Одуванчики

Павел Н. Лаптев



                Одуванчики




                1

Ночь на первое мая была холодной, с заморозками. Геннадий Гундобин, живущий в своём доме, вышел в первом часу ночи в свой огород. На небе в обрамлении звёзд освящала мир полная луна. Гундобин посмотрел на термометр — плюс два градуса.
— Зябко, однако-ж, ноня, — сказал он сам себе, застегнул фуфайку, поплотнее надел вязаную шапку. Потом он протянул руку в открытое окно и нажал на кнопку старого катушечного магнитофона. Из выставленных в окно больших колонок «С 90» громко зазвучала песня:
— Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе...
Гундобин взял лопату и стал быстро вскапывать грядки.
На второй песне Земляне стали петь глуше.
Гундобин бросил лопату, влез туловищем в окно, выключил магнитофон и пальцем протёр магнитную головку. Включил магнитофон, прибавил звук, который стал чище.
Геннадий сел на колени на грядку, стал выдёргивать сорняки и бросать их в межу. Так он поработал минуты две, когда услышал крик соседки тёти Наташи.
— Ты чего, охренел что-ли? А, Генка! Ночь на дворе! А?
Гундобин встал, подошёл к окну и немного убавил звук.
— Нет! — крикнул он соседке.
— Чего нет? — не поняла тётя Наташа.
— Нет ничего в этом мире, чтобы могло поколебать мою внутреннюю гармонию, — сказал Геннадий.
Женщина погрозила кулаком.
— Я тебе покажу сейчас, что может поколебать твою гармонию! — крикнула она.
Тётя Наташа подбежала к забору между огородами и пнула ногой по доске. Доска отлетела. Тётя Наташа пнула по другой доске. И та сломалась. Тогда женщина с трудом из-за немаленького объёма своего тела пролезла в образовавшуюся нишу, подняла оторванную доску и побежала к Геннадию. Геннадий, увидев, что соседка агрессивно перешла границу, понял, что намерения у неё совсем не добрые и побежал от неё по грядкам. Так они бегали по кругу несколько минут. Тётя Наташа что-то кричала о прерванном сладком сне, о нелёгкой жизни доярки, которая вынуждена вставать засветло, о летнем времени зимой и даже о жалобе Путину. Также почему-то о завтрашнем, точнее уже сегодняшнем приезде племянницы Алины. На фразе о племяннице, Гундобин споткнулся и упал лицом в грядку с рассадой капусты. Тётя Наташа не ожидала такой капитуляции, споткнулась о Геннадия и упала на него. Но быстро встала и огрела соседа доской по спине. Правда, не сильно. Кроме того, Геннадий был в фуфайке и боли не почувствовал.
— Вечно ты чего-то придумываешь, поганец! — возмутилась соседка. — Тебе что, Генка, днём не работается? — спросила, тяжело дыша, тётя Наташа, упёршись на доску.
Гундобин сел и закашлял.
— Знаете, тёть Наташ, в этом есть хитрость, — сказал он.
— Чего? — не поняла соседка.
— Хитрость, — повторил Геннадий. — Дело в том, что сорняки лучше выкапывать ночью, лучше в темноте, когда они спят. То есть, нужно застать их врасплох и вырвать с корнем, пока они не насеяли семена.
— Ты чего, дурак! — зло сказала тётя Наташа. — Они что, люди что-ли, чтобы по ночам спать?
Геннадий встал, отряхнулся.
— Все живые существа в этом мире и бдят, и спят, потому что мир цикличен, — сказал он, улыбаясь. — День сменяет ночь, ночь сменяет день.
Соседка покрутила пальцем у виска.
— А сорняки это такие коварные существа, — сказал Гундобин шёпотом, чтобы сорняки его не услышали. — У них сговор, чтобы захватить всю планету. Понимаете? Понимаете, или нет? Это вечная борьба добра и зла. Добрых культур и злых сорняков. Но можно, хотя бы в пределах одного огорода добиться победы над сорняками. Если, конечно, соседи с ними тоже будут бороться.
Тётя Наташа вздохнула.
— Ты со своей философией совсем свихнулся. Сорняки даже ещё не выросли, а ты — сговор какой-то! — закричала она. Потом тихо добавила, — Может, тебя палкой ещё огреть, а?
— Бесполезно, — сказал спокойно Гундобин. — Серьёзней палки Ваши санкции. А именно, с Вашего огорода прут Ваши сорняки, которые Вы не изволите уничтожать. А обособливо — злостные диверсанты одуванчики! Почему Вы не боритесь с одуванчиками? Я замучился их выкапывать, а они, словно правый сектор с евромайдана вторгаются в мой юго-восток.
С этими словами Геннадий выхватил доску у тёти Наташи.
— Так что, уматывайте, дорогая тётя Наташа в свой западенский огород и не засоряйте мою территорию.
— Дурак ты, Генка! — сказала тётя Наташа и плюнула на землю. — А знаешь, почему?
— Не знаю, — сказал Гундобин.
— Потому, что бабы у тебя нет. Вот, и занимаешься всякой...
— Сублимацией? — предложил Геннадий.
— Ерундой всякой. Весь сон, поганец, нарушил! — сказала тётя Наташа.
И пошла к дырке в заборе, полезла в неё и — застряла.
— Бли-н! — закричала тётя Наташа.
Геннадий засмеялся.
— Гад! Гад, Генка! — кричала тётя Наташа.
Гундобин подошёл к соседке и положил руки на её зад.
— Мадам, — сказал он весело, — Вас вперёд толкнуть или назад потянуть?
— Ой, ой! — причитала тётя Наташа. —  Гад, ты, гад!
— Ну, и ладно, — сказал ей Геннадий. — Покеда!
— Пошёл ты! — сказала тётя Наташа.
— Пошёл я, — подтвердил Гундобин. И пошёл к дому.
Тётя Наташа попыталась пролезть, но у неё не получилось.
— Гена! — крикнула она. — Ну, помоги!
Гундобин поднял с земли доску, подошёл к соседке и замахнулся этой доской.
— Эй! — испугалась тётя Наташа.
— Шутка! — сказал Гундобин.
Он бросил доску и попытался протолкнуть тётю Наташу вперёд. Но ничего не получилось. Тогда Геннадий осторожно, чтобы не поранить соседку, оторвал доску, которая зажала женщину. Тётя Наташа тут же выскочила из отверстия в свой огород. Повернулась и погрозила Геннадию пальцем.
— Спать иди! — сказала она не зло. — Ишь, охотник за сорняками.
Геннадий ничего не ответил, поднял доски и приставил к забору.
— Днём приколочу, — сказал он.
Тётя Наташа махнула рукой и пошла к себе домой.
— Тёть Наташ! — крикнул ей вслед Гундобин.
Соседка повернулась.
— А Алина когда приедет? — спросил Геннадий.
— А тебе какой хрен? — спросила соседка.
— Интересно, — сказал Геннадий. — Я ведь помню её совсем маленькой.
Тётя Наташа ничего не ответила и ушла в дом. Но через несколько секунд вышла.
— С праздником весны и труда! — сказала она громко и поклонилась. И ушла в дом, громко хлопнув дверью.
— Ага, с первомаем, — тихо сказал Гундобин.
Он постоял немного, вспоминая темноволосую девочку Алину, которой когда-то в конце прошлого двадцатого века сооружал на улице качели. Это сколько уж лет прошло, — вспоминал Геннадий. — Подика-ж, лет десять или больше, значит ей, лет семнадцать-восемнадцать сейчас, школу в своём Сургуте, наверно, закончила.
Перестали петь Земляне, закончилась катушка на магнитофоне. Гундобин подошёл к окну, подтянулся и выключил магнитофон.
— Хочу на необитаемый остров, чтобы не было никаких соседей, — сказал он вслух. — Хотя, и Робинзону покоя не было от попугая, от козы, от дикарей с Пятницей. Нет человеку покоя на этой Земле от других существ. — Геннадий посмотрел на огород. — От сорняков.
Закрыл снаружи окно и пошёл спать.



                2



 
Проснулся Гундобин часов в девять. День выдался солнечный и к десяти утра Геннадий надел коричневое пальто и пошёл на поселковую первомайскую демонстрацию, потому что владелец фермы, где он работал трактористом, обязал всех работников прийти под угрозой увольнения. Ну, и ладно, какая разница, советская это архаика или бразильский карнавал, суть одна — создание иллюзии счастья и единства граждан. В государствах нужно это поддерживать, в советское время два раза в год сие проводили, ещё и на седьмое ноября, который красный день календаря. Загружали трудящиеся мозги на полгода. Вот в Евросоюзе такого нет, потому и просуществуют они недолго. А СССР от этого и развалился, когда начали на демонстрациях халтуру гнать, несерьёзно к ним относиться.
После демонстрации Гундобин подходил к дому и увидел возле крыльца тёти Наташи — Алину. Какая она, Алина! Аккуратненькая такая, короткостриженая, в незастёгнутой кожаной курточке по пояс, в джинсовой юбочке. Геннадий рот открыл и стоял так, смотрел на девушку. А она тоже его увидела и улыбнулась. Боже мой, какая улыбка! А большие глаза, а ямочки на щёчках!
Гундобин зачем-то рукой помахал Алине и она тоже ему помахала в ответ. Он не выдержал и подошёл к ней. И робко так, тихо сказал:
— Приветик!
И она ответила:
— Взаимно!
— Приехала тётю навесить? — спросил он, не зная о чём говорить.
Алина кивнула.
— Скорее насовсем, — сказала девушка, и спросила. — А Вы сосед?
— Сосед, ага, — ответил Геннадий.
— Будем соседями! — весело сказала Алина. И протянула руку. Геннадий легонько пожал её руку. Какая мягкая, тёплая её маленькая ручка. Гундобин долго не отпускал её, держал так. А она не сопротивлялась. Так стояли они с полминуты, смотрели друг другу в глаза.
— Алин! — крикнула из окна тётя Наташа. — Долго тебя ждать? Щи остыли!
Алина и Геннадий вздрогнули от этого крика, расцепили руки.
— Генка, паразит! — крикнула тётя Наташа, пошли к нам щи хлебать!
— А? Нет, тёть Наташ, — ответил Гундобин. — Дела.
— Какие дела? Праздник! Или с сорняками воевать пойдёшь? — сказала тётя Наташа и засмеялась.
— Сорняками? — спросила Алина.
Геннадий усмехнулся.
— Надо воевать. В этом вся наша жизнь состоит. Мы же не можем не мыться, не бриться, в доме же убираемся. Так и в огороде вся жизнь есть борьба.
— Классовая? — спросила Алина, вспомнив школьную программу.
— Хуже, — сказал Гундобин. — Духовная.
Алина улыбнулась и пошла в дом. Повернулась на крыльце.
— Пока! — сказала она.
— Пока, — сказал Геннадий.
И пошёл к себе домой.
Он лёг на диван, стал думать об Алине, представлял её образ с разными причёсками, в разных одеждах, даже без оной. Через час вышел в огород, открыл окно и громко включил музыку — советскую эстраду. Геннадий взял лопату и начал копать грядки, выкорчёвывая сорняки.
— Работаете? — услышал он голос Алины. — Ведь, праздник же!
Гундобин повернулся, лопату в землю воткнул. Девушка стояла за забором в том месте, где была тётей Наташей оторвана доска.
— Что ж, поделать, такая реальность, — ответил Гундобин.
— А музыка у вас — старьё, — сказала Алина.
— Мне нравится, — сказал Геннадий. — Настоящие песни, не то, что сейчас.
— А на чём слушаете? — спросила девушка.
— На магнитофоне.
— Магнитофоне? — засмеялась Алина. — Магнитную такую ленту? — покрутила пальцами в воздухе.
Геннадий кивнул.
— Пипец! — удивилась девушка. — Это же каменный век! Ещё бы патефон включили.
Геннадий пожал плечами.
— Сейчас век цифры, — пояснила Алина. — Айподы, эмпэтри, алаки.
— Как? — не понял Гундобин.
— А, ничего, — сказала девушка и рукой махнула.
В магнитофоне запел Барыкин: Я буду долго гнать велосипед, в глухих лугах его остановлю, я лишь хочу, чтобы взяла букет, та девушка, которую люблю...
При этих словах, Гундобин нагнулся и сорвал несколько жёлтых одуванчиков. Подошёл к забору и протянул Алине цветы.
— Вот, тебе это, — стеснительно сказал он.
Алина взяла цветы, понюхала.
— Это ж враги, сорняки, — сказала она, улыбаясь.
— Ну, — замялся Геннадий. —Врагов надо использовать для своей пользы. Как Путин наш делает… Жёлтенькие.
Наташа посмотрела на огород тёти Наташи.
— У нас тоже их полно, жёлтеньких, — сказала она.
— Это отсюда, — сказал Гундобин и приложил ладонь к своей груди.
— От сердца? — удивлённо спросила девушка.
Из своего окна крикнула тётя Наташа.
— Обедать!
Алина не ответила ей, только пристально смотрела на Геннадия.
— А Вы забавный сосед, — сказала она ему. — С Вами интересно. И весело.
— Алин, зови Генку обедать! Мигом! — позвала тётя Наташа.
— Пошли? — пригласила и Алина.
— Наверно, — сказал Гундобин. — Я, может тогда, вина возьму?
— Может, — согласилась девушка.
Геннадий не любил это дело, выпивать. Никто не приучил. Он вообще прожил всю сознательную жизнь, до сорокалетия, один. Родители умерли рано, а друзей он не заимел. В колхозе, где он работал трактористом, пили много. Но Гундобин для местных выпивох был не от мира сего. Те привыкли к этому его образу жизни, посмеивались над ним, говорили, что в тебе, Генка нет ничего человеческого: не пьёшь, не куришь, с женщинами не гуляешь. А он не обижался. Ему, почему-то, так комфортно было. Он сам иногда задавался этим вопросом, почему он другой. Может, думал он, ранняя смерть родителей повлияла на него.  С приходом девяностых годов прошлого века, когда колхоз развалился, работы не стало и жизнь изменилась, когда мужики спивались, когда умер от пьянства отец, а вскоре и мать, Геннадий словно остался в советском своём детстве. С чёрно-белым телевизором, магнитофоном и советской эстрадой.
Когда Гундобин увидел Алину, что-то в нём переключилось. Он стал думать о ней, у него появилось желание быть с ней рядом, говорить с ней, даже прикоснуться к девушке. Он помнил её маленькой девочкой, сравнивал с теперяшней и ощущал в себе изменения, будто и он стал старше, взрослее. Стал взрослым на пятом десятке.
Геннадий купил в магазине самого дешёвого вермута, надел отцовские: белую рубаху с галстуком, костюм и пришёл к соседке. Он поставил вино на стол, сел, потом откупорил с трудом бутылку и разлил по приготовленным гранёным стаканам.
— С праздником! — поднял он тост.
—  И с приездом Алины, — продолжила тётя Наташа.
Геннадий кивнул и выпил залпом стакан. Тётя Наташа тоже выпила весь стакан, Алина сделал глоток. Начали есть щи.
— Вкусно! — похвалил Гундобин.
— Ешьте, ешьте, — сказала тётя Наташа.
Гундобин молча и быстро без хлеба доел щи, захмелел, встал, покачиваясь и сказал:
—  Дорогая, Алина! — обратился к девушке. — Я тебя люблю! Выходи за меня замуж.
И сел.
Тётя Наташа тоже встала, постояла немного и тоже села.
Алина закашляла, положила ложку в недоеденные щи и допила вино. Потом тяжело задышала, закашляла снова и весело сказала Гундобину:
— Прикольно! Мы только один день знакомы.
— Да, уж, — подтвердила тётя Наташа.
Гундобин налил себе ещё вина и тут же выпил. И обратился к Алине:
— И?
Алина смущённо, отводя глаза, сказала:
— А у Вас даже интернета нет. Вот. И, вообще, нужна какая-то минимальная любовь для брака. А я пока не чувствую её к Вам.
— К тебе, — сказал Геннадий. — Давай, на — ты.
Алина пожала плечами.
— И даже мобильника у тебя нет. Как же мы будем общаться? — весело спросила она.
— Непосредственно, — сказал Гундобин. — Естественным путём.
При этих словах тётя Наташа поперхнулась куском хлеба, закашляла и убежала.
Гундобин долил остатки вина Алине и себе и сказал, поднимая бокал:
— Ты хочешь быть счастливой?
Алина кивнула, схватила бокал, чокнулась с Геннадием и выпила вино. Гундобин тоже выпил.
— Я не пью, не курю, — начал хвалиться Геннадий. — Работящий весь.
Алина снова кивнула.
— Но, я только школу закончила, Геннадий!  — сказала она.
— Фигня, — сказал Гундобин, подошёл и быстро поцеловал Алину в губы. Она не сопротивлялась. Геннадий сел.
— Зачем же тянуть-то, Алиночка! — сказал он. — Я тебя люблю, думаю о тебе. А ты... Ну, разве я не подходящий тебе?
Алина пожала плечами.
— Какой-то ты, Гена, старомодный, — сказала она. — Ты застрял в прошлом веке.  У тебя, наверно, и телевизор ламповый, — усмехнулась девушка. — Посмотри вокруг, люди со смартфонами ходят, кругом цифровые технологии. Как я буду с тобой общаться без мобильника? Как буду тебе звонить?
Вошла тётя Наташа вся красная.
— Ну? — спросила она весело. — Когда свадьба?
— Я думаю, в начале лета, — ответил Гундобин серьёзно. — Чего тянуть. Завтра и подадим заявление.
— Нет! — сказала твёрдо Алина. — Сначала интернет и компьютер,  и пусть заведёт сотовый телефон!
— Зачем? — спросила тётя Наташа.
— И оденется современно, а не этот, — сказала Алина, показывай на костюм Геннадия. — Этот совковый прикид.
Геннадий почесал затылок, встал.
— Ох! — сказал он. — У каждого в голове свои одуванчики.
И ушёл.
Целый вечер Гундобин лежал на диване и смотрел в потолок. Он был расстроен и растерян. Разве можно, думал он, мерять человека по тому, как он одевается, какую музыку и на чём он слушает. Ценность человека в наше время стала измеряться количеством друзей в этих социальных сетях и, как их там, лайками на фотографиях.
Так размышляя об этом, думая о девушке Алине, он даже сочинил:

Одуванчики цветы,
Мне нужна одна лишь ты,
Лишь одну тебя люблю,
В сердце я любовь храню.
Одуванчиков цветов,
Поле подарить готов,
Жёлтых подарить готов,
Лучше больше всяких слов!

Ближе к ночи, когда уже стало темнеть, Гундобин вышел в огород и включил на полную громкость музыку. И начал копать.
— Генка! Ну, что всё тебе неймётся! — закричала со своего огорода тётя Наташа.
— Да ладно, тёть Наташ! — сказала весело Алина. — Это у Геннадия такая вечеринка в ночном клубе.
Женщины засмеялись.
Гундобин стал быстрее копать и выкопал большую яму. Тётя Наташа и Алина наблюдали, как сосед вытащил из окна магнитофон и бросил его в яму. Потом сбегал домой за магнитными катушками и тоже бросил их в яму. И начал закапывать её.
— Ген! — крикнула уже серьёзно тётя Наташа. — Чего эт ты творишь?
— Чего надо! — крикнул он ей, не оборачиваясь, и добавил. — Свою прежнюю жизнь закапываю!
 





                3




Утром тётя Наташа пришла к его дому и постучала в дверь. Никто не открыл.
— Ген! Слышь? — спросила она громко. — Мы, мож-ть, обидели тебя? А, сосед?
Никто не ответил.
— Алина мне сказала, что ты ей нравишься. Правда! Но, уж больно рано со свадьбой-то. Надо узнать друг друга, погулять вместе. А?
Тишина.
— Мужик ты хороший, таких ноня не найти, — сказала тётя Наташа уже тише. — Я б рада была Алинку за тебя выдать. И рядом бы жили со мной. А?
Геннадий не слышал. Его не было дома. Он уехал. Уехал в город, в райцентр.
В городе он купил мобильный телефон с интернетом, планшет и телевизор. И модную, как ему посоветовали в бутике, одежду. То есть, шляпу, клетчатую рубаху, жёлтые штаны-стрейчи и кроссовки. Старую одежду, в которой приехал, выкинул.
В городе он пробыл несколько дней у бывших школьных друзей. Друзья водили его в ночные клубы, знакомили с современной музыкой, обучали управлению гаджетами. Вводили в ту наступившую жизнь, которую он пропустил в посёлке.
Вечером 9 мая Гундобин приехал в посёлок. Когда вышел в огород в своём «прикиде», со смартфонами в руке, увидел, что всё заросло сорняками. Особенно одуванчиками. Но увиденное белое поле супостатов совсем не оказало никакого впечатления на Геннадия.
В огороде тёти Наташи, Геннадий увидел — Алину. Она в старом халате, без макияжа,  поливала из лейки грядки. Алина тоже увидела Геннадия и робко помахала ему рукой.
Гундобин в этот момент ничего не ощутил в своём сердце. Той любви, как он полагал, раньше. Он даже не помахал рукой девушке, а демонстративно начал звонить знакомому в городе. Он немного прошёлся по огороду, пиная ногами одуванчики.
— Привет, Ген! — крикнула ему Алина.
Но он только кивнул ей и продолжил звонить.
Алина бросила лейку и убежала. За эти несколько дней она... влюбилась в Геннадия. Думала о нём, размышляла об их совместной жизни, строила планы. Ждала его. Втянувшись в деревенскую жизнь, простую, естественную, пахнущую сеном и малиной; с грядками, коровами, курами; с орущими по утрам петухами и пастухами; с походами в лес за грибами; девушка забыла о социальных сетях, о мобильных разговорах, даже телевизор не смотрела. Ей не нужны стали её гаджеты, без которых в городе она не могла прожить и минуты. И, самое интересное, что при этом ей не стало скучно.
— Здравствуй, сосед! — поприветствовала тётя Наташа нового Геннадия. — Какой ты модный!
— Зда-ров! — выпалил Геннадий и положил телефон в карман.
— С Днём Победы! — поздравила тётя Наташа.
— О-кей! — ответил Гундобин.
— Как там в городе? Салют, наверно? — спросила с сарказмом тётя Наташа.
— Весело, — нехотя ответил Геннадий.
— Ну, ну, — сказала тётя Наташа. — Вон, сколько одуванчиков у тебя разрослось. Полоть надо.
— Можть, и надо, — ответил Гундобин. — Приходите, полите.
Вышла Алина с заплаканными глазами.
— Алин, поможем? — спросила её тётя Наташа.
Алина пожала плечами.
— А, что? У себя управились и у тебя управимся. Правда? — опять обратилась тётя Наташа к Алине.
Алина стеснительно улыбнулась.
— Зайду сейчас, — сказала тётя Наташа.
Чуть погодя она зашла к Геннадию, который лежал на диване с планшетом в своей модной одежде.
— Ну, чо! — спросила она Геннадия.
— Чо? — спросил Гундобин, не отрываясь от своего гаджета.
— Твоё предложение в силе на счёт Алинки? — поинтересовалась соседка.
Гундобин скривил лицо.
— Девку смутил, и в кусты, — сказала тётя Наташа.
— Не испортил же, — усмехнулся Геннадий.
— Ещё бы! — сказала тётя Наташа. — Давай лопату!
Гундобин махнул рукой.
— Там, в сенях, — сказал он.
Тётя Наташа взяла на сеновале лопату и в огороде начала копать и полоть грядки. Скоро к ней присоединилась Алина.
Скоро и Геннадий вышел в огород со смартфоном в руках и наушниками в ушах. Он мотал головой в такт прослушиваемой музыки. Так он стоял и смотрел на полусогнутых женщин, особенно на Алину в коротком халате, её загорелые ноги, полуобнажённую грудь. И, странно, но в этот момент он снова ощутил влечение к ней. Уже более приземлённое влечение, не то, что было раньше.
Тётя Наташа разогналась и воткнула лопату в землю.
— Уставился! — сказала, нахмурившись, она. — Пойдёт? — спросила, кивнув на очищенные от сорняков грядки.
Геннадий вытащил наушники из ушей и обратился к Алине:
— Жарко! Может на пруд? А, Алин!
— Может, — робко ответила Алина и посмотрела на тётю Наташу.
Тётя Наташа махнула рукой, мол, бегите.
— А с одуванчиками бесполезно бороться, — сказал Гундобин Алине уже по пути на пруд. — Они, как мысли, как желания, эти сорняки. Выкапываешь их, сажаешь на их место добродетельные мысли, а природа, мать наша, своё растит.
— Но всё равно бороться надо, — ответила ему Алина, — Иначе вся земля зарастёт.
Уже когда Геннадий и Алиной подошли к пруду и начали раздеваться, Гундобин спохватился, что забыл мобильный телефон.
— Да и ладно. У тебя всё равно устаревшая модель! — сказала ему весело Алина и побежала в воду.
— Ладно! — сказал Гундобин, разбежался и нырнул в пруд.

          
                конец