого хлеба, мясо, крупу. И это повторялось потом при каждом нашем визите к ним.

                Тётушки.

   Прошло 2 или 3 месяца, и Наташа решила продолжить моё знакомство с её родными, представить меня своим тётушкам. Главной и старшей из живых сестёр Наташиной мамы  была Зинаида Владимировна Смирнова. Вместе с мужем, Алексеем Владимировичем, они жили недалеко от ст. метро Сокол в большом деревянном доме. Рядом с домом был шикарный сад, где во множестве росли фруктовые деревья. Это был настоящий рай среди каменных домов вокруг.

   Наташа представила меня, и завязалась интересная беседа. Тётя Зина и дядя Лёша расспрашивали меня и Наташу об учёбе, предстоящих летних каникулах, о моей будущей специальности. Потом они пригласили нас на веранду, где был накрыт большой стол. За столом могли поместиться не менее 20 человек. Чего только на этом столе ни стояло: и соленья, и варенья, всевозможные закуски и много бутылок с самодельным вином. Мы очень весело провели время и, по-моему, остались довольны друг другом. На прощанье мы получили подарки - яблоки и груши.

   Спустя какое-то время мы снова пришли в гости к Смирновым. На этот раз они были не одни. Это были настоящие смотрины: за столом сидели две немолодые женщины, чем-то неуловимым схожие между собой и хозяйкой дома.

   - Галина Владимировна, – представилась одна из них, протягивая мне руку, и я сразу же догадался, что это ещё одна Наташина тётя, - а это наша с Зинулей сестра, Елена, – сказала она, знакомя меня со второй женщиной. Обе, несмотря на возраст, были довольно изящными дамами. Ещё за столом сидел  немолодой солидный мужчина, а рядом – болезненного вида полная девица.

   - Познакомься, Миша, с моим мужем, Сергеем Ивановичем и нашей дочкой Эллой, Наташиной двоюродной сестрой, - сказала Галина Владимировна.

   Так состоялось моё знакомство с Наташиными тётками Галиной Владимировной Хлебниковой и Еленой Владимировной Ивановой.

   Была и ещё одна женщина, с которой Наташа меня вскоре познакомила – Зинаида Ефимовна Яралова. Наташа и Нина звали её тётей Зиной, хотя родственницей она им не была. Тётя Зина была давней подругой Наташиной покойной мамы. В своё время они вышли замуж за родных братьев, Бориса и Владимира Яраловых, и долгое время они жили одной семьёй. Наташа и Нина  часто посещали тётю Зину, пожалуй, чаще, чем родных тёток. В один прекрасный день мы втроём отправились к ней гости на Пресню. Она была нам очень рада, и с первого же дня я тоже стал звать её тетей Зиной. 
                На работе у Наташи

   Зимой и весной 1958 года мы с Наташей встречались очень часто, а перезванивались ежедневно, иногда по несколько раз на день. В связи с тем, что дома у Наташи телефона не было, в течение рабочего дня я мог звонить ей на работу. Она мне тоже звонила в основном с работы, а по вечерам с телефонов-автоматов. Её кошелёк всегда был полон двухкопеечными монетками.
 
   Уже четвёртый год Наташа работала лаборантом при кафедре инфекционных болезней ЦИУ, Центрального НИИ усовершенствования врачей. Кафедра располагалось на базе инфекционного отделения больницы им. Боткина. Медицинского образования у Наташи не было, впрочем, как и у других сестёр-лаборантов этого отделения. Все необходимые знания и навыки они приобретали в практической работе. Как-то весной на работе у Наташи отмечали праздник (кажется 8 марта). Наташа пригласила меня и познакомила со своими сослуживцами. Кроме медсестёр, там были молодые люди, несколькими годами старше нас – врачи-аспиранты, работавшие над своими диссертациями. Было сразу заметно, что Наташу здесь все очень любят. Я сразу почувствовал, что расположение к ней перенесли и на меня. 

   Некоторое время спустя Наташа познакомила меня с одним из своих начальников – профессором Эфраимом Александровичем Гальпериным. Это был замечательный человек и врач. В 1952 он был осуждён по пресловутому «делу врачей-вредителей», но в 1953, после смерти «вождя народов» реабилитирован. Он тоже очень любил Наташу, относился к ней почти как к дочери.

                Селигер
 
   1958 год был годом начала Великой культурной революции в Китае. И, как это ни странно, китайские события сыграли важную роль в нашей с Наташей судьбе. Ещё во время летней сессии меня пригласила в гости приятельница с другого факультета, Таня Андреева. Мы познакомились с ней прошлым летом в спортлагере и очень подружились. В гостях у Тани сидела компания её однокурсников. Они  что-то горячо обсуждали. Среди них был студент-китаец, довольно бойко говоривший по-русски. Из разговора я понял, что они собрались в лодочный поход на озеро Селигер. Компания была давно уже собрана, но внезапно вмешались события в Китае. С началом культурной революции всем китайским студентам было  предписано вернуться в Китай и лето провести там. Ослушаться этого предписания они не могли. Вот и получилось, что ни он, ни его подруга не смогут принять участия в намеченном походе. Свободное место по инициативе Тани предложили мне. При этом я мог пригласить  кого-либо из знакомых. Без всяких сомнений я сразу же решил пригласить Наташу, и она с радостью приняла мое приглашение.
    
   Поход намечали на середину июля, но что-то не сладилось и его отложили на август. Время летних каникул пролетело быстро. В начале августа Наташа взяла отпуск на две недели, и мы все вместе отправились в путешествие. Сначала надо было доехать поездом до г. Осташкова, там небольшим пароходиком до места расположения турбаза.
    
   Наша компания состояла из 4-х ребят и 4-х девиц. Ребята уже не в первый раз ходили в аналогичные походы и опыт имели. Заранее они сказали нам, что из еды и одежды надо взять с собой. Объяснили, что на турбазе мы возьмём две большие лодки, соорудим мачты, установим их и поставим паруса. Под их  руководством наши девочки скроили из простыней и сшили два больших паруса. Мы с Наташей плохо представляли себе будущий поход и положились на опыт наших новых друзей.
 
   С большими рюкзаками за плечами прибыли мы на турбазу, расположенную прямо на берегу озера Селигер. Прежде, чем получить лодки, мы должны были сдать экзамен: проплыть в бассейне 30-40 метров. С этим экзаменом все успешно справились и потом отправились получать оборудование для похода - лодки, палатки, котелки, ложки, вилки. Всё это можно было взять на базе под определённый залог. Ну и, наконец, в небольшой продуктовой лавке мы докупили что-то ещё из еды и, конечно, спиртное.
 
   Переночевав одну ночь на базе, рано утром отправились в поход. Мы шли на 2-х больших 4-вёсельных лодках – фофанах. В одной – две «пары» Таня и Гена и мы с Наташей, во второй – двое ребят (их имён не помню) и две девушки-подружки Аля и Наташа. Пройдя какой-то путь на вёслах, мы причалили к берегу, на котором располагалась небольшая деревня. Вдалеке стояли несколько изб, а на самом берегу – баньки. Они были огорожены заборами из длинных жердей. Я не сразу понял, зачем мы сюда причалили.

  -  Что мы здесь забыли? - спросил я ребят.
  - Надо бы обзавестись мачтами, - ответили они, - не хочешь же ты как каторжный всё время сидеть на вёслах?
 
   С этими словами ребята, а с ними и я сошли на берег. Мы пошли вдоль забора, выбрали две подходящие по длине жерди, отодрали их от забора и погрузили на наши фофаны. Сразу стало видно, что делали они всё это не в первый раз. И никаких мук совести ни у них, да, честно говоря, и у меня не было. Отойдя от этого места на  километр, мы снова остановились – теперь уже на привал. Наши опытные «мореплаватели» установили на лодках мачты и укрепили на них сшитые дома паруса. Свежий ветер надул их, и наши лодки помчалась дальше по озерной глади «на раздутых парусах». В нашей лодке кормчим был, конечно, опытный Геннадий. Мы слушали его команды – вовремя нагибали свои головы, кода наш командир менял правый галс на левый, т.е. перекидывал нижний угол паруса. Рядом мчалась вторая лодка.
 
   Озеро Селигер расположено на Валдае в Тверской и частично Новгородской областях. Это одно из больших озёр в европейской части России. Площадь его – чуть более 200 кв. км, а глубина – 20-25 метров. Состоит оно из нескольких обособленных озёр, плесов, соединённых протоками. Более полутора сотен островов – и они рай для туристов.

   Почти две недели мы провели в этом раю. Целыми днями шли под парусами, а на ночь, выбрав живописное место, причаливали. Потом собирали или рубили еловые ветки, стелили их на землю, на них устанавливали палатки. Далее разжигали костёр и  готовили еду. К тому времени поспела малина, и мы собирали её вёдрами. Удовольствие от всего этого могли омрачить только комары, огромными тучами роившимися вокруг. Мы боролись с ними как могли: на ночь обкуривали себя дымом костра, мазались какими-то взятыми с собой кремами.

   И всё было бы хорошо, но в нашей изначально дружной компании начались раздоры. В нашей лодке – между Таней и Геной. Они стали ссориться уже на третий день путешествия, что-то выясняли между собой, а к концу похода рассорились окончательно. За разрешением споров Таня с Геной обращались к нам, и мы, как могли,  мирили их, но каждый раз ненадолго. Нечто подобное происходило и во второй лодке. Там ребята напрочь рассорились с девочками. Нам с Наташей было не очень понятно, что там происходило. Внешне всё было нормально, но ребята с девочками не разговаривали. Дошло до того, что девочки стали спать в палатке, а ребята – снаружи в спальных мешках.  И только мы с Наташей не ссорились, ни между собой, ни с кем-то из попутчиков. Нам было так хорошо вдвоём, и мы стали как бы центром: мирили всех друг с другом. И всё дело было в Наташе: у неё  был прелестный характер: она не претендовала на лидерство, безропотно выполняла всю хозяйскую работу. Сказывалось, вероятно, то, что они с сестрой жили одни, без родителей – им всё всегда приходилось делать самим.
Короткая разлука.
      
                Хоста
   
   После селигерского похода  мы с Наташей расстались на целый месяц. Наташа с школьной подругой Марго поехала отдыхать на Рижское взморье, а я с друзьями на Кавказ. Нас было трое студентов однокурсников, Миша, Гешка и я. Сложив вместе деньги, в складчину, мы, отправились в город Хосту. Почему мы выбрали этот город, не помню.  Сняв  сарай с тремя кроватями, мы зажили весёлой и беззаботной курортной жизнью. Утро начинали с завтрака в одном из больших кафетериев. Эти кафетерии сразу после Московского фестиваля молодёжи были построены тогда во многих южных курортных городках. Любимое наше блюдо было пельмени, благо стоили они недорого. Съев тарелку пельменей со сметаной или маслом, мы могли забыть о еде до самого ужина, когда, не внося особого разнообразия в своё меню, могли съесть ещё раз тех же пельменей. А ещё мы очень любили  пончики. Их жарили прямо при нас, посыпали сахарной пудрой и, горячими, подавали на тарелке. Обычно мы покупали по 10 пончиков и ели их, запивая кефиром. Если было мало, заказывали ещё по пять. Это было вкусно и сытно! «Десятый ем, на первом сижу» - наша дежурная шутка тех лет.
      
   После завтрака - море! Городской пляж был бесплатным. В первый же приход на пляж я увидел Белку -  знакомую студентку  из нашего института. Я познакомил её с моими друзьями, а она нас - со своей большой компанией, в том числе с мамой, братом и тёткой. Среди всей компании очень выделялась красивая молодая женщина по возрасту старше нас лет на 10. Загорелая, стройная черноглазая красавица со всегда смеющимися лукавыми глазами. Я сразу же влюбился в Веру - так звали эту тридцатилетнюю ленинградку. Да что я, в неё были влюблены, по-моему, все вокруг. Муж её, Генрих - приятный интеллигентный человек, коренной ленинградец, казался нам очень старым - ему было «уже» 47! Вера, как и я, любила заплывать далеко в море, и мы часто плавали подолгу вместе. А ещё мы оба страстно любили танцевать. Вечерами всей компанией мы ходили на танцы, и там мы с Верой не раз выигрывали призы, как лучшая пара. 
      
   Мои друзья не очень пришлись этой компании: Гешка целые дни  проводил на пляже - играл в преферанс,  Миша «прочно» увлёкся какой-то девицей и всё время проводил с ней. Так что вскоре мы стали встречаться только ночью. Там же в Хосте я познакомился ещё с одной компанией – ребятами с Арбата. Компания была большая и очень весёлая, а предводительствовал там небольшого роста и довольно невзрачного вида парень Саша. Вероятно, из-за малого роста все звали его Сашка-Мошка. У них была гитара, Саша и ещё один его приятель здорово на ней играли и пели студенческие и блатные песни. Я их тоже быстро выучил и подпевал  им. Пели мы не только на пляже, но и весело прогуливаясь компанией по вечернему городу. Интересно, что на будущий год мы приехали в Хосту вдвоём с Наташей, и оказалось, что Сашка-Мошка - знаком  Наташе ещё по школьным годам.
Хотя на юге было весело, я очень по Наташе соскучился и, вернувшись в Москву,  с вокзала поехал не домой, а прямо к ней. Было поздно, Наташа с Ниной уже спали. На мой звонок дверь открыла Нина и, увидев меня, громко, на всю коммунальную квартиру закричала:
          
   -  Наташка, твой Миша приехал!
    
   Наташа встретила меня объятиями – тоже соскучилась. Втроём, несмотря на поздний час,  мы сели пить чай.
               
                Примета
      
     уже писал о Зинаиде Ефимовне Яраловой, тёте Зине. К описываемому времени она была уже вдовой, жила далеко от девочек, но они часто её навещали. Когда Наташа вернулась из селигерского похода, тётя Зина по одной из примет предрекла ей скорое замужество. Я об этом не знал, да и, честно говоря, о женитьбе вообще не думал. Вероятно, Нину с Наташей этот вопрос волновал, и они часто обсуждали эту тему.

   С некоторых пор Нина часто стала спрашивать нас, когда же мы поженимся. Наташа каждый раз смущалась, а я отшучивался – мол, завтра утром! Я уже как свой приходил в дом к Наташиным родителям. Однажды по какой-то причине мы долго там задержались: кажется, поздно вернулись из театра, потом долго обсуждали увиденное и не заметили, как пролетело время. Наташин папа был в командировке, его кровать была свободной, и Татьяна Владимировна предложила мне остаться ночевать. Я согласился, позвонил маме, предупредил, что не приду домой. Наташа вся светилась от счастья. Хотя ей и пришлось спать на неудобной кушетке в другой комнате. Позже, когда мы уже были женаты, Фёдор Фёдорович как-то сказал:
      
   -  Вот нельзя прямо из дома уехать. Только уехал, явился молодой человек, пришлось дочку замуж отдавать!

   К этому времени относится один забавный эпизод. Заболела моя мама (кажется, язва желудка), и Наташа положила её «по блату» к себе в Боткинскую больницу. Она всё время навещала маму, беседовала с ней. Маме Наташа очень нравилась. Как-то в разговоре, уж не знаю, как он начался, мама сказала Наташе, чтобы та не спешила с замужеством, мол, этот хомут всегда успеешь на шею надеть. Сначала, мол, надо образование получить, а то получиться как у меня: выскочила замуж, не закончив учёбу в техникуме,  и осталась без образования. Думаю, что мама не имела в виду наши с Наташей отношения, да и она не знала о них почти что ничего – я был всегда скрытен. А вот Наташа расстроилась:
       
   - Твоя мама против нашей дружбы, она не хочет, чтобы я стала твой женой, - говорила она со слезами в голосе.
   - Да брось ты, - успокаивал я её, - она вовсе не это имела в виду!
      
   Что имела в виду мама, я не знал, да и не интересовался. Впрочем, Наташа вскоре успокоилась – мы часто встречались, никогда не ссорились. Мы очень подходили друг другу. В общем, примета тёти Зины оказалась верной. Нам и самим уже надоело жить врозь и встречаться урывками. Да и учёбе нашей стало это мешать.
 
                Сватовство
 
   Итак, мы решили объявить нашим родителям о том, что женимся. Сначала этой новостью я ошеломил маму. Она начала меня отговаривать: «Ты ещё молод, сначала должен окончить институт. Посмотри на своего старшего брата» и т. д. Однако мама вскоре поняла, что её аргументы были слабыми, и тогда вдруг задала мне вопрос, и, получив утвердительный ответ, изрекла:
      
   - Ну, а тогда чего ты меня спрашиваешь? Дело решённое.
      
   На этот счёт у мамы были весьма консервативные взгляды, они вполне соответствовали «Моральному кодексу коммунизма» (он, правда, появился на свет несколькими годами позже). Мы с мамой договорились вместе поехать к Наташиному папе и Татьяне Владимировне – знакомиться и «просить руки».

   Наташа предупредила папу, в назначенный день, а было это накануне нового 1959 года мы все вместе появились на пороге дома в Сверчковом переулке. Для Фёдора Фёдоровича цель визита, конечно же, не была секретом. С тех пор, как он «так неосторожно уехал в командировку», а в его отсутствие его Таня оставила молодого человека на ночь, Фёдор Фёдорович понял, что Миша – будущий Наташин муж. Миша ему нравился. Поэтому к  предстоящему сватовству он отнёсся с юмором. Мама же моя ничего этого, конечно, не знала. После знакомства и чая она очень серьёзно стала обсуждать проблему.  И начала с того, что попросила нас с Наташей временно «покинуть помещение». Мы вышли. Что уж там они обсуждали – тогда нам было не интересно, а теперь спросить уже не у кого. Через пять минут нас пригласили в комнату, им мама объявила решение «ареопага»: обе стороны согласны.
 
   Нам с Наташей никакого согласия не требовалось. Но формальности были соблюдены, и на завтра мы отправились в ЗАГС – подавать заявление. Благо ЗАГС  располагался рядом с Наташиной работой. Нам был назначен день регистрации – 22 января 1959.

                Свадебные наряды.

   Подать заявление было просто. А вот последовавшие затем события заставили нас основательно потрудиться. Прежде всего - платье для невесты и костюм для жениха. С платьем было просто – его моментально сшила тётя Зина. Она подарила ещё красивый красный цветок – невидаль тех лет (тетя Зина привезла его из Латвии, где жила какое-то время до событий 1939 года).
   
   С костюмом для меня дело было сложней. Чтобы его сшить, сначала надо было купить материал, который стоил довольно дорого. Помог мой старший брат Лёлька, к тому времени уже около полугода работавший на Севере и неплохо там зарабатывавший. В качестве свадебного подарка он прислал 1000 рублей. Этого было вполне достаточно для костюма (для примера, Наташа зарабатывала в месяц 600, а я получал стипендию 290 рублей).Мы купили материал, но когда пришли в ателье, нам назвали такие дальние сроки, что сразу пришлось отказаться. Что делать, свадьба-то уже на носу!

   На помощь пришли мои родственники с папиной стороны. Сестра жены моего двоюродного брата была закройщицей ателье. Как-то вечером она пригласила меня прийти на примерку и сказала, чтобы назавтра я снова явился в ателье. Каково же было моё удивление и восторг, когда на следующий день я уже был обладателем первого в своей жизни темно-синего парадного костюма. Наташа надела своё платье только один раз, на свадьбу, а мне костюм служил ещё много лет.

   Надо заметить, что все события, связанные с приготовлением к свадьбе, происходили в зимнюю студенческую сессию, во время сдачи очередных экзаменов. Как мы находили для всего время, не помню. Но сессию оба сдали хорошо. Однако из-за сессии и последующими за ними студенческих каникул мы всё же решили, что регистрироваться будем 22 января, а свадьбу сыграем по окончании каникул - 7 февраля.

                Веселье в ЗАГСе
    
   В назначенный день, 22 января 1959 года мы явились в ЗАГС Ленинградского района. Он располагался совсем рядом с Боткинской больницей, где работала Наташа. С нами пришли и два свидетеля, необходимые для регистрации: Наташина сестра Нина и мой школьный и институтский друг Толя Темчин. Мы пришли раньше назначенного времени. Работник, к которому мы обратились, объявил нам:
      
   - Подождите немного. Сейчас закончим регистрировать покойников и тогда займёмся вами.
      
   Нам стало очень смешно! Вообще в тот день мы всё время смеялись. Через полчаса нас пригласили в комнату, где должна была состояться регистрация, усадили на стулья. Толя сидел напротив нас и  демонстрировал нам свой ботинок с почти оторванной подмёткой. Было ужасно смешно: подмётка качалась туда-сюда, и мы все смеялись как ненормальные. Регистрирующей даме с трудом удалось урезонить нас. После подписания необходимых бумаг она поздравила нас, и мы тут же распили бутылку шампанского, а оставив вторую про запас.
      
   Двумя трамваями, сначала №23, а потом «нашим» №21 мы отправились домой праздновать прошедшее событие. Запомнился такой эпизод: подходя к дому, мы решили допить вторую бутылку шампанского. Задумано – сделано. Бутылку быстро осушили и, проходя мимо помойки, выбросили её. Раздался грохот: случайно бутылка попала в столб (а может мы специально целились) и вдребезги разбилась. Здесь же появился «народный мститель» и пригрозил вызвать милицию. Мы сочли за благо не омрачать этот день и ретировались. Эпизод это не омрачил наше веселье – мы продолжали хохотать.
      
   Вечером собрались в тесном кругу и отметили нашу регистрацию: мама, наши свидетели и мы, новобрачные. Ну, а сама свадьба состоялась сразу же по окончании зимних студенческих каникул, 7 февраля.