Мордвин

                Подарок для Александра Минкина
   - Кабы мне бражки чуток, рассказал бы я историю...
   - Держи. Да не торопись ты, я ж сам из тайги вылез и тунгуса не хуже твоего знаю.
   - Дааааа...Он смирный, смирный, а найдет на него блажной стих - ухойдакает за милую душу. Хотя, я о другом...
   ...Лет по шестнадцать нам тогда было. Сидели мы втроем у подъезда на лавочке, просто так сидели, ни нам никто, ни мы никому. Ранняя осень, поздний вечер, часов одиннадцать, фонари горят, прохожих практически нету. А в подъезде этом жил Карла, бывший одноклассник моей старшей сестры, то есть двадцать три ему. Был он жуткий пьяница, но запомнил я его по двум причинам : рисунки индейцев и монпансье. Лет мне семь было, как сестренка притаранила из школы подарок лично мне - на листке в клеточку шариковой ручкой нарисованы индейцы, с томагавками, винчестерами, вигвамами. Так клево нарисовано, я лет десять хранил этот листок, пока не затерял во всех этих переездах. А монпансье - это уже позже, лет через пять, стали мы с приятелями почему-то ошиваться около девятиэтажки, где жил Карла, терлись мы там что-то. И каждый раз, как Карла встречал нас, постоянно угощал нас, малолеток, семечками, сигаретами, но чаще всего именно монпансье. Хороший пацан был, ни с кем не закусывался вообще, по жизни.
   Короче, сидим на лавочке. И тут нарисовывается Саша Мордвин. Тоже постарше, лет двадцать ему, крепкий такой, подвижный, как на шарнирах. Боец еще тот. Как Карла был миролюбивым, так Саня обожал смахнуться. Причем по херу ему было, с кем, главное, чтоб весовые категории соответствовали, явно же слабее себя или малолеток не задирал он никогда, еще бы, это уж впадляк было бы, а к этому в конце Союза отношение было совсем иное, кто бы что сейчас ни бурчал, но понятия тогда крепче были и беспредел был чрезвычайной редкостью, с любой стороны, с народной или государственной. Кстати, когда ОМОН сформировали, для таких как Саня особым шиком было смахнуться один на один с омоновцем, по-честному, ни сослуживцы того, ни приятели Мордвина не встревали, стояли рядом. Во время было !
  Мы на лавочке терсимся, трещим о чем-то, а Саня явно психует, бегает около подъезда, Карлу ругает, тот то ли спит пьяный, то ли за вином срулил и все никак не вернется, в общем, несрастухи какие-то. И тут хоба - патруль. Сержант ментовский и два дендешника. Была в те годы байда эта, добровольная народная дружина, посмешище всенародное. Мужики с заводов надевали повязки и , типа, помогали советской милиции. Конечно, все их слали, далеко и надолго, а как не послать, ты прикинь, Славка-токарь, тот, что на прошлой неделе на пустыре пьяный заснул, а детки его ветками закидали, он очухался - бля, лес кругом ! - и давай орать с перепугу да спьяну, а мамки деток этих ухохатывались - и вот они-то все соседи, и детки, и мамки, и Славка, и мы с пацанами, да и сержант этот - Кулек, внук дядя Васи, фронтовика одноногого, из соседней девятиэтажки.
   - Чё смотришь ? - это Саня патрулю. Мы притихли, интересно, что будет, наебнет их Мордвин или они его рехтанут и в опорный пункт отволокут.
   Кулек усмехнулся и промолчал, а один из дружинников задиристо так Сане отвечает :
   - А чё нельзя ?
   - Нельзя.
   - Это почему ?
   - А потому. Щас вот вас в репьи побросаю, поймешь.
   Сержант заржал над опешившим дружинником :
   - Ну ты ухарь, Мордвин, не меняешься !
   И пошел дальше.
   Вот и вся история.