Бешеные бабки

Бешеные бабки

 Как всегда, просыпаться Семеновне не хотелось. Не хотелось покидать уютные теплые видения – милые лица, неясные звуки и слова, зеленые ветки, цветы, облака…. Но просыпаться надо – долгожданный вечный сон еще не пришел.

 Покряхтывая, она поднялась, прошла на кухню, зачем-то заглянула в пустой отключенный холодильник, похлопала дверцами шкафиков, оделась, выбралась на улицу.

 Радостно орали птицы,  светило веселое весеннее солнце, но это было как-то вне ее сознания – в нем – ядовито зеленый «ее» мусорный бак (рядом – баки Константиныча и Федоровны), и приветливо улыбнувшаяся пивная бутылка под скамейкой. Бак ничем не порадовал, бутылку Семеновна подняла и понесла домой. Лифтом она не воспользовалась, поднялась пешком на свой седьмой этаж, и была вознаграждена еще двумя бутылками.

 Поскреблась по сусекам, в который раз просто так пошарила по карманам пальто и курток, вывернула старые сумочки – вдруг что завалялось, надела платок и блузку, и отправилась в Большой мир.

 Красная вывеска «Мясо. Meat. Second hand» украшала одиноко стоящую на пустыре сваренную из железных листов будку.

 -Мне бы косточку – протянула Семеновна в амбразуру пятерку, обмененную у знакомой продавщицы на кучу мелочи.

 -Собачке?

 -Собачке, собачке!

 -Держи. Приятного, хе-хе, аппетита!

 -А сдачу?

 -Какую сдачу?

 -В прошлый раз такая же, но побольше, 4 стоила.

 -Так то в прошлый раз. Иди, не мешай  тут.

 И амбразура с треском закрылась.

 Глотая слезы, поплелась Семеновна домой. Здесь ей повезло. В ее бачке оказалось немного зелени и штук пять почти не сгнивших картошин.

 

 Ядреный, густой, манящий запах бульона заполнил кухню, перебрался в комнату, и уже ломился в закрытую форточку, но на улицу его Семеновна не пускала, наслаждалась одна, пытаясь изжить засевшую в душе занозой обиду. Тарелка была уже помыта, стол застелен желтоватой от старости скатертью, когда в дверь позвонили.

 -Секлетинья! Вот радость-то! Ты как раз вовремя, садись, есть будем! У меня бульончик поспел!

 -А я как раз вермишельки тебе принесла, думала, сварим, так у нас теперь знатный супец будет! Густой, наваристый! А чего это у тебя глаза на мокром месте?

 -Обидели меня, - и Семеновна неожиданно для себя разрыдалась. – Уж как тяжело, как тяжело, жить не хочется, а смерть все не берет, а эта харя последнюю копейку! Надо это ему? Машина у него, дом, я хлеба хотела кусочек купить, Варька отрезает, так и на хлеб не оставил….

 -Ну, успокойся, успокойся!

 -Не могу!!! – в голос завыла Семеновна, - убила бы его, вот этими руками бы на клочья порвала!

 -Побойся Бога! Как убила бы? Человек же он!

 -Не человек! Кровопийца! Паук! Не могу-у-у-у…

 -Слушай, - посуровела вдруг Секлетинья. – Раз уж такое дело…

 Она неторопливо и как-то торжественно взяла оставленную у порога холщовую торбочку, водрузила на стол, неторопливо развязала бечевку и вытащила гранату.

 -Вот. Семен оставил. Вдруг, - говорит, - фашисты придут. Я ее с собой ношу – вдруг что, - раз – и нету меня. Или их. Как оно сложится, мало ли что случится. Пришли фашисты, однако. Или фашист. Вот, - видишь колечко? Дергаешь и все.

 -Что все?

 Рванет.

 

 Сквозь щели амбразуры пробивался свет, - хозяин был на месте.

 -Есть тут кто? – робко постучала Семеновна.

 -Чего тебе?

 -Вы мне днем сдачу не дали, гривну, дайте хоть пятьдесят копеек, хлеба купить.

 -А, это ты, старая вешалка? Вон отсюда, иди собачку корми!

 -Как же так?

 -Пошла вон! Я тебя щас!! Совсем забодали, участники Куликовской биттвы!!

 Амбразура с треском распахнулась. Семеновна сунула туда «подарок», и бросилась прочь. Отбежала она недалеко. Сзади мощно грохнуло, что-то ударило ее по спине, она упала, стала подниматься, шаря по земле руками. Правая наткнулась на какую-то ручку, Семеновна инстинктивно сжала ее, поднялась, и вприпрыжку, прихрамывая, понеслась домой.

 Секлетинья сидела за столом, в той же позе, в какой оставила ее Семеновна.

 -Ну?

 -Все, - перекрестилась Семеновна.

 -А это что?

 -Это?  Семеновна удивленно посмотрела на кейс в своей правой руке. – Не знаю. Я упала, оно рядом оказалось...

 -Ну-ка, давай сюда. Посмотрим….

 Кейс оказался закрытым на цифровой замок. Покрутив колесики, Семеновна сходила в кладовку и принесла долото. После нескольких минут пыхтенья и невнятных восклицаний, старушки открыли, наконец, крышку.

 Внутренность кейса была разделена на две равные части. В правой лежали пачки зеленых купюр, в левой – четыре пакета с белым порошком.

 -Это я знаю, - пробормотала Секлетинья, - это доллары. Ох, и много как!

 -А это?

 -Должно быть яд. Крыс травить. У него вокруг будки крысы так и шастают.

 -Что делать будем?

 -Что-что…. Ты доллары погоди менять. А если будешь – подале отсюда. И ботики свои спрячь. А лучше выбрось подале. А яду пакетик я себе возьму, совсем крысы замучили. Дома вроде и есть нечего, а шастают, шастают, шастают…

 -Возьми все, у меня, слава Богу, крыс нету.

 -Куда мне столько?

 -Бери-бери, может, соседям продашь. Да, и бульонцу, супику с собой возьми.

 

 Придя домой Секлетинья вытащила тряпку, которой закрывала дыру в полу, насыпала яду, и, пошептав-помолившись, устроилась на своей узенькой кроватке. Крысы удивительно чувствовали, когда в доме появлялось что-то съестное, и теперь шуршали лапками, топотали, звякали чем-то на кухне. Не спалось, и она задумчиво смотрела на горку белого порошка у стены. Прошло совсем немного времени, как из темной дыры высунулся острый блестящий нос. Он втянул немного порошка и исчез. Секлетинья приподнялась и внимательно устаивалась на белеющий холмик. Нос высунулся еще раз (а, может, другой нос?), потом еще, еще и еще. Потом в дыру протиснулась громадная толстая крыса, припала к кучке…. Видно, яд ей понравился. Потом вылезла еще одна, другая, потом Секлетинья перестала их считать.

 -Господи Иисусе, - прошептала она, перекрестилась и села на кровати.

 Крысы, сбежались, наверное, со всего дома. Одна стащила с табуретки пакет с остатками порошка, его мгновенно растерзали и сожрали. Пол был покрыт крысами, которые носились, обнимались, дрались, прыгали, многие взлезли на занавески, некоторые, не обращая внимания на стоящую в полный рост в кровати Секлетинью, влезли на настенный прикроватный коврик. Секлетинья стояла скрестив на груди руки, уставясь в пространство выкаченными полубезумными глазами, и очень напоминала княжну Тараканову с одноименной картины.

 - Господи Иисусе, Господи Иисусе, Господи Иисусе, - шептала она и пыталась креститься, но рука не слушались ее.

 Постепенно разгульное веселье стало замедляться, стихать. Вот одна крыса упала и затихла, подергав лапками, вот вторая третья…..

 В комнате воцарилась тишина.

 -Все-таки яд, оказывается, - блаженно вздохнула Секлетинья.

 Она осторожно, на негнущихся ногах, сползла с кровати, взяла в кладовке самую большую, «челночную» сумку, вплотную набила ее крысами, и. сгибаясь под тяжестью груза и покряхтывая, стала выбираться на улицу.

 

 Витек отдыхал. Внутри него блаженно шевелись два колеса, наполняя организм легким шепотом, светлыми образами и радужными надеждами. Было хорошо. Сатурн как раз прошел знак Весов и становился на свое место. Скрипнула дверь подъезда. Дама в шиншиллах и в затейливой шляпке выбралась на улицу, с трудом волоча громадную сумку.

 Даме нужно было помочь. А что у нее в сумке? Явно или антиквариат, который она собирается спрятать, или фамильные драгоценности, которые она собирается спрятать или заложить в ломбард. Надо было проверить.

 -Мадам, вы позволите? – Витек элегантно подкатился к ней, взялся за ручку сумки

 -Ой, милок, спасибо. Помоги, будь добр – радостно ответила Секлетинья.

 Витек взял сумку и прикинул расклад. Сумка была тяжелой. С ней быстро не побежишь, но, с другой стороны, пожилая дама тоже быстро бежать не могла. То есть, расклад был в его пользу.

 -И далеко нести?

 -Да нет, недалеко.

 Витек четко вернул в ближайшую подворотню и резко ускорил шаг. Что удивительно, дама только пискнула, и преследовать не стала.

 Руку приятно оттягивала сумка, в кармане лежало еще пару колес, дома были запасы, так что Витек о ломке не беспокоился. Он вытащил колесико, полюбовался им при неверном лунном свет, и положил его в себя.

 Мир плавно изменился.  Луна приблизилась к лицу и дышала на него мятным дразнящим запахом.

 -Ты кто? – спросил он.

 -Я Луна. Я твоя вечная любовница. Я твоя. Навсегда.

 -А деньги у тебя есть?

 -Нету. У меня есть серебро. Тонны. Вагоны. Пароходы. Сколько ты хочешь?

 -100 000 тонн, - блаженно произнес Витек. – Я фирму открою по торговле цветными металлами.

 -Иди домой и жди меня. Иди и жди.

 

 Витек выкарабкивался из сна тяжело, но уверенно. Мерещилась Танька, которая умерла от передоза в прошлом году. Она предлагала  любовь, протягивала полусгнившие руки, жаловалась на что-то, но Витек был спокоен, - запас у него был, и волноваться не следовало.

 -Травки, - подумал он, просыпаясь. Травки,  а потом видно будет.

 Он поднялся, откинул капюшон, который мешал смотреть, и пошел к Шкафу. Открыв его, он обалдел, - на Полке, любимой Полке, сидела,  именно сидела, крыса с таблеткой в руках, или передних лапах – кто знает? Нагло посмотрев ему в глаза, она сунула таблетку в рот, метнулась в сторону и исчезла.

 -Мматть! – Заорал Витек.

 Ни колес, ни порошка, ни травки, ничего, что он тщательно собирал на черный день, не было. Черный день наступил.

 

 -Так что, товарищ капитан, Чи-ка-го на участке у себя устраиваете? Бурные пятидесятые? Докладывайте!

 -Свидетелей нет. Думали, малыши, петарда… 

 -Ну и?

 -Эксперты говорят – граната, Ф-1, с войны еще.

 -Ну и?

 -Будку разнесло, конечно. Пострадавшего по кускам собирали.

 -Ну и?

 -Следы какие-то непонятные.

 -Собака?

 -Потеряла след, почти сразу.  Да  и вообще, след странный – ботики какие-то старушечьи.

 -Ботиками займись. Может, бомжиху какую купили.

 

 -Мы за что тебе бабло платим, капитан? Там весь общак, там два кило порошка! Ты понимаешь, два кило, две тонны граммов! Ты понимаешь, на что влетел?

 -А я, что я?...

 -Твой участок? Значит, ты. Или вернешь все бабки, что получил от нас, или найдешь. Сроку – три дня.  А там включаем счетчик. 10% в день. Понял? Умирать будешь тяжело и долго.

 - Вован Викторович….

 

 На кухне топотала, звякала посудой покойная теща. Вован не любил привидений. А тещино – особенно. Ну, навернул ее недавно сковородкой по голове, так сама виновата, - сколько раз ей говорил, чтобы отбивные в тарелку для котлет не ложила. Не понимала, что жить по-людски надо, культурно.

 Вован взял телефон, нажал кнопки.

 -Ало, Светочка? Девочку мне пришли.

 -Ты знаешь, Вованчик, не хотят к тебе девочки. Тещи боятся.

 -А чего ее бояться?

 -Нууу, ты знаешь…. Впрочем, у нас новенькая есть. Наташа. Блондинка, закачаешься. Все при ней. Присылать?

 -Присылай.

 -Жди.

 

 Наташа оказалась платиновой блондинкой с обалденной фигурой. Теща, конечно, выкатилась из своей комнаты и стала в коридоре, скрестив на груди руки.

 -Кто это?

 -Теща. Покойная.

 -Это хорошо, что спокойная. Не люблю скандалов.

 Они вошли в комнату, Вован запер дверь, хотя и знал, что это бесполезно. И точно. Теща тут же по пояс высунулась из стены.

 -Ой, что это? – взвизгнула Наташа.

 -Я ж говорил, теща. Покойная. Привидение.

 -А можно я ее сфоткаю? – поуспокоилась Наташа – в ее глазах появилось любопытство.

 -Не сфоткешь. Не получается. Хоть на мобильник, хоть на цифровик, хоть на пленочный – все пробовал.

 -Я на групповуху не согласна.

 -Какая групповуха! Она же покойница!

 -Все равно плюс пятьдесят процентов.

 -Ну, ты даешь! Двадцать!

 Сошлись на двадцати пяти, и Вован обнял податливое теплое тело. Теща, конечно, безобразничала – проникнув в комнату, задирала подол, распахивала халат, высовывала язык, корчила рожи…. К счастью, звуков она издавать не могла, и потому мешала не особенно.

 Такого кайфа Вован еще не знал, Наташины ногти впивались ему в спину, в ягодицы, и он видел, как даже теща разочарованно исчезла, когда они заорали в два голоса.

 -Ну, ты даешь, - пробурчал Вован, случайно увидев в зеркале свой тыл.

 -Не понравилось?

 -В кайф, только вот и жопа, и спина…

 -Извини, я не могла сдержаться. Ты такой тигр.… Ложись, я тебя полечу.

 Влажный, теплый язык скользил по спине, по ягодицам, по бедрам…. Вован мурлыкал от удовольствия.

 -Ну, все, твое время истекло, - наконец сказала Наташа. – Или еще сеанс?

 -Да нет, в следующий раз. Мы еще увидимся?

 -Обязательно.

 Вован был настолько доволен, что даже проводил Наташу до порога и самолично открыл ей дверь.

 Пройдя несколько ступенек вниз по лестнице, она обернулась:

 -Тебе привет от Штымпа. Общак беречь надо. И поздравляю со СПИДом.

 -Сссука!!!!

 Вован ссыпался вниз по лестнице, где ему ехидно помигали габаритные огни «Фольксвагена-поло». Пометавшись немного по улице, он поддернул трусы и вернулся в подъезд.

 Зайдя в квартиру, он остановился перед зеркалом. Взъерошенные волосы, безумный взгляд.

 Сзади из воздуха соткалась теща, движением опытной стриптизерши распахнула халат. По безобразному оплывшему телу поплыли нарывы, гнойники, стало отваливаться мясо. Вован стоял, не шевелясь, и только когда гнилой скелет бесшумно рухнул на пол, подвывая, метнулся к себе и упал на кровать.