Путешествие к сердцу шамана

Люди нуждаются в целостной картине мира основанной на точном знании. Наука же расчленена на сегменты, лишена универсальности, раздроблена узкой специализацией и вообще оторвана от простого обывателя, жречество от науки монополизирует знания, делает их исключительно кастовой принадлежностью. Искусственно отупленной толпе хватает религии голивудских звезд, более думающим индивидуумам требуется более менее общая картина мира, не отягощенная математическими формулами и дающая хоть какой-нибудь душевный покой в этой неприлично огромной Вселенной.

По причине этой огромности и необъяснимости человек, ищущий душевного уюта, вынужден придумывать миры более уютные и по сказочному волшебные, несущие в себе больше потенциальных возможностей при более минимальных энергетических затратах.

Царствие же небесное требующее от индивидуума еще и недюжинных моральных устоев не привлекает уже обывателя. Итак, наука требует напряжения ума и не удовлетворяет духовные потребности, религия требует напряжения души и не удовлетворяет потребностям мозга. Остается то, что посередине - нелепый сплав науки и религии вылившийся в формы всяких псевдонаучных и псевдорелигиозных учений и сект вносящий в умы и души еще больший разброд и метания.

Ранним воскресным утром я решил навести во всем этом бедламе порядок. Шаманы-думал я-шаманы русской глубинки, затерянные в дебрях девственной тайги, тысячелетия оторванные от остальной цивилизации копили они свои знания о нашем умопомрачительном мире.

Вот, кто прольет свет универсального знания в наши темные умы и заблудшие души. Вот, кто примирит наши раздираемые противоречиями полушария отчаявшегося мозга.

Почему русские шаманы? Ну во-первых, Россия - это так романтично, во-вторых, с американских шаманов все сливки снял Кастанеда.

Я открываю карту России, нахожу самый глухой уголок тайги, удаленный ото всех населенных пунктов на тысячи километров. Беру навигатор, карточку Американ экспресс, диктофон и вылетаю из Нью-Йорка в Москву, а оттуда в Великую Русскую Глухомань!

Москва мне очень понравилась, там такие милые добродушные люди, всегда готовые прийти на помощь всякому нуждающемуся в помощи человеку. Именно там мне подсказали место, где можно найти самых настоящих наидревнейших шаманов. Из Москвы я вылетел в краевой центр, оттуда в областной, потом в районный, потом договорился с симпатичным парнем Семеном, владельцем шикарного уазика и он довез меня почти до самого места. Семен остановил машину на прогалине между двух сопок возле живописной речушки с романтичным названием Малая Блявка, ободряюще мне улыбнулся и сказал:

-Стив, дальше дороги нет, а и была бы не поехал бы, как бы тебе сказать...табу! Так что здесь мы с тобой расстанемся. Пойдешь дальше по берегу это речки, она впадает в Большую Блявку, пойдешь по берегу Большой Блявки и всего через каких-то двадцать- тридцать верст будешь в поселке. В поселке найдешь Кондрата, он тебе поможет. Удачи тебе, Стив!

Мы обнялись, я взвалил большой на алюминиевой раме рюкзак купленный в краевом центре и укомплектованный всем необходимым для выживания в условиях смешанного леса и лесостепи, а также еще на всякий случай в пустынных и арктических районах.

 Семен помахал мне на прощание рукой и спросил:

- Стив ты смотрел фильм "Путешествие к сердцу тьмы"?

-Смотрел. А почему ты спрашиваешь?

-Храни тебя Господь! - Семен перекрестил меня, прыгнул в уазик и дал, насколько это было возможно в здешних условиях, газа. Я остался один на один с первобытной загадочной тайгой. Много трудностей пришлось преодолеть мне на пути, но все они ничтожны в сравнении с теми трудами, что положило человечество на алтарь знания.

Раны нанесенные мне огромным рассерженным бурундуком я зашил привалившись к окровавленному дереву смоченной в спирте кривой иглой. И вот, отстреливаясь от гигантских комаров, я вышел к поселку уютно расположившемуся на берегу Большой Блявки.

Поселок был мал, несколько покосившихся деревянных срубов темными глазницами смотрели в стороны реки катящей свои свинцовые воды дальше на север в царство тьмы, полярных ночей и лютых морозов, куда древние шаманы отправлялись в свой последний путь на погребальной лодке, сшитой из шкур белоснежных оленей.

Над самой большой избой с резным мезонином развевался ветхий флаг, некогда бывший красным кумачом и хранивший на себе следы когда-то грозного серпа и не менее грозного молота. Туда к мифическому сельсовету я и направился, поправляя ставший неимоверно тяжелым рюкзак. Окна сельсовета были забиты крест на крест уже успевшей сгнить сосновой доской. Под стенами избы, на черной от времени скамье сидела укутанная в серый шерстяной платок старушка, беззубым ртом слюнявя самокрутку.

-Здравствуйте, бабушка, -я вежливо поздоровался, изобразив некое подобие поклона.

Бабка смотрела мимо меня на стылую северную реку.

- Вы не подскажите, где я могу найти Кондрата?-не терял я надежды добиться от старушки внимания к своей персоне.

Бабка дослюнявила самокрутку и полезла в карман серой же застиранной телогрейки. Я, разгадав ее намерение, щелкнул зипповской зажигалкой и поднес трепещущий бензиновый огонек к старушкиной самокрутке. Бабка сделала могучую затяжку, самокрутка вспыхнула голубым огоньком и обдала меня сизым удушливым дымом.

- Самосад, -сказала бабка и снова уставилась на речку.

-А... - начал было я.

- Иди прямо. Кондрат сам тебя найдет.

Бабка выпустила кольцо дыма и оно медленно поплыло вверх по улице.

 -Иди следом, малец.

Я послушно зашагал вверх по немощёной улице. Отойдя метров сто, я оглянулся. Лавочка была пуста. Я не курил уже пару лет, но тут вспомнил, что в рюкзаке у меня есть блок "Кемала" для презентов. Остановившись я достал блок, распечатал пачку и с удовольствием затянулся, дым ободрал мне горло и я закашлялся. Руки дрожали.

-Закурить не найдется?

Напротив меня стоял парень средних лет с несколько опухшим лицо, а в руках парень сжимал обрез и дуло обреза пристально смотрело мне в грудь.

Я протянул парню пачку.

-Кинь на пол и отойди, -улыбнулся парень. Во рту его не хватало несколько зубов. Я кинул пачку на землю и сделал шаг назад. Парень нагнулся не спуская с меня глаз, поднял пачку и закурил.

-С куревом у нас хреново!-пожаловался он-Иностранец?

-Да, а как вы догадались, я по-русски чисто говорю, корни русские.

-Работа у меня такая! -еще раз улыбнулся парень, -Участковый я здешний, Кондратом кличут.

-А я к вам!

Мы сидим в избе Кондрата за скобленным деревянным столом. В избе у Кондрата чисто, в углу старинная русская печь беленая известью. Кондрат поставил на стол граненые стаканы, миску с вареной картошкой, малосольные огурчики и копченый кабаний окорок.

-Ну, доставай, паря! Нешто с пустыми руками?

Я достал из рюкзака бутылку кристалловской "Столичной", купленной в краевом супермаркете. Кондрат отвернул ей голову и налил по полстакана.

-За знакомство, значится!

После третьей Кондрат отвалился на спинку стула, выцарапал из пачки сигарету и закурил.

-К нам по делу, али как?

Я рассказываю ему про шаманов. Кондрат щурится, курит и смотрит на меня. Наливает еще понемногу.

- Завтра поговорим. Деньги есть?

-Угу. -киваю я.

-Пошли! -говорит Кондрат, встает со стула, накидывает ватник и сует за пазуху обрез.

-Вещи тут оставь. Поживешь у меня с недельку-обрусеешь маненько. К Дашке пойдем, ща побухаем, у нее первач на сто верст наилучший...не любит Он иностранцев, паря!

 "Со всех вокзалов поезда уходят в дальние края. Прощай-прощай. Под белым небом января мы расстаемся на всегда. Прощай-прощай. Прощай и ничего не обещай и ничего не говори а что б понять мою печаль в пустое небо посмотри-и" надрывается проигрыватель.

-Ты помнишь плыли в вышине и вдруг погасли две звезды и стало вдруг понятно мне что это были я и ты. Най най,на на на на най-надрывается Дарья. Кондрат храпит за столом. Мы гуляем у Дарьи третий день .Кондрат оказался парнем добродушным и запойным. В его обрезе не было патронов и Дарья обращалась с ним со спокойствием многодетной мамочки, подливала ему первача и укладывала в сенях на расстеленный ватник. Утром давала Кондратию огуречного рассолу. Меня Дарья в первый же вечер, когда пьяный Кондрат захрапел в сенях, затащила на мягкую перину, прижала к пуховым грудям и уже третий день не отпускала.

-Ну надо ж за столько лет какой- никакой мужик!

Прознав про мои намеренья встретиться с шаманом,Дарья нахмурилась.

-Нехорошо ты придумал, Степа! (такое мне имя взамен прежнего придумала.)-  Ой, нехорошо! Остался бы с мной, мы бы тебе из города трактор пригнали, пахал бы, я б тебе ребятишек родила! Оставайся, Степа, не дури!

Я отмалчивался, да и Дарья была не дура, все понимала и выжимала из меня все возможное. Когда теперь придется!?

Шли дни, пролетали ночи, наши с Кондратом лица становились все круглее, глаза все меньше и в скором времени даже Максим Максимович Исаев не признал бы во мне американца Става.

       Кондрат давал мне вечерами уроки Великого И Могучего. Я перестал различать дни недели и научился занюхивать самогон сгибом указательного пальца. Наступило утро когда прищурившейся Кондрат сказал:

-Все, ты готов, паря!

Дарья смахнула скупую слезу и снабдила меня в дорогу пятью литрами синеватого самогона. Провожала она меня молча, видно не надеялась свидеться.

С Кондратом мы выпили напосошок, потом стремянную, опосля закурганную. Кондрат силился вспомнить еще какие-нибудь традиции своих предков, пришедших сюда вместе с Ермаком, но опустил буйну голову на стол и захрапел. Дарья молча чмокнула меня в заросшую бородой щеку и отвернулась. Я подхватил лямку рюкзака и зашагал дальше на север, туда в царство белых медведей и пьяных геологов, северных оленей и северного сияния, где даже ягель прячется от зимней стужи под вековечный снег.

 Однажды вечером в гостях у Дарьи, Кондрат нарисовал мне на старой облигации государственного займа, который родина так и не вернула, дорогу к Большому Шаману.

-Будь осторожен, Степа! Вот тут. И вот тут! И везде! Дорога эта хоть и недалекая, но крутить может долго. Как особливо закрутит, выпей горилки, это наипервейшее против морока дело. По сторонам меньше гляди, а увидишь чего - не ссы и шагай дальше. До метеостанции дойдешь, там дорогу дальше спросишь, дальше я не знаю, и никто, Степа, не знает, дальше вообще люди не ходили, только геологи, но они, Степа, могли себе такое позволить, им, Степа, кремлевские шаманы силы особые давали что бы в здешних местах ходить. На метеостанции не дрейфь, ежели чего...

Дальше Кондрат ничего добавить не смог.

И вот я шагаю по лесным дорогам. Дом мой - дождливое небо. Сосны - стены мои, мох -мое ложе, туман - мой сон и сны мои - туман. Белки - мысли мои. Ветер -мое дыхание. Медведи - братья мои, лисы - сестры мои, барсуки - племянники, ну и хорьки - прочие родственники. Я забыл который год, который месяц, я питаюсь ягодами и кореньями, за особо вкусных жучков я дерусь с реликтовыми гоменидами. В моих волосах сосновые иголки и тетеревинные перья. Обувь моя давно истлела.

Когда я выхожу к метеостанции, на которую раз в год привозят метеорологов, я, видимо, выгляжу странно, потому что люди прячутся и орут: "Уходи,уходи! Не трогай нас! Вот там твой дом!"

И машут в сторону севера. Я смотрю в ту сторону, куда машут двуногие и вижу, как там вдали редеет тайга и реки пробегая по белоснежной тундре, впадают в вечноледовитый океан космоса и там, на берегу звездной бездны, подпирая верхом полярную звезду, стоит мой чум, сшитый из кишок мрака и жил света. Посреди чума горит извечный огонь. Над очагом в котле до краев полном пустоты кипят ультрофиолетовые звезды, шипя реликтовым излучением и верный ворон памяти, помнящий историю всего мироздания от яйца, до последнего вздоха охраняет чум мой от чужаков.

-Спасибо, - шепчу я обосравшимся метеорологам и шагаю огромными шагами, переступая горы и реки, шагаю домой в чум Большого Шамана-мой чум.

Я очнулся от прикосновения нежных рук Дарьи которые вытирают липкий пот с моего горячего лба.

- Метеорологи тебя привезли на вертолете. Болел ты, Степа, бредил. Я тебя отварами поила. Ну как, нашел ты Шамана своего?

-А то! -улыбаюсь я